Не было еще и десяти утра, когда посылку из Лас-Вегаса доставили судье Спенсеру прямо в офис, на третий этаж судебного комплекса графства Альбемарль. Имя отправителя ничего не говорило Алисе Джексон, судейскому секретарю, а потому она поручила охраннику отнести пакет на просвечивание рентгеном. Мисс Джексон, которую все называли просто по имени, готовилась отметить пятнадцатую годовщину своей работы в должности старшего делопроизводителя при главном судье графства, и она не собиралась распечатывать посылки из Города Греха, не убедившись заранее, что в них не заложена взрывчатка. Алиса давно уже подозревала, что альбемарльскому суду суждено стать мишенью теракта. За городом Шарлоттсвиль укоренилась репутация столицы, или, если угодно, колыбели демократии. Именно отсюда, с плодородных земель центральной Виргинии, в мир вышли три президента: Томас Джефферсон, Джеймс Медисон и Джеймс Монро. Кто может лучше олицетворять американское правительство, чем эта троица патриотов, сыгравших ключевую роль в укреплении федеральной власти? Будучи активисткой местного Исторического общества, мисс Алиса знала, что и Джефферсон, и Медисон, и Монро когда-то ходили по тем же самым этажам, где теперь ступает и ее нога. А посему хоть кровь из носу, но она приложит все силы, дабы сберечь такое наследие.

Возведенный в 1793 году, Дворец правосудия стоял на отлогом холме Судебной площади, которая в свое время отмечала самый центр города. Несмотря на ряд переделок, здание суда сохранило свой первоначальный, колониальный, облик: краснокирпичный фасад в два этажа и четыре белые ионические колонны, портиком обрамлявшие вход. Тяжелые деревянные двери вели посетителей прямиком в огромный зал судебных слушаний с тремя портретами. Джефферсон висел сразу за спиной судьи. Медисон и Монро разглядывали друг друга с противоположных стен. И больше никаких других картин: запрещено.

С потолка, буквально в нескольких шагах от места председательствующего, спускалась цепь с внушительным обручем на конце. Много-много лет назад на крыше повесили колокол, и теперь, дергая за обруч, судья мог оповещать томившиеся на лужайке толпы, что присяжные наконец-то вынесли решение. Впоследствии к старому зданию графство добавило еще одну краснокирпичную пристройку, в подвале которой теперь располагались офисы шерифа и окружного генпрокурора. На первом этаже разместили суд общих сессий, где раздавали штрафы за нарушение ПДД и решали иные мелкие вопросы. На втором этаже, в секретариате графства, желающие могли найти архив свидетельств о браках и разводах, а также прочие записи актов гражданского состояния. А на третьем этаже находился кабинет судьи Спенсера, и именно здесь властвовала мисс Алиса, гранд-дама этой твердыни законопорядка.

У Алисы имелись свои собственные, личные причины трепетно относиться к делам судебной палаты. Ее прапрапрадедушка, Горацио Джексон, окончил жизнь чуть ли не на ступеньках парадного входа. Дело было в Гражданскую войну. Он служил в войсках южан под командованием полковника Джона Мосби, знаменитого Серого Призрака. Как-то раз Горацио вместе с полковником прибыл в Шарлоттсвиль за провиантом, и тут в город неожиданно нагрянули северяне. Пришлось уносить ноги. Мосби удачно выбрался из переделки, зато Горацио получил смертельную рану. Джексон приходился дальним родственником еще одному южанину, генералу Томасу Джексону, известному под прозвищем Каменная Стена, который на тот момент задавал федеральным войскам кровавую баню в долине Шенандоа, сорвав лавры победителя при Фронт-Рояле и Винчестере. В наследство от прапрапрадедушки мисс Алисе достался «Лич и Ригдон» 36-го калибра, табельное оружие офицера войск конфедератов. Теперь раритет хранился под стеклом у двери в судейский кабинет вместе с фуражкой Горацио и его кожаным подсумком, где еще оставалось несколько патронов. Помимо этого реликта времен Гражданской войны, возле здания суда имелась также пара каменных монументов, отдающих дань уважения Конфедерации. Сразу у входа на караульном посту стоял солдат-южанин с винтовкой; по обе стороны от бессменного часового разместили пушки, а на западной стороне площади высился монумент покрупнее: генерал Каменная Стена верхом и при параде.

В глазах мисс Алисы это место было подлинной святыней.

Хотя никто из потомков Горацио Джексона так и не стал богатым или знаменитым, мисс Алиса никогда не упускала возможности упомянуть про убитого предка или про личные, пусть и весьма отдаленные, родственные связи с Каменной Стеной. На протяжении ряда лет она умело оперировала этими фактами, чтобы заявить свои права на место в высшем обществе Шарлоттсвиля. К моменту описываемых событий она уже добилась президентского кресла Союза дочерей Конфедерации при графстве Альбемарль, и ее фотографии, сделанные на различных благотворительных мероприятиях, частенько мелькали на страницах местной прессы.

Что же касается судьи Спенсера, то он, можно сказать, унаследовал Алису в качестве нагрузки к новой должности, когда генеральная ассамблея штата Виргиния назначила его председательствующим в 16-й судебный округ. Положа руку на сердце, он с огромным удовольствием отделался бы от своей флаг-секретарши при первом же удобном случае. С другой стороны, Спенсер отлично знал, что пинок под зад сей пронырливой старой деве рикошетом ударит по его карьере, а потому оставил за ней место старшего делопроизводителя, но при этом старался хитро маневрировать, дабы ограничить круг ее полномочий. В свою очередь, мисс Алиса понимала, что сплетни и кривотолки в адрес босса тоже не наживут ей политического капитала, и на публике демонстрировала подчеркнуто корректное поведение, тихонечко выжидая момент, когда удастся-таки подкопаться под руководство. За прошедшие пять лет никто из них так и не смог насолить противной стороне в той степени, как мечталось.

Судья подозревал, что мисс Алиса втайне ревновала к его социальному статусу, что в глазах Спенсера было делом пустым и зряшным. Он даже находил в этом скрытую иронию, коль скоро сам выбился в люди, женившись на деньгах и положении. Его супругой была Офелия Элизабет Виктория Ван-ден-Вендер, представительница одного из самых богатых и старинных семейств штата. Своими корнями Ван-ден-Вендеры восходили к колониальным временам, когда король Георг II пожаловал несколько тысяч акров сэру Эдуарду Ван-ден-Вендеру. К началу Американской революции семейство успело разбогатеть, в основном на табаке и лесоматериалах. Несмотря на политические связи с английской аристократией, сын Эдуарда, Август Ван-ден-Вендер, присоединился к соседям и поспособствовал успеху революционного заговора, а впоследствии изрядно расширил владения и влияние семейства. Да и вообще, каждый из дальнейших наследников, казалось, обладал волшебной палочкой, и богатства династии многократно приумножались. После Гражданской войны, когда прочие плантаторы-южане разорились, Ван-ден-Вендеры не только выжили, но прямо-таки не на шутку преуспели. Поскольку их состояние по-прежнему находилось целиком в частных руках, никто толком не знал, какими деньгами обладает семья. Надо думать, вполне достаточными, раз три десятка потомков жили с трастовых фондов, не зная печали. Супруга Спенсера, которую все звали Мелисса, была одной из самых юных наследниц.

При первом знакомстве с Мелиссой Спенсер и понятия не имел о ее происхождении. Детство она по большей части провела в Новой Англии, в закрытом интернате для девочек, поэтому как ему, так и ей Шарлоттсвиль был в диковинку, когда они в далеком уже 1972 году попали в этот город, а точнее, в самый знаменитый вуз Виргинии, который большинство жителей штата именуют просто «университет». Мелисса изучала историю искусств, а Спенсер к тому времени уже получил степень бакалавра при Иллинойсском университете и теперь поступал на местный юрфак. Мелисса не хотела, чтобы люди знали, что она «та самая Ван-ден-Вендер», и подала документы под девичьей фамилией своей матери, Берроуз, которая к тому же совпадала с фамилией ее любимого автора-иконоборца. В ту пору, как позднее признавалась сама Мелисса, она переживала фазу «антигосударственных увлечений под флагом марихуаны, Джимми Хендрикса, Дженис Джоплин и хиппи». Она была на пять лет моложе Спенсера и не отягощала себя зубрежкой.

Вместе их свела чистая случайность. Соседка Мелиссы по общежитию, на общественных началах ведшая рубрику при студгазете «Кавалер дейли», попросила взять интервью на университетском антивоенном митинге. Мелисса сразу приметила Спенсера, резко выделявшегося из толпы, скандировавшей лозунги против войны во Вьетнаме. Большинство студентов носили футболки, джинсы и сандалии а-ля Христос, в то время как на нем были безупречно наглаженная белая рубашка, брюки со стрелочкой и добротные кожаные туфли-мокасины светло-коричневого цвета, легкие и ноге приятные. Молодой человек обомлел, когда она сунула ему под нос микрофон, откуда вился шнур к громоздкой кассетной магнитоле. Мелиссе приглянулась сама идея вынудить этого стильного типчика на интервью. Одна из причин, по которой он не дал ей от ворот поворот, заключалась в том, что на девушке — прямо на голое тело — была надета обтягивающая белая маечка (размером с носовой платок) с ярко-красным пацифистским символом, вышитым крестиком. Спенсер, выросший в фермерском захолустье Иллинойса, не привык еще видеть женщин без лифчика, и в ходе интервью она пару раз ловила его задумчивый взгляд, устремленный на ее соски, выпиравшие из-под майки. За время коротенькой беседы он успел сообщить, что сам лично против вьетнамской войны, хотя и не одобряет подобных демонстраций. Его отец, ветеран Второй мировой и кадровый офицер ВВС, погиб в одном из тренировочных полетов. Мать Спенсера до сих пор трудилась в почтовом ведомстве, а сам Спенсер искренне верил, что Соединенные Штаты — самая-самая замечательная страна в мире. Его первейшая и наиглавнейшая задача, далее объяснил Спенсер, состоит в получении диплома юриста, а если студенты хотят покончить с войной, то пускай работают через надлежащие политические и законодательные каналы, чтобы изменить систему изнутри.

— Я уверен, — затем присовокупил он, — что сам Томас Джефферсон держался бы моей точки зрения.

Именно это-то высказывание, опубликованное днем позже в студгазете, и вызвало изрядный шум. В любом ином вузе такая ссылка прошла бы незамеченной, однако Университет Виргинии был основан в 1819 году именно Джефферсоном, и, несмотря на антиправительственную лихорадку, охватившую студгородки страны, в этом университете Джефферсон по-прежнему обладал статусом чуть ли не святого угодника. Причем, как однажды подметил Уильям Говард Тафт, многие жители Шарлоттсвиля упоминают про «мистера Джефферсона» так, словно он находится в соседней комнате.

«Что бы сделал Джефферсон с вьетнамской войной?» — вопрошал газетный заголовок.

За одну ночь Спенсер против своей воли оказался в роли рупора «ответственных правых» и вскоре был втянут в официальную дискуссию, спонсированную ассоциацией студенческого самоуправления Виргинского университета. Его оппонентом выступал один из членов радикального движения «Студенты за демократическое общество», специально прибывший из Филадельфии.

Спенсер всю ночь не смыкал глаз, шлифуя аргументы. Однако его противник от СДО, которого поставили выступать первым, открыл дебаты, скандируя нетленный лозунг «Да катись оно [снято цензурой], такое правительство!». Не прошло и минуты, как пара шарлоттсвильских полицейских повалили сквернослова на пол. Пока эсдэошника тащили в кутузку, Спенсер изложил свою программную речь.

Тут надо отметить, что с самого начала он был заворожен Мелиссой. Девушка, впрочем, ответных нежных чувств к нему не питала. Скорее она считала его неким «интересным проектом» или даже «курьезной штучкой», а все потому, что он немыслимо далеко отстоял от лощеных сынков из состоятельных семейств, к которым она привыкла. Спенсер не обижался. Вместо этого он еще настойчивее повел осаду и к концу первого семестра удивил самого себя, добившись переезда Мелиссы в крошечную квартирку, которую снимал за территорией студгородка.

В ту пору ничто еще не говорило о тайных сокровищах юной наследницы. Рождественские каникулы Спенсер провел, подрабатывая Санта-Клаусом при одном из городских универмагов, чтобы преподнести Мелиссе подарок — музыкальную шкатулку, игравшую хит 67-го года, композицию Леннона «Все, что тебе нужно, — это любовь». Мелисса же одарила его собственноручно нанизанным ожерельем из бусинок, в народе известном как «фенечка». Лишь после того как Спенсер, к вящему изумлению девушки, сломил-таки ее своим «Давай поженимся», она открыла ему подлинное имя. И совсем скоро, не дав Спенсеру опомниться, его повели на экзекуцию в зал заседаний старейшей адвокатской конторы Шарлоттсвиля, «Ван-ден-Вендер и Уайт». На встречу с папой Мелиссы.

В роскошно обставленном конференц-зале молодого человека усадили по одну сторону умопомрачительного стола красного дерева, напротив шести представителей семейства Ван-ден-Вендер, которым ассистировали два старших бухгалтера и три адвоката. Допрос с пристрастием велся более двух часов. Ван-ден-Вендеров интересовало все: академическая успеваемость Спенсера, его детство, родители, семейная генеалогия и хронология, религиозные взгляды, политические воззрения… Они требовали изложить профессиональные и личные устремления юноши и даже обсудили тех девчонок, с которыми он встречался в школьные годы, а по ходу дела наводили справки в толстенном досье, составленном частным сыщиком. После того как Спенсер ответил на вопросы, отец Мелиссы, Август Ван-ден-Вендер Шестой, открытым текстом высказал, на что может рассчитывать амбициозный претендент.

— Черта лысого ты получишь, а не наших денег! — объявил аристократичный папа.

Хотя Спенсера, по-видимому, сочли более-менее приемлемым супружеским материалом, он никогда не сможет стать частью ванденвендерской династии, а уж про доступ к золотым залежам и говорить нечего. Хитрейшие и опытнейшие адвокаты страны позаботятся о том, чтобы Спенсеру не удалось выиграть никакого дела против его будущих родственников или оттяпать себе хоть сколько-нибудь от состояния будущей жены. В случае развода он отправится восвояси, имея при себе лишь то, с чем и пришел в новую семью. Если у них с Мелиссой появятся дети, то их признают правомочными наследниками Ван-ден-Вендеров, однако лишь в той части, которую унаследует сама Мелисса. И еще. В качестве одного из условий брачного контракта ему придется дать подписку о неразглашении, запрещающую обнародование любых финансовых сделок семейства или выступления с публичными заявлениями, которые «в глазах широкой общественности могут придать порочащую, унизительную или похотливую» окраску имени Ван-ден-Вендер.

На ту пору Эвану Спенсеру было двадцать три года от роду, и он с высокой башни плевал на благородное семейство вкупе с их богатством. Молодой человек подписал все подсунутые ему бумажки (в трех экземплярах каждая) и с дерзко вздернутым подбородком покинул адвокатскую контору. Кому нужны их деньги? По юношеской наивности он считал, что им с Мелиссой удастся прожить нормальную жизнь, никаким боком не касаясь влиятельной семьи. Первая ласточка, намекнувшая, что это не так, прилетела в тот же день. Мелисса объявила, что не собирается брать фамилию мужа.

— Сейчас масса женщин оставляет за собой девичью фамилию, — пожала она плечами. — Да и с чего мне захочется стать какой-то Спенсер?

Его ранние надежды на самостоятельность претерпели окончательное крушение после бракосочетания. Мелисса отказалась покинуть Шарлоттсвиль, а местные фирмы не хотели брать его на работу. Первый вопрос потенциального работодателя всегда был один и тот же: «Отчего вас не взял Ван-ден-Вендер?» Если уж его собственный тесть не дал ему работу, то им с какой стати это делать? Одно время Спенсер подумывал открыть частную адвокатскую практику, но вскоре признал полную тщетность такой идеи. Мелиссин флирт с безвестностью и бедностью закончился, и она не собиралась жить на скромный бюджет свежеиспеченной семьи. На свадьбу отец подарил ей чистокровного скакуна; содержать такую зверюгу на зарплату начинающего адвоката было просто немыслимо. Подарок этот был ловким, расчетливым ходом папаши. Он немедленно предложил, чтобы дочь держала свой собственный, аппетитный банковский счет, дабы и впредь иметь возможность ублажать себя приятными вещичками. Не имея никаких реальных перспектив на работу, Спенсер поджал хвост и отправился трудиться на «Ван-ден-Вендера и Уайта». Впоследствии он превратился в талантливого юриста, но это по-прежнему ничего не значило. Большинство членов адвокатской ассоциации Шарлоттсвиля видели в нем ванденвендерского зятя — и только.

В конечном итоге, хотя и не скоро, Спенсер доказал, на что способен. А потом вмешалась рука судьбы. В 1981 году один из местных федеральных судей попросил Спенсера подменить его на лето. Спенсер поначалу сильно нервничал, однако затем обнаружил, что обладает способностью толковать закон. В рамках двухуровневой судебной системы Виргинии мелкие транспортные нарушения и тяжбы до пятнадцати тысяч долларов решаются в суде общих сессий. Будучи единственным судьей первой инстанции в Шарлоттсвиле, Спенсер разбирался с широким спектром дел: хулиганство, хранение марихуаны, нападения с нанесением побоев и так далее. Эта работа ему настолько понравилась, что с окончанием лета он дал понять, что был бы заинтересован в постоянной должности.

Местная коллегия адвокатов — порядка двух сотен человек — неформально обсудила его квалификацию и согласилась (правда, не без уговоров и улещиваний со стороны Спенсера) дать ему рекомендацию. Коллегия направила его анкету тем политикам, которые представляли графство Альбемарль при генеральной ассамблее Виргинии в городе Ричмонд. Дальнейшая обработка принесла свои плоды: политиканы передали имя претендента в судейский комитет, и тот официально номинировал Спенсера на голосование всей генеральной ассамблеей. А уж решение этой инстанции оказалось простой формальностью. Спенсер так и не понял, сыграли ли здесь хоть какую-то роль его родственные узы с Августом Ван-ден-Вендером, но сам он гордился тем, что ни разу не попросил тестя подергать за ниточки.

Спенсер незамедлительно (и, если на то пошло, с наслаждением) оборвал все связи с адвокатской конторой «Ван-ден-Вендер и Уайт», а также с теми клубами и социальными организациями, в которые вступают юристы-новички, желая найти там потенциальных клиентов. Он купался в лучах своей новообретенной независимости. На шестой год от инфаркта умер судья выездной сессии округа, и Спенсер пустил словечко, что был бы не прочь занять это место, стоявшее ступенькой выше его текущей должности. Очередной раунд ловких телодвижений, и законодательное собрание назначает Спенсера на судейское место в 16-м округе. Сейчас он отрабатывал уже второй восьмилетний срок, и недавно пятерка судей-коллег выбрала его председательствующим. По практическим меркам закон в Альбемарле и соседних графствах означал Спенсера, и наоборот. Он главенствовал на всех заседаниях с участием присяжных. Лишь одна судебная должность стояла выше его текущего положения: место в составе Верховного суда штата. Попасть в такое кресло — вот в чем состояла конечная задача Спенсера, хотя на данный момент он был вполне удовлетворен. Главное, что Ван-ден-Вендер не держит его на поводке. Его уже не называют зятем Августа Шестого. Он — Эван Спенсер, судья-председатель всего округа.

Если кто-то и сомневался в его беспристрастности и самостоятельности, то все подозрения рассеялись вскоре после назначения на новую должность. В ходе планового аудита один из налоговых инспекторов графства обнаружил, что в ведении гольф-клуба «Фокс ран» числится площадка на двадцать семь лунок, хотя поимущественный налог платится, как если бы этих лунок имелось только восемнадцать. Когда инспектор поднял сумму выплат, руководство клуба взбесилось и подало в суд на апелляцию. Дело слушал судья Спенсер. Август Ван-ден-Вендер Шестой, занимавший пост одного из директоров, хвастливо заявил, что его зять автоматически займет позицию клуба. Не тут-то было. Инцидент задел Августа, причем настолько болезненно, что он развернул закулисную интригу в надежде вычеркнуть Спенсера из реестра игроков. Мелисса, к вящей досаде папы, меланхолично заметила, что мужа никогда и не заносили в официальные списки. Ему разрешали там играть просто оттого, что он на ней женат.

Однако пора вернуться к текущим событиям. Сейчас судья Эван Спенсер не думал ни о своем тесте, ни о жене, ни о тех двадцати трех годах, что они провели в браке. Запахнувшись в черную судейскую мантию, он сидел под портретом Джефферсона в зале слушаний и пытался вообразить, как сорокадвухлетняя (но молодо выглядящая) Патти Делани будет смотреться голенькой. Нельзя сказать, что судья Спенсер частенько баловался ментальным стриптиз-шоу с участием адвокатов защиты при разборе дел о кражах со взломом. В интимном смысле он всегда был верен Мелиссе, хотя и не мог гарантировать встречного заявления с ее стороны. Он обнаружил, что богатые — в смысле очень богатые — люди зачастую ведут себя так, словно стоят выше общественной морали, связывающей людей обыкновенных. Спенсер лично знал нескольких членов гольф-клуба, которых жены подловили на супружеской неверности. И все же такие случаи редко вели к разводам. Проблемные вопросы решали методом, который Спенсер про себя именовал «автозатычкой». Текущий рыночный тариф за то, чтобы студентка, подрабатывающая в ресторане гольф-клуба, держала язык за зубами, оплачивался натурой в форме серебристого кабриолета «ауди-ТТ». Стоимость улаживания семейного скандала с уязвленной супругой попадала в более высокую ценовую категорию: требовался «лексус» или «мерседес». А вот чем платили их жены за собственную ветреность… Здесь ответ не столь очевиден.

Верность Спенсера в отношении Мелиссы была обусловлена скорее самоуважением, а вовсе не абстрактной приверженностью к пуританской морали. К тому же окружному судье полагается быть достойным, законопослушным, надежным и мудрым человеком, который не ведет себя на манер распущенного старшеклассника…

— Ваша честь! — раздался хриплый голос зампрокурора штата, мистера Чарлза Бейли. Слишком много сигарет и кофе. — Государственный обвинитель готов!

Спенсер повернулся к Патти Делани:

— А защита?

Женщина все еще копалась в стареньком портфеле черной кожи. Что-то у нее не ладилось, и она выглядела взъерошенной.

— А, ну да… То есть да, ваша честь!

Делани совсем недавно открыла адвокатскую практику в Шарлоттсвиле, и в кулуарах суда про нее до сих пор ходили всяческие сплетни. Лишь три месяца назад она переехала из Гранди, где в течение двух лет преподавала в одном из второразрядных юридических колледжей Виргинии. До этого она на пару с мужем подвизалась адвокатом в Балтиморе, штат Мэриленд. Если верить слухам, их браку и совместной деятельности пришел конец, когда Делани неожиданно рано вернулась из командировки и обнаружила супруга в постели с другим мужчиной, строительным рабочим, который — как она сообразила задним числом — необычно долго занимался ремонтом их кухни. Адвокатская ассоциация Шарлоттсвиля вежливо встретила новоприбывшую, хотя среди ветеранов бытовало невысказанное мнение, что графство не нуждается в дополнительных адвокатах, тем более из числа янки. Не говоря уже про янки в юбке. С той поры она успела оформить несколько завещаний, завершила пару-тройку простеньких дел про оспариваемую недвижимость и участвовала в работе общих сессий. Сегодня ей впервые предстояло выступить перед судом присяжных на выездной сессии графства Альбемарль.

Спенсер обратил на Делани внимание вскоре после ее появления в городе. Такую женщину трудно не заметить: огненно-рыжие волосы, зеленые глаза, гладкая, усыпанная веснушками кожа цвета зрелой слоновой кости… В отличие от Мелиссы, которая всегда ходила загорелой, безупречно ухоженной и подтянутой, как фотомодель (что под силу только действительно богатым), Делани нельзя было назвать сногсшибательной красавицей. Скорее просто крепкая, здоровая конституция, как у людей, много времени проводящих на свежем воздухе. Спенсер с легкостью мог представить ее играющей в мяч после семейного ужина на День благодарения или разбивающей туристскую палатку где-нибудь на Голубом хребте. Словом, занятой вещами, которые Мелиссе и в голову бы не пришли. Спенсер подозревал, что адвокат Делани относится к той категории женщин, которые вечно озабочены желанием сбросить пару лишних килограммов, упрямо цепляющихся за бедра.

Впрочем, по-настоящему Делани выделялась вовсе не рыжей шевелюрой или фигурой. Тон задавала ее манера одеваться. Нечто несусветное. В данную минуту на ней был ярко-алый жакет из китайского шелка в стиле миллениум, то есть с драконами, вышитыми золотой нитью. Нижняя часть тела пряталась под черной юбкой из лакированной кожи. Сей гарнитур дополнялся не менее удивительной прической: скрученные узлом волосы, откуда торчали две китайские палочки для еды. Не адвокат защиты, а прямо официантка…

На рассматриваемое дело о взломе Делани назначили с подачи Спенсера. Она и не подозревала, что он специально звонил одному из коллег, который был перед ним в долгу, и предложил ее кандидатуру. Хотя на выездных сессиях гонорар назначенного судом адвоката исчисляется весьма скромной суммой, этот прецедент открывал перед ней двери к уголовному судопроизводству. Спенсер и сам не очень-то понимал, зачем решился ей помочь. Особенно сейчас. Весь вчерашний день угробили на согласование состава присяжных, и причиной столь мучительно затянутого процесса была именно Делани. Она вела себя так, будто на скамье подсудимых сидит сам О-Джей Симпсон. Поначалу ее придирчивое обсуждение кандидатур показалось Спенсеру забавным, но потом верх взяло раздражение.

Клиента Делани звали Руфус Джонсон. Двадцатилетнего парня обвиняли в ограблении магазинчика мужской одежды «Халлманс» при центральном городском универмаге. Стремясь сэкономить время и деньги, прокуратура решила не устраивать суда присяжных и предложила сделку. Если Джонсон сразу признается, обвинитель будет рекомендовать суду трехлетний срок, из которого отсидеть придется только год, остальное зачтут условно. Прямо скажем, подход щедрый, ведь в противном случае Джонсону грозило пять лет. Однако Делани с ходу отвергла предложение зампрокурора Бейли и заявила, что докажет невиновность клиента.

— Расскажите суду, что произошло, когда вы открыли магазин утром двадцать второго марта, — прокаркал Бейли, обращаясь к первому свидетелю обвинения.

— Я увидел, что кто-то проник в подсобку моего магазина, — ответил Крис Халлман. — Окно на улицу оказалось выбитым. К счастью для меня, вор не смог открыть стальную дверь между нашим складом и торговым залом. А на складе хранились только картонки с одеждой от прошлого сезона… ну и там… знаете, всякая всячина, которая медленно расходится. Типа пурпурных сорочек с кружевными манжетами. Французскими.

— Вы можете описать, что было похищено?

— Я передавал в полицию подробный список, хотя он сейчас и не нужен.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что подсудимый сидит в одной из таких пурпурных сорочек с кружевами. А его коричневые брюки… Да, эти брюки тоже украли с моего склада!

Спенсер было подумал, что Делани выразит протест, однако, как и остальные присутствующие, она отвлеклась, с интересом разглядывая одежду своего клиента.

— Я не вижу, что у него на ногах, — продолжал свидетельствовать Халлман, — но если это кожаные туфли цвета «бычья кровь» с декоративной перфорацией, то он их тоже украл!

Спенсер пригляделся. Разумеется, Джексон сидел именно в таких туфлях.

— Ваша честь, — вскочила с места обескураженная Делани, — вы не позволите небольшой перерыв на совещание с моим клиентом?

Спенсер дал ей пятнадцать минут, и когда слушание возобновилось, Делани попросила разрешения подойти к судейской кафедре.

— Я переговорила с моим подзащитным, — сказала она, понизив голос. — Обвинение все еще не возражает против сделки… и мы готовы заявить о признании вины и принять трехлетний срок с двумя годами условно…

— Вы же понимаете, мисс Делани, — возразил Спенсер, — что мистер Бейли имеет право только рекомендовать наказание. Решать буду я. И если честно, меня просто подмывает влепить вашему клиенту пять лет за полнейшую дурость. Он что, в самом деле заявился сюда в ворованной одежде?

Делани сконфуженно откашлялась.

— Ваша честь, мне бы не хотелось говорить что-либо против моего клиента, но… да, насколько я понимаю, это так.

— У него с головой не в порядке?

— Э-э… ваша честь… гм… Боюсь, здесь есть и моя вина, — заморгала Делани. — Я ему посоветовала прийти в чем-то респектабельном… А сейчас он мне сказал, что за всю жизнь из приличной одежды у него были только украденные вещи.

Спенсер еле сдержал улыбку.

— Хорошо, я не возражаю против сделки. Попрошу вас после заседания пожаловать ко мне в кабинет.

За несколько минут Спенсер разделался с формальностями, поблагодарил присяжных, распустил суд и отправился к себе. Он едва успел стянуть судейскую мантию, когда появилась Делани.

— Господин судья, мне очень жаль, что так вышло, поверьте, — начала она с ходу. — Я не хотела зря тратить ваше время. Или портить первое впечатление о себе.

— Да уж, курам на смех, — заявил он. — Надо было с самого начала соглашаться.

— Нет, мне правда очень жаль. Сегодня как с утра не заладилось… Будильник не сработал, в доме горячую воду отключили, еле нашла место для парковки, а потом…

Спенсер досадливо дернул плечом. Он терпеть не мог оправданий и к тому же подозревал, что бедствия составляли неотъемлемую часть ее жизни.

— Мисс Делани, суд — серьезное место для серьезных адвокатов. Могу вас заверить, что я сам очень и очень серьезно отношусь к закону и за мной водится репутация очень и очень серьезного судьи. И хотя сегодняшняя эскапада меня позабавила, впредь подобного балагана я в своем судебном зале видеть не желаю. Я достаточно ясно выразился?

— Да…

— А вот что я желаю видеть в своем судебном зале, — продолжал он, перейдя на отеческий тон, — так это подобающе одетых адвокатов.

— Господин судья, — в ее голосе проскользнули негодующие нотки, — вы хотите сказать, что я неподобающе одета для исполнения своих обязанностей? Что в графстве Альбемарль принят некий доселе неизвестный мне регламент спецодежды для адвокатов?

Спенсер понял, что ступил на тонкий лед.

— Хм-м. Большинство адвокатов-женщин носят более консервативные одеяния, — вывернулся он. — Я просто подумал, что будет уместно об этом упомянуть. Можете идти.

Покидая рабочее место Спенсера, Делани хлопнула за собой дверью.

— Я серьезный судья, это серьезный суд, я хочу, чтобы каждый был серьезным, серьезным, серьезным… — шептала она себе под нос. — Большинство ходит в серьезной одежде! Может, мне еще бальное платье прикупить? Что за индюк!

Минутой позже Спенсер высунул голову из кабинета.

— Мисс Алиса, сегодня я уйду пораньше, — объявил он.

Стол секретарши стоял напротив двери, и она тут же показала ему пакет, доставленный «Федэксом».

— А я как раз собиралась вам его занести. Бомбу шериф не нашел, но им этот сверток показался странным. Судья, вам булыжник прислали.

— Вы опять за свое?

Вместо ответа Алиса вручила посылку, и Спенсер заглянул внутрь. Действительно, белый округлый камень, размером с кулак взрослого мужчины, завернут в прозрачную пленку.

— Письмо? Записка?

— Нету.

— Кто прислал?

— Патрик Макферсон, — сказала мисс Алиса, справившись по сопроводительному формуляру. — Вы с ним знакомы?

— Положите пакет мне на стол, — ответил Спенсер, не вдаваясь в объяснения. Да и зачем? Вместо этого он вышел в коридор и направился к лестнице.

Патрик Макферсон. Надо же. Сколько лет прошло…

Когда-то Патрика Макферсона прочили Мелиссе в женихи. Из солидной бостонской семьи, при серьезных деньгах. С какой это стати он вдруг решил рассылать булыжники?

Уличный воздух пахнул в лицо осенней свежестью. Желтеют листья. Прохладно, но время надевать куртку еще не пришло. Спенсер бросил взгляд на новенький черный «Ягуар-ХК8» с откидным верхом, что стоял на личной парковке судьи-председателя. Машина обошлась ему в восемьдесят пять тысяч, и каждый цент оправдан. Да иначе и быть не может, когда делаешь подарок самому себе. Тем более с личного банковского счета. Помнится, Мелисса изрядно удивилась. Судьи в Шарлоттсвиле, наставительно заметила она, водят «линкольны», максимум «кадиллаки». Иные особо дерзкие индивиды могут осмелиться на «мерседес», но «ягуар»… Спортивная машина говорит о потворстве личным слабостям, о безответственности или полной потере жизненных ориентиров. Спенсер знал, что жена права. Именно поэтому он пошел на компромисс и заказал черный, а не ярко-красный, карнавальный вариант, который глянулся ему с самого начала. Действительно, черный цвет выглядит несколько более… судейским. Приятно устроившись в кресле с кожаной обивкой, Спенсер включил зажигание и уже подавал назад, как вдруг в зеркале заднего вида мелькнуло нечто синее, взвизгнули тормоза, и он всем телом ощутил, как в машину что-то врезалось. Обернувшись, он увидел самый старый и замызганный «сааб» из всех, что когда-либо встречались ему в жизни. Из «сааба» выскочила Патти Делани.

— Это… это вы?! — залепетала она. — Вы в порядке?

Он даже не знал, что ответить. Пока женщина копалась в сумочке, отыскивая страховой полис, он тупо разглядывал покореженный задний бампер «ягуара». Подумать только, на спидометре едва пятьдесят миль… Да и ремонт обойдется в кругленькую сумму. Между тем на древнем «саабе» едва проглядывалась пара свежих царапин.

— Ах, Делани, Делани, и что вам неймется? Специально хотите подать себя в невыгодном свете?

— Во-первых, мисс Делани, с вашего разрешения, а во-вторых, моя страховая компания оплатит ремонт. Что это вообще за машина?

— «Ягуар». Спортивная. Модель ХК8. Очень дорогая спортивная модель.

— Как мило, — ответила она, ничуть не впечатлившись. — Что ж, на то у нас и страховка, правда?

Делани вручила ему свою визитную карточку, написав на ней название страховой компании и номер полиса. Он сунул визитку в карман.

— А вы что же, не хотите сообщить мне свои страховые данные? — спросила она.

— Так ведь меня ударили вы, помните? И потом, на вашей машине одной вмятиной больше, одной меньше — роли не играет.

— Прошу меня извинить, судья Спенсер, но вы подавали назад с очень приличной скоростью, и к тому же я сомневаюсь, что вы могли разглядеть меня из-за вон того джипа по соседству. Как бы то ни было, согласно законам Виргинии, я имею право на такие сведения, так что будьте добры!..

У него с собой не оказалось бумаги, поэтому она дала ему еще одну визитку, и Спенсер на обороте записал свои данные. Дождавшись, когда «сааб» скрылся за поворотом, он выехал на Хай-стрит и уже там с размаху врезал ладонями по рулевому колесу.

— Ну и стерва!

Через несколько минут городская черта осталась позади, и взвинченность понемногу сошла на нет. Он съехал на обочину, вернул откинутую крышу на место и заново осмотрел повреждения. Вообще-то не так уж и страшно. Вырулив на хайвей, Спенсер надавил на газ, и машина рванула вперед. (Вот оно, ощущение, которого никогда не понять женщинам.) Мелисса права. У него в самом деле кризис среднего возраста.

Он еще глубже утопил педаль. От окраины Шарлоттсвиля до Голубого хребта совсем не далеко. Очень скоро появятся владения четы Спенсеров. А пока что он пройдет все повороты так быстро, насколько осмелится…

Мелисса получила права на здешнее имение в качестве подарка на первую годовщину свадьбы. Что и говорить, особняк внушительный. Семь тысяч квадратных футов. Шесть спален. Построенный еще в 1856 году, он стоял на тысяче акров благодатных угодий. Море луговых цветов, три горных ручья и мили строевого леса. Твердолиственная древесина высшей категории.

Главная усадьба была выполнена в традиционном колониальном стиле: красный кирпич, круглая подъездная площадка и высокий портик на четырех белых колоннах, защищавший гостей от прихотей погоды. Вдоль парадного входа шла линейка ступенек из щербатого известняка. Впрочем, сейчас они вели в никуда, просто росли себе из земли, и все. Рудимент давно минувшей эпохи, когда люди пользовались тягловым скотом. Экипажи подкатывали к этим ступенькам, чтобы элегантные гости могли пройти в дом, не замызгав себя грязью.

Став хозяйкой, Мелисса внесла немало изменений. К дому добавили бассейн, джакузи на открытом воздухе, крытую купальню, теннисный корт, гостевой коттедж и домик для прислуги. Среди прочих удобств четырехместный гараж, мастерская и основательная конюшня, способная разместить с десяток голов. Все пристройки и переделки Мелисса оплатила из личных средств.

Практически до последних десятилетий поместье Ван-ден-Вендеров служило в качестве рабочей фермы, так что сам особняк, хоть и вместительный, не отличался богатством украшений. В нем не было витиеватости, столь характерной для загородных резиденций Вандербильдов и Бельмонтов. Традиции, конечно, вещь преходящая, но в Виргинии благосостояние человека до сих пор измеряется не размером его семейного замка, а числом земельных акров и качеством лошадей. Именно это определяет его социальное положение. Мелисса обожала чистокровных рысаков и держала их целую шестерку, включая трехлетнего жеребца, отпрыска победителя Кентуккских скачек 1998 года. Своего любимца она назвала Маленьким Громом и с ним почти не расставалась. Вот и сейчас, въезжая под чугунную арку ворот, Спенсер увидел Мелиссу верхом. Он посигналил, и жена подарила ему насмешливо-задиристый взгляд. В ответ Спенсер поддал газу и, когда из-под задних колес вылетела пулеметная очередь голубовато-серого щебня, тут же ударил по тормозам. Мелисса приняла вызов, подвела жеребца поближе и сразу же, без предупреждения, послала коня в карьер. Из чисто спортивного интереса и отлично зная, что «ягуар» за семнадцать секунд способен набрать сто миль в час, Спенсер неторопливо досчитал до двадцати и лишь затем вдавил акселератор. Полированный болид немедленно оставил позади взмыленные бока Маленького Грома. Конь, впрочем, не собирался сдаваться и, подстегиваемый Мелиссой, рвался вперед. Спенсер же сбросил скорость, сознательно позволяя сопернице обойти себя, однако у въезда на круглую площадку перед домом он утопил педаль газа и, описав красивую дугу, остановился.

— Мужчина всегда впереди! — ликующе провозгласил он.

Оставив его слова без комментариев, Мелисса повернула жеребца в сторону конюшни.

— Что, победитель останется без приза? — крикнул Спенсер ей вслед.

— Отправляйся в душ, — прозвучал приказ.

Такой ответ мог обещать как соблазнительный вечер, так и ледяной прием. Спенсер понятия не имел, к чему готовиться. Зайдя в ванную, он вымылся и, обтираясь полотенцем, оглядел себя в зеркале. Втянул живот и принял позу циркового силача. Метр восемьдесят при восьмидесяти двух килограммах. Атлетом его не назовешь, однако для сорокашестилетнего мужчины Спенсер выглядел недурно.

Он лег нагишом на постель и принялся ждать. Минут через двадцать появилась Мелисса, красная и вспотевшая после ухода за жеребцом. Увидев голого мужа, она прикрыла за собой дверь и состроила испуганную мину.

— Боже мой, — скромно потупив взор, пролепетала она. — Кто-то проник в мою спальню…

Вот уже несколько лет, как Мелисса придумала оживлять их интимные отношения играми. Ей нравилось воображать себя кем-то еще: то старшеклассницей из группы поддержки, которую вот-вот лишит девственности капитан футбольной команды, то горничной, застигнутой похотливым барином, то еще кем-то…

— Умоляю, берите все, что хотите, — добавила она, — только не насилуйте!

У Спенсера на уме был совсем иной сценарий.

— Я не грабитель, — надменно ответил он. — Я федеральный судья. Могущественный, тиранический, жестокосердный судья, а вы, мадемуазель… Вы — адвокат защиты, дерзкая и нахальная девчонка, которую я обязан наказать за неуважение к суду.

Мелисса подхватила игру:

— О-о, ваша честь, что случилось? Разве я плохо подготовилась к заседанию?

Она стянула черный свитер, обнажив не прикрытую лифчиком грудь и плоский живот, столь же твердый и подтянутый, как и двадцать лет назад, когда они впервые стали близки. Он всегда подозревал, что одной из причин, почему ей не хотелось заводить детей, была боязнь испортить фигуру. Мелисса сбросила сапоги, скаковые брюки и нижнее белье. От нее пахло лошадиным потом, но Спенсеру было все равно. Он даже на предварительные ласки не стал тратить времени. Он — судья, а она — жертва. Проникая в женщину, он подумал про Патти Делани и еще больше возбудился. Мелисса ответила энергичной работой бедер.

— A-а, ваша честь… — застонала она.

Лицо Делани неотрывно стояло перед глазами, и Спенсер поддал темпа. В голове вдруг мелькнула мысль: «Интересно, а про кого сейчас думает Мелисса?..»

Когда все закончилось, она пошла под душ, оставив Спенсера решать головоломку: Если, занимаясь любовью с женой, ты воображаешь другую женщину, то что это — измена или нет? И если да, то сколько мужчин могут сказать про себя: «Я невиновен»?

Словно превратившись в бухгалтера, Спенсер принялся отщелкивать костяшки на умозрительных счетах собственной жизни. Итак, он женат на поразительно привлекательной женщине, которая к тому же владеет баснословным состоянием. Одно только их поместье оценивалось в 8,8 миллиона долларов. Сам он водил «Ягуар-ХК8», хотя и с помятым бампером. Здоровье? Прекрасное у обоих. Они с женой состоят в лучшем клубе, ужинают в первоклассных ресторанах, имеют правильных друзей. Всего в достатке. Ему даже работа нравилась. Нет, определенно жизнь удалась, в этом он уверен. Так почему же из головы не выходит Патти Делани?

— Эй, ваша честь! — крикнула Мелисса из ванной. — Пора собираться! Вы еще не забыли, что мы идем к Арнольдам на ужин?

— О-о, только не это! — простонал он, перевернулся ничком и зарылся лицом в подушку. — А не ходить никак нельзя?

Мелисса вышла из ванной, завернутая в белоснежный итальянский халатик и с тюрбаном из махрового полотенца. Когда она присела за туалетный столик, халат распахнулся, и в зеркале Спенсер увидел красный сосок. На секунду он даже восхитился, до какой степени его жена красива.

Волшебный миг не продлился и секунды.

— Мозги свои дерьмовые прочисти, — презрительно бросила она. — Кстати, даже и не думай, что я отправлюсь на прием в тарантасе для инфантильных мужиков.