– Формально, да и с практической точки зрения тоже, они правы. – Крачкин выпустил синюю струю дыма, спугнув с перил разомлевшую на солнце муху. И раздавил окурок в маленькой карманной пепельнице. – Людей у нас действительно не хватает.

Зайцев покачал головой. Теперь он не курил, но балкон, лепившийся на фасаде, остался единственным в здании местом, где можно было под предлогом папироски потолковать с глазу на глаз.

– Думаешь, это после чистки?

Крачкин пожал плечами, глядя на улицу. Снизу доносилось цоканье. Проползла телега с дровами, проехал грузовик. Горошинами плыли головы прохожих. От мостовой дышало зноем.

– Вряд ли. Думаю, после дела Петржака не все еще головы слетели.

Предшественник Коптельцева товарищ Петржак кончил плохо. И кончил совсем недавно. Вернее, отделался легким испугом: его всего лишь убрали куда-то в провинцию. А ведь могли и посадить. Или под трибунал отдать: со склада улик ценности пропали немалые – шубки, цацки, деньги. Начальник угрозыска оказался банальным вором. История выплыла наружу, партийные деятели и партийные газеты требовали мер покруче. В городе вопили, что милиция своих прикрывает (что отчасти было правдой). Для успокоения общественности в угрозыске провели несколько показательных расправ над фигурами помельче.

И назначили новым начальником Коптельцева. Перевели из ОГПУ. Новая метла должна, мол, мести по-новому: без разлагающего влияния старых дружб, ссор, обычаев, круговой поруки.

Крачкин запалил еще одну папиросу.

– Не много ли? – проворчал Зайцев, покосившись на огонек. – Прокоптился весь.

– Эпоху царизма, однако, пережил, – иронически возразил тот. – Чего не могу сказать о многих своих товарищах, озабоченных гимнастикой и холодными обтираниями. Мне теперь можно. Это тебе еще бегать и бегать, ты сердце и береги.

– Слушай, Крачкин, не пойму я что-то. Если ты прав, допустим, то какие же еще головы? Бригаду следственную разогнали, помнится. Следователь, который дело Петржака вел, служит где-нибудь в Новохоперске. Все наказаны. Зло побеждено. Концы в воду.

Крачкин покачал головой.

– Да ты ведь, Вася, тоже там отметился вроде.

– Я? Да пару раз в ломбардах опросил приемщиков, вот и все. Так, по дружбе выручил. Никаким боком я в бригаде той не числился.

– А подпись под протоколами теми, где про ломбарды, твоя?

Зайцев не ответил.

– Вот-вот, – заметил Крачкин. – Мы все там понемногу отметились. Помогаючи. Мы все теперь под подозрением. Вот нам и выдали товарища Нефедова. Кукушонка.

– За всеми-то не уследишь?

– То есть? – подозрительно посмотрел на него Крачкин.

– Да, думается мне, у Нефедова этого вполне конкретное задание. Одна какая-то разработка.

– Думаешь?

Зайцев услышал, как дрогнул, совсем чуть-чуть, но дрогнул голос старого сыщика. При слове «конкретное» Крачкин подумал о себе.

Зайцев посмотрел на него.

– Чего? Вытаращился, как кот, – рассмеялся Крачкин. Поперхнулся дымом, кашлянул. – Гипнотизер, что ли? Ты, Вася, так: глянь – и отводи взгляд. Смягчай. А то тяжелый он у тебя больно. Пронзительный. Тебя дамы любить не будут.

– Они меня и так не любят, – пробормотал Зайцев, отворачиваясь. Протоколы со своей подписью из дела Петржака теперь уже не изъять.

– Дамы, Вася, чувствуют, что, несмотря на твой профиль чемпиона, широкие плечи и прекрасный рост, ты с ними будешь слишком деликатничать. Есть в тебе что-то такое…

– Чего-о? Вот трепло. Ты лучше скажи, с какой кашей мне теперь этого Нефедова есть? В бригаде. Ребята же не слепые.

– А не надо его есть с кашей, – Крачкин пульнул окурок вниз. – Прислали пополнение? Вот и спасибо. Пусть работает. Гоняй его в хвост и в гриву. Пусть фотографии делает. По свидетелям бегает. У тебя что сейчас горит? Убийство в коммуналке на Невском?

Проспект 25 Октября Крачкин на старый лад называл Невским. При мысли о Фаине Барановой, ее открытых глазах, розе в ее мертвой руке Зайцева передернуло.

– Там же свидетелей полная коммуналка, – Крачкин повернулся, чтобы из зноя снова войти в прохладу кабинетов, коридоров, лестниц. – Вот и пусть Нефедов общается.

– Мартынов и Самойлов всех опросили. Да и я сам побеседовал.

– И? Нам-то что. Пусть дует. Лишь бы не мешал. Может, чего притащит. Притащит – спасибо. А нет – тоже хорошо. Какая разница. Главное, от нас подальше.