Часть первая. Поведение овцы

– Пожалуйста, ради всего святого, ПУСТЬ ЭТА АДСКАЯ БОЛЬ В ЖИВОТЕ ПРЕКРАТИТСЯ ХОТЯ БЫ НА ОДНУ ПРОКЛЯТУЮ МИНУТУ!

Высокий мужчина сражался с рулевым колесом потрепанного «кадиллака», пытаясь удержать автомобиль на трассе, не теряя скорость, и не задеть при этом сломанные прицепы и мертвечину, толпами бродящую по краям двухполосной дороги. Его голос охрип от крика. Казалось, будто каждая мышца его тела горела огнем. Глаза заливала кровь, сочащаяся из длинной раны с левой стороны головы.

– Говорю тебе, мы доберемся до медицинской помощи на восходе, сразу же после того, как минуем это проклятое стадо!

– Без обид, Преп… мне совсем плохо… похоже, легкое пробито! – Один из двух пассажиров внедорожника прислонился головой к разбитому заднему окну и смотрел, как автомобиль оставляет позади очередную группу черных фигур в лохмотьях. Те брели по гравию обочины, вырывая друг у друга что-то темное и влажное.

Стивен Пэмбри отвернулся от окна, часто моргая от боли и дыша со свистом, вытирая слезы. Окровавленные лоскуты, оторванные от подола его рубахи, были разбросаны по сиденью рядом. Сквозь зияющую в стекле дыру с зазубренными краями врывался ветер, вороша тряпье и трепля слипшиеся от крови волосы молодого мужчины.

– Не могу толком вздохнуть – не могу сделать вздох, Рев, – понимаешь? Я к тому, что, если мы быстро не найдем врача, я склею ласты.

– Думаешь, я не в курсе?

Большой проповедник еще крепче сжал руль, его огромные узловатые руки побелели от напряжения. Широкие плечи, все еще облаченные в церковное одеяние, истрепанное в битвах, сгорбились над приборной панелью, зеленые огоньки индикаторов освещали длинное, угловатое лицо, исчерченное глубокими морщинами. Лицо состарившегося стрелка, рябое и помятое после долгой трудной дороги.

– Хорошо, послушай… Я виноват. Я злился на тебя. Послушай, брат мой. Мы уже почти на границе штата. Скоро взойдет солнце, и мы отыщем помощь. Я обещаю. Только держись.

– Пожалуйста, сделай это побыстрее, Преп, – бормотал Стивен Пэмбри между приступами отрывистого кашля. Он держался так, будто его внутренности готовы вывалиться наружу. Глазел на движущиеся за деревьями тени. Проповедник увез их уже по меньшей мере на двести миль от Вудбери, но все равно знаки присутствия суперстада пронизывали окрестности.

Впереди, за рулем, преподобный Иеремия Гарлиц глядел в зеркало заднего вида, испещренное мелкими трещинами.

– Брат Риз? – он тщательно рассматривал тени задних кресел, изучая молодого человека двадцати с лишним лет, который развалился возле противоположного разбитого окна. – Как ты, сын мой? В порядке? Поговори со мной. Ты все еще с нами?

Мальчишеское лицо Риза Ли Хоторна стало видимым на мгновение, когда они проезжали мимо оранжевого пожара вдали – горела то ли ферма, то ли лес, то ли маленькая колония выживших. Всполохи огня были видны на протяжении километра, по воздуху летели хлопья пепла. Секунду в мерцающем свете Риз выглядел так, будто он не в сознании – то ли спит, то ли в обмороке. И вдруг он распахнул глаза и подпрыгнул на сиденье, будто на электрическом стуле.

– Ох… я просто… о, мой Бог… со мной во сне произошло нечто ужасное.

Он попытался сориентироваться в пространстве:

– Я в порядке, все нормально… кровотечение прекратилось… Но, святой Бог Иисус, это был такой грязный сон.

– Продолжай, сынок.

Молчание.

– Расскажи нам про сон.

Но ответа по-прежнему не было.

Некоторое время они ехали в тишине. Сквозь лобовое стекло, заляпанное кровью, Иеремия видел, как фары высвечивают прерывистые белые линии на будто прокаженном чешуйчатом асфальте, миля за милей по разбитой дороге, усыпанной обломками – это бесконечный пейзаж Конца, безлюдная пустошь на месте разрушенной сельской идиллии после почти двух лет чумы. Скелетообразные деревья по обеим сторонам хайвея расплывались при взгляде на них, глаза горели и слезились. Его собственные ребра периодически, с каждым поворотом тела, пронзала острая боль, от которой перехватывало дыхание. Возможно, это перелом, а может, и что похуже – во время бурного противостояния между его людьми и народом Вудбери ран добавилось.

Он предполагал, что Лилли Коул и ее последователи погибли в том же нашествии большой толпы ходячих, что наполнили город хаосом, просачиваясь между баррикадами, переворачивая машины, пробираясь в дома, потроша невинных и виноватых без разбору… они разрушили планы Иеремии по поводу его грандиозного ритуала. Неужели это великий проект Иеремии оскорбил Господа?

– Говори со мной, брат Риз, – Иеремия улыбнулся отражению изможденного юноши в зеркале заднего вида. – Почему бы тебе не рассказать нам о кошмаре? В конце концов… слушатели поневоле останутся рядом, понравится им или нет, не так ли?

Но ответом ему снова была неловкая тишина, а «белый шум» ветра и шелест шин вплетали в их молчаливые страдания гипнотический саундтрек.

После глубокого долгого вздоха юноша на заднем сиденье наконец забормотал тихим скрипучим голосом:

– Не знаю, есть ли в этом вообще какой-либо смысл… Но мы вновь были в Вудбери, и мы… мы были близки к тому, чтобы все закончить и отправиться в рай вместе, как и планировалось.

Пауза.

– Та-а-а-ак, – Иеремия ободрительно кивнул. Он видел в зеркале, что Стивен пытается слушать, не обращая внимания на свои раны. – Продолжай, Риз. Все в порядке.

Молодой человек пожал плечами.

– Ну… это был один из снов, которые случаются раз в жизни… такой яркий, будто можно протянуть руку и пощупать его… понимаете? Мы были на том гоночном треке – он был совсем как тот, что и прошлой ночью, на самом-то деле, – и мы все собрались, чтобы провести ритуал.

Он посмотрел вниз и с трудом сглотнул, то ли от боли, то ли из уважения к величию момента, а может, и из-за того, и из-за другого.

– Я и Энтони, мы несли священное питье по одной из галерей к середине, и нам уже была видна освещенная арка в конце тоннеля, и мы могли слышать ваш голос, все громче и громче произносящий, что эти дары представляют собой плоть и кровь единственного сына бога, распятого – чтобы мы смогли жить в постоянном мире… а потом… потом… мы вышли на арену, и вы стояли там на возвышении, а все остальные братья и сестры выстроились перед вами, перед трибунами, застыли, чтобы выпить священное питье, которое отправит нас всех к Небесам.

Он умолк на мгновение, чтобы вывести себя из состояния крайнего напряжения, глаза его блестели от ужаса и переживаний. Риз сделал еще один глубокий вдох.

Иеремия внимательно смотрел на него в зеркало:

– Продолжай, сын мой.

– Ну, вот тут наступает немного скользкий момент, – парень шмыгнул носом и вздрогнул от острой боли в боку. В хаосе, наступившем во время разрушения Вудбери, «кадиллак» перевернулся, и пассажиры сильно побились. У Риза сместилось несколько позвонков, и теперь он давился болью.

– Они начинают глотать, один за другим, то, что налито в походных кружках…

– Что же в них? – перебил Иеремия, а его тон стал горьким и полным раскаяния. – Этот Боб, старая деревенщина, он заменил жидкость на воду. И все зря – я уверен, что теперь он кормит червей. Или превратился в ходячего вместе с остальными его людьми. Включая ту лживую Иезавель, Лилли Коул. – Иеремия фыркнул. – Знаю, не совсем по-христиански говорить так, но те люди – они получили то, что заслуживали. Трусы, любители совать нос в чужие дела. Нехристи, все без исключения. Скатертью дорога этому отребью.

Вновь потянулась напряженная тишина, а потом Риз продолжил, тихо и монотонно:

– Тем не менее… то, что затем произошло, во сне… я с трудом могу… это так ужасно, что я с трудом могу описать это.

– Тогда не надо, – Стивен присоединился к беседе из темноты с противоположной стороны сиденья. Его длинные волосы трепал ветер. В темноте из-за узкого лица, похожего на морду хорька, запачканного темными потеками свернувшейся крови, Стивен походил на диккенсовского трубочиста, который слишком много времени провел в дымоходе.

Иеремия вздохнул:

– Дай юноше договорить, Стивен.

– Я знаю, это всего лишь сон, но он был таким реальным, – настаивал Риз. – Все наши люди, многие из которых уже умерли… каждый из них сделал по глотку, и я увидел, как лица их потемнели, будто из окон спустились тени. Их глаза закрылись. Их головы склонились. А потом… потом… – он с трудом смог заставить себя выговорить это: – Каждый из них… обратился.

Риз боролся с подступающими слезами:

– Один за другим, все те хорошие ребята, с которыми я вместе рос… Уэйд, Колби, Эмма, брат Жозеф, маленькая Мэри Джин… их глаза распахнулись, и в них уже не было ничего человеческого… они были ходячими. Я видел их глаза во сне… Белые, как молоко, и блестящие, как у рыб. Я пытался закричать и убежать, но потом увидел… я увидел…

Он вновь резко умолк. Иеремия бросил еще один взгляд на зеркало. Сзади в машине было слишком темно для того, чтобы рассмотреть выражение на лице парня. Иеремия оглянулся через плечо.

– Ты в порядке?

Последовал нервный кивок:

– Д-да, сэр.

Иеремия отвернулся и снова посмотрел на дорогу впереди.

– Продолжай. Ты можешь рассказать нам о том, что видел.

– Не думаю, что я хочу продолжать.

Иеремия вздохнул:

– Сын мой, иногда наихудшие вещи теряют силу, если проговорить их вслух.

– Не думаю.

– Перестань вести себя, как ребенок!

– Преподобный…

– ПРОСТО СКАЖИ НАМ, ЧТО ТЫ ВИДЕЛ В ЭТОМ ПРОКЛЯТОМ СНЕ!

Иеремию передернуло от пронзительной боли в груди, разбуженной силой эмоциональной вспышки. Он облизнул губы и несколько секунд тяжело дышал.

На заднем сиденье Риз Ли Хоторн дрожал, нервно облизывая губы. Он обменялся взглядами со Стивеном, который молча перевел глаза вниз. Риз посмотрел в затылок проповеднику.

– Простите, Преп, простите, – он заглатывает воздух. – Тот, кого я видел, это были вы… во сне я видел вас.

– Ты видел меня?

– Да, сэр.

– И?..

– Вы были другим.

– Другим… ты имеешь в виду, я обратился в ходячего?

– Нет, сэр, не обращенным… вы были просто… другим.

Иеремия прикусил внутреннюю сторону щеки, обдумывая сказанное.

– Как так, Риз?

– Это типа сложно описать, но вы больше не были человеком. Ваше лицо… оно изменилось… оно превратилось в… я даже не знаю, как это сказать.

– Просто скажи начистоту, сын мой.

– Я не…

– Это всего лишь досадный проклятый сон, Риз. Я не собираюсь держать на тебя зла за него.

После долгой паузы Риз произнес:

– Вы были козлом.

Иеремия молчал. Стивен Пэмбри приподнялся, глаза его бегали туда-сюда. Иеремия коротко выдохнул, и это прозвучало наполовину скептически, наполовину насмешливо, но не похожим на осмысленный ответ.

– Или вы были козлочеловеком, – продолжал Риз. – Что-то вроде того. Преподобный, это был всего-навсего горячечный сон, который ничего не значит!

Иеремия снова посмотрел на отражение с задних сидений в зеркале, фиксируя взгляд на исчерченном тенями лице Риза. Риз очень неловко пожал плечами:

– Вспоминая об этом, я даже не думаю, что это были вы… Я думаю, это был дьявол… Точно, эта тварь не была человеком… Это был дьявол – в моем сне. Наполовину человек, наполовину козел… с этими самыми большими загнутыми рогами, желтыми глазами… И когда я поднял на него свои глаза во сне, я понял…

Он остановился.

Иеремия смотрел в зеркало.

– Ты понял – что?..

В ответ очень тихо прозвучало:

– Я понял, что теперь всем заправляет сатана.

Хриплый голос, скованный страхом, был фактически шепотом.

– И мы были в аду, – Риз тихонько вздрогнул. – Я понял: то, что сейчас с нами, это жизнь после смерти.

Он закрыл глаза:

– Это ад, а никто даже не заметил, как все поменялось.

На другой стороне сиденья Стивен Пэмбри замер, готовясь к неизбежному эмоциональному взрыву со стороны водителя, но все, что он слышал от человека впереди, – это ряд низких звуков с придыханием. Сначала Стивен думал, что проповедник задыхается от возмущения и, возможно, близок к остановке сердца или апоплексическому удару. Озноб пополз по рукам и ногам Стивена, холодный ужас сковал его горло, когда он в смятении осознал, что эти пыхтящие, свистящие звуки – зарождающийся смех.

Иеремия смеялся.

Сначала проповедник запрокинул голову и издал сдавленный смешок, который затем перешел в содрогания всего тела и гогот такой силы, что тот заставил обоих молодых людей откинуться назад. А смех все продолжался. Проповедник тряс головой в безудержном веселье, хлопал ладонями по рулевому колесу, гудел, хохотал и фыркал с величайшим остервенением, будто он только что услышал самую смешную шутку из всех, которые можно только представить. Он начал складываться пополам в приступе неконтролируемой истерики, когда услышал шум и поднял глаза. Двое мужчин позади него закричали: фары «кадиллака» высветили на дороге впереди батальон фигур в лохмотьях, бредущих прямо по ходу движения. Иеремия пытался объехать их, но автомобиль двигался слишком быстро, а количество ходячих впереди было слишком велико.

Любой, кто вреза́лся в ходячего мертвеца на движущемся транспорте, скажет вам, что худшее во всем этом – звук. Нельзя отрицать, что быть свидетелем такого ужасного зрелища не слишком приятно, и зловоние, которое охватывает ваш автомобиль, невыносимо, но именно шум остается потом в памяти – серия «склизких», хрумкающих звуков, напоминающих глухой «тюк» топора, которым рубят волокна гниющего, изъеденного термитами дерева. Кошмарная симфония продолжается, по мере того как мертвец оказывается на земле, под рамой и колесами – быстрая серия глухих щелчков и хлопков сопровождает процесс раздавливания мертвых органов и полостей, кости превращаются в щепки, черепа лопаются и расплющиваются в лепешку. На этом мучительному путешествию каждого монстра приходит милосердный финал.

Именно этот адский звук – первое, что заметили двое молодых людей на пассажирском сиденье помятого «Кадиллака Эскалейд» последней модели. Оба, и Стивен Пэмбри, и Риз Ли Хоторн, испустили вопли шока и отвращения, намертво вцепившись в заднее сиденье, в то время как внедорожник взбрыкивал, дрожал и шел юзом по скользкой щебенке. Большинство ничего не подозревающих кадавров разлетелись, как костяшки домино, измельчаемые тремя тоннами несущегося металла из Детройта. Некоторые куски плоти и выступающие суставы бились о капот, оставляя склизкие следы прогорклой крови и лимфы, будто по лобовому стеклу проползла пиявка-мутант. Некоторые из частей тел взмывали в воздух, вращаясь, и летели по дуге в ночном небе.

Проповедник был сгорблен и молчалив, его челюсти сжались, глаза сфокусировались на дороге. Его мускулистые руки сражались с рулевым колесом в попытке не дать массивному автомобилю пойти юзом. Двигатель вопил и ревел, реагируя на ослабление тяги, а визг гигантских радиальных шин добавлялся к этой какофонии. Иеремия резко крутил руль в сторону заноса, чтобы не потерять контроль над ходом машины, когда заметил, что нечто застряло в дыре, которая зияла в стекле на его стороне. Отделенная от тела ходячего голова с дробно, глухо постукивающими челюстями была поймана зазубренной стеклянной пастью в каких-то дюймах от левого уха проповедника. Теперь она вращалась и скрежетала почерневшими резцами, уставившись на Иеремию серебристыми люминесцентными глазами. Вид головы оказался настолько неприятен, ужасен и в то же время сюрреалистичен – скрипучие челюсти щелкали так, будто это была сбежавшая от чревовещателя пустая кукла, – что проповедник испустил еще один невольный смешок, но на этот раз он звучал злее, «темнее», острее, оттененный безумием.

Иеремия отшатнулся от окна и в этот же момент увидел, что «оживший» череп был оторван от корпуса при столкновении с внедорожником, и теперь его владелец, до сих пор не поврежденный, продолжает брести в поисках живой плоти по пути пожирания, поглощения, истощения… и никогда не находя насыщения.

– БЕРЕГИСЬ!

Крик взвился из мерцающей темноты на заднем сиденье, и, пребывая в крайнем возбуждении, Иеремия не смог понять, кто вопит – Стивен или Риз. К тому же повод для восклицания неочевиден. Проповедник совершил серьезную ошибку, неправильно истолковав смысл крика. В ту долю секунды, пока его рука, метнувшись к пассажирскому сиденью, рылась среди карт, конфетных оберток, бечевки и инструментов, лихорадочно пытаясь нащупать 9-миллиметровый «глок», он предполагал, что вопль предупреждал о щелкающих челюстях оторванной головы.

В конце концов он нащупал «глок», вцепился в него и, не тратя времени, одним слитным движением вскинул оружие к окну, стреляя в упор и целясь в насаженное на осколки гротескное лицо – прямо меж бровей. Голова взорвалась облаком розового тумана, расколовшись, как спелый арбуз, и забрызгав волосы Иеремии до того, как останки успело сдуть ветром. Поток воздуха шумно гудел в разбитом стекле.

С момента первоначального импульса прошло меньше десяти секунд, но теперь Иеремия понял настоящую причину, которая заставила одного из мужчин сзади возопить в тревоге. Она не имела ничего общего с оторванной головой. То, о чем кричали сзади, и то, от чего следовало поберечься Иеремии, – темнело на противоположной стороне хайвея, приближаясь справа, надвигаясь по мере того, как они скользили по следам мертвых тел, не контролируя ход машины.

Иеремия чувствовал, как автомобиль опасно заносит в тот момент, когда он отклонился от курса, чтобы избежать столкновения с изуродованными обломками «Фольксвагена-жука», как он скользит боком по гравию на обочине, а затем ныряет вниз с насыпи – в темноту под деревьями. Сосновые иголки и лапы царапали лобовое стекло и отвешивали ему пощечины, в то время как автомобиль грохотал и рычал, летя вниз по каменистому склону. Голоса сзади превратились в исступленный вой. Иеремия чувствовал, что уклон сглаживается, и ему удалось сохранить контроль над машиной – достаточный для того, чтобы не закопаться в грязь. Он отпустил газ, и автомобиль рванулся вперед, ведомый силой собственной инерции.

Массивная решетка радиатора и гигантские шины проломили путь через заросли, приминая валежник, скашивая подлесок и прорываясь сквозь кустарник, будто это не препятствия, а всего лишь дым. В эти минуты, которые казались бесконечными, тряска грозила Иеремии переломом позвоночника и разрывом селезенки. В дрожащем отражении, которое промелькнуло в зеркале, он видел двух раненых молодых мужчин, вцепившихся в спинки сидений, чтобы удержаться и не выпасть из внедорожника. Передний бампер подпрыгнул на бревне, и зубы Иеремии клацнули, едва не раскрошившись.

Еще с минуту или около того «кадиллак» ни шатко ни валко ехал через лес. А когда выехал на открытую местность в клубах пыли, в грязи и листьях, Иеремия увидел, что они случайно выбрались на другую двухполосную дорогу. Он ударил по тормозам, из-за чего пассажиров бросило вперед в натянувшихся ремнях безопасности.

Иеремия на мгновение замер, делая глубокие вдохи, чтобы вернуть воздух обратно в легкие, и оглянулся по сторонам. Мужчины на заднем сиденье испускали коллективные стоны, откинувшись назад и обхватив себя руками. Двигатель шумел на холостом ходу, дребезжащий звук вплетался в низкий гул – возможно, во время их импровизированного внедорожного приключения раскололся подшипник.

– Что ж, – тихо произнес проповедник, – неплохой способ срезать дорогу.

На заднем сиденье – тишина, юмор не нашел отклика в душе последователей Иеремии. Над их головами, в черном непрозрачном небе как раз начал разгораться пурпурный отблеск рассвета. В тусклом фосфоресцирующем свете Иеремии теперь удалось разглядеть, что они остановились у лесовозной дороги и леса уступили место заболоченным землям. На востоке он видел дорогу, извивающуюся по топи, залитой туманом, – возможно, это край болота Окифиноки, – а на западе виднелся проржавевший дорожный знак с надписью: «3 мили до автострады 441». И ни одного признака ходячих вокруг.

– Судя по знаку вон там, – сказал Иеремия, – мы только что пересекли границу штата Флорида и даже не заметили этого.

Он включил передачу, аккуратно развернулся и направил машину по дороге в западном направлении. Его первоначальный план – попытаться найти убежище в одном из больших городов Северной Флориды, например, в Лейк-Сити или Гейнсвилле, – все еще казался жизнеспособным, несмотря на то, что двигатель продолжал дребезжать, жалуясь на жизнь. Что-то разладилось во время их «лесного броска». Иеремии не нравится этот звук. Скоро им понадобится место для остановки, чтобы заглянуть под капот, осмотреть и перевязать раны, возможно, найти немного еды и бензина.

– Эй, гляди! – воскликнул из тьмы пассажирского сиденья Риз и указал на юго-запад. – В конце того участка.

Иеремия проехал еще около сотни ярдов, а потом остановил «кадиллак» на обочине, покрытой гравием. Он вырубил мотор, и в салоне «Эскалейда» воцарилась тишина. Вначале никто не произнес ни слова; все просто пялились на дорожный знак, который теперь можно было разглядеть поближе.

Это была одна из тех дешевых, белых, полупрозрачных досок из фибергласса, установленная на колеса, с большими съемными пластиковыми буквами на ней, – обычная примета сельской Америки, рекламирующая что угодно, от блошиных рынков до ремонта палаток. На этой все еще виднелась надпись:

Б-А-П-…-И-С-Т-С-К-А-Я Ц-Е-Р-К-О-В-Ь К-А-Л-В-А-Р-И

Д-О-Б-Р-О П-О-…-А-Л-О-В-А-Т-Ь

П-О В-О-С-К-Р-Е-С-Е-Н-Ь-Я-М С 9 Д-О 11

За веретенообразными кипарисами и колоннами сосен, растущими вдоль дороги, Иеремия видел пустынную парковку с белоснежным гравийным покрытием. Длинный, узкий проезд вел к фасаду с просевшими рамами, разбитые витражные окна были местами заколочены досками, шпиль – свернут набок и обгорел, будто попав под бомбежку. Иеремия внимательно посмотрел на величественное здание. На верхушке шпиля возвышался огромный стальной крест, покрытый ржавчиной, часть его страховочных тросов была оборвана.

Сейчас крест висел вверх тормашками, болтаясь на остатках своей сгнившей «оснастки».

Иеремия продолжал смотреть. Он оставался очень спокойным, глядя на разрушенный, перевернутый крест, знак влияния сатаны, но весь этот символизм – только начало. Иеремия осознал, что это весьма ясный знак – знак того, что Господь их оставил, и Упокоение – вот оно, и мир теперь превратился в Чистилище. Им придется иметь дело с теми и тем, что осталось, как собакам на свалке, как грызунам на тонущем корабле. Они должны уничтожать – или будут уничтожены.

– Напомните мне, – в конце концов Иеремия заговорил, почти шепотом, не отрывая взгляда от здания вдалеке. Одно из окон в его задней части светилось тусклым желтым светом, а из дымохода в светлеющее небо тянулась узкая струйка дыма, – сколько боеприпасов вам удалось забрать с собой, до того как мы покинули Вудбери?

Пассажиры на заднем сиденье быстро переглянулись. Начал Риз:

– У меня тридцать три заряда для «глока» и коробка с двумя дюжинами «триста восьмидесятых» для другого пистолета. И все.

– Больше, чем у меня, – проворчал Стивен. – Единственное похожее на оружие, что мне удалось сцапать, – это «моссберг» и патроны внутри него. Всего восемь или даже шесть выстрелов.

Иеремия поднял с сиденья свой «глок», прикидывая, сколько раз он выстрелил с момента отъезда из Вудбери. У него осталось шесть зарядов.

– Хорошо, джентльмены… Я хочу, чтобы вы взяли с собой все оружие, зарядили его и поставили на предохранитель. – Он открыл дверь: – И пошевеливайтесь!

Остальные двое выбрались из автомобиля и присоединились к проповеднику в золотых лучах восходящего солнца. Что-то здесь было не так. Риз чувствовал, как у него трясутся руки, когда он снаряжал пистолет свежим магазином.

– Преп, я не понимаю, – в конце концов произнес он. – Зачем мы вооружаемся, будто собрались на медведя? Сомневаюсь, что там есть кто-то, кроме напуганных служек. Что мы собираемся делать?

Проповедник уже двинулся к заброшенной церкви: его «глок» был крепко зажат в громадной ладони, словно визитная карточка.

– Это Упокоение, мальчики мои, – пробормотал Иеремия мимоходом, будто сообщая, что сегодня Президентский день. – Больше не существует такого понятия, как «церковь». Теперь все можно заграбастать.

Молодые люди на мгновение замерли и посмотрели друг на друга – перед тем, как поспешить вслед за проповедником.