Глава 12
17 июля 1941 года, окрестности Ленинграда
Сдав раненого медикам (в себя сержант так и не пришел), Батоныч с товарищами вернулся к эшелону. Возле путей стояла смешная пожарная машина на базе все той же неизменной полуторки, расчет сосредоточенно поливал из шлангов практически сгоревшие платформы с обломками грузовиков. Их вагон почти не пострадал, выгорело лишь одно купе, крайнее, где никто не жил. Сейчас его уже потушили, из окон лениво тянулся белесый не то дым, не то пар. А вот стекол не осталось вовсе – вышибло ударной волной.
Но самое главное, что не подтвердились мрачные опасения Бата относительно стоящего на соседней ветке состава, везущего ГСМ: огонь удалось локализовать и потушить при помощи пожарного поезда. Угу, к удивлению Владимира Петровича, в этом времени имелись и такие. И более того, поезд подогнали еще во время бомбежки, предотвратив распространение огня. Вот так, ага. Под бомбами ребята подошли к развороченной прямым попаданием цистерне и мощным брандспойтом сбили огонь, не позволив ему перекинуться на соседние емкости. Герои? Еще какие, ничуть не хуже тех, кто сейчас на фронте! Вот только напишут ли о них хотя бы в местной газете?
«Напишут. И не только в местной напишут», – внезапно твердо решил полковник, который после недолгого пребывания под авиаударом был откровенно зол. Снова, как после недавнего нападения диверсионной группы, захотелось кого-нибудь расстрелять. Благо ТЕПЕРЬ он имел на это полное право. Вот только кого?
Отогнав дурные мысли, он отправил Гаврилова выяснить у железнодорожников, когда будет возможность продолжить движение. А пришедшему в себя Патрушеву приказал разобраться со связью и доложить в столицу о непредвиденной задержке. Лейтенант вернулся куда раньше, чем ожидалось. Выглядел он порядком… ну, вздрюченным, что ли.
– Товарищ полковник, вас срочно к аппарату. Москва на проводе!
Батоныч многозначительно хмыкнул, торопливым шагом направляясь следом за особистом: никаких сомнений относительно того, кто именно может его срочно требовать, он не испытывал. Вот делать Виссарионовичу больше нечего, честное слово! Неужели больше заняться нечем? Хотя, возможно, это и Лаврентий Павлович…
– Здравствуйтэ, таварищ Бат! – зарокотал в трубке знакомый голос. Батоныч на всякий случай скосил глаза: нет, тут все в порядке, в крохотной комнатушке местного радиоузла он один. Патрушев, убедившись, что охраняемый объект взял трубку, убрался наружу, плотно прикрыв за собой дверь, а местных и вовсе выгнали на улицу. В помещении пахло пылью и гарью, одна из бомб развалила угол вокзального здания, лишь по случайности не вызвав пожара и не разорвав связь. – Зачэм ви снова рискуете? Мнэ далажили, что ви едва нэ пагибли?
– Здравия желаю, товарищ Сталин! – мысленно улыбнувшись, ответил Владимир Петрович. – Ну, скажем так: неизбежная случайность. Так что я тут ни при чем.
– Ну, ви жэ не на море, таварищ Бат, – усмехнулся Вождь. – А я савсэм не господин Ллойд. Харашо, оставим шутки. О том, что произошло, я ужэ знаю. Ви лично не пострадали?
– Никак нет, все в порядке, товарищ Сталин.
– А таварищ лэйтенант Кариков?
– Да что ему сделается. Целехонек.
– Харашо. Вам нужна помощь?
– Никак нет. Разберусь сам.
– Разбирайтэсь. Доложите, когда прибудете в Лэнинград. До связи, таварищ Бат.
– До связи, товарищ Сталин.
Батоныч аккуратно положил тяжелую трубку на рычаг. Все, отчитался, так скажем. Теперь можно дальше ехать. Вот только на чем и когда?..
Оказалось, «ни разу не проблема», как принято было говорить во времена Бата. Патрушев договорился, чтобы их подвезли на автомашинах, выделенных для эвакуации тяжелораненых в Ленинградский госпиталь. Поначалу Владимир Петрович воспринял идею в штыки: мол, раненым транспорт важнее! Вот еще, чужое место занимать!
Но сопровождавший колонну военврач второго ранга только рукой махнул:
– Не переживайте, товарищ полковник, вон в ту полуторку грузитесь, там раненых нет, машина полупустой пойдет. Мы ж еще и за матчастью едем, перевязочные и медикаменты со склада округа получать, так что место имеется. Да и что тут ехать, полста верст всего. Грузитесь, через десять минут отправляемся.
Спустя два с половиной часа изнурительной (с точки зрения Батоныча) езды по дурным дорогам, хоть большая часть из них и гордо именовалась «шоссированными», они добрались до пригорода «колыбели революции». Еще через час «команда Бата» оказалась на Ижорском заводе. Том самом, что некогда носил гордое имя «Адмиралтейских Ижорских заводов», с XVIII века занимавшихся важнейшими государственными производствами. Начиная от лесопилки и кирпичного завода и заканчивая собственной разработкой судов, впервые производимого в России и позже в СССР заводского оборудования, бронетехники и боеприпасов. Да и про Ижорский батальон, сформированный из добровольцев-заводчан и героически сражавшийся на подступах к Ленинграду, Батоныч тоже помнил. Не то из курса истории, не то по одноименному кинофильму, еще черно-белому. На заводе их, как выяснилось, ожидали: похоже, товарищ Сталин решил несколько изменить первоначальный план, согласно которому его личный представитель должен был посещать избранное производство неожиданно, без предварительного предупреждения. Бат, впрочем, не спорил, поскольку изрядно вымотался. Еще и башка раскалывалась – контузия не контузия, но по мозгам ударной волной прилетело нехило. Просто говорить об этом он никому не собирался, а внезапно пошедшую носом кровь видел только Очкарик. Которому полковник незаметно показал увесистый кулак: мол, не твоего ума дело. Остальные ничего не заметили – Владимир Петрович старательно делал вид, что просто прикрывает платком лицо от поднятой идущим во главе колонны санитарным автобусом пыли…
* * *
Разговор со строителями бронеавтомобилей прошел достаточно сложно. Сначала они обрадовались было, когда узнали, что производство БА сворачиваться не будет: соответствующий приказ из ГАБТУ пришел буквально несколько дней назад. Однако, узнав, что от них требуется, сразу начали спорить. Вернее, постарались тупо завалить полковника кучей вопросов. Мол, какие еще чертежи, откуда они вообще взялись? Какое КБ их разработало? С чего вы взяли, что ЭТО вообще можно совместить с имеющимися шасси «ГАЗ-ААА» или «ЗиС-6»? Что это вообще за ходовая такая, подобных ни у нас, ни где-либо в мире не производят? Почему корпус такой широкий, без рациональных углов наклона по бортам? Немцы, вон, на своих броневиках и боковые, и даже кормовые бронелисты с двойным уклоном ставят. Ну и еще с добрый десяток подобных вопросов. Касающихся то снова шасси с бронекорпусом, то двигателя, то абсолютно недостаточного, с точки зрения местных конструкторов, вооружения.
Поначалу Владимир Петрович честно пытался просто разъяснять. В силу своих скромных технических познаний, разумеется. Мол, в том-то и суть, что вам не нужно создавать «с нуля» новый бронетранспортер, а необходимо в самые кратчайшие сроки подогнать ГОТОВЫЙ бронекорпус под СУЩЕСТВУЮЩЕЕ шасси! Где нужно урезав, где следует – нарастив. А самое главное – максимально упростив всю конструкцию, чтобы БТР мог в больших количествах производить любой оборонный завод. И не на заклепках, а исключительно сварным методом! Ну а вооружение вас и вовсе не должно волновать: мне нужен именно транспортер пехоты, а не боевая машина первой линии атаки. Тем более те же немцы свои полугусеничники, о которых вы только что упоминали, тоже всего лишь одним-двумя пулеметами вооружают. А что броня слабовата и с рациональными углами наклона тоже не особо – так это и не важно. От мелких осколков и винтовочно-пулеметных пуль на излете защитит? Наверняка защитит. А большего, собственно, и не требуется.
Не поняли, снова стали спорить и доказывать преимущество нынешних серийных бронеавтомобилей над «этим, простите товарищ полковник, не пойми что». С их точки зрения, достаточно аргументировано. Мол, у серии БА и корпус до мелочей продуман, и броневая защита достаточная, и пушечно-пулеметное вооружение сродни танковому, могут на равных сражаться с гусеничными бронемашинами противника, и проходимость хорошая, и вообще в армии они востребованы. Да и вообще, к чему пехоте собственный броневик? Бойцов можно и на грузовиках перевозить или вовсе пешком.
И вот тогда Батоныч уже не выдержал…
– В армии, значит, востребованы?! С гитлеровскими танками могут сражаться?! А пехоте пешком ходить?! Ну, ладно, сами напросились… – злобно сказал полковник. Владимир Петрович достал из нагрудного кармана и сунул под нос руководителю КБ бумагу за подписью Самого, а когда инженер ПРОНИКСЯ, добавил более спокойным тоном: – Секретные чертежи новой боевой машины РККА переданы вам согласно приказу! А все остальное уже не мое дело. Или через две недели я увижу ходовой экземпляр первого советского бронетранспортера пехоты «БТР-41» – или кое-кто не увидит свободы, а то и жизни. Поскольку саботаж в военное время лично я расцениваю как самую настоящую измену Родине, и наказание будет соответствующее!!!
– Товарищ полковник… – вскинулся было главный инженер. – Но ведь…
– Молчать! Время споров закончено!!! Я ведь могу и по-другому сделать: сформировать из вас несколько экипажей для «БА-10» и отправить на передовую. Исключительно на тот участок фронта, где ожидается вражеский танковый прорыв. И только попробуйте не остановить, коль уж с танками на равных способны сражаться! Расстреляю без суда и следствия как трусов и паникеров! Если, конечно, хоть кто-то в этих коробках с «достаточной броневой защитой» после немецких снарядов уцелеет…
Присутствующие в кабинете инженеры бледнели, краснели, потели…
– Товарищ младший лейтенант, – внезапно обратился Владимир Петрович к Гаврилову, внимательно слушавшему разговор. – Вот вы с товарищем старшиной, насколько помню, свой первый бой с немецко-фашистскими захватчиками приняли еще на нашей западной границе утром двадцать второго июня? И на вашем личном счету достаточно много уничтоженных танков противника, верно?
– Так точно, товарищ полковник! – Степан собрался, было, подняться со стула, но был остановлен жестом полковника.
– А воевали вы тогда на легком танке «БТ-7», вооруженном орудием, аналогичным тому, что устанавливают на свои бронеавтомобили товарищи конструкторы.
Гаврилов осторожно кивнул, еще не понимая, чего от него хочет Бат. Баранов же едва заметно ухмыльнулся в усы – мехвод уже начал примерно догадываться, к чему клонит полковник.
– И как вы оцениваете возможности этой пушки против брони немецких танков?
– Ну… в целом нормально. Если в борт, то практически любой их танк бьет. Если в лобовую проекцию, то легкие – все, а вот со средними уже сложнее. Много от чего зависит, но с полукилометра, думаю, тоже любой. Но лучше, конечно, сначала гусеницу ему порвать, а после уж добить.
– Понятно. Получается, товарищи конструкторы правы, а я ошибаюсь? И их бронеавтомобиль действительно может воевать с любыми немецкими танками? – Бат даже не обратил внимания, что подсознательно избрал стиль ведения разговора, «подсмотренный» им у Сталина.
– Ну, как может? – захлопал глазами Гаврилов. – Из засады-то, конечно, какая разница, из чего именно стрелять? Что легкий танк, что «БАшка», что обычная «сорокапятка» – выстрелы-то одинаковые. Для бронебойного-то никакой разницы, откуда именно его выстрелят, не имеется.
– Значит, вы бы согласились пересесть, к примеру, на «БА-10» и вести бой с немецкими танками? Я вас правильно понял?
– Вот еще! – эмоционально ответил танкист, на лице которого отразилась целая гамма чувств.
Тут же, впрочем, торопливо поправившись:
– То есть, простите, никак нет!
– Но почему? – Батоныч сделал вид, что искренне удивился. – Только что сами ведь сказали, что пушка одинаковая?
– Не, ну как… – заметно стушевался мамлей, но затем, быстро переглянувшись с Барановым, продолжил уже более уверенно: – Танк – он всегда танком остается, даже ежели легкий. А броневик – он броневик и есть. Ни кожи, ни рожи. Броня – осколок мины пробивает. А минометы у немцев в каждой роте. Проходимости опять же – никакой. Посуху еще туда-сюда, а как чуть дождь или там через болотце проскочить – так и садится по самые оси. Да и посуху тоже… если авиация на марше налетит – так на танке хоть через кювет махнуть можно или, там кусты да нетолстые деревья на обочине протаранить, броневик – считай гроб. Хрен он куда с дороги денется… И потом танком можно, скажем, грузовик подбитый буксировать, да и танк тоже. А броневик даже посуху еле-еле свой вес таскает… Так что танк с броневиком и сравнить нельзя. Танк – это танк! А броневик… он же не под это дело заточен… ну, в смысле разрабатывался. С танками должны танки воевать. Или противотанковые пушки.
– А подо что он, как вы выразились, «заточен»?
– Ну, разведку там проводить, донесения доставлять, колонны сопровождать… мало ли. Я ж говорю – броневику хоть какая дорога нужна. На бездорожье всяко завязнет, особенно в распутицу или после сильных дождей, никакой «оверолл» не спасет. Особенно ежели по болотине ехать.
– Добро. Спасибо, товарищ младший лейтенант (Гаврилов облегченно вздохнул, мехвод же снова усмехнулся), я вас прекрасно понял. Надеюсь, что и товарищи конструкторы тоже меня ПОНЯЛИ?
Инженеров ощутимо ПРОНЯЛО. Не ожидали такого от интеллигентного с виду военного.
– Ровно через четырнадцать суток бронетранспортер будет готов! – вскочил с места главный инженер. И немного нервно добавил: – В черновом, конечно, варианте, собранном на живую нитку. Но ехать точно сам сможет. А еще через недельку, когда после первичной обкатки выявленные недоделки устраним, можно будет и на госиспытания посылать. Ну, если, конечно, никакого форс-мажора не случится…
Владимир Петрович не стал спорить, поскольку никогда не загонял подчиненных в угол, оставляя им возможность минимального маневра. К тому же конструкторы – все ж таки не механики из рембата, которых можно нагибать до последней возможности. Эти ребята – натуры творческие, хоть и технари до мозга костей, так что попугать (а то и примерно наказать) можно и даже нужно, а вот совсем гнобить – уже нет. Ему нормальный бэтээр нужен, дешевый, простой и надежный, а не слепленная на одном страхе вундервафля. Понятно, что сразу у них полноценный аналог «сто пятьдесят второго» не получится. Да он и вообще не появится до появления полноприводного шасси типа «ЗиС-151» или «Зил-157». Это – так, вынужденная полумера, вызванная крайней необходимостью… Хотя для уровня сорок первого может получиться очень даже неплохая машинка. Но зато и обкатку железяка получит в боевых условиях, которые, как известно, все недостатки и достоинства лучше любой комиссии выявляют. А уж дальше – пусть думают, анализируют результаты, исправляют недочеты, модернизируют – ну, и все такое-прочее. Кстати, нужно будет представителя КБ с собой в бригаду взять, пусть в боевых условиях на свое детище поглядит, с бойцами, что на них ездить станут, вживую пообщается. Так оно и проще, и эффективней будет.
– Товарищ полковник, разрешите вопрос? – поравнявшись с Батом, спросил Гаврилов, когда они вышли из здания заводоуправления.
– Разрешаю, – рассеянно кивнул Владимир Петрович, продолжая прокручивать в уме подробности недавнего разговора. Вот же упрямцы какие попались! Ретроградство – опасная вещь, а когда дело касается разработки и внедрения новых образцов военной техники – вдвойне. Особенно когда на дворе война. Самое печальное, даже сейчас, в середине июля, многие из тех, кто допущен к тем или иным секретам, все еще искренне не понимают, насколько опасная сложилась ситуация! Вот и полагают, что допотопными жестяными броневичками и новыми легкими танками можно остановить Вермахт. Причем вполне искренне, к сожалению, полагают. На фронт их, что ли, на недельку-другую свозить? Где показать нашу битую и горелую технику? Например, те самые броневики, что, по их мнению, так в армии востребованы. А заодно и немецкие танки продемонстрировать, чтобы видели, с кем мы воюем. Кстати, не столь и бредовая идея, если подумать. Вполне может выйти толк. Или достаточно полигона в Кубинке, чтобы зря не рисковать? А подбитую технику можно и на фотографиях показать.
– Товарищ полковник, давно узнать хотел. Только если это не мое дело или у меня допуска к такой информации нет, вы так сразу и скажите. Я больше ни гу-гу.
– Да спрашивай уже, Степа, чего тянешь кота за хвост с прочими причиндалами?
– Я чертежи этого нового нашего бронетранспортера поглядел, это ничего? Можно?
Бат хмыкнул:
– Тьфу ты, я уж думал, что-то серьезное. Можно. И даже нужно, одно дело делаем. Сам я везде никак поспеть не смогу, так что, если возникнет такая необходимость, вы с Барановым меня в поездках и подмените. А чертежи? Мог бы и заранее попросить, коль интересуешься, я б с удовольствием показал. Вы с Матвеичем люди проверенные, никакого повода вам не доверять я не имею. Да и подписку давали.
– Три! – на всякий случай уточнил танкист.
– Чего три? – не понял полковник.
– Ну, подписки в смысле. Одну, когда вы с товарищем комиссаром секретный танк везли… и того, под бомбежку попали. Затем на полигоне, когда новый танк разгружали. Ну и перед самой этой поездкой тоже.
– Перестраховщики, блин, – беззлобно фыркнул Батоныч. – Можно подумать, бумажка с подписью может что-то изменить, если человек предать решил. Что, разве не так?
Гаврилов неопределенно пожал плечами, не зная, что ответить.
– Ладно, так что там с бэтээром не так? О чем конкретно спросить-то хотел?
– Так это… колеса у него такие здоровенные, и движок мощный, аж сто десять лошадок. Неужели такое шасси уже где-нибудь выпускают?
– Ах, вон ты о чем… – Батоныч на миг задумался, припомнив разговор со Сталиным. Как там Вождь говорил? «В особом случае можите им рассказать правду. Аккуратно, разумэется, бэз нэнужных падробностей». Ну, до особого случая пока, как до Луны раком. Сейчас ребята определенно ни о чем ТАКОМ не догадываются, так что можно смело импровизировать, не подставляя товарищей под очередную – четвертую, блин! – подписку о неразглашении. Разумеется, рассказывать о том, откуда на самом деле взялись эти чертежи, не стоит.
– Нет, Степа, тут наши не шибко дальновидные конструкторы абсолютно правы: пока ничего подобного не выпускается, все исключительно в чертежах. Так сказать, задел на будущее. Планировалось начать выпуск подобных бронемашин только через, гм, несколько лет. Но началась война. И сейчас ситуация такова, что транспорт для нашей пехоты понадобился срочно и в больших количествах. Ты ж фронтовик, воевал, все своими глазами видел. Значит, прекрасно понимаешь, о чем я. У фрицев бронетранспортеры имеются, пусть и не столь много, а мы чем хуже? Вот и приняли решение не дожидаться создания новой ходовой повышенной проходимости, а максимально упростить конструкцию, подогнав бронекорпус к освобождающимся от устаревших «БА» шасси. А вот использовать полугусеничную схему, как немцы или американцы, мы не стали. Хоть база и имеется, тот же «ГАЗ-60», к примеру. С одной стороны, вроде бы это и повышает проходимость, а с другой – сложные они, да и обслуживать труднее, особенно в условиях нашего бездорожья. Подтаявшим снегом и грязью ходовая забьется, к утру все это намертво замерзнет – и приехали, с места не стронешь. Фрицы с этим скоро еще столкнутся, точно говорю. Понятно объяснил?
– Так точно! – просиял Степан, вызвал на лице полковника хитрую улыбку.
– Во-первых, хватит «такточнать», товарищ лейтенант, надоело уже. Отвечай просто «да» или «нет», тем более уставом, насколько помню, это не запрещается. А во-вторых, скажи-ка, друг Степа, сам-то как думал? Я про чертежи секретные и вообще? Ни за что не поверю, что вы с Матвеичем ни разу меж собой не обсуждали. Верно говорю, старшина?
– А тож… – смущенно прогудел тот себе под нос. – Было дело, тарщ полковник, скрывать не стану.
Гаврилов метнул в сторону товарища быстрый взгляд, но промолчал, лишь щеки предательски заалели.
– И к чему пришли, товарищи танкисты? – внезапно развеселился Бат, решив заодно осторожненько прощупать обоих. – Бэтээр-то ладно, не столь и сложная конструкция, но вы ж ведь и сверхсекретный танк видели, и даже воевали на нем. Какие мысли?
Танкисты помолчали, затем Баранов кашлянул и осторожно ответил:
– Так это, тарщ полковник. Надумали мы, значится, что где-то имеется секретное конструкторское бюро, которое разработкой подобной техники занимается. Ну, как вы сами сказали, задел на будущее, так сказать. Насчет «тэ-семьдесят два» ничего сказать не могу, уж больно конструкция удивительная, куда там германцам. Особенно этот автомат, что пушку снарядами да картонными гильзами заряжает. А вот другой танк, «Т-44» который, тот совсем иное дело. Хоть нас со Степой почти сразу от него и того… отогнали, но кой-чего я рассмотреть успел.
– Ну-ка, ну-ка, любопытно. И как наблюдения?
– Дык, кажется мне, что взяли «Т-34» да вдумчиво его переделали. Дизелек поперек поставили, за счет этого высоту корпуса сильно занизили – немцу попасть сложнее будет. Опять же, люк мехводовский спереди убрали, тоже дело. Он хоть и толстый, люк в смысле, но все равно, цельный лобовой лист – это цельный лобовой лист. При таком наклоне брони ни за что не пробьешь. Гусянку новую поставили, с цевочным зацеплением. Ну и башня совсем новая, до такой башни даже «КВ» далеко. Просторная, удобная, у командира свой люк с перископами имеется. Трехместная, как мне думается, значит, командир только командовать станет, а не пушку наводить. Про пушку, кстати, вообще молчу, сто миллиметров на средний танк установить – это ж додуматься нужно! И как только исхитрились, это ж почти гаубичный калибр! Вот только башнеру, наверное, сложно, такие дуры при перезарядке ворочать приходится. Хотя я внутрь не залазил – товарищи особисты не пустили. Так что, может, там и раздельное заряжание.
– Нет там никакого раздельного заряжания, Коля. Обычные унитары. Ну и как тебе машина в целом? Одобряешь?
– Очень даже, – серьезно кивнул танкист. И с тоской добавил: – Вот только нам бы сейчас хоть самых обычных «тридцатьчетверок» побольше, пусть даже с «Л-11». И «КВ» до кучи. А эта машинка и подождать может.
– Будут «тридцатьчетверки», будут. Скоро мы с вами как раз на заводы, где их строят, с инспекцией и поедем. А там и до «сорок четвертого» дело дойдет – пока для этого зверя, сам видишь, даже подходящих целей не имеется. А вот как начнут фрицы свои тяжелые танки строить – так и будет им сюрпризец. Его стомиллиметровка любой их панцер даже с полутора километров насквозь продырявит, даже тот, что еще не создан.
– А артсамоход? – подал голос Гаврилов. – Очень интересная конструкция. Да еще и с такой мощной пушкой. Никакой фриц не спасется, хоть с километра – все одно спалят!
– А вот самоходка, Степа, это уже вовсе никакой не задел на будущее, а самая что ни на есть жизненная необходимость. Как, например, и этот бронетранспортер. Нужна фронту эта САУ как воздух. Есть такое выражение, «срок давности – вчера». Так вот это как раз про нее. Надеюсь, товарищ Астров нас не подведет, вовремя «саушку» построит. Вас со мной тогда не было, но вкратце суть разговора перескажу: Николай Александрович запускает в серию новый легкий танк, «Т-60» называется. И собирался на его базе еще один строить, тоже легкий, но уже с пушкой в сорок пять миллиметров и броней почти как на «тридцатьчетверке». А я его отговорил и приказал на той же ходовой самоходку создать.
– Так это, может, зря? – осторожно осведомился мамлей. – Ну, «сорокапяточка» на легком танке – это знакомо. Зато ежели такая броня…
– А зачем он нам нужен, Степа? Как ты легкий танк ни бронируй, он все равно легким останется. С экипажем в три человека. Как в той старой песне. И, значит, командир снова и командовать, и пушку наводить будет. Зато вместо двух-трех таких мы один новенький «Т-34» построим. А движки – Астров, кстати, собирался две штуки на каждую машину ставить – на постройку грузовиков пойдут. Ну или вон тех же самых бронетранспортеров. Напомни вечером, я тебе примерную схему этого танка покажу, подробные чертежи-то я на ГАЗе оставил. Думаю, сам поймешь, что к чему.
Помолчав – танкисты переваривали услышанное, Владимир Петрович отдыхал от достаточно долгой по его меркам речи, – Батоныч закончил:
– А вообще вы большие молодцы, товарищи танкисты. В целом все верно, гм, предположили. А советский командир просто обязан уметь делать выводы на основании той информации, которую удалось получить. Да, все эти чертежи и на самом деле разработаны… в одном очень сильно засекреченном конструкторском бюро. Кое-что сделано, так сказать, в металле – но, к сожалению, только в единичных экземплярах. Например, тот танк, на котором вы вместе со мной воевали, в ближайшее время вряд ли удастся поставить на поток. Потому открою небольшой секрет: на самом верху принято решение пока заниматься исключительно более простыми проектами. И наша задача – от имени товарища Сталина и Государственного комитета обороны проконтролировать их выполнение.
– А на фронт? – не выдержал младший лейтенант, задав давно мучивший его вопрос. Вышло излишне эмоционально, и танкист немедленно смутился.
– А потом и на фронт, – спокойно взглянув Гаврилову в глаза, ответил Бат. – Я тоже долго по тылам шастать не собираюсь. Если все пойдет согласно плану, через месяц нас, полагаю, отправят на передовую. Вы об этом пока не знаете, но мне поручено сформировать танковую бригаду особого назначения. Оснащенную как старой, так и новой, экспериментальной техникой. И испытать ее в бою. И технику, и бригаду. Вот потому-то я так и орал сегодня на этих деятелей: танки-то у меня будут, лично на заводах отберу. А вот пехоту возить не на чем. Вчера сами видели, сколько грузовиков зазря погорело. А ведь наш эшелон не единственный, что под бомбежку попал. Жаль, конечно, что Николай Александрович свою «саушку» никак не успеет сделать, ну да это ничего, перебедуем. Не впервой. Главное, чтобы к будущему году она в серию пошла.
Оглядев замолчавших танкистов, едва ли не глядящих ему в рот, Владимир Петрович невесело усмехнулся:
– Ну и, отвечая на так и не заданный вами вопрос, скажу: что-то мне подсказывает, что вы не будете против присоединиться ко мне…
– Товарищ полковник! – мгновенно просияли оба. – Да мы…
– …в том качестве и той должности, которую я сочту нужной в тот или иной момент! – жестко, уже без тени юмора в глазах закончил Бат. – Нужно будет – поедете вместо меня заводы инспектировать. Или перспективную бронетехнику в Кубинке обкатывать. Или новые танки получать. В тылу у нас ведь тоже фронт, мужики. Ну а будет приказ – пойдете в бой. Последний и решительный, как в гимне поется. Ну, все ясно? Вопросов не имеется?
– Так точно, товарищ полковник! – твердо отчеканили оба. – Никак нет, вопросов не имеем. Готовы выполнить приказ.
– Вот и хорошо. И не напрягайтесь вы так, мужики. Навоюемся еще, уж поверьте мне, по самое не хочу навоюемся. Как бы нам ни хотелось, война, к сожалению, ни завтра, ни послезавтра не закончится. Боюсь, что и через год она не закончится, увы. Так что на всех с лихвой хватит…
– Точно… не закончится? – переглянувшись с Барановым, осторожно переспросил младший лейтенант. Похоже, названный Батом срок его порядком смутил. Или напугал. Или и то и другое вместе.
Батоныч тяжело вздохнул, на сей раз ничуть не играя:
– Мужики, ну вы ж только с фронта, сами все видели, своими глазами. Наш противник силен, очень силен. На него работает вся так называемая «порабощенная Европа», вся ее промышленная индустрия – не самая последняя в мире, между прочим. Сами-то как считаете? Вы что, только немецкие танки жгли? Или еще чешские? И каких было больше? Они ведь все что видят, то и трофеят. Чтоб вы знали, товарищи танкисты, в Панцерваффе не только чешские танки имеются, но и французские, и польские, и наши тоже, что самое обидное. И вообще, всех тех стран, что Гитлер завоевал. Вот так-то. И использовать они их могут ничуть не хуже, чем мы с вами. Согласны?
– Да… – убитым голосом сказал Степан. – Видели. И жгли тоже, это вы верно сказали.
– Вот и прикиньте, сколько мы провозимся, пока все их передовые силы сначала разгромим да в пыль перемелем, а потом и обратно погоним? Представили? Вот и думайте. Это я, братцы, не пораженчество развожу, а пытаюсь вам пояснить, что войны «малой кровью и на чужой территории» у нас не вышло. Вот только не учли фрицы, с кем связались. Нам всего годик нужен, может, даже и того меньше, чтобы с силами собраться, а уж там… – Батоныч зло усмехнулся – аж лицо на миг перекосилось: – А уж там ПРОШЛЫЙ РАЗ им, сукам, медом покажется! ТЕПЕРЬ мы прошлых ошибок не допустим, хватит! Наошибались уже. Будет вам объединенная Европа, обязательно будет. На наших условиях и по нашим правилам. Так объединим, что обосретесь все…
– Товарищ полковник… – Гаврилов глядел на Батоныча едва ли не с ужасом. – Вы это о чем вообще?
– О чем? – Владимир Петрович со свистом выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. – Да ни о чем, Степа. Мысли вслух, блин. Считай, что ты ничего не слышал. Тебя, Матвеич, это тоже касается. Подписки давали? Вот и все, значит, кончен разговор. Вы оба ничего не слышали.
Настроение у Бата испортилось окончательно. Еще и голова, зараза, снова разболелась. Может, и на самом деле медикам показаться?..