Персонажи Последнего мира
Персонажи Древнего мира

Император и Герой человечества; делает носорога – подарок правителя Суматры – своим геральдическим животным и знаком власти; изо дня в день часами наблюдает за этим носорогом из эркера дворца – и сердитым жестом обрывает референта, который мешает ему созерцать носорога и пытается доложить о скандальной речи поэта Публия Овидия – Назона. Бюрократия принимается толковать этот жест и в конце концов трактует его как эдикт о ссылке поэта.

Первый римский император; сын племянницы Цезаря Атии; из состоятельной, не слишком родовитой семьи. Первоначально звался по своему родному отцу – Октавием, но после усыновления двоюродным дедом Цезарем, который назначает его своим главным наследником, принимает имя Октавиан; после убийства Цезаря в 44 г. до н. э. – Гай Юлий Цезарь, с 38 г. до н. э. – Император Цезарь, Сын Божественного, с 27 г. до н. э. – Август, с 12 г. до н. э. – великий понтифик, со 2 г. до н. э. – отец отечества, а через месяц после смерти обожествляется.

В годы его правления к ногам статуи Цезаря кладут отрубленную голову Брута; кончают самоубийством Антоний и Клеопатра; рождается Иисус Назареянин; Овидия ссылают на Черное море и происходит битва в Тевтобургском лесу…

Сам ведь отчизны отец… Достоянье всеобщее Цезарь – общего блага и я долей владею, как все ……Вот я гляжу на него и, кажется, Рим предо мною, ибо в себе воплотил облик отечества он… Все ж и до Цезаря слух дойдет: по широкому свету что бы ни делалось, все ведомо будет ему…

Под именем Тиберия Клавдия Нерона был усыновлен Августом I и назначен его наследником; сохраняет носорога на гербе и в качестве знака власти; ни один из старых законов не отменяет и оставляет в силе все без исключения эдикты о ссылке; во всех вопросах и решениях власти так ревностно следует своему Божественному предшественнику, что в конце концов принимает его имя и требует поклонения как Юлий Цезарь Август. Отдает приказ поставить пятнадцать боевых кораблей римского военного флота на салазки и катки и по суше переправить их из Тирренского моря в Рим, дабы продемонстрировать, что любой носитель имени Август способен даже каменную твердь сделать морем, а море – зеркалом своего триумфа.

Второй римский император; сын Тиберия Клавдия Нерона и Ливии Друзиллы из рода Клавдиев; поначалу носит имя отца; усыновлен Августом I, после того как тот, влюбившись в Ливию Друзиллу, взял ее в жены. Становится преемником своего приемного отца и хранителем его наследия под именем Тиберий Гай Юлий Цезарь Август.

На ярмарке в Византии проезжий киномеханик по имени Кипарис нанимает некоего театрального художника, чтобы тот расписал его брезентовый фургон. За одно утро возникает картина в темно-алых тонах с изображением оленя, разрываемого сворой собак. Кипарис спрашивает о смысле этой сцены, и художник рассказывает ему историю охотника, превратившегося в затравленного оленя; охотника он называет Актеоном.

Беотийский герой; идя по следу оленя, попадает в некий грот и застает там купающуюся богиню охоты Диану и ее нимф. Диана, в гневе оттого, что смертный видит ее наготу, обрызгивает охотника водою из источника и превращает его:

…Сам от своих же бежит прислужников! Крикнуть хотел он: «Я Актеон! Своего признайте во мне господина!» – Выразить мысли – нет слов. Оглашается лаяньем воздух… Здесь не присутствовать он бы желал, но присутствует; видеть, но не испытывать сам расправы своих же свирепых псов. Обступили кругом и, в тело зубами вгрызаясь, в клочья хозяина рвут под обманным обличьем оленя…

Главная героиня мелодрамы, которую киномеханик Кипарис показывает на стене бойни в Томах. Портретная афиша римской актрисы Антонеллы Симонини, которая в роли Алкионы прославилась далеко за пределами августианской империи, украшает дверь лавки Молвы.

Дочь бога ветров Эола, супруга Кеика; царица Трахины. Тщетно пытается отговорить мужа от морского путешествия, когда он намеревается совершить паломничество в святилище Аполлона Кларосского. Кеик отправляется в плавание к берегам Малой Азии, попадает в бурю и гибнет со всеми своими спутниками. Алкиона долгие месяцы ждет на скалистом побережье Трахины возвращения мужа, а увидев в волнах труп Кеика, бросается с утеса в море.

…Вот вскочила туда, и – не чудо ли? – вдруг полетела. Вот, ударяя крылом, появившимся только что, воздух, стала поверхность воды задевать злополучная птица, и на лету издавали уста ее жалобы полный, скорбный как будто бы звук трещанием тонкого клюва…

Глухонемая ткачиха в Томах; живет в домике смотрителя полуразрушенного, давно погасшего маяка железного города; ткет на своих гобеленах истории, которые читает с губ Назона. Когда море в городской бухте однажды утром окрашивается в серно-желтый цвет, она единственная может на пальцах объяснить перепуганным томитам, что это всего лишь принесенная морем пыльца пиниевых лесов. Что такое пинии? – спрашивают ее. Сама Арахна явилась на берега Томов тем же путем, что и эта желтая пленка: приплыла на судне багряничника, который искал среди рифов иглянок; судно разбилось о камни и затонуло; вцепившись в пробковый буй, глухонемая добралась тогда до берега и единственная из немногих уцелевших осталась в железном городе.

Дочь красильщика тканей Идмона из Колофона, прославленная своим ткацким мастерством. Бросает вызов Афине Палладе, целомудренной богине войны, науки и искусства: Я, Арахна, тку лучше и искусней, чем сама богиня. Действительно, ткани Арахны, на которых изображены любовные приключения олимпийских богов, безупречны, они превосходят даже и ткани Афины. В гневе Паллада рвет ткани Арахны и бьет ее челноком. Арахна, оскорбленная этим унижением, пытается повеситься.

…Но, сжалясь, ее извлекла из веревки Паллада, молвив: «Живи! Но и впредь – виси, негодяйка! Возмездье то же падет, – чтобы ты беспокоилась и о грядущем, – и на потомство твое, на внуков твоих отдаленных». И, удаляясь, ее окропила Гекатиных зелий соком, и в тот же миг, обрызганы снадобьем сплошным, волосы слезли ее, исчезли ноздри и уши, стала мала голова, и сделалось крохотным тело. Нет уже ног, – по бокам топорщатся тонкие ножки; все остальное – живот. Из него тем не менее тянет нитку Арахна – паук продолжает плести паутину…

Сульмонский торговец янтарем, который вместе с почтой из Томов привозит с Черного моря в Рим Назоново завещание – раскрашенную открытку с видом железного города. Адресованная Кианее, эта открытка содержит единственное пожелание, остающееся в конце концов у изгнанника: Будь здорова, прости.

Демон подземного мира; свидетельствует, что Прозерпина отведала в подземном мире зерно гранатового яблока. Тем самым Прозерпина должна остаться в царстве теней; из мести за это предательство она превращает Аскалафа в птицу.

Сын торговки Молвы и шахтера; страдает падучей и маниакальным стремлением вновь и вновь удостоверяться в существовании вещей, постоянно их трогая, ощупывая и называя. Чтобы он не совался к товарам, Молва приколачивает к полкам крапивные гирлянды, о которые эпилептик снова и снова обжигает себе пальцы, так как боль не учит его ничему; в итоге превращается в камень.

Мессинский пастух; наблюдает, как посланец богов Меркурий угоняет краденых коров, и клянется молчать, получив одну корову в качестве откупного. Меркурий уходит, затем, изменив свое обличье, возвращается и испытывает пастуха. Батт нарушает клятву.

Внук же Атланта, смеясь, – «Мне меня предаешь, вероломный? Мне предаешь ты меня?» – говорит, – и коварное сердце в твердый кремень обратил, что доныне зовется «Указчик». Древний позор тот лежит на камне, ни в чем не повинном…

Название первой части героической трилогии, которую Кипарис на Страстной неделе показывает в Томах; фильм повествует о гибели Трои и поражении ее самого храброго защитника – Гектора, которого волокут за колесницей вокруг стен собственной его твердыни, пока его лютая смерть не становится зримой: огромная стая собак, растянувшаяся вдоль страшного пути, дерется из-за разметанных по земле клочьев его плоти.

Сын Приама, последнего царя Трои, и Гекубы; славнейший из троянских героев; на десятом году войны убит Ахиллом, и обнаженное тело его волокут вокруг городских стен; отец Гектора тоже гибнет, мать греки уводят в плен.

«Троя, прощай! Нас увозят!» – кричат троянки, целуя землю, прочь уходя от родимых дымящихся кровель. И на корабль последней сошла – было жалостно видеть! – между сыновних могил найденная матерь Гекуба, их обнимавшая, прах целовавшая, – но дулихийцев руки ее повлекли; зачерпнула лишь пригоршню пепла, в плен с собой унесла, за пазухой, Гектора пепел. И на надгробном бугре оставила Гектору волос, – скудный покойнику дар, – седой свой волос да слезы.

Название второй части героической трилогии, которую Кипарис показывает в Томах; фильм повествует о жизни непобедимого воителя Геркулеса, который в конце концов умирает от собственной руки: он гибнет, надев отравленную рубашку, ткань которой тотчас прирастает к его коже, начинает жечь тело, словно кипящее масло, и сбросить ее можно не иначе как с самою жизнью. Геркулес срывает рубашку вместе с кожей и мясом, обнажая кровоточащие жилы, лопатки, ребра – алую клетку, в которой догорают его легкие, его сердце. Он падает.

Сын владыки богов Юпитера и смертной женщины Алкмены; наряду с множеством других деяний совершает двенадцать великих подвигов на службе у царя Эврисфея; сражается с речным богом Ахелоем за прекрасную Деяниру, завоевывает ее, убивает кентавра Несса, который хочет похитить у него жену; смертельно отравлен рубашкой, пропитанной кровью Несса; рубашку посылает ничего не подозревающая Деянира, веря, что тем сохранит его любовь. Обезумев от боли. Геркулес швыряет посланца Деяниры Лихаса в море возле Эвбеи, а затем сжигает себя на костре на горе Эте.

Персонаж из рассказа Эхо, которая повествует Котте о Книге камней, которую якобы писал ссыльный поэт Назон; Девкалион в этой книге – последний мужчина, уцелевший в светопреставлении; вместе со своей возлюбленной Пиррой он спасается на плоту от всеуничтожающего потопа. Одиночество уцелевших, говорит Эхо, самая страшная из всех кар, страшнее не бывает.

Сын титана Прометея, муж Пирры, вместе с которой спасается от великого потопа, в коем Юпитер губит род человеческий. Когда вода спадает, они на своем плоту оказываются на склонах Парнаса, ищут утешения в занесенном илом храме и слышат там веление бросать за спину камни. Не задумываясь о смысле оракула, Девкалион и Пирра исполняют приказ.

Томский знахарь и могильщик; заброшен войною из Фрисландии на Черное море; корабельной почтой ему привозят деньги из какого-то инвалидного фонда, и потому все в Томах зовут его Богачом. С тех пор как копыто упряжной лошади размозжило ему грудную клетку, да так, что ребра с левого боку пришлось извлекать из мяса, точно обломки стрел, сердце у него осталось без защиты. Сколь ни действенны его лекарства и настойки, в глубине души он, однако же, твердо верит, что живым уже не поможешь. Только на лицах мертвых он иногда словно бы замечает выражение невинности, которое трогает его и которое он старается увековечить горькими бальзамами, пока не укрывает ужасы тлена землею и камнями. Хотя тоска по белым песчаным дюнам Фрисландии неизменно терзает его куда сильнее, чем последствия увечья, он ни разу не дал своей нареченной Прозерпине уговорить его ни съездить в Рим, ни вернуться в отчие края. Он видел столько мертвецов, столько разрушительной ярости, что после всего этого считает путь к родным берегам утраченным навсегда; ничто не будет вновь как прежде.

Римское имя (в переводе значит Богатый) Плутона; сын Сатурна, брат Юпитера и Нептуна; бог подземного царства теней, владыка мертвых; подземное царство получил по жребию, когда трое братьев свергли отца: Юпитер становится владыкою небес и земли, Нептун – владыкою морей и вод. То, что он влюбляется в Прозерпину и похищает ее, – результат упрека, который Венера сделала своему сыну Амуру: В небесах, на земле и в море – всюду победил Амур, лишь в царстве теней любви нет как нет. И бог любви Амур взялся за оружие.

Мотив на гобелене, которым Котта любуется в доме глухонемой ткачихи Арахны; гобелен, вытканный в голубых, белых и серебристых тонах, изображал пустынный водный простор: спокойное море под солнцем, небо в веселых летних облачках, мягкая зыбь, над нею кое-где чайки, но ни берега, ни острова, ни корабля. Далеко-далеко, у самой линии горизонта, в воде, словно руки утопающего, исчезают два порванных крыла, огромные, как у кондора. Фонтаны брызг, словно частокол длинных белых копий, окружают эти крыла, а с высоты, трепеща и порхая, дождем падают потерянные перья, нежные нити и пушинки, которым дозволено опуститься в море не столь быстро, как тяжелому телу, которое эти крыла несли. Икар. Имя того крылатого существа, что исчезает в море, – один из многих знаков, какие слетают с пальцев глухонемой и остаются непонятны Котте.

Сын аттического зодчего, изобретателя и убийцы Дедала. Убив от зависти своего племянника и ученика Пердикса, Дедал бежал из Афин на Крит ко двору царя Миноса, выстроил для тирана кносский лабиринт, создал проекты новых кораблей и прочего военного снаряжения; в конце концов решает бежать из-под защиты и от самовластья Миноса и мастерит крылья для себя и для сына; они вылетают из кносского дворца, направляясь за море. Но Икар от восторга поднимается все выше.

Соседство палящего Солнца крыльев скрепление – воск благовонный – огнем размягчило; воск, растопившись, потек, и голыми машет руками юноша, крыльев лишен, не может захватывать воздух. Приняты были уста, что отца призывали на помощь, морем лазурным… В горе отец – уже не отец! – повторяет: «Икар мой! Где ты, Икар? – говорит, – в каком я найду тебя крае?»… но перья увидел на водах; проклял искусство свое, погребенью сыновнее тело предал, и оный предел сохранил погребенного имя…

Сын мясника Терея и его жены Прокны, племянник Филомелы; калечит себе палец, сунув его во время сеанса в жужжащий вентилятор, которым Кипарис охлаждает лампы своего аппарата. Лопасти вентилятора тысячью капелек разбрызгивают кровь мальчика по проектору лилипута; дурной знак, говорит Прозерпина. И в самом деле, через год Итис становится жертвой трагедии.

Сын фракийского царя Терея и дочери афинского царя Прокны; племянник царевны Филомелы; догадывается о своей судьбе, слыша, как Прокна клянет его отца.

Главный герой мелодрамы, которую киномеханик Кипарис апрельским вечером показывает на стене бойни в Томах. Однако не в пример актрисе, сыгравшей роль Алкионы, роль Кеика не принесла удачи ее исполнителю. Неаполитанский актер Омеро Дафано покончил с собой, когда римский киноведческий журнал «Колоссео» раскритиковал его выступление в роли Кеика.

Сын Эосфора, супруг Алкионы; царь Трахины; не внемля уговорам жены, отправляется в паломничество в Кларос; гибнет во время бури, его труп прибивает к берегам Трахины. Там его находит Алкиона и от горя бросается в море.

Жена ссыльного Назона; робкая, замкнутая красавица, дочь именитого сицилийского рода; в надежде на скорое помилование мужа пытается сохранить дом на Пьяцца-дель-Моро. Тщетно. Усадьба приходит в упадок. Фонтаны иссякают, опадая в свои бассейны. Зеркальная гладь водоемов покрывается иглами пиний и листьями. Уже на втором году Назоновой ссылки Кианея перебирается из неукротимого распада в темный, покойный плюшево-бархатный этаж на виа Анастазио, а в письмах на Черное море рассказывает о жизни дома, окна которого давно заколочены.

Сицилийская нимфа вод; заступает дорогу владыке царства мертвых и пытается помешать ему похитить Прозерпину; бог в гневе бросает в источник свой скипетр, разверзает землю и уходит с похищенной в царство теней.

Лилипут-киномеханик с Кавказа, который не только показывает фильмы в черноморских деревнях, но и продает турецкий мед и квасцы и заставляет оленя плясать на задних ногах под звуки марша. Кипарис любит свою публику. Когда проектор после бесконечных приготовлений увеличивает до огромных размеров лицо какого-нибудь героя и пустая белая стена превращается в окно, распахнутое в джунгли и пустыни, лилипут, укрытый в темноте, разглядывает озаренные голубым отсветом лица зрителей. В их мимике он словно бы узнает всю мощь и несбыточность своих собственных мечтаний. Иногда во время сеанса он засыпает и грезит о деревьях – кедрах, тополях, кипарисах, грезит о том, что его кожа покрывается мхом. И вот уже лопаются ногти, и кривые его ноги пускают корни, все глубже, глубже привязывают его к месту. Надежным щитом откладываются вокруг сердца кольца лет. Он растет.

Прекрасный юноша с острова Кеос; любимец Аполлона, бога поэтического искусства, музыки, пророчества и врачевания. Нечаянно убивает его ручного оленя.

Знойный был день и полуденный час; от горячего солнца гнутые грозно клешни раскалились прибрежного Рака, раз, притомившись, лег на лужайку со свежей травою чудный олень и в древесной тени наслаждался прохладой. Неосторожно в тот миг Кипарис проколол его острым дротом; видя, что тот умирает от раны жестокой, сам умереть порешил… И в дар он последний молит у Вышних – чтоб мог проплакать он целую вечность… начали членыего становиться зелеными; вскоре волосы, вкруг белоснежного лба ниспадавшие прежде, начали прямо торчать и, сделавшись жесткими, стали в звездное небо смотреть своею вершиною тонкой. И застонал опечаленный бог. «Ты, оплаканный нами, будешь оплакивать всех и пребудешь с печальными!» – молвил.

Котта – один из многих: в годы правления Августа все больше подданных и граждан Рима покидают метрополию, чтобы скрыться от машины власти, от вездесущей слежки, от лесов знамен и нудной долбежки патриотических лозунгов; иные бегут от солдатчины, а то и попросту от скуки, ведь жизнь граждан насквозь регламентирована – вплоть до смехотворнейших обязанностей. Вдали от симметрии урегулированного существования они где-нибудь на одичавших окраинах Империи ищут жизни без надзора. На жаргоне правительственных газет и в полицейских бумагах такого рода путешественники именуются государственными беглецами.

Младший сын оратора Валерия Мессалы Корвина; поэт и оратор, друг Овидия; неоднократно упоминаем историками Плинием и Тацитом – к примеру, он выступал в сенате в поддержку Тиберия и впоследствии, когда ему предъявили обвинение в оскорблении величества, был взят под защиту самим Императором. Умер, предположительно, от отравленного лекарства. Шесть писем Овидия с Черного моря («Письма с Понта») адресованы ему.

Канатчик в Томах; сдает Котте неотапливаемую, увешанную яркими гобеленами мансарду в своем доме; временами прибегает к услугам поденщицы Эхо; спит среди мотовил и канатных воротов в углу мастерской и даже в морозы ходит босой; вместе со скомканными денежными купюрами, серебряными приборами из почерневшего серебра и армейским пистолетом хранит в сейфе каменно-серую, изъеденную молью волчью шкуру.

Аркадский тиран; намеревается убить во сне Юпитера, пришедшего к нему в человеческом облике, и, испытывая его всеведенье, угощает бога человечиной. Юпитер испепеляет дворец тирана; Ликаон спасается бегством.

Миссионер староверов, который ежегодно на Пасху является на рыбачьем катере из Босфора в Томы, чтобы в сумраке беспризорной, заросшей лишайником и плесенью церкви прочесть литанию о муках, выпадающих на долю его секты под римским владычеством; однажды в Страстную пятницу прерывает демонстрацию фильма о смерти Орфея, крича, что в такой день надлежит думать лишь о страстях и муках распятого владыки всей земли; колокольным звоном вынуждает Кипариса прекратить сеанс.

Посланец, передающий Геркулесу пропитанную кровью кентавра рубашку, от которой герой должен умереть. Геркулес, уже почти сраженный адом рубашки и болью, швыряет Лихаса в море возле Эвбеи.

Так вот и он: в пустоту исполинскими брошен руками, белым от ужаса стал, вся влажность из тела исчезла, и – по преданью веков – превратился в утес он бездушный.

Углежог из горной долины в Лимире; один из ухажеров Эхо; после ее исчезновения целую ночь понапрасну ждет ее, напивается и разносит ее жилище; своими криками и странной музыкой не дает томитам сомкнуть глаз. На рассвете Терей бросает углежога в поилку для скотины, откуда его вытаскивает Прокна, иначе он бы неминуемо захлебнулся. В оковах хмельного дурмана и тяжелых сновидений углежог все утро валяется на замшелых камнях у водопоя; единственный человек на берегах железного города, горюющий об исчезновении Эхо.

Сатир, мастер игры на двойной флейте, жестоко наказанный Аполлоном, богом поэтического искусства и музыки, ибо, вызвав Аполлона на музыкальное состязание, сатир играл несравненно прекрасно. Аполлон подвешивает Марсия к дереву вниз головой.

Так он взывал, но уж с рук и с плеч его содрана кожа. Раною стал он сплошной. Кровь льется по телу струями, мышцы открыты, видны; без всяких покровов трепещут жилы, биясь; сосчитать нутряные все части возможно, и обнажились в груди перепонок прозрачные пленки. Пролили слезы о нем деревенские жители, фавны – боги лесов, – и Олимп, знаменитый уже, и сатиры-братья, и нимфы, и все, кто тогда по соседним нагорьям пас руноносных овец иль скотины стада круторогой, залили вовсе его, а земля увлажненная слезы тотчас в себя вобрала и впитала в глубинные жилы; в воды потом превратив, на вольный их вывела воздух. Вот он, в крутых берегах устремляясь к жадному морю, Марсия имя хранит, из фригийских потоков светлейший.

Заглавная героиня трагедии Назона, которая с успехом идет во всех театрах Империи и делает своего автора знаменитостью. Котта считает, что узнал этот персонаж в одной из масок томской процессии ряженых – огромной, в красных брызгах бабище с торсом из дерева и соломы, которая растущими из подбрюшья тощими ручонками подбрасывает вверх и с визгом ловит картонный череп; в трагедии Назона Медея убила родного брата, расчленила его труп, а отрезанную голову швырнула в скалы.

Заглавная героиня не дошедшей до нас трагедии Овидия; дочь колхидского царя Ээта, внучка бога солнца, великая волшебница; влюбляется в Ясона, помогает ему добыть золотое руно; став женой Ясона, едет с ним в Иолк, там убивает Ясонова дядю, Ясонову невесту, его и своих детей, бежит к царю Эгею в Афины, становится его супругой и пытается отравить его сына Тесея; бежит. Наряду со многими другими волшебными чарами умеет поворачивать время вспять и омолаживать все живое.

В медном котле между тем могучее средство вскипает… Варит и корни она, в гемонийском найденные доле, и семена, и цветы, и горькие соки растений; в них добавляет еще каменья с окраин Востока, чистый песок, что омыт при отливе водой океана, вот подливает росы, что ночью собрана лунной; с мясом туда же кладет и поганые филина крылья, оборотня потроха, что волчий образ звериный в вид изменяет людской; положила в варево также и кинифийской змеи чешуйчатой тонкую кожу; печень оленя-самца; в состав опустила вдобавок голову с клювом кривым вековухи столетней – вороны. Тысячи к этим вещам прибавив еще безымянных, варварка, смертному в дар потребный состав приготовив, кроткой оливы седой давно уже высохшей ветвью варево стала мешать от дна и до верхнего слоя. Вдруг этот старый сучок, вращаемый в меди горячей, зазеленел, а потом через короткое время оделся в листья и вдруг отягчен стал грузом тяжелых оливок. Всякий же раз, как огонь из бронзовой брызгал купели пеной и капли его упадали горящие наземь, зелень являлась, цветы и густая трава луговая.

Беженец из Эфиопии; суеверный садовник на вилле Назона на Пьяцца-дель-Моро; наутро после знаменитого выступления поэта подстригает в парке живую изгородь, прививает дикую вишню – и толкует появление огромной голубиной стаи, которая пролетает в это утро над усадьбой, как счастливый знак. На деле эта голубиная стая, тень которой скользнула по дому, парку, по всему кварталу, уже напоминает цветом Черное море.

Царь Эфиопии; сын Авроры, богини утренней зари, и превращенного в бессмертную цикаду Тифона; последний союзник троянцев, Мемнон был убит Ахиллом; пока его тело горит на погребальном костре, Аврора в слезах просит Юпитера смягчить ее боль.

И согласился Отец. Едва лишь огнем был разрушен Мемнона гордый костер, и скопления черного дыма застили день, – подобно тому как река зарождает и испаряет туман, лучи не пускающий солнца, – черная сажа, сгустясъ, полетела, сбирается в тело, приобретает лицо, от огня теплоту принимает, также и душу свою, а от собственной легкости – крылья. С птицею схожа была изначала, – и подлинно птица затрепетала крылом; такие же сестры трепещут, неисчислимы; их всех одинаково происхожденье. Трижды кружат над костром; широко раздается согласный трижды их крик…

Заглавный герой комедии Назона, которая вызвала в Риме скандал. В пьесе речь идет о помешанном на музыке судовладельце из Генуи, у которого от безумной его алчности обращается в золото все, до чего он дотрагивается. В финале судовладелец, тощий как скелет, заскорузлый от грязи и обезображенный ослиными ушами, сидит в золотой пустыне; в его длинном монологе, спрятанные в палиндромах и акростихах, звучат имена известных всему городу президентов наблюдательных советов, депутатов и судей. После трех восторженно принятых спектаклей некий сенатор из Лигурии, владелец верфей в Генуе и Трапани, распоряжается запретить комедию. Отряд конной полиции железными прутьями не дает публике войти в театр, а актерам – выйти оттуда; при этом и актеры и зрители получают увечья и лежат потом, стеная, в залитых кровью золотых костюмах и праздничных нарядах на ступенях наружных лестниц, пока их не волокут прочь. Для Назона скандал оказывается чреват совершенно неожиданными последствиями – торговцы рыбой и лимонадом, менялы и неграмотные тоже узнают теперь его имя; он становится популярен.

Фригийский царь; получает от Вакха, бога вина и хмеля, дар превращать в золото все, к чему он прикоснется.

Сам себе верит едва: с невысокого илика ветку с зеленью он оборвал – и стала из золота ветка. Поднял он камень с земли – и золотом камень блистает, трогает ком земляной – и ком под властным касаньем плотным становится… Сам постигает едва совершенье мечты, претворяя в золото все. Столы ликовавшему ставили слуги с нагромождением яств, с изобильем печеного теста. Только едва лишь рукой он коснется Церерина дара – дар Церерин тотчас под рукою становится твердым; жадным зубом едва собирается блюдо порушить, пышные кушанья вмиг становятся желтым металлом… Этой нежданной бедой поражен, – и богатый и бедный, – жаждет бежать от богатств и, чегопожелал, ненавидит. Голода не утолить уж ничем. Жжет жажда сухая горло: его поделом неотвязное золото мучит!

Торговка в Томах; вдова мелочного торговца; от проезжего шахтера родит Батта, эпилептика; в минуту отчаяния пробует отравить свое косноязычное дитя отваром из цикламена и волчьего лыка, но все же настолько привязана к нему, что, когда в самом деле теряет Батта, становится говорлива и ищет утешения у слушателей; рассказывает Котте истории томских обитателей.

Богиня слухов.

…Есть посредине всего… некое место… все, что ни есть, будь оно и в далеких пределах, оттуда видно, все голоса человечьих ушей достигают. Там госпожою – Молва; избрала себе дом на вершине… ночью и днем он открыт, – и весь-то из меди звучащей: весь он гудит, разнося звук всякий и все повторяя… Смешаны с верными, там облыжных тысячи слухов ходят; делиться спешат с другими неверною молвью, уши людские своей болтовнёю пустой наполняют. Те переносят рассказ, разрастается море неправды…

Римский поэт; приобретает известность «Любовными элегиями», славу – трагедией «Медея», но только комедией «Мидас» – популярность. Под ударами политики вокруг его персоны возникает множество мифов: для одних он – эксцентричный стихотворец, другие почитают его как революционера, опасаются как государственного преступника или презирают как жадного до роскоши оппортуниста. Так или иначе, поэта высылают на Черное море; в отчаянии он сжигает рукопись своего главного труда, из которого его публике знакомы по чтениям лишь отрывки и заголовок – Метаморфозы. После пожара поэт исчезает на варварских берегах. Рим горюет или ликует; теряется в догадках: какая ошибка привела Назона к ссылке; где начался его путь на край света? Если это и не была единственная причина его падения, она, конечно, сильно содействовала этому – небрежность, какую Назон допустил, выступая в числе одиннадцати ораторов на открытии нового стадиона: по знаку Императора, который уже явно заскучал после седьмой речи, а теперь махнул и восьмому оратору, из такой дали, что Назон различил лишь глубокую бледность Августова лика, но ни глаз, ни черт лица не видел… так вот, по усталому, равнодушному знаку Назон в тот вечер вышел и стал перед букетом тускло поблескивающих микрофонов – и, сделав один этот шаг, оставил Римскую империю позади, не произнес, забыл – ! – строго-настрого предписанную литанию обращений, коленопреклонений перед сенаторами, генералами, даже перед Императором, что сидел под своим балдахином, забыл себя и свое счастье, без малейшего намека на поклон стал перед микрофонами и сказал только: Граждане Рима…

Римский поэт; сын землевладельца-патриция, родился в 43 г. до н. э. в Сульмоне; учился в Риме риторике; познавательные поездки в Малую Азию и Грецию. После короткой карьеры чиновника отказывается от сенаторского поприща и полностью посвящает себя (при поддержке отцовского состояния) литературе; после этого отказа и безвременной смерти Назонова брата, талантливого оратора, семья в Сульмоне оставляет всякую надежду на дальнейшее возвышение в обществе – и вдруг получает сюрприз от Овидия: уже первые его любовные элегии пользуются большим успехом, а вскоре он становится знаменитым поэтом. И что за сенсация, когда этот знаменитейший светский муж в 8 г. н. э. распоряжением императорского кабинета министров без суда и следствия ссылается в Томы, на Черное море, на край света. О причинах этой ссылки (без суда и конфискации имущества это была только ссылка ) вплоть до XX века пишутся целые книги; в те времена официальной причиной считалось бесстыдство Овидиевых эротических стихов, ныне больше всего приверженцев имеет версия, по которой Овидий, вероятно, был причастен к скандалу вокруг внучки Императора Августа или же знал о некой политической интриге Агриппы Постума (прямого потомка Августа) и потому должен был исчезнуть из Рима. Все старания добиться пересмотра императорского эдикта остаются тщетны. Овидий умирает в 17 или 18 г. н. э. в Томах; могила его неизвестна. ПРОИЗВЕДЕНИЯ: Amoves («Любовные элегии»); Ars amatoria («Наука любви»); Be medicamente faciei feminae («Притиранья для лица»); Medea («Медея», трагедия; утрачена); Remedia amoris («Лекарство от любви»); Heroides («Героиды», послания мифологических героинь покинувшим их возлюбленным); Metamorphoses («Метаморфозы», доведенные до последней корректуры, но еще не вышедшие в свет, когда Овидия отправляют в ссылку; расставаясь с Римом, в горе и отчаянии он сжигает список манускрипта); Fasti («Фасты»; месяцеслов, незавершен); Epistulae exPonto («Письма с Понта»); Tristia («Скорбные элегии»).

Почти все, что потомки знают о жизни Овидия, содержится в Книге IV «Скорбных элегий», в которой изложена его автобиография и которая считается первым поэтическим автопортретом в европейской литературе. Что касается собственного своего значения, Овидий предвосхищает историю, заключая «Метаморфозы» послесловием автора:

Вот завершился мой труд, и его ни Юпитера злоба не уничтожит, ни меч, ни огонь, ни алчная старость. Пусть же тот день прилетит, что над плотью одной возымеет власть, для меня завершить неверной течение жизни. Лучшею частью своей, вековечен, к светилам высоким я вознесусь, и мое нерушимо останется имя. Всюду меня на земле, где б власть ни раскинулась Рима, будут народы читать, и на вечные веки, во славе – ежели только певцов предчувствиям верить – пребуду.

Название третьей части героической кинотрилогии, показанной Кипарисом в Томах на Страстной неделе; фильм повествует о мученической смерти поэта: женщины, одетые в шкуры барсов и оленей, забрасывают его камнями, сдирают кожу и рубят мотыгами и серпами… Но уже после первых кадров сеанс прерывает миссионер староверов Лихас.

Сын Аполлона, бога поэтического искусства и музыки, и музы Каллиопы; самый славный певец древности; теряет жену Эвридику, погибшую от укуса змеи, а добившись у бога подземного мира ее освобождения, теряет Эвридику вторично, так как нарушает запрет оборачиваться на пути из подземного мира. Вводит у фракийцев любовь к мальчикам и, как женоненавистник, погибает от рук бесноватых женщин.

…В двустороннем театре не так ли ждет обреченный олень, приведенный для утренней травли, вскоре добыча собак! На певца нападают и мечут тирсы в земной листве, – служений иных принадлежность! – комья швыряют земли, другие – древесные сучья. Те запускают кремни. Но и этого мало оружья бешенству. Поле волы поблизости плугом пахали; сзади же их, урожай себе потом обильным готовя, твердую землю дробя, крепкорукие шли поселяне. Женщин завидев толпу, убегают они, побросали в страхе орудья труда – кругом пораскиданы в поле, где бороздник, где мотыга лежит, где тяжелые грабли, – буйной достались толпе! В неистовстве те обломали даже рога у волов, – и бегут погубить песнопевца. Руки протягивалон и силы лишенное слово к ним обращал – впервые звучал его голос напрасно. И убивают его святотатно. Юпитер! Чрез эти внятные скалам уста, звериным доступные чувствам, дух вылетает его и уносится в ветреный воздух. Скорбные птицы, Орфей, зверей опечаленных толпы, твердые камни, леса, за тобою ходившие следом, дерево, листья свои потеряв и поникнув главою, – плакало все о тебе…

Персонаж из рассказа Эхо, которая повествует Котте о Книге камней, якобы написанной ссыльным поэтом Назоном; Пирра в этой книге – последняя из женщин, уцелевшая в светопреставлении; вместе со своим возлюбленным Девкалионом она спасается на плоту от всеуничтожающего потопа. Одиночество уцелевших, говорит Эхо, самая страшная из кар, страшнее не бывает.

Дочь титана Эпиметея, жена Девкалиона, вместе с которым спасается от великого потопа, в котором Юпитер губит род человеческий. Когда вода спадает, они на своем плоту оказываются на склонах Парнаса, ищут утешения в занесенном илом храме и слышат там веление бросать за спину камни. Не задумываясь о смысле оракула, Пирра и Девкалион исполняют приказ.

Грек-эмигрант; в железном городе считается полоумным слугою Назона; развешивает в ветвях сосны эоловы арфы и по гармониям их звуков определяет приближение бурь и градобоя; верит в переселение душ, твердит, будто из глаз коров и свиней смотрят превращенные люди, и потому произносит возле бойни речи о позоре мясоеденья, пока Терей не забрасывает его овечьими сердцами и кишками. Узнает в боли Назона свою собственную судьбу, в словах Назона – свои мысли и думает, что в этом совпадении ему наконец открылась гармония, которую стоит увековечить; начинает делать надписи на столах у кабатчика, на стенах домов и садовых оградах и в итоге воздвигает монументы каждому слову ссыльного, – каменные, оплетенные исписанными лоскутьями пирамиды в знак того, что он, Пифагор Самосский, уже не одинок в своих мыслях и суждениях о мире.

Самосский ученый; родился ок. 570 г. до н. э.; ок. 535 г. до н. э. во времена правления Поликрата уезжает с родного острова и основывает в нижнеиталийском городе Кротоне религиозно-научный союз, политическая деятельность которого в конечном итоге подавляется силой оружия; поэтому уже на склоне лет Пифагор переселяется в Метапонтион на Тарентском заливе; там и умирает ок. 497 г. до н. э. Поскольку он не записывал свои ученые суждения, чтобы воспрепятствовать передаче знаний людям непосвященным, эти знания существуют лишь в общем идейном наследии пифагорейцев (как, например, учение о переселении душ и о шарообразной форме Земли, физические и математические законы и т. д.). В Книге пятнадцатой «Метаморфоз» Назона ученый выступает с большой речью, описывающей философско-религиозные основы всех превращений.

…постоянного нет во вселенной, все в ней течет – и зыбок любой образуемый облик. Время само утекает всегда в постоянном движенье, уподобляясь реке; ни реке, ни летучему часу остановиться нельзя. Как волна на волну набегает, гонит волну пред собой, нагоняема сзади волною, – так же бегут и часы, вослед возникая друг другу…

Невеста томского знахаря и могильщика; Прозерпина позволяет скототорговцам пялиться на нее как на корову, а искателям янтаря – как на драгоценность, так сплетничает о ней, прикрыв рот ладонью, Молва. Год за годом Прозерпина тщетно пытается уговорить своего нареченного вместе отправиться в роскошь Рима; порой, после целого дня споров, уходит от него, но каждый раз возвращается в его тихий, наполненный ароматом мирры и алоэ дом. Как ревностно она ни печется о своем женихе Дите, ее любовь не может избавить его от мрачной тоски.

Богиня царства мертвых; дочь Юпитера и Цереры, богини земледелия и плодородия; бог царства мертвых Дит влюбляется в нее и похищает, но в конце концов позволяет ей на плодородное время года возвращаться в верхний мир.

Ныне – равно двух царств божество – проводит богиня месяцев столько ж в году при матери, сколько при муже. А у Цереры тотчас и душа и лицо изменились. И перед Дитом самим предстать дерзнувшая в скорби, вдруг просветлела челом, как солнце, что было закрыто туч дождевых пеленой, но из туч побежденных выходит.

Жена мясника Терея, мать Итиса, сестра Филомелы; рыхлая, безропотная, идет за мужем по неприглядной жизни; Терей часто бьет ее, молча и без злости, как животное, приведенное к нему на убой, точно каждый удар предназначен лишь для того, чтобы подавить жалкие остатки ее воли и омерзение, которое она к нему питает; ее единственная защита от Терея – растущая полнота, умащенный притираньями и душистыми маслами жир, в котором эта некогда хрупкая женщина как бы постепенно пропадает. Когда открывается, что Терей изнасиловал и изувечил Филомелу, сходит с ума, изымает своего сына Итиса из времени и вновь принимает в свое сердце.

Дочь афинского царя Пандиона, сестра Филомелы, супруга Терея; убивает своего сына Итиса, чтобы отомстить Терею за то, что он изнасиловал и изувечил ее сестру.

Миг – и сына влечет, как гигантская тащит тигрица нежный оленихи плод и в темные чащи уносит… меж тем как ручки протягивал он и, уже свою гибель предвидя, – «Мама! Мама!» – кричал и хватал материнскую шею, – Прокна ударом меча поразила младенца под ребра, не отвратив и лица. Для него хоть достаточно было раны одной, – Филомела мечом ему горло вспорола. Члены, живые еще, где души сохранялась толика, режут они. Вот часть в котлах закипает, другая на вертелах уж шипит: и в сгустках крови покои.

Мясник в Томах; стоя на перекате, кроит быкам черепа; едва его топор с треском обрушивается в межглазье связанного животного, всякий иной звук настолько утрачивает смысл, что даже плеск воды и тот словно бы на миг замолкает и превращается в тишину. Он насилует и калечит Филомелу, сестру своей жены Прокны. От отчаяния Прокна убивает своего сына Итиса, единственное существо, к которому Терей относился с нежностью, и бежит вместе с сестрой. Терей всю ночь ищет убийцу сына, на рассвете обнаруживает сестер во дворе у канатчика, поднимает топор, чтобы ударить Прокну, – но Филомела улетает ласточкой, а Прокна – соловьем, и топорище тоже становится клювом, Тереевы руки – крыльями, волосы – бурыми и черными перьями. Удодом устремляется Терей вдогонку за спасшимися.

Фракийский царь, помогающий Афинам против натиска варварских орд и одерживающий победу; за это получает в жены дочь афинского царя Пандиона Прокну; влюбляется в свою невестку Филомелу, насилует ее и вырывает ей язык, чтобы она не смогла его выдать. Когда кровавое злодеяние все же раскрывается, Прокна в знак мести убивает их сына Итиса, режет вместе с Филомелой его тело на куски, жарит и варит мясо и подает Терею.

Сам же Терей, высоко восседая на дедовском кресле, ест с удовольствием, сам свою плоть набивая в утробу. Ночь души такова, что, – «Пошлите за Итисом!» – молвит. Доле не в силах скрывать ликованья жестокого Прокна, – вестницей жаждет она объявиться своей же утраты, – «То, что зовешь ты, внутри у тебя!» – говорит. Огляделся царь, вопрошает, где он. Вновь кличет и вновь вопрошает. Но, как была, – волоса разметав, – при безумном убийстве, вдруг Филомела внеслась и кровавую голову сына кинула зятю в лицо… И отодвинул свой стол с ужасающим криком фракиец… Он из наполненных недр – о, ежели мог бы он! – тщится выгнать ужасную снедь, там скрытое мясо, и плачет, и называет себя злополучной сына могилой! Меч обнажив, он преследовать стал дочерей Пандиона. По Кекропиды меж: тем как будто на крыльях повисли. Вправду – крылаты они! Одна устремляется в рощи, в дом другая, – под кров.

И поныне знаки убийства с грудки не стерлись ее: отмечены перышки кровью. Он же в скорби своей, и в жажде возмездия быстрой птицею стал, у которой стоит гребешок на макушке, клюв же, чрезмерной длины, торчит как длинное древко, птицы названье – удод. Он выглядит вооруженным.

Карнавальная маска Терея в томской процессии ряженых: украшенный обрывками золотой бумаги и кусочками блестящего металла мясник едет по улицам на беленой, запряженной волами телеге и размахивает горящим кнутом; Котта воспринимает эту маску как карикатуру на бога Солнца в огненной колеснице: мясник хочет быть Фебом.

Сияющий — одно из имен Аполлона, бога поэтического искусства, музыки, пророчества и врачевания, и бога солнца Соля; в «Метаморфозах» под этим именем выступают оба: Феб Аполлон, к примеру, карает Марсия, любит Кипариса и превращает в камень змею, которая хотела пожрать отрезанную голову Орфея.

Феб Соль бледнеет под волшебные песни Медеи и горюет о смерти Цезаря.

Босоногая, изувеченная незнакомка, которая однажды январским утром приходит с гор в железный город и в которой Прокна узнает свою считавшуюся умершей сестру. Филомела как будто бы не понимает ни вопросов, ни утешительных слов, жалобно стонет в объятиях Прокны и съеживается от страха, если на нее падает хотя бы тень мужчины.

Дочь афинского царя Пандиона, сестра Прокны; изнасилована ее мужем Тереем, который от жалоб Филомелы приходит в ярость и отрезает ей язык.

Высвобождает он меч из висящих у пояса ножен. Волосы девы схватив, загнув ей за спину руки, узы заставил терпеть. Филомела подставила горло, – только увидела меч, на кончину надеяться стала. Но исступленный язык, напрасно отца призывавший, тщившийся что-то сказать, насильник, стиснув щипцами, зверски отрезал мечом. Языка лишь остаток трепещет, сам же он черной земле продолжает шептать свои песни.

Продавец водки и заклинатель змей; приезжает в железный город вместе с Кипарисом; когда у него сжигают цирковой шатер и корзину со змеями, занимает полуразрушенный дом и становится томским кабатчиком. Он часто толкует об отъезде и о странствиях, об оазисах Африки, о пассатах и дромадерах, а сам между тем все глубже врастает в железный город, расширяет с помощью черного пороха и зубила пещеру под домом, превратив ее в погреб, где хранит кислое вино и свекловичную водку и в любое время суток угощает посетителей.

Сын эфиопского царя; тщетно пытается помешать женитьбе героя Персея на прекрасной Андромеде; Персей смеется над ним и побеждает его в единоборстве, показав ему волшебную голову Медузы.

Наперсница Котты, его возлюбленная на одну ночь и его жертва; страдает псориазом, который пятном блуждает по ее телу. Когда пятно исчезает под одеждой, Эхо поразительно красива; когда же оно возвращается на лицо, не только прикосновение, но даже любопытный взгляд причиняют ей такую боль, что все, кто любит Эхо, оставляют ее в покое и стараются избегать.

Многие обитатели Черноморского побережья, хотя и втайне, любят Эхо; пастухи и рудоплавы иногда под покровом темноты навещают Эхо, чтобы в ее объятиях претерпеть метаморфозу и стать младенцами, господами или зверьми. Любовники знают, что скрытность Эхо надежно защищает их от любых попреков и от стыда, и за это оставляют среди щебня развалин янтарь, овчины, сушеную рыбу и горшочки с салом.

Нимфа, отвлекающая супругу Юпитера Юнону долгими разговорами, пока бог забавляется со своими подружками. В наказание за этот союз с неверным ее супругом Юнона отнимает у Эхо дар речи: ей дозволено лишь повторять последние обращенные к ней слова. Несчастная Эхо в тоске влачит свои дни, пока не встречает прекрасного юношу Нарцисса и не влюбляется в него; не способный любить ничего, кроме собственного отражения, Нарцисс отвергает нимфу, а она бежит от горя в дебри лесов.

Карнавальная маска в томской процессии ряженых: человек, гнущийся в три погибели под тяжестью лотка, на котором он тащит батарею, сплошь покрытую кристаллами селитры, – электрический аппарат, который заставляет периодически вспыхивать кольцо из лампочек.

Бог небесного света, владыка богов, властелин Серебряного века; сын Сатурна и Реи, брат и супруг Юноны, брат Нептуна и Дита; вместе с братьями ввергает отца в Тартар и делит с ними власть над Космосом; по жребию ему выпадает власть над небом и землею.

Есть дорога в выси, на ясном зримая небе; Млечным зовется Путем, своей белизною заметна. То для всевышних богов – дорога под кров Громовержца.

Фессалийский мореход; на старом военном корабле, разжалованном в купцы, он от случая к случаю, совершенно непредсказуемо, появляется в гаванях Черного моря, зачастую сея там смуту, раздоры и ненависть. Ведь фессалиец не только привозит всевозможные товары, которые меняет на железные слитки, шкуры и янтарь, на борту у него вечно множество переселенцев – безработные ремесленники, обнищавшие крестьяне, обитатели гетто из Фессалоник, Волоса и Афин… всем Ясон сулит на Черном море золотое будущее и за душное место на промежуточной палубе отбирает у них последние деньги. Только у ветшающих причалов Одессы и Констанцы, у сожженных доков Севастополя, а то и у каких-нибудь пустынных берегов Леоновы пассажиры осознают тщету своих упований. Но тогда у них уже давным-давно нет ни средств, ни сил для возвращения в Грецию. Вот они и сходят с корабля в самых безотрадных местах и ищут среди развалин тень своего счастья.

Сын царя Эсона из Иолка; строитель корабля «Арго»; его дядя Пелий, отняв власть у Эсона, посылает Ясона на восточное побережье Черного моря, в Колхиду, чтобы забрать там у царя Ээта золотое руно. Ясон вместе со своими товарищами с попутным ветром достигает Колхиды, с помощью дочери Ээта Медеи выполняет все условия, какие ставит ему Ээт, завладевает золотым руном и вместе с Медеей, которую берет в жены, возвращается в Иол к.

Вынесли много они, предводимые славным Ясоном, быстрого Фазиса волн иловатых доколь не достигли. Вот явились к царю и руно им Фриксово выдать требуют, множеством дел превеликих ему похваляясь; Ээтиада меж тем могучим огнем загорелась после упорной борьбы, когда одолеть уж рассудком страсти своей не могла, – «Ты борешься тщетно, Медея…»