Эпилог
Берта и Антуан

Причудливо тасуется колода. Жизнь Берты была так полна событиями, так меняла очертания, как ей никогда не хватило бы воображения придумать. У нее выходили документальные фильмы, вышла книга очерков, в художественном фильме по своим сюжетам она сыграла себя. В сутках у нее для сна оставалось несколько часов, поскольку ночи по-прежнему были заполнены Антуаном. Независимо от того, видела она его рядом с собой или нет. Да и не ночи. Она получала много разных предложений, но решение было за ним – принять или нет. Неудачные материалы или куски других работ к утру просто бесследно исчезали из документов до того, как она сама их открывала, чтобы переделать. По результатам ее журналистских расследований возбуждались уголовные дела. По ее инициативе лишались своих постов крупные деятели. И были войны и катастрофы, которые носили прежний мистический характер и не были на самом деле совпадениями. Бой со злом продолжался, и она в него плотно включена.

А ее главной бедой оставались ложные по сути разлуки с Антуаном. Их контакт не прекращался ни на минуту, в том числе и сексуальный. А Берта стала страшно тосковать, когда не видела его. Часто злилась, предъявляла претензии. Когда Юра с мамой уехали в Америку по приглашению Кузьмы, Берта готова была лезть на стенку от того, что все в ее жизни – обман. Одиночество – обман. Любовь – обман. Встречи – короткая неправда. Разлуки – правда и горе. У него не хватало слов и тайных ласк, чтобы ее утешать, топить в своем желании. Они ссорились. Она опять говорила только о себе. Он – только о ней.

Берта настолько привыкла к страховке, что совсем забывала о чувстве самосохранения. Однажды она приехала со съемочной группой на очередной пожар – поджог дома инвалидов. Увидела кого-то на подоконнике открытого окна и бросилась туда перед пожарными. Упала вместе с безногим стариком, они оба горели.

В ожоговом центре ей срочно снимали ожоги лица и рук, примчалась какая-то бригада, перевезли в маленькую клинику, там справились быстро с помощью какого-то сверхсовременного оборудования, какого в России никто еще не видел.

Когда Берта пришла в себя, голос Антуана произнес:

– Когда ты начнешь соображать, что бывают необратимые ситуации? Необратимые даже для меня. Скорее всего, ты мне будешь нужна изуродованной, искалеченной. Но ты взрослый человек и знаешь, чего стоишь. Ставка больше многих жизней. Да, в грубом, денежном отношении. Это суммы, с помощью которых можно изобрести что-то, что положит конец пожарам на земном шаре в принципе. Раз мы на это пошли, стало быть, выбрали приоритет.

Берту больше всего ранили, конечно, слова: «скорее всего» и «денежное отношение». Она опять рыдала, что стало совсем уже дурной привычкой, протестовала, обижалась на всю жизнь. У нее все болело, ей было страшно задним числом, а ее так пожалели. Думать о фантастическом масштабе того, во что ее втянули, она не могла. И категорически отказалась в это вникать.

У нее появилась свободная неделя, когда она лечилась, спала и ела то, что приносила ей Амина. Как-то вечером, в тоске и потерянности, она сидела на кухне и вместо правильной еды ела любимый шоколадный торт. Как когда-то, когда гасила неприятности сладким. Торт незаметно кончился. Антуан не был на связи с ней целый день. Наверное, опять наказывает. Берта вошла в ванную, сняла халат и стала озабоченно разглядывать то, что показалось ей жировым отложением на бедрах. И тут раздался его голос:

– Это шоколадный торт.

– Ты же сам сказал, что мне нужна глюкоза при моих нагрузках, – возмутилась Берта.

– Она тебе нужна. Но речь не шла о торте целиком в один присест, моя дорогая.

– Тебе не нравится, что я поправилась?

– Мне безумно все нравится. Я ответил на твой вопрос. И так затосковал по тебе. Боготворю. До того как я тебя узнал, в моей жизни была лишь вера в возможности человеческого разума.

А тосковать вместе, не разлучаясь, – это уже был выход. Так причудливо все у них было.

Были периоды, когда Берта его переставала чувствовать надолго. Иногда это сопровождалось каким-то холодком в груди, ознобом, который появлялся от ступней вверх, блокировал все в мозгу. Она шла к компьютеру, читала новости и всегда находила какое-нибудь важное сообщение. Уничтожен очередной отряд террористов. Спасены очередные жертвы катастрофы. Приговорен к казни очередной диктатор. Она точно знала: он там.

Однажды этот холодок настиг Берту, когда они с Антуаном были в их доме. Она нашла новость о Гаагском трибунале, который приговорил к пожизненному заключению президента, обвиненного в геноциде против своего народа. Там было видео. Она увидела в зале суда Антуана. Сосредоточенного, сурового, в деловом костюме, с резкой морщиной посреди широкого лба. Берта посмотрела на число: три дня назад. А они приехали только сегодня. Немного отлегло от сердца. Но она все равно бросилась в его кабинет. Он сидел за столом и смотрел на дверь.

– Иди ко мне, детка. Ты прочитала? Да, все так. Когда тебе что-то кажется, тебе это не кажется, ты же знаешь.

– Поцелуй меня, – прижалась Берта, сев к нему на колени. – Давай спрячемся от этого всего.

– Как же я жду всегда, чтобы ты меня сама об этом попросила. Конечно, нет ничего важнее твоего желания.

– Даже такие ужасные твои дела?

– Все прекращается, когда наступает момент обладания любимой женщиной. Бои прекращаются, грозы затихают, убийцы умирают во сне. Для меня сейчас существует одна мировая проблема – растопить навсегда твой протест. Заставить тебя поверить мне безоговорочно. Чтобы ты так, сама, приходила ко мне всегда.

– Опять это слово – «заставить».

– Это просто мое слово. Я их всего лишь не выбираю. А с тобой оказалось все так тяжело. Ты знаешь, что ты очень тяжелый и сложный человек?

– Может быть. Что ты имеешь в виду?

– Ты не рассчитываешь силы удара. Ты, нежная, слабая, беззащитная женщина, способна причинять страшную боль. С этим едва справляюсь я, очень сильный человек. Мои руки держат не только ремень, но и нож, любое оружие. И ты способна одним коротким словом вызвать мое отчаяние, иногда панику, какой я еще не знал. При этом я знаю, что сейчас я для тебя «урод», а через пять минут прикажу тебе сказать «люблю – не могу». Но ты среди огромного количества других, разных людей. Ты понимаешь? Я не поучаю. Но я действительно учу тебя сдерживать свой прекрасный гнев, свою графскую надменность и высокомерие красавицы. Это твое смертельное оружие. Ты можешь сделать кого-то несчастным, не заметив этого.

– И это говоришь ты, который…

– Да, я, который убивает. У меня своя миссия, у тебя – своя. Мне так хочется, чтобы ты всегда нежилась в моих объятиях, чтобы тебе ничего не нужно было делать, кроме поисков удовольствия для себя и своих близких, чтобы ты не знала горя и тоски. Но от тебя ждут реакции и решений. Ты рождена для счастья и обожания, но за окном живодерская рать. И мы победим с тобой. Ради тебя. К власти над миром должны прийти мужчины, способные защитить и удержать в руках своих женщин. Такой простейший критерий для отбора единомышленников в борьбе со всемирным злом. Ответ, данный Бадаевым, на вопрос: как. Скоро ты все узнаешь и увидишь сама. Я тебя испугал?

– Да. Но все равно люблю.