Завеса

Глава Эрмитажа шел строго на запах. И чем ближе подходил к его источнику, тем сильнее недоумевал: почти весь зал уже прошел – никого. И главное, ничего не слышно! Не могут же они пить совершенно бесшумно, даже если без тостов, чокаться-то должны!

Вот и последние несколько метров, дальше выход.

Тут, в углу, возле гранитной статуи Мут-Сохмет пахло уж совсем неприлично – откровенным перегаром.

– Была б ты живой, – обратился директор к недвижной богине, – точно бы подумал – напилась!

И тут же окутался такой волной вони, что непроизвольно зажал нос.

Хотел достать платок, вспомнил, что в нем – скарабей, махнул рукой.

– Похоже, тут недавно гуляли, на пол, что ли, разлили? Типа, где пьют, там и льют? – Обошел со всех сторон постамент, внимательно разглядывая пол, – сухо. Поднял голову вверх и тут же закашлялся – так пахнуло перегаром.

– Милая, – он поправил запотевшие очки, – а ведь похоже, что это от тебя вином разит? Вот же черти! – засмеялся. – Наверно, кто-то легенду вспомнил о кровавой богине. Налет на коленях и все такое. Чем там тебя боги усмиряли? Красным пивом? Видно, в наших широтах красное пиво – редкость, напоили бормотухой. Дешево и сердито.

Сообразил, что только что сказал и – осекся.

Как можно напоить гранитную куклу?

А Пётр, оказавшийся на лестнице? Тоже одна из эрмитажных легенд…

А Скифский кот, поправший законы тяготения?

А летающий скарабей?

А исчезнувшие кошки? С чего это он решил, что они вернулись? Где? Одна, перепуганная, неслась, может, и неслась, потому что – единственная осталась?

Снова стало тоскливо и тревожно. И обретение скарабея уже не казалось счастливой случайностью, напротив, виделось угрожающим знаком: скарабеев-то с усопшими в мир мертвых отправляют…

– Ну, чего мне еще ждать? – поднял он голову к бесстрастной богине.

Мимир в это время вприпрыжку сбежал с лестницы, пронесся по залу и притормозил ровно напротив Мут-Сохмет. Выгнул спину, вздыбился и зашипел, показывая Великой и Ужасной всю свою стать.

– Ага, – услышал он незнакомый мужской голос. – Вот и Красный кот. Как же я о нем-то забыл? Что, дружок, пришел Мут-Сохмет усмирять?

Мимир обернулся на голос и буквально в шаге от себя увидел котрифея. Он стоял в самом углу, практически сливаясь со стеной, используя ее, судя по всему, как необходимую подпорку, чтобы окончательно не сползти на пол.

Выглядел котрифей странно: от всегдашней привычной стати и располагающего спокойствия остались лишь запотевшие на переносице очки. Белый шарф, сорванный с шеи, комком топорщился из кармана, протягивая к полу длинный белый язык. Длинные тонкие пальцы котрифея беспрестанно двигались, сжимаясь и разжимаясь с сухим болезненным хрустом.

Мимир застыл, соображая, что же делать? Как себя вести в подобной ситуации – он совершенно не представлял. Развернуться и сбежать? Но тогда он не исполнит своего предназначения и Мут-Сохмет уничтожит дворец. Разделаться с ней прямо при котрифее? Как?

Только тут Мимир сообразил, что абсолютно не знает, что именно и как он должен приказать Сохмет, чтобы она успокоилась и заснула. Наверное, существуют какие-то особые слова? Или специальные практики? Лирай с ним это еще не проходил. Кот растерянно переводил глаза со статуи на котрифея, нервно облизывался и молчал.

– Мимир! – вдруг донеслось до него с лестницы. – Мимишка! – оглянулся и увидел черного кота и белую кошку, несущихся к нему с противоположного конца зала.

– Бабушка! – обрадовался Мимир. – Богарди! Я здесь!

Из своего угла оторопевший директор наблюдал, как к огромному Красному коту подскочили еще две такие же огромные кошки – белая и черная. Явно не эрмитажные, таких гигантов ни среди дворовых, ни среди элиты не водилось. Кошки явно радовались друг другу, подпрыгивали и терлись боками. Потом в одну секунду вдруг все заволоклось перламутровым сверкающим туманом, и на месте кошек оказались куклы. Живые. Белокурая красавица с огромными синими глазами в строгом брючном костюме, суровый мужчина в военном камуфляже и рыжеватый веснушчатый парнишка-акселерат, длинноногий и нескладный. Куклы о чем-то разговаривали на непонятном директору языке, блондинка все обнимала и ощупывала подростка, словно пыталась убедиться, что с ним все в порядке.

Потом они вдруг все трое развернулись к директору.

– Здравствуйте, господин котрифей, – склонила голову красавица. – Не пугайтесь, мы вам не снимся. Мы – настоящие.

– Кто? – едва шевеля губами от изумления, переспросил Дмитрий Борисович. – Как вы меня назвали?

– Котрифей.

– Котрифей… – он попробовал это слово на вкус. – А вы, простите, кто?

– Мы – кэльфы. Но для вас, наверное, более привычно называть нас эрмитами.

– Эрмиты? Так вы и правда существуете?

– Можете меня потрогать, – красавица улыбнулась и протянула директору крошечную изящную ручку.

Он слегка коснулся ее пальцев, и в этот момент что-то ослепительно сверкнуло, будто под потолком взорвалась молния.

– Началось! – услышал Ларионов чьи-то слова. – Завеса!

Дворец ощутимо вздрогнул, стена за спиной директора зашаталась, в глаза просыпался сверху какой-то мусор.

«Землетрясение, – обреченно подумал он, – не зря кошки сбежали…»

Теперь молния разорвалась будто бы прямо в голове. Директор на секунду даже ослеп, а когда вновь открыл глаза, обнаружил себя почему-то стоящим в углу Египетского зала рядом со статуей Мут-Сохмет.

Как я тут оказался? – удивился он. – Вроде к себе в кабинет шел. Надо же, задумался. О чем думал-то? А, ну как же! Завтра же коллеги из Каирского университета приезжают, вот почему меня сюда занесло. И чего тут проверять? В Эрмитаже всегда полный порядок!

Легко взбежал по ступенькам, решив пройти к себе через улицу. Вышел в фойе. В лицо из открытой входной двери ударил свежий влажный воздух.

– Дмитрий Борисович, – обернулся на звук его шагов охранник, – гляньте, какой чудо! В жизни ничего похожего не видал. Северное сияние, что ли?

Директор вышел на крыльцо. Пространство над головой сияло серебряными и голубыми всполохами. Они множились, перетекали друг в друга, собирались в разноцветные пучки и тут же взрывались миллионами, нет, миллиардами крошечных разноцветных искорок. Словно где-то высоко-высоко, далеко за Млечным Путем на какой-то неведомой галактике гремел грандиозный салют, и отблески от него долетали сюда, на земное небо.

С набережной доносились восторженные крики гуляющих, ликующие гудки автомобилей.

Последняя, особенно яркая голубая волна бесшумно разгладила небо, собралась в синий пенный поток и втянулась, как в океан, в темный горизонт, постепенно утягивая за собой розовые, зеленые и фиолетовые отсверки. Тут же, как истосковавшиеся по воле, посыпались крупные звезды, и от их света воздух моментально наполнился теплым перламутровым сиянием, будто на город опустили невесомую прозрачную кисею.

– Ничего себе, – лицо охранника выражало абсолютный восторг. – Видали, Дмитрий Борисович? Кто не видел – ни за что не поверит! Вы-то весь мир объездили, наверное, еще и не такое помните, а я – первый раз. На Севере три года служил, ни разу, представляете! Обидно даже было. Зато сейчас… – он крутил головой, не находя слов. – Эх, дурак, сфоткать не догадался!

– Не переживай, в голове-то осталось!

– Думаете?

– Уверен. Голова наша, брат, такое хитрое устройство, я бы даже сказал, волшебное, что если ты хоть краем глаза что-то где-то углядел, она это навсегда сохранит. Пользоваться плохо умеем, вот в чем дело.

– Я-то точно! Память как решето. Мне б к волшебной голове золотой ключик! – хохотнул охранник. – Узнать бы, где продаются.

– Друг мой, – Ларионов хитро прищурился. – Вы где работаете?

– Тут, в Эрмитаже…

– Вот именно, в Эрмитаже! По сторонам чаще глядите, тут этих золотых ключиков – на каждом шагу!

Охранник машинально крутнул головой, изучая ближние стены, а когда повернулся, рядом никого не было. Лишь далеко впереди, в арке, вроде бы мелькнул чей-то силуэт, но тут же исчез, скрытый серебристой завесой, все еще окутывающей Эрмитаж.