Когда Сеймур Рассел взялся за руководство TSD летом 1962 г., никто не сомневался, что он будет разочарован своим новым назначением. Для Рассела, честолюбивого и успешного оперативного офицера, назначение вне сферы региональных отделов разведки означало шаг назад в его стремительной карьере. После нескольких успешных лет в качестве оперативного офицера и резидента Рассел имел все основания ожидать, что его назначат руководителем оперативного подразделения, ответственного за работу, например, в Западной Европе или Азии, или даже заместителем директора ЦРУ по планированию.

«Сеймур Рассел жил операциями, – заметил офицер TSD, который стал одним из его первых заместителей. – Он не скрывал своего нежелания работать в TSD. Он метил на высокую должность в руководстве разведки». А TSD был только одним из вспомогательных подразделений, не входивших в шесть главных региональных направлений, таких как страны Дальнего Востока, Африки или Советский Союз.

Рассела представили руководящему составу TSD его заместитель, доктор Сидней Готлиб, и Ричард Кругер, возглавлявший Директорат исследований и развития. Химик по образованию, Готлиб руководил в ЦРУ одним из наиболее закрытых исследований в рамках программы MKULTRA. Готлиб пришел в Лэнгли окольным путем. В 1944 г. он поступил на государственную службу в Департамент сельского хозяйства, после этого работал в Управлении по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных препаратов, а затем получил место в Университете штата Мэриленд до перехода в 1951 г. в ЦРУ. После шестилетней работы в маленьком химическом отделе с дюжиной сотрудников внутри TSS в середине 1950-х гг., он был направлен в двухгодичную командировку в Германию, чтобы затем возвратиться в Вашингтон в 1959 г. и возглавить в TSS программу исследований и развития.

Кругер в молодости занимался тем, что устанавливал скрытые микрофоны и аппаратуру записи в офисе Даллеса и был в то время его техническим наставником. Затем он перешел в программу, связанную с радарами и самолетами-шпионами U-2. Теперь же, погруженный в программу «Глобальные технологии», он возвратился к основам шпионских методов.

Только за последнее десятилетие TSD расширился от 50 сотрудников в 1951 г. до подразделения в несколько сотен инженеров, мастеров, ученых, психологов, художников, резчиков печатей и технических специалистов. После 1962 г., когда в ЦРУ был создан отдельный Директорат исследований, TSD работал исключительно для обеспечения оперативной деятельности, а также для поддержки 20 % своих сотрудников, работавших на зарубежных базах ЦРУ. За исключением специальных направлений типа СССР и Китая, эти разбросанные по всему миру техники могли прибыть в любое место для технического обеспечения оперативных офицеров ЦРУ. Если в операции требовалось установить скрытую камеру, микрофон или организовать контроль телефона, техник мог это сделать. Если что-то не работало, техник мог это «что-то» починить. Кроме того, если оборудование не работало и после ремонта, техник мог заменить его на другую подходящую систему.

Среди молодых оперативных офицеров сотрудники TSD ценились за изобретательность и оперативно-технические навыки. Но были и серьезные проблемы. Многие офицеры, не имевшие тяги к технике, не могли освоить специальные устройства. Мероприятия проводились на основе личного опыта сотрудников, полученного в ходе Второй мировой войны. Когда специалистов TSD привлекали для консультаций или для работы со спецтехникой, их помощь часто рассматривалась как второстепенная по сравнению с ежедневными мероприятиями с агентурой или деятельностью оперативного офицера. «Как здорово иметь возможность, когда нужно, задействовать офицеров-техников, но даже если у нас не было спецсредств, мы проводили мероприятия», – рассказывал офицер-агентурист, работавший в начале 1960-х гг. Компоненты, необходимые для миниатюризации оперативной техники с малым энергопотреблением и высокой надежностью, еще только начинали разрабатывать. А научный прогресс 1960-х гг., как и указания Рассела и доктора Готлиба, требовали, чтобы спецтехника и оперативные мероприятия эффективно дополняли друг друга.

Рассел был также одним из небольшой группы старших офицеров своего поколения, которые уже понимали, что технический потенциал давал преимущества в мероприятиях разведки. «Когда вы приезжали в одну из резидентур Рассела за границей, то видели, как удачно технические методы сочетаются с оперативной работой. Он действительно вникал в сухие термины офицеров-техников, чтобы разобраться в сути их работы, – рассказывал ветеран TSD. – Многие руководители резидентур ЦРУ не хотели вникать в то, что может сделать офицер-техник, многие, не не Рассел».

Более четырех лет команда Рассела – Готлиба – Кругера работала с вдохновением. Такая необычная комбинация далекого от науки офицера-агентуриста, ученого с небольшим опытом оперативной работы и инженера, погруженного в программы «Глобальных технологий», преобразовала TSD. В конечном счете это новое подразделение будет играть важную роль практически во всех крупных мероприятиях ЦРУ конца ХХ века.

Рассел не тратил попусту время на создание себе авторитета в TSD. Он заставил своих подчиненных все время чувствовать себя на передовой, создав у них ощущение срочности любого задания – за это отвечал офицер-агентурист в период вербовки и последующего управления агентом. Со своей стороны технический прогресс начинал влиять на представления Рассела об оперативной деятельности.

Однако Рассел и TSD столкнулись с проблемой, не связанной с техникой, которая серьезно повлияла на деятельность ЦРУ. Несмотря на то, что техническая служба была «всеобщим» подразделением, его офицеры были редко посвящены в детали или цели оперативных мероприятий, которые они технически обеспечивали. Правила конспирации запрещали посвящать в основные детали мероприятия тех, кто не имел в них необходимости. Такое ограничение не имело серьезных последствий, если речь шла о секретном фотографировании документов или подготовке контейнера для тайника. Однако с появлением более сложных и гибких систем ситуация изменилась: чем больше знали офицеры-техники, тем эффективнее были действия TSD и тем совершеннее становилась спецтехника для оперативных мероприятий.

«Это было место, где конспирация и необходимость достижения цели противоречили друг другу, – рассказывал один офицер-агентурист. – Чтобы полностью выполнить задачу, офицер-техник должен знать все. Но в нашем мире техникам этого не позволяли. И потому конспирация была необходимым фактором жизни сотрудника разведки».

Вместе с этим было и другое отличие офицера-техника от оперативного сотрудника – культура. В Оперативном директорате офицер-агентурист был ключевым игроком. Культура ЦРУ брала начало от своего предшественника – УСС. И многие офицеры привнесли в ЦРУ культ элитарности и интеллектуальности, царивший в УСС. Директор ЦРУ Аллен Даллес был интеллектуалом – до прихода в ЦРУ он работал в известной нью-йоркской юридической фирме Sullivan&Cromwell. Ричард Хелмс, следующий директор ЦРУ, до поступления в Уильямс-колледж учился в закрытых школах за границей, в том числе в престижной швейцарской школе LeRosey. Глава УСС Уильям Донован хоть и был выходцем из небогатого семейства, но учился в Колумбийском университете. Директор ЦРУ Уильям Колби, сын военного офицера, закончил Принстон и Юридическую школу Колумбийского университета. Директор ЦРУ Билл Кейси окончил Университет Фордхэма, Католическую школу социальных работ и Бруклинскую юридическую школу.

Президент Линдон Джонсон, возможно, дал исторически верную характеристику типичного оперативного офицера ЦРУ. Он сказал, что ЦРУ состоит из молодых людей, семьи которых послали их в Принстон, но не позволили им заниматься семейным бизнесом.

В TSS и позднее – в TSD, наоборот, было совсем немного известных фамилий или выпускников университетов из членов «Лиги Плюща», за исключением Корнелиуса Рузвельта, внука президента Теодора Рузвельта, который был директором TSS/TSD с 1959 по 1962 г. Причина была весьма простой. После войны, в 1945 г. инженерный и технический состав УСС в большинстве своем возвратился после войны в свои фирмы или в университетские лаборатории. В 1951 г. Аллен Даллес распорядился сформировать техническое подразделение разведки, и ЦРУ для первого набора офицеров-техников обратилось к университетам, техническим колледжам и к институтам, где преобладали инженерные специальности.

Как правило, эти техники-новички демонстрировали интерес к технике с детства, это дало им большой инженерный и научный потенциал. Они были часто первыми или единственными детьми в семьях, многие из них были выходцами из сельских общин Среднего и Южного запада США. Движимые любовью к технике и жаждой приключений, они попали в ЦРУ.

Вскоре эти новые инженеры-умники получили прозвище у оперативных сотрудников – «офицеры-гуманитарии». Для инженеров это прозвище было, мягко говоря, нелестным.

В свою очередь, офицеры-агентуристы имели свои собственные традиции. Теоретически, отбор агентов происходит медленно и скрупулезно и включает оценку, развитие отношений, вербовку и обучение. Обычно агента «вел» один сотрудник-профессионал. Во время пребывания в Швейцарии в период Второй мировой войны Аллен Даллес встречался с агентами в своем хорошо обставленном кабинете. Встречи с Пеньковским проводились в дорогих гостиничных номерах и происходили «с глазу на глаз», и это было всеобщей практикой. Агентов информировали, опрашивали и давали задания в безопасных помещениях или в ресторанах во время неторопливых обедов.

В основе этих встреч лежали взаимное доверие и личных отношения, которые часто походили на дружбу. Несмотря на манипулирование, обман и вероятность гибели агента, он и его куратор работали как одна команда. Лучшие офицеры-агентуристы выступали как психологи, приятели, банкиры, доверенные лица и даже близкие друзья агента в зависимости от его потребностей.

Эта технология шпионажа хорошо работала до 1960-х гг., поскольку после войны большинство контрразведок мира имело ограниченные возможности. Высоко ценимые в ЦРУ шпионы, такие как Петр Попов и Олег Пеньковский, могли использовать обычные фотокамеры, закладывать фотопленки в тайники для своих кураторов, получать шифрованные сообщения на обычный коротковолновый радиоприемник и расшифровывать их одноразовыми шифрами подобно тому, как действовало французское или польское подполье в оккупированной немцами Европе.

Офицеры-агентуристы в основном были равнодушны к оперативной технике. «Мы не понимали, что давала техника, и относились к ней со скепсисом. Мы часто говорили, что успех операции зависит от профессионализма сотрудника, а не от техники», – вспоминал офицер-агентурист.

Оперативные сотрудники, плохо разбирающиеся в спецтехнике, не могли представить ее потенциал, в то время как офицеры-техники боялись, что технику будут неправильно использовать и опасались задействовать ее особые возможности. Пропасть между оперативными мероприятиями и специальной техникой стала причиной того, что TSD не получил место в новом здании ЦРУ в Лэнгли, где разместились все оперативные службы. Шесть миль отделяли центр города, где располагался TSD, от Лэнгли, и это расстояние сокращалось лишь во время встреч и бесед сотрудников за завтраком в кафетерии или во время обмена сплетнями в подразделениях.

Рассел и Готлиб с их оперативным опытом понимали это разделение и поставили себе задачу «навести мосты». «Все дело было в различии культур. Это очевидно. Когда Сид Готлиб вернулся из Германии в 1959 г., чтобы возглавить в TSD научную и проектную работы, его подход был таков: "Да, есть такое разделение, но его не должно быть в резидентурах. И TSD должен это соединить, поскольку Оперативный директорат делать этого не будет", – объяснял инженер TSD. – Готлиб был прав в своей оценке». В конечном счете Оперативный директорат управлял операциями, деньгами и людьми, в то время как TSD получал финансы и задачи, которые надо было успешно решать, и это должно было стать частью оперативной деятельности.

Одним из первых шагов Готлиба была попытка приблизить научные исследования и разработки к деятельности офицеров-техников, непосредственно участвующих в операциях. Менее очевидным в то время был смысл создания в 1962 г. Директората исследований. Однако благодаря новому подразделению этапы НИОКР для космических и спутниковых программ «Глобальных технологий» теперь проводились независимо от оперативной деятельности. И TSD оставался в Оперативном директорате с единственной целью – обеспечивать резидентуры, оперативников и агентов специальной техникой.

Готлиб и Рассел стремились к тому, чтобы TSD организовывала операции с новыми специальными устройствами и методами. Программа «Глобальные технологии», в рамках которой были созданы спутники-фоторазведчики, доказала возможность успеха в относительно предсказуемых условиях. Теперь TSD предстояло доказать, что сложная, менее масштабная техника могла быть очень эффективной в непредсказуемых условиях уличных операций.

Однако эта амбициозная стратегия вначале столкнулась с неприглядными реалиями. Большая часть оборудования TSD была крайне устаревшей, а кроме того, не хватало квалифицированных инженеров.

Еще в 1960 г. большинство электронных устройств, используемых в разведке, были слишком громоздкими, ненадежными, сложными и энергоемкими. Как сказал один научный специалист, это оборудование было просто «мусором».

В то время TSD мог обеспечить разведку превосходно подделанными документами, качественной тайнописью и хорошим камуфляжем. Но это не соответствовало потребностям разведки при проведении секретных операций против Советского Союза.

«Руководителям TSD нужно было решить две проблемы, – рассказывал сотрудник TSD того времени. – Во-первых, это плохая техника. Например, тайнопись – мы пользовались методами, которые применял еще Юлий Цезарь. Мы применяли системы, которые были разработаны в Первую мировую войну. Мы не задействовали достижения послевоенной химии, а наш противник, СССР, конечно, имел возможность обнаружить наши существующие технологии тайнописи. Итак, нам нужна была более совершенная и современная техника. Также мы должны были убедить действующих офицеров-агентуристов, что наши разработки могут принести им пользу. Но на тот момент техника отсутствовала, так что мы должны были развивать новые возможности и создавать новое оборудование по всем направлениям».

Так, в распоряжении Готлиба, например, были несколько дипломированных химиков, занимающихся разработкой тайнописи, которые получали образование еще до Второй мировой войны. Другие химики TSD и техники, обеспечивающие мероприятия с тайнописью, ранее были военными санитарами и не имели профессионального образования.

Для решения этой проблемы и специально для НИОКР Готлиб и Рассел начали набор не техников, а выпускников высших учебных заведений, ученых и инженеров. Они стремились сотрудничать с университетами, исследовательскими центрами и быстро внедрять жизнеспособные специальные системы.

Рассел перестал привлекать кадровое подразделение ЦРУ, традиционный источник новобранцев для TSD, и начал посылать старших офицеров разведки в университеты для бесед с инженерами и привлечения молодых дипломированных специалистов. Была начата программа, в рамках которой второкурсники колледжей и молодежь в летнее время принималась на работу в лабораторию TSD. Программа давала возможность познакомиться с новейшими исследованиями университетов и позволила TSD оценить потенциального сотрудника перед подписанием долгосрочного контракта. За счет этого маневра подразделению удавалось привлекать инженеров с двухлетним контрактом. Эти служащие, не считавшиеся постоянными сотрудниками ЦРУ, находились вне кадровых лимитов. Такие контракты могли возобновляться каждые два года, если позволял бюджет, но для этого TSD всегда находил деньги.

«Я был принят в подразделение в рамках программы сразу после окончания школы. Я помню, как сидел на первом занятии по тайнописи. Некоторые из недавно принятых на работу химиков усмехались, слушая о технологиях тайнописи 1930-х гг., которую нам преподавал инструктор, – рассказывал офицер-химик. – Мы задали инструктору вопрос с подвохом: "А этот д-орбитальный…?" Инструктор, конечно, не знал этого термина, связанного с внутриатомными свойствами некоторых веществ, типа кристаллов и металлов. Я рассказал только об одном эпизоде тех лет, но это хорошо показывает уровень, на котором находилась специальная химия».

Новые сотрудники оказали большое влияние на спецтехнику TSD. Молодые химики улучшили процессы тайнописи, которые до этого оставались неизменными в течение многих десятилетий. Специалисты по тайнописи называли себя «соковыжималки» в подтверждение одного из старейших тайнописных компонентов – лимонного сока.

«Агентурные сообщения времен Второй мировой войны писались деревянной палочкой специальными чернилами на водной основе, – объяснял специалист по тайнописи. – Агент растворял в воде специальные химические чернила, размешивал состав, затем обматывал конец деревянной палочки маленьким кусочком ваты и опускал его в приготовленные чернила. Он должен был предварительно подержать бумагу над водяным паром (пропарить бумагу), затем написать секретное сообщение, пропарить бумагу вторично и положить затем ее под пресс. Наконец, он должен был написать открытое (легальное) письмо поверх секретного сообщения».

Это многошаговый и трудоемкий процесс был неэффективным и очень затратным по времени. Кроме того, он требовал конспиративных квартир в странах с «железным занавесом». «Я начал работать, и через некоторое время мы поняли, что русские и британцы делали все это немного по-другому и более надежно. Когда руководство наконец-то реализовало мое предложение, мы увидели, как отставали в сфере тайнописи, – рассказывал офицер-химик. – Почему мы используем жидкие компоненты? Почему мы не можем сделать их сухими?»

Оперативные офицеры ЦРУ узнали об изменениях не сразу, и на то были свои причины. TSD не перевели в новое здание ЦРУ в Лэнгли в 1961 г., где расположились другие оперативные подразделения. В 1965 г. TSD разместил несколько своих подразделений в трех зданиях, Центральном, Восточном и Южном, в старом комплексе ЦРУ в Вашингтоне, недалеко от Госдепартамента. Руководитель TSD и его заместитель заняли офисы, прежде использовавшиеся Алленом Даллесом и другими директорами ЦРУ. Это улучшило взаимодействие офицеров-техников, правда, теперь техникам нужно было ехать 10 км в Лэнгли, чтобы встретиться с офицерами-агентуристами.

В конце 1960-х гг. усилия Готлиба по привлечению инженеров и ученых, а также финансирование из Оперативного директората и новейшая техника преобразовали TSD. Был достигнут прогресс в технике подслушивания и тайнописи в мероприятиях в Африке, Латинской Америке, Ближнем Востоке и большой части Азии. Исключениями были Китай, Советский Союз, страны советского блока и Куба – страны, где прямой доступ к целям ЦРУ был практически невозможен. Однако именно эти страны были приоритетными для американской разведки. Поэтому важнейшей задачей было создание техники, которая работала бы в сложных контрразведывательных условиях.

С Советским Союзом был связан особый набор оперативных задач. КГБ под руководством Юрия Андропова создал одну из самых мощных контрразведок. КГБ относился с глубоким подозрением к своим гражданам, иностранцам и новой технике.

Для КГБ даже простая техника в руках народа была потенциальной угрозой государственной безопасности. Фактически каждая пишущая машинка, проданная в Советском Союзе, например, опробовалась на листе бумаги для определения шрифта, затем регистрировалась для того, чтобы в случае чего проследить происхождение подозрительного документа. Доступ к копированию текстов был далеко не у всех и осуществлялся в правительственных учреждениях, требовал подписанных руководством разрешений, а количество копий обязательно регистрировалось. Даже потребительские товары, доступные на Западе, типа дешевых фотокамер Kodak и транзисторных радиоприемников на батарейках, невозможно было купить в СССР. И если такие изделия появлялись у советских граждан, это сразу привлекало внимание КГБ.

Таким образом, TSD должен был бы создать ряд специальных фотокамер, технику связи, камуфляж и устройства противодействия слежке для агентов, которые могли бы работать в этой среде, пронизанной глубокой подозрительностью к любой западной технике.