Глава 21

– Джейн, спасибо, что перезвонила, – сказала доктор Хеллер. – Хирург из госпиталя Джона Хопкинса может прооперировать тебя в следующем месяце. Мне пришлось сдвинуть горы, чтобы этого добиться. Для этого тебе придется лететь в Балтимор, но я молю Бога, чтобы ты согласилась. Если ты не согласишься, Джейн, то я боюсь, что ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь, – она вздохнула. – То есть если ты, конечно, сохранишь способность сожалеть или вообще думать. Джейн, это реально. Это серьезно. Если не будет операции, то в твоем мозге произойдут необратимые изменения когнитивных функций.

Я поставила ведро с розами на пол, знаком попросила Ло заняться покупателем, который только что вошел в магазин, и скрылась в задней комнате.

– Я всю мою жизнь доверяла вам, доктор Хеллер, – начала я. – И у меня нет причин не доверять вас сейчас. Поверьте мне, иногда я просыпаюсь утром с одним-единственным желанием покончить со всем этим. Я хочу верить в науку и позволить вам избавить меня от моего состояния. Но я не могу, доктор Хеллер. Я должна идти до конца, даже если при этом придется подвергнуть огромной опасности мое здоровье.

– Понимаю, – сказала она. – Я боялась, что ты не передумаешь.

– Мне жаль.

– Мне тоже, – ответила она.

Я закончила разговор и вышла в магазин. Там я уселась на табурет за прилавком и изобразила абсолютное спокойствие.

Вот только Ло слишком хорошо меня знала.

– Что случилось? – спросила она.

Я покачала головой.

– Доктор Хеллер только что сообщила мне, что без операции мой мозг может отказать в любую минуту.

Ло нахмурилась.

– И, насколько я понимаю, эта операция уничтожит твой дар?

– Да, – подтвердила я.

– И что ты собираешься делать?

– Я не знаю.

– Тебе надо поговорить с Колетт, обсудить это с ней. Ведь у тебя осталось совсем мало времени, Джейн. Насколько я помню, Колетт говорила, что ты должна заполнить страницы книги до заката солнца в день твоего тридцатилетия, верно?

Я кивнула.

– Дорогая моя, день твоего рождения через месяц.

– Я помню.

– Повидайся с Колетт. Она обязательно тебе поможет.

Я постучала в дверь Колетт. Услышав шаги, я обрадовалась, что она дома. Звонить заранее я не стала. Я просто вышла с Пайк-плейс и, погрузившись в свои мысли, прошла до самого ее дома.

– Джейн, – с улыбкой приветствовала меня Колетт. – Какой сюрприз!

– Можно мне войти? – спросила я. – Я… Я совсем запуталась, Колетт. Мне бы пригодился ваш совет.

– Входи же, моя дорогая, – пригласила она. Я прошла за ней в квартиру, в которой царил беспорядок. Посередине столовой стояли два ящика, кругом валялись стопки книг.

– Прошу прощения за беспорядок, – извинилась Колетт, – Я занималась уборкой.

Я опустилась на потертый бархатный диван и вздохнула.

– Чем я могу тебе помочь? – спросила она, усаживаясь рядом со мной.

– Я верю в свой дар, – начала я. – Я верю каждому слову из того, что вы мне рассказали. И все-таки логика говорит обратное. И потом, мне страшно. Мой врач говорит, что мне необходима операция. Отказ от нее приведет к серьезным последствиям для моего здоровья. Скажу откровенно, это давит на меня.

– Понимаю, – сказала Колетт. – Но, Джейн, ты уже знаешь, что тебе нужно делать.

– Все-таки нужно действовать по вашему плану?

Она кивнула.

– Что бы ты сказала себе, если бы была на моем месте?

Я снова вздохнула.

– Что мозг помогает нам сделать выбор, но только сердце знает наверняка. Сердце всегда право. Нам нужно только научиться слушать его.

– Да, – Колетт улыбнулась мне, как гордый учитель улыбается своей талантливой ученице.

– В таком случае, я думаю, сердце велит мне продолжать мое путешествие, – продолжала я. – Я уже близка к финишу. Я знаю это и почти готова записать имена в книгу.

Я глубоко вздохнула, думая о том, что я напишу на страницах старинного фолианта, передаваемого из рук в руки на протяжении веков. В последние несколько месяцев я внимательно изучала книгу. Под каждым именем женщина, наделенная моим даром, описывала любовь, свидетельницей которой она была. Иногда записи были на французском, иногда на английском, но каждое живое описание трогало меня до глубины души, я слышала голоса этих женщин, чувствовала любовь, которую они описывали так подробно и доверительно. Мне предстояло сделать то же самое. Скоро. Совсем скоро.

– Колетт, вы говорили, что если у меня не получится, если я не совершу это путешествие, я всю оставшуюся жизнь буду сожалеть об этом. Я все время думаю о ваших словах.

Она кивнула.

– Если ты потерпишь неудачу, то кончишь, как я.

– Как вы?

– Да. Я не довела начатое дело до конца.

Я обратила внимание на то, что страницы Колетт в книге остались пустыми, но до этой минуты я почему-то не задумывалась об этом.

– Я поверила в свой дар, когда уже стало слишком поздно, – продолжала Колетт. – Мне не хватило времени.

– И какими были последствия для вас? – выпалила я.

– Жизнь без любви, – ответила она.

Я покачала головой.

– Вы хотите сказать, что никогда не были влюблены?

– Отчего же? Была, – с тоской произнесла Колетт. – Много лет назад был один мужчина, Пьер. Мне было двадцать девять лет, я жила тогда в Париже. Однажды он вошел в мою жизнь и в мое сердце, чтобы навсегда остаться там.

– Он ответил на вашу любовь?

– Нет. С этим проклятием я живу. Никто никогда не ответит на мою любовь. Теперь это моя судьба, результат того, что я не прошла предназначенный мне путь до конца. Поэтому я и улетела в Америку после моего тридцатилетия. Мне невыносимо было жить там, где я могла встретить Пьера, ведь он никогда бы не полюбил меня. – Колетт крепко зажмурилась и потом снова посмотрела на меня. – Джейн, я говорю тебе об этом не для того, чтобы вызвать твое сочувствие. Я лишь хочу, чтобы у тебя все получилось. Я надеюсь, что ты учтешь мои ошибки. Потому что…

Я встретилась с ней взглядом.

– Что?

– Потому что я видела тебя и твоего молодого человека на свадьбе твоей подруги.

– Правда?

Она кивнула.

– Я забирала цветы, которые остались от предыдущей свадьбы. Администрация отеля решила отдать их в госпиталь. Я заглянула в танцевальный зал. Ты как раз с ним танцевала.

Я с трудом глотнула.

– Джейн, – сказала Колетт, – я видела любовь.

– Видели? Правда, видели?

Колетт кивнула.

– И я не хочу, чтобы ты потеряла ее так, как я потеряла свою. Я так и не смогла себе этого простить.

Я покачала головой.

– Но любовь не такая, – запротестовала я. – Любовь все прощает. Любовь не ставит условий. Она живет и дает второй шанс. Колетт, неужели у вас не будет второго шанса?

– Есть один способ, – сказала она. – Нужно заглянуть в конец книги и прочитать то, что написано на последней странице.

– И что там сказано?

– Там говорится, что женщина, обладающая даром, но не прошедшая свой путь до конца, получит еще один, последний шанс. Ночью в полнолуние, когда падает снег, любовь можно вернуть.

– Вы верите в это? У вас с Пьером появится еще один шанс?

– Не знаю, – Колетт опустила голову. – Хотя не стану отрицать, что я надеюсь на это. Я обдумывала эту возможность на протяжении долгих лет. Но сейчас я стараюсь об этом не задумываться. Я даже не знаю, жив ли еще Пьер. И даже если он жив, глупо думать, что я могу вернуться к нему и он будет любить меня так, как я любила его все эти годы.

– Но попробовать все-таки стоит, – сказала я.

Колетт кивнула.

– Любовь всегда заслуживает этого. Даже после моего провала. Ты тоже должна попробовать.

– Колетт, почему вы выбрали меня? Из всех новорожденных в тот день в госпитале?

Ее губы тронула легкая улыбка.

– Все дело в твоей маме, – объяснила она. – От нее исходила такая любовь, что я не могла не любоваться и не восхищаться ею. Я подумала, что дочка женщины с такой душой обязательно будет обладать легендарной способностью любить и быть любимой.

– В маминых глазах и в самом деле всегда была любовь, – согласилась я, вытирая слезу со щеки. – Мама всегда говорила, что если человек кого-то полюбит, то это навсегда изменит его сердце. Любовь будет продолжать жить в нем. Но я видела, что сделала с ней любовь к моему отцу. Я слышала, как она плакала в своей комнате по ночам или рано утром, когда она думала, что я еще сплю. Ее любовь напоминала незаживающую рану. Она мучила ее.

Колетт с пониманием посмотрела на меня.

– И поэтому ты закрылась от любви.

– Да, – согласилась я. – Но во мне что-то меняется. Это одновременно пугающее и восхитительное чувство.

– Я знаю, – почти шепотом ответила Колетт. Я увидела в ее глазах слезы. – Наслаждайся каждой секундой, потому что дарить любовь и ощущать, что на твою любовь отвечают, – это самый большой в жизни подарок.

Ностальгическое выражение исчезло с ее лица, и она расправила плечи.

– А теперь иди и проживай те дни, которые остались до твоего тридцатилетия, действуй в соответствии с той ответственностью, которая была на тебя возложена. И ничего не бойся. Я уверена, что ты на правильном пути, по которому я сама, к сожалению, так и не осмелилась пройти.

– Спасибо, – я обняла Колетт.

У самой двери я задержалась возле старой тележки для цветов. Ее изумрудно-зеленая краска местами облупилась и даже облезла, обнажая проржавевшие прутья.

– Тележка принадлежала ей, – сказала Колетт.

– Кому?

– Парижской цветочнице Элоди, получившей свой дар на маскараде от цыгана. Я нашла эту тележку на блошином рынке в Париже. Снизу нацарапано ее имя. Я понимала, что это не просто совпадение, и тележка всегда оставалась со мной как напоминание о красоте и любви, которыми она делилась с жителями города. Вокруг Элоди видела ту же любовь, которую видим и мы с тобой.

Я провела рукой по краю тележки и только тогда различила французские слова, выгравированные на ее передней части: «Amour vit en avant».

– Что означают эти слова? – спросила я.

Колетт улыбнулась.

– «Любовь продолжает жить».

Холодный, но яркий и солнечный день был слишком хорош для поездки в такси, поэтому я пошла обратно на рынок пешком по Первой авеню. Проходя мимо салона Мэри, я заглянула в окно и увидела, что она подметает пол в полном одиночестве. Поэтому я заглянула к ней.

– Джейн! – воскликнула она, отставляя в сторону щетку.

– Вы только посмотрите на нее! – Я погладила ее живот.

– Огромный, правда? – улыбнулась Мэри.

– Но почему ты здесь, а не дома, в постели, надо бы ноги повыше держать.

Она нахмурилась.

– Честно говоря, мне дома одиноко.

– Прости, – спохватилась я. – Тебе, должно быть, очень больно, что он даже не будет присутствовать при рождении ребенка.

Мэри кивнула.

– Моя мама тосковала по отцу, мужчине, который ее бросил, до самой своей смерти, – продолжала я. – Она не смогла никого полюбить, потому что все время смотрела в прошлое. Ты должна смотреть вперед, видеть ту жизнь, которую ты строишь, предвкушать радость, ожидающую тебя впереди.

– Да, – согласилась Мэри. – Ты права, Джейн. Знаешь, что я вижу, когда смотрю вперед?

– Что?

– Я вижу Луку.

Я улыбнулась.

– Ты сказала ему об этом?

Мэри покачала головой.

– Нет, не сказала. В любом случае уже поздно. Он уже вернулся домой в Италию.

– Никогда не бывает слишком поздно. Не забывай об этом, – я обняла подругу.

Я возвращалась домой по Первой авеню с необъяснимым чувством тяжести. Когда я ступила на переход, грохот и скрежет металла прервал мои размышления. Я остановилась с сильно бьющимся сердцем, повернула голову и увидела всего в двух футах впереди столкнувшиеся автомобили. Из голубого кабриолета поднимался дымок, его смятый в гармошку капот упирался в бок белого фургона «Вольво». Женщина, стоявшая рядом со мной, пронзительно закричала.

– О Господи! Я немедленно звоню 911!

Лысый мужчина средних лет выпрыгнул из кабины «Вольво». На нем не было ни единой царапины, хотя он явно был в ужасе от того, что видели мы все: ветровое стекло кабриолета было залито изнутри кровью.

Я подбежала к передней пассажирской дверце, где на переднем сиденье лежала без сознания женщина. Мужчина за рулем, предположительно ее муж, стонал и бормотал что-то неразборчивое. Я открыла дверцу, его веки затрепетали. Он увидел меня.

– Пожалуйста, помогите нам.

– Помощь уже близко, – сказала я, – держитесь.

– Моя жена… Что с ней? Она ранена?

Из носа женщины текла кровь, и я не понимала, дышит ли она, но ему я этого не сказала.

– Да, но с ней все будет в порядке. Сидите спокойно. Постарайтесь не двигаться.

– Мы ссорились… Перед самой аварией. Она сказала, что уходит от меня. Я совершил ужасный поступок. Я предал ее доверие.

– Нет-нет, не думайте об этом сейчас, пожалуйста, – воскликнула я.

– Это мое наказание.

– Ни в коем случае. – Я оглянулась через плечо, молясь, чтобы приехала «Скорая».

– Она сказала, что больше меня не любит, – воскликнул мужчина. – И это правильно. После того, что я сделал, я не заслуживаю ее любви.

Его жена не подавала признаков жизни. Смогут ли врачи помочь ей? Издалека раздался вой сирены, и я с облегчением выдохнула.

– Помощь уже близко, потерпите еще несколько минут.

Я подумала о Кэме и Джоанне, о том отчаянии, которое он испытал после аварии. Может быть, они тоже ссорились в тот момент? Неужели эти воспоминания до сих пор не ушли из его сердца? И, возможно, именно ее лицо он видит каждую ночь, когда закрывает глаза?

Рядом с местом аварии остановилась «Скорая помощь». Я отошла в сторону, когда медики занялись своим делом. Я видела, как они извлекли окровавленное тело женщины из кабриолета и уложили на носилки. Мужчина, уже в шейном корсете, опустился на колени рядом с женой.

– Пожалуйста, дорогая, вернись ко мне! – закричал он. – Мне так жаль! Так жаль!

И в эту секунду перед моими глазами, из которых текли слезы, поднялся туман. Я постаралась не упасть и приблизилась к месту трагедии.

– Сожалею, сэр, – сказал один из парамедиков. – Мы потеряли ее.

– Нет, нет, нет! – Мужчину затрясло. – Нет, это невозможно. Сделайте же хоть что-нибудь!

– Сожалею, сэр, – повторил парамедик, поднимаясь на ноги и отходя от носилок. – Если хотите, вы можете побыть с ней несколько минут, чтобы попрощаться.

– Дана! – воскликнул мужчина. – Дана, прости меня. Дорогая, я люблю тебя. Я люблю тебя. Ты единственная женщина, которую я любил, единственная, которую я мог любить. – Он посмотрел на меня и добавил со слезами в голосе:

– Я редко говорил ей об этом. Я столько раз поступал неправильно. А теперь уже слишком поздно. Дана не знала, как сильно я люблю ее. И как она могла любить меня после моего предательства?

Он положил голову на грудь жены и зарыдал.

– Ваша жена знала, что вы любите ее, – сказала я прерывающимся голосом.

Мужчина поднял голову.

– О чем вы говорите? Откуда вы знаете?

Я опустилась на колени рядом с ним.

– Вы просто поверьте, что она любила вас до самого конца. И она чувствовала вашу любовь, как и вы чувствуете ее любовь к вам. Всегда помните об этом, пусть это поможет вам превозмочь боль. Любовь намного больше и сильнее. И она была у вас обоих.

Мужчина снова опустил голову на грудь жены, а я вернулась на тротуар, давая ему возможность сделать то, что нужно было ему сейчас больше всего, – попрощаться с женой.

Я размышляла о словах Мэри о начале и конце, пока возвращалась обратно на рынок. Конец отношений с Джоанной, возможно, разбил Кэму сердце, но я молилась о том, чтобы в нем осталось место для нового начала. Со мной.

– Какая же вы сегодня красотка! – оценил Бернард, когда я вышла из кабины лифта. Я смогла несколько часов отдохнуть, приняла душ и пришла в себя после трагической сцены в центре города.

– Кэм ведет меня обедать в ресторан «Кэнлис», – ответила я, разглядывая свое черное платье в большом зеркале на стене.

– Повезло, – улыбнулся Бернард. – Я водил туда жену на двадцать пятую годовщину нашей свадьбы. Это особенное место.

Я уже привыкла быть осторожной, особенно в ресторанах «для особых случаев», где очень много любви на каждый квадратный дюйм.

Я увидела, как у подъезда остановилась «БМВ» Кэма. Он вышел из машины и помахал мне рукой. Мне казалось, что время остановилось, когда он протирал ветровое стекло, такой красивый в своем костюме и галстуке. Простой, повседневный жест. Момент, столь отличный от аварии, свидетельницей которой я стала днем. И я почему-то успокоилась. Кэм принес мне покой.

Бернард усмехнулся.

– Вы выглядите так, словно увидели привидение.

– Это Кэм, – сказала я, беря себя в руки.

– Вы слышали эту старую цитату? – не унимался Бернард. – «Настоящая любовь похожа на привидение, о котором все говорят, но видели лишь немногие».

– Настоящая любовь, значит? – Я с трудом улыбнулась и вышла на тротуар.

Мы сидели рядом за столиком в «Кэнлис» на мягкой скамье, откуда открывался великолепный вид на озеро Юнион. Я смотрела, как парусники скользят по воде, и гадала, что на них за пассажиры. Пара? Семья? Два старых друга, наслаждающихся бризом?

Официант налил нам вина, потом оставил нас одних. Я повернулась к Кэму.

– Мне всегда хотелось, чтобы я могла скрывать мой дар.

Он улыбнулся.

– Как рыцари плаща и кинжала?

– Ну да. Набросить тренч, надеть черные очки и не видеть того, что я вижу, или просто иметь возможность видеть то, что я вижу, но не беспокоиться постоянно из-за того тумана, который появится перед глазами.

– Я поговорю с моими друзьями-неврологами, – шутя ответил Кэм, – мы посмотрим, нельзя ли сделать для тебя пару специальных запатентованных очков.

Я рассмеялась, потом снова погрузилась в задумчивость. Я рассказала Кэму об аварии, которую я видела в городе.

Он отвернулся и стал смотреть на озеро за окном.

– Я знаю, каково это, наблюдать, как умирает человек, которого ты любишь.

Я сжала его руку под столом.

– В тот момент я думала о тебе. Я вспоминала о твоей потере и была тронута тем, что после такого горя ты хочешь начать все сначала.

Кэм повернулся и долго смотрел мне в глаза. Я почувствовала, как бабочки затрепетали у меня в животе.

– Это так, Джейн, – улыбнулся он. – Я хочу начать сначала, я уже вижу новую жизнь. Я просыпаюсь ночью и лежу, размышляя об этом. О нас с тобой.

– О нас, – просияла я. – Теперь это «мы».

– Мы, – просиял он в ответ. – Скажи мне, чего ты хочешь, Джейн. Как ты представляешь наше будущее?

– Что конкретно ты имеешь в виду?

– Ну, хочешь ли ты детей, дом, клумбы с цветами на заднем дворе? Хочешь ли ты путешествовать? Хочешь ли ты надежности и всего такого прочего, пока смерть не разлучит нас?

– Это сложный вопрос.

– Это важный вопрос, – ответил Кэм. – Я хочу знать о тебе все.

Я долго не отпускала его взгляд.

– Скажи сначала ты.

Он кивнул и взял мою другую руку в свою.

– Я хочу играть, смеяться, ссориться, а потом мириться в постели. Я хочу мечтать, расти, путешествовать, но всегда возвращаться в те же самые стены, к тому же самому человеку. Я хочу слышать, как смеются мои дети. Я хочу играть в салки на только что подстриженной лужайке, и чтобы дымок от мяса тянулся от барбекю на заднем дворе. Я хочу ложиться спать счастливым и просыпаться еще более счастливым.

Кэм улыбнулся.

– И я хочу всего этого с тобой.

В моей груди нарастало чувство, названия которому я не знала. Оно нахлынуло на меня, словно волна адреналина. Я вглядывалась в глаза Кэма, и чувство становилось все сильнее, и я крепче сжала его пальцы. Это была любовь. Я знала, что это любовь.

– Теперь твоя очередь, – с улыбкой произнес Кэм.

Я сморгнула слезы, когда вспомнила обо всех тех днях моей жизни, которые привели меня к этой минуте. Сомнения. Слезы моей матери. Каждый цветок, который я выбирала для букета. Каждый взгляд любви, который я подмечала у моих друзей и чужих людей. Кэм сидел рядом со мной, он любил меня. Я знала это, я это чувствовала. Я слишком долго шла к этому моменту, временами мне было одиноко, я чувствовала себя неуверенной. И вот я добралась до финиша, измученная и ослабевшая, но благодарная и не павшая духом.

– Все в точности так, как рассказал ты, – ответила я, вглядываясь в лицо Кэма и видя в них наше общее с ним будущее. – Все до последнего слова.

После обеда мы решили поехать к Кэму. Там я сбросила туфли и, подогнув ноги, уселась на диван, набросив на плечи тонкий плед.

– Бокал вина? – предложил он, направляясь в кухню.

– Да.

Кэм вернулся с двумя бокалами, потом поставил бутылку на кофейный столик перед нами.

– Эту бутылку подарил мне мой редактор. Считается, что это очень редкое бордо.

Я бросила взгляд на дату производства: 1984.

– Я только что родилась, когда это вино разливали по бутылкам.

– Я уже толком не помню, – сказал Кэм, разглядывая бутылку, – но была какая-то история, почему именно этот год был таким удачным для вина в этом регионе Франции. Кажется, урожай собирали при полной луне под сумасшедшим осенним снегопадом. Не знаю…

Взгляд Кэма упал на ноутбук, лежавший на кофейном столике.

– Мы можем это выяснить.

Я кивнула.

– Снегопад при полной луне? Вот так совпадение! Я сегодня разговаривала с Колетт. Ты ее помнишь, это та француженка, которая рассказала мне о моем… даре.

Я замолчала. Даже после долгих месяцев знакомства мне было неловко говорить с Кэмом о моей способности видеть любовь, поскольку он всегда призывал на помощь логику.

Он заинтересовался.

– И что она сказала?

– Дело в том, что если мы – я или она – потерпим поражение в любви, у нас всегда будет второй шанс, но только в полнолуние, когда идет снег.

Кэм усмехнулся.

– И ты в это веришь?

Я фыркнула.

– Ты точно не веришь.

– Я приверженец науки, ты сама знаешь, – Кэм пожал плечами. – Твоя история и то, как твой дар стал частью тебя, все это находится за гранью разумного. Когда я хочу понять ситуацию, я работаю над ней, пока не буду готов оценить каждый нюанс.

Он улыбнулся, как будто брал у меня интервью.

– Почему ты так говоришь? Я же не объект твоего исследования?

Кэм дотронулся до моей руки.

– Послушай, Джейн, возможно, мне нужно сменить направление. Я… Я хочу беречь то, что у нас есть. Я хочу, чтобы наши чувства развивались. Думаю, я пытаюсь сказать тебе, что… я люблю тебя.

Я с трудом сглотнула.

– И в этом нет никакой мистики. Над моей головой не кружатся звезды, не проплывают сердечки. Купидон не пронзил мне сердце стрелой, – Кэм снова улыбнулся. – Я просто знаю, что я чувствую рядом с тобой и как я себя чувствую без тебя. Это любовь. Джейн, я люблю тебя.

– Правда?

– Да.

Я хотела ему сказать, что тоже люблю его. Что я, как и он, по-разному ощущала себя рядом с ним и без него. Что я представляла нашу совместную жизнь: как мы просыпаемся в объятиях друг друга, утром идем в пекарню «Мерриуэзер» за кофе и круассанами, по дороге останавливаемся поболтать с Мелом и купить газету или последний выпуск журнала «Тайм», где я обязательно найду новую статью Кэма и буду всем хвастаться, что мой муж – великий писатель. Картина получалась живой и прекрасной.

Я открыла было рот, чтобы сказать все это, но в кухне зазвонил мобильный телефон Кэма.

– Прости, пожалуйста, – извинился он. – Скорее всего это мой редактор. Он ждет от меня статью. Это важно. Прости. Я на минутку.

– Ничего страшного, – улыбнулась я. – Ответь. Я посижу здесь и выпью этого редкого вина.

Кэм вышел в кухню, посмотрел на экран мобильного и кивнул.

– Так и есть, это он.

Он ушел в спальню и закрыл за собой дверь. Я слышала приглушенный звук его голоса, но слов разобрать не могла.

Я подумала об истории вина. Полнолуние, снегопад, редкий урожай винограда. Я поставила бокал на столик и взяла ноутбук Кэма. Он мгновенно включился, и пока я искала иконку браузера, что-то на рабочем столе привлекло мое внимание. Это была папка под названием «Взгляд любви/Джейн». Мое сердце забилось быстрее, когда я кликнула на эту папку, чтобы открыть ее. Я чувствовала себя неловко, но ничего не могла с собой поделать. Любопытство оказалось сильнее меня. Внутри папки оказались документы: «Интервью доктора Хеллер», «Интервью отца Джейн» и «Неврологическое исследование».

Мне вдруг стало жарко, как будто я бежала за автобусом и вспотела. Я сбросила с ног плед и кликнула на документ под названием «Джейн/Взгляд любви/Первый вариант». Когда документ открылся, я не поверила своим глазам.

Джейн Уильямс не ясновидящая и не предсказательница. Она не умеет читать чужие мысли. Но если вы ее спросите, то она, возможно, расскажет вам о своем даре. Это невероятный дар, бросающий вызов науке, но Джейн искренне верит в него. Джейн Уильямс может видеть любовь.

Я потрясла головой, не в силах больше прочитать ни слова. На глаза навернулись слезы, когда я открыла файл PDF под названием «Предполагаемая обложка». Передо мной была обложка «Тайм». Я мгновенно узнала снимок. Он был сделан на кладбище на острове Бейнбридж. Тот фотограф работал на «Тайм».

Я опустила крышку ноутбука и поставила его обратно на кофейный столик. Я чувствовала себя дурой. Я поверила Кэму, доверяла ему. А он меня предал.

Кэм вышел из спальни и положил мобильный телефон рядом с ноутбуком.

– Прости меня. Честное слово, иногда я думаю, что мой редактор – самый неразумный человек на свете.

– О? – я изо всех сил пыталась скрыть охвативший меня гнев. – И в чем же дело?

Кэм положил руку на мое колено.

– Давай больше не будем тратить время на разговоры о скучных рабочих проблемах.

– То есть мы не будем говорить о статье, которую ты пишешь обо мне?

Лицо Кэма потеряло краски.

– Я все знаю, – сказала я. – Я видела в твоем ноутбуке.

– Джейн, я…

– Все это время ты собирал материал для своей статьи, верно? Ты увидел во мне историю, которая попадет на обложку, и просто воспользовался удобным случаем.

– Нет! Не так! – воскликнул Кэм. – Вернее, сначала все начиналось именно так. Редактор журнала недвусмысленно дал мне понять, что я должен найти историю, достойную обложки, которая принесет прибыль. Но, хотя мой изначальный интерес был сугубо материальным, поверь мне, что потом это переросло в нечто искреннее и чистое. А когда я понял…

– Что любишь меня? И ты думаешь, что я в это поверю? – Я указала на ноутбук. – Так ты поступаешь с женщиной, которую любишь?

Кэм крепко зажмурился и вздохнул.

– Джейн, я обещаю тебе, что история не будет напечатана. Именно об этом я говорил сейчас по телефону с моим редактором. Я сказал ему, что отказываюсь публиковать статью. Я пытаюсь заставить его забыть об этом. Прошу тебя, Джейн, поверь мне. Статья никогда не выйдет.

Я сунула ноги в лодочки и встала.

– Не думаю, что я когда-нибудь смогу тебе поверить.

Кэм последовал за мной к двери.

– Джейн, пожалуйста. Ну, давай поговорим об этом. Не уходи сейчас.

– Прощай, Кэм, – сказала я, взяла свою сумочку и вышла.

И это любовь? Это была всего лишь иллюзия.