16
ШАРЛОТТСВИЛЬ, ШТАТ ВИРГИНИЯ
Чарлз Макдоналд успел прикорнуть на обратном пути и после приземления в аэропорту Даллас сразу сел за руль, чтобы отправиться прямиком в Шарлоттсвиль. Стояло раннее утро пятницы, и ему хотелось переговорить с Патти Делани еще до начала третьего дня слушаний. Судя по графику, сегодня главным свидетелем обвинения должна выступать Максин Арнольд.
— Главное, заставить ее признаться, что у них с Лестером был секс в пределах двадцати четырех часов до убийства Касси. В противном случае мы никогда не докажем, как семя нашего клиента оказалось на пижаме, — поделился соображениями Макдоналд.
— Думаю, она понимает, что мы к ней приглядываемся, — ответила Делани. — Я ведь говорила в суде, что кто-то подстроил улику. Она будет настороже.
Партнеры быстро пришли к единому мнению, что проще всего загнать Максин в ловушку вопросом о ночном недержании ее дочери.
— Она ведь не подозревает, что мы в курсе дела, — сказал Макдоналд. — И тогда уже можно будет нанести главный удар: спросить в лоб, правда ли, что той ночью она избила Касси до смерти и потому решила подставить нашего подопечного.
Делани заколебалась.
— Нельзя, чтобы у присяжных создалось впечатление, будто мы атакуем убитую горем мать. Нет, сначала надо провести подготовку: дискредитировать Максин, доказать, что она лжет. Иначе мы будем выглядеть как два хладнокровных, безжалостных адвоката, готовых на все, лишь бы защитить своего клиента.
— Но послушайте, — возразил Макдоналд, — она избила дочь до смерти! Эта женщина — подлое, испорченное существо. Если ее правильно подтолкнуть, правда выплеснется наружу.
— Вряд ли Максин умышленно хотела ее убить. Скорее всего она потеряла самоконтроль, превратилась в фурию на несколько минут. Несчастный случай.
— Эй! — Лицо Макдоналда потемнело от гнева. — Она убила ребенка! За такие вещи надо платить сполна!
Резкость партнера удивила и озадачила Делани. Ей еще не приходилось видеть, чтобы он так страстно желал кому-то наказания. Подумав секунду, она ответила:
— Признаться, я немного нервничаю. У нас ведь очень много построено на этой теории. Более того, всю стратегию допроса мы базируем на одном-единственном электронном письме, автор которого боится даже назвать свое имя.
Генпрокурор Тейлор Колдуэлл был само сострадание, расспрашивая Максин Арнольд о событиях того злосчастного утра, когда она обнаружила исчезновение своего единственного ребенка.
— Узнав, что муж нашел тело Касси, — промолвила Максин дрожащим голосом, — я почувствовала, как сердце мое разорвалось.
С лица Колдуэлла женщина перевела взгляд на Лестера Амиля.
— Мы верили тебе, — вдруг холодно и жестко сказала она. — А ты убил ее… Негодяй!
— Протестую! — выкрикнула Делани.
— Присяжным возбраняется принимать к сведению последнюю реплику свидетеля, — распорядился Спенсер. Обернувшись к Максин, он добавил: — Миссис Арнольд, мы все понимаем ваше горе. Вы потеряли дочь. Но вам следует держать себя в руках. Я не желаю, чтобы апелляционный суд вернул дело на повторное разбирательство просто из-за того, что вы не способны управлять собственными эмоциями.
Максин жалобно пролепетала:
— Простите, ваша честь…
Глаза ее заволокло влагой.
— Приношу извинения и суду и присяжным… Мне очень, очень трудно сейчас. Я просто хочу, чтобы он заплатил за то, что сделал с моей девочкой…
Делани вновь дернулась, чтобы выразить протест, но Спенсер знаком приказал ей помолчать:
— Давайте продолжим.
Колдуэлл задал очередной вопрос:
— Миссис Арнольд, как вы познакомились с подсудимым?
— Мой муж — настоящий гений. Он заработал так много денег, что нам никогда их не потратить. У нас уже есть несколько домов и слишком много машин. Поэтому мы решили найти способ, как помочь тем, кому не повезло в жизни. Как-то вечером в нашем доме в Лос-Анджелесе мы смотрели теленовости, и там показали репортаж про одного юношу из квартала бедняков. Тележурналист сообщил, что у него пять братьев и две сестры, причем все — кроме него самого — свое будущее разменяли на наркотики или уличный бандитизм. Три брата уже попали в тюрьму, двух других убили, а обе сестры стали проститутками, чтобы найти деньги на героин. А потом показали героя репортажа. Это и был Лестер. Ни разу не пропустил школу, не состоял в уличных шайках. Помогал в домашних делах матери, пел в церковном хоре по воскресеньям, получал хорошие оценки на уроках. Мечтал поступить в колледж, но на это у него не было денег. По крайней мере так говорили по телевизору…
— Вас глубоко задел этот репортаж?
— Я чуть не расплакалась. На следующий день муж распорядился, чтобы его менеджер по связям с общественностью позвонил на студию и организовал встречу с Лестером. Да, мы решили заплатить за его обучение в колледже. Журналисты действительно договорились о встрече, однако за ночь до этого кто-то кинул бутылку с зажигательной смесью в дом Лестера. Я думаю, местным бандитам не понравились теленовости.
— И они сожгли его дом?
— Да, мать Лестера и один из братьев, которого только что выпустили, сгорели заживо. Лестера в ту ночь дома не было. Получилось, что ему негде жить. И тогда мы предложили ему переехать к нам.
— У вас очень щедрая душа.
Максин скромно опустила глаза.
— Любой поступил бы так же.
Колдуэлл спросил, легко ли Амиль вписался в новую семью.
— Касси его обожала. Мне даже кажется, что она немножко в него влюбилась… Школьница…
— Настоящая идиллия! — воодушевился Колдуэлл. — Сказка про Золушку находит своих героев в реальной жизни!
— Поначалу все шло чудесно. Потом Лестер изменился… или он никогда не был тем человеком, за которого его принимал журналист. Когда наступила пора заполнять вступительные анкеты для колледжа, он под разными предлогами стал отнекиваться. Сама я думала, будто ему просто стыдно признаться, что он не смог освоить даже то, что давала их жалкая местная школа. Подозреваю, Лестер отлично знал, что провалится на экзаменах в престижный университет… В общем, мы предложили ему переждать один год, а пока что наняли очень хорошего репетитора.
— Получается, вы делали все, что в ваших силах, лишь бы уберечь его от возвращения в негритянское гетто?
— Да. Все для него делали. Но Лестер потерял интерес к университету. Говорил лишь о том, как ему хочется стать хип-хоповой звездой и писать песенки… Этот ужасный, мерзкий «ганста-рэп». И поскольку он уже не хотел учиться, Франк дал ему работу в своем отделе по связям с общественностью. Простенькие функции: встретить-проводить, побеседовать с другими афроамериканцами. Однако Лестеру и этого не хотелось делать. Одна только музыка в голове… Он стал вести себя совершенно безобразно.
— Что вы имеете в виду?
Максин повернулась в кресле так, чтобы рассказывать напрямую присяжным.
— Мы с Франком решили устроить небольшую вечеринку — представить себя жителям Шарлоттсвиля. Мужу очень понравилась одна песня, которую когда-то написал Лестер, про сильного, энергичного негритянского юношу, сумевшего подняться с самого дна жизни. Песня называлась «Я должен верить!». Франк попросил Лестера спеть ее на нашей вечеринке. Понимаете, мы только недавно здесь появились и хотели произвести хорошее впечатление. Можете себе представить наше негодование, когда он предал свою новую семью, исполнив нечто совершенно иное. Хуже того, эта песня во всех бедах темнокожего населения винила «белую» Америку. Она оскорбила чувства наших гостей.
Здесь Делани пришло в голову, что показания Максин звучат слишком уж отрепетированно. Лестер наклонился поближе и шепнул на ухо: «Врет она все! Чего просили, то и пел».
Между тем несчастная мать продолжала:
— Франк был уязвлен до глубины души. Тем же вечером он сказал Лестеру, что пора бы и совесть иметь. Пусть собирает вещи и идет куда хочет. На следующий день, в субботу, мы с ним почти не разговаривали. А в воскресенье я предложила мужу устроить прогулку на воздушном шаре. Я хотела развлечь нашу бедную девочку…
Она жалко улыбнулась и промокнула уголки глаз аккуратно сложенным платочком.
— Может быть, вам следует отдохнуть? Устроить перерыв? — предложил Колдуэлл.
— Нет-нет, — помотала она головой. — Лучше побыстрее с этим покончить.
Максин вновь приложила платок к глазам.
— Вечером, после полета на шаре, Лестер сказал, что хочет с нами поговорить. Я подумала, что он решил извиниться за свое поведение и грубости. Но вместо этого он обвинил нас в том, что мы с мужем держим его чуть ли не за раба… за «карманного ниггера».
— За «карманного ниггера»?
— Его собственное выражение. И еще он пытался нас шантажировать.
— Шантажировать?
— Да. Заявил, что если мы не дадим ему сто тысяч на запись альбома, то он созовет пресс-конференцию, где обвинит нас в ужасных расистских издевательствах и насмешках, когда мы одни в доме и никто из соседей нас не слышит. Он сказал, что люди ему поверят и что репутация Франка окажется подмоченной… А потом добавил совсем ужасную вещь…
Максин расплакалась, и всем пришлось подождать, пока она не успокоится.
— Что же он сказал вам?
— Он сказал, что всем заявит, будто я его соблазнила! Какая страшная ложь! Но он сказал, что пойдет прямо в «Нэшнл инквайер» и что там его слова обязательно напечатают!
Чтобы остановить шепоток в зале, Спенсеру пришлось несколько раз постучать молотком. Делани закусила губу и удрученно взглянула на Макдоналда. Не иначе Максин Арнольд сделала правильные выводы из вчерашнего заседания. Она нанесла свой собственный, упреждающий удар, заранее выставляя Амиля лжецом еще до того, как он успел рассказать про их интимные отношения.
— Миссис Арнольд, — поднял палец Колдуэлл, — когда Лестер попытался устроить шантаж, вам не пришла в голову мысль, что этот человек опасен?
— Да, именно так я и подумала. — Она повернулась к Амилю и уставилась ему в лицо. — Однако Франк решил, что сумеет поставить его на место. Он послал Лестера к черту и дал ровно двадцать четыре часа на сборы. Мы и представить не могли, что этот подлец… нашу Касси…
Максин всхлипнула. Мисс Алиса подбежала к ней с коробочкой салфеток, и на какое-то время показалось, что женщина сумеет справиться с собой. Впрочем, судорожно вздохнув, она вновь залилась слезами.
— Простите… простите меня… Я больше не могу!
Делани внимательно наблюдала за присяжными. Трое из них сидели со сморщенными лицами и тоже смаргивали слезы.
— Объявляется перерыв на обед, — вздохнул Спенсер.
Последовав совету Макдоналда, Делани не стала тратить время на мягкую предварительную обработку Максин. Перекрестный допрос начался в лоб.
— Утром вы показали, что у вас с мужем было больше денег, чем когда-либо могло потребоваться семье. И якобы поэтому вы решили помогать другим людям. Не таким везучим. Вроде моего подопечного. Я правильно поняла?
— Правильно.
— Тогда расскажите нам про Кэрол Уэбис. Прежде всего, кто она?
Максин быстро облизнула губы:
— Моя сестра. Младшая.
— Тоже богатая?
— Нет.
— Действительно, ваша сестра вместе со своим мужем-инвалидом и четырьмя детьми живет на соцпособии. Получает бесплатные талоны на еду. Не так ли? Ваш свойственник чуть ли не полгода назад потерял работу, но когда сестра вам позвонила, умоляя о помощи, вы на пару с мужем отворотили нос. Назвали их никчемным мусором, если я не ошибаюсь?
Вмешался Колдуэлл:
— Ваша честь, вопросы не имеют отношения к делу. Защита пытается просто вывести свидетеля из равновесия.
— Мисс Делани, — сказал Спенсер. — Я с трудом усматриваю здесь какую-либо связь с нашим разбирательством. В чем суть вашей линии?
— Мои вопросы напрямую касаются правдивости свидетеля. До обеда она говорила, какие они с мужем щедрые. Однако палец о палец не ударили, чтобы помочь своим же родственникам. Так вот, я пытаюсь установить иные мотивы, помимо альтруизма, которые двигали четой Арнольдов и их благосклонным отношением к Лестеру Амилю.
— А можно кое-что сказать? — вдруг обратилась Максин к суду. Не дожидаясь разрешения Спенсера, она заявила: — Вот уже более года мы с мужем платим арендную плату за тот трейлер, который снимает моя сестра со своим семейством. Для всех их детей мы открыли трастовые фонды; деньги пойдут им на образование. Не хочу лишний раз позорить родную сестру, но они с мужем бедны по собственной глупости. Мы для них делаем что можем. Но нельзя же их развращать, давая деньги всякий раз, когда они попадают впросак. В конце концов, пора бы и свою голову иметь!
Делани бросила недовольный взгляд на Макдоналда, смущенно ерзавшего за столом защиты по другую руку от Амиля. Кэрол Уэбис ни словечком не обмолвилась про арендные платежи и деньги на учебу. А Макдоналд, желавший видеть в Арнольдах только наихудшее, даже не поинтересовался такими вещами.
Итак, фронтальная атака Делани и впрямь принесла выигрышные очки, да только не тому, кому следовало.
Она решила поменять тактику, а заодно и тему обсуждения.
— Почему вы сразу пошли вниз на кухню, когда проснулись утром после убийства? Почему решили достать из холодильника апельсиновый сок и молоко, вместо того чтобы разбудить Касси? Вы уже знали, что она исчезла?
— Ваша честь, — вновь поднялся Колдуэлл, — защита даже не дает времени ответить. Она просто бомбардирует свидетеля вопросами!
— Мисс Делани, соблаговолите задавать вопросы по очереди, — сказал Спенсер.
— Да, ваша честь. Итак, почему вы отправились вниз, а не в спальню дочери?
— Мне хотелось, чтобы она подольше поспала. Мы все устали после пятничной вечеринки и прогулки на шаре…
— А вот я думаю, что большинство матерей сначала подняли бы ребенка, а уже потом начали заниматься завтраком!
— Уважаемый суд, — прервал ее Колдуэлл. — Кто здесь дает показания?
— Мисс Делани, — покачал головой Спенсер, — еще раз напоминаю: задайте вопрос, дождитесь ответа, потом задайте очередной вопрос. Вам ясно?
Делани и сама знала, что в глазах присяжных ее манера вести допрос выглядит по меньшей мере любительской. Впрочем, не важно. Именно этот подход и был заложен в стратегию.
Она спустилась с подиума, подошла к столу защиты и взяла папку с материалами. Помолчала секунду, как если бы что-то читала в бумагах. Затем вернулась к кафедре, по-прежнему с папкой в руках.
— Миссис Арнольд, вы покидали свою спальню в ночь убийства?
— Нет, — ответила та без малейшего колебания. — Меня разбудил Франк. Ему показалось, что он слышал какой-то шум. У меня страшно болела голова, поэтому я заглянула в ванную комнату, взяла там болеутоляющее и таблетку снотворного, а потом вернулась в постель. Последнее, что я помню, — это слова мужа. Он говорил, что Лестер вернулся.
— Значит, вы не заходили к Касси в ночь убийства?
— Нет. — Сейчас в голосе Максин прозвучала легкая истерическая нотка. — Я вам сказала, что никуда не выходила из спальни!
— То есть не навещали дочь?
— Нет! — сверкнула глазами Максин. — Я уже дважды ответила на этот ваш вопрос! Повторяю — муж услышал шум. Разбудил меня. Я взяла в ванной лекарства и вернулась в кровать. Никуда из спальни я в ту ночь не выходила!
— Точно? Я подчеркиваю — и вы даете показания в суде, не забывайте, — вы уверены, что не покидали спальню?
— Ваша честь, — развел руками Колдуэлл, поднимаясь. — Три раза миссис Арнольд сказала, что вернулась в постель, ни разу не выйдя из спальни. Я вновь обращаю внимание суда, что защита измывается над свидетелем.
Спенсер начал терять терпение.
— Мисс Делани, вы тянете время!
Женщина-адвокат опустила лицо и задумчиво покрутила в руках папку.
— Миссис Арнольд, почему вы ни разу не упомянули, что Касси мочилась в постель?
Такого не ожидал никто, и в первую очередь сама Максин.
— Я… я не понимаю, о чем вы говорите…
Делани извлекла из папки одинокий листочек бумаги.
— Криминалисты, обрабатывавшие место преступления, составили список всех вещей в комнате Касси и соседней к ней ванной. Согласно отчету, который я держу в руках, в ванном шкафчике было обнаружено несколько упаковок одноразовых памперсов. Вы держали их потому, что ваша дочь страдала ночным недержанием, ведь так?
— Ну… что ж такого… бывало иногда… Так ведь ребенок есть ребенок. В конце концов, памперсы для того и придуманы!
— Вашему ребенку было почти двенадцать, если я не ошибаюсь? — процедила Делани. — Поздновато для недержания… Вас злило, что дочь мочится в постель?
— Почему злило? Досадовала порой. То есть я хочу сказать, что мне это не нравилось. Так ведь какой матери понравится? А от случайностей никто не застрахован.
— Как вы отреагировали, когда Касси обмочила постель в ночь убийства?
— Протестую! — вмешался Колдуэлл. — Свидетель ничего не говорила о том, что ее дочь мочилась в постель в ночь убийства! Она просто подтвердила, что с девочкой это иногда случалось.
Делани вновь задумчиво посмотрела на криминалистический отчет. Выждала пару секунд, словно читала про себя какой-то отрывок.
— Ваша честь, позвольте переформулировать вопрос. Миссис Арнольд, у меня здесь отмечено… хотя нет… гм… постойте… А! Давайте я опять переформулирую. Итак. Миссис Арнольд, если Касси не мочилась в постель той ночью, почему же в корзине для грязного белья находились ее испачканные простыни? Это вы их туда положили, не так ли? Вы их сняли с кровати и подготовили к стирке, признайтесь?
Впервые за все время дачи показаний Максин смешалась. Она посмотрела на мужа, сидевшего в первом ряду, затем перевела взгляд на Колдуэлла. Женщина явно надеялась, что генпрокурор придет ей на помощь, но тот сидел, склонив голову, и лихорадочно ворошил свои бумаги.
— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, — приказал Спенсер.
— Я сейчас сама не своя, — медленно произнесла Максин. — Вы должны понять… Я потеряла дочь… Мы потеряли дочь… Гм… Да, наверное… я что-то подзабыла… Ведь это такая психическая травма, что… Да, вы правы. Вы совершенно правильно мне напомнили. Действительно, с Касси в ту ночь опять приключился конфуз. К тому же она легла спать прямо в уличной одежде, и я заставила ее переодеться в пижаму. Пока она это делала, я вынесла простыни и перестелила кровать. Извините. Я просто забыла.
— Ваша честь, — поднял руку Колдуэлл. — Признаться, я не могу найти в своих документах ничего про грязные простыни. Памперсы в ванном шкафчике действительно упоминаются, но вот простыни… бельевая корзина… Могу ли я узнать, из какого отчета нам процитировала мисс Делани?
— А я и не говорила, что эти сведения из отчета, — упиваясь триумфом, сладким голоском возразила Делани. — Если вы вспомните, я просто сказала, что в корзине находились грязные простыни.
Максин вдруг поняла, что ее только что обвели вокруг пальца. Как и Колдуэлл, она предположила, что Делани зачитывает результаты осмотра, хотя на деле ни в каком отчете грязное постельное белье не упоминалось.
— Ваша честь! — На скулах Колдуэлла катались желваки. — Я очень хотел бы знать, откуда у мисс Делани сведения про ночное недержание и простыни. Из каких источников? Уж не сорока ли на хвосте принесла?
(Ага, сорока! — усмехаясь про себя, подумал Спенсер. — Все увидела, подсмотрела, а потом клювиком настучала электронное письмо.)
— Свидетель подтвердила тот факт, что ее дочь мочилась в постель, — вслух сказал он. — Кроме того, она также доложила суду, что вынесла грязные простыни из спальни Касси. Откуда у защиты такие сведения — не имеет существенного значения. Прошу продолжать.
Делани, однако, не хотела прямо так сразу продолжать. Ей было нужно, чтобы присяжные точно поняли, что же сейчас произошло. Кроме того, требовалось еще раз подчеркнуть, что свидетельница лгала в предыдущих своих показаниях.
— Когда я задавала вам вопрос, не покидали ли вы спальню в ночь убийства, — сказала она, — вы ответили «нет». Мало того! Миссис Арнольд, вы три раза подряд это отрицали! Отрицали категорически, чуть ли не до истерики. Вы сказали, что не были в спальне Касси. А теперь вы признаетесь, что действительно покидали свою комнату и действительно заходили в спальню Касси. Девочка обмочила постель, испугалась и позвала вас, не так ли? Вы зашли к ней, помогли переодеться в пижаму и поменяли простыни. Теперь вы держитесь этих показаний?
— Да, — холодно ответила Максин. — Этих. Я просто забыла.
В течение нескольких следующих минут она продемонстрировала такую сторону своего характера, о которой не подозревал ни один присяжный. Куда только подевались слезы? Сейчас из свидетельского кресла поблескивал глазками злой ощетинившийся зверек. Словно палкой, Делани своими вопросами била его по носу и тыкала в шкуру, раздражая еще больше.
Когда вы пришли к дочери в спальню, она плакала?
Вы кричали на нее, ругались?
Вас захлестнул гнев?
Вы затолкали Касси в ванную комнату и заставили лезть под душ?
В тот вечер вы пили?
Вы всегда смешиваете алкоголь с болеутоляющим?
Брызжа ненавистью, Максин выплевывала ответы.
Наконец Делани решила, что довела ее до той стадии, когда уже можно протыкать гнойник.
— Вы потеряли голову и зверски избили дочь, потому что она обмочила постель?
— Как вы смеете? — Максин затравленно оглянулась на Колдуэлла, вновь ожидая помощи, однако прокурор даже не шевельнулся.
— Ваша честь! Не могли бы вы повлиять на свидетеля и все-таки заставить отвечать на мои вопросы?
Максин передернуло, но все же она попыталась взять себя в руки:
— Как и у всех любящих и ответственных родителей, у нас в семье были такие случаи — очень редко, очень немного, — когда мне приходилось прибегать к принуждению. Детей надо дисциплинировать, это знают все. Порой я могла ее отшлепать… или постучать пальцем по руке, если она уж очень расшалится. Все это требовалось, чтобы привлечь ее внимание… и по большей части, когда она была маленькой.
— Доктор Нан доложила суду, что на пояснице и ягодицах Касси обнаружены синяки, — заметила Делани. — Одни из них появились раньше, другие позже. Вынуждена напомнить вам, миссис Арнольд, что вы находитесь под присягой. Еще раз повторяю вопрос: вы ударили Касси, когда обнаружили, что она опять обмочила постель?
— Я уже говорила, у меня страшно болела голова. Просто раскалывалась, когда Франк меня разбудил. Я была совершенно измучена в тот вечер, можно сказать, очнулась из забытья. Я не помню каждый свой жест, только могу сказать вам, что любила свою дочь и никогда, никогда не причинила бы ей боль!
— Вы опять не ответили на вопрос. Еще раз повторяю: в ночь убийства вы — каким-либо образом — физически наказывали дочь? Я вас спрашиваю: вы избивали ее? руками? ногами?
Максин с ненавистью выдавила:
— Может, пару раз и шлепнула по заднице! Но не избивала!
— Шлепки, как вы выражаетесь, не оставляют после себя таких синяков, — возразила Делани. — Тем более многочисленных, как доложила нам доктор Нан. Повторяю еще раз! В гневе вы потеряли голову, обнаружив мокрую постель дочери! Так?!
Максин задохнулась от злости и секунд десять молчала, собираясь с мыслями. Затем обернулась к присяжным и, тщательно выверяя слова и интонацию, заявила:
— Да, сейчас я ясно припомнила, что случилось в ту ночь. Нет, категорически нет, я не избивала свою дочь. Вообще не трогала! Перестелила постель, накрыла Касси одеяльцем, поцеловала, пожелала ей доброй ночи… сказала, что люблю ее. Потом вернулась в спальню к мужу и легла спать.
Спенсер сверлил ее взглядом.
(Врешь ты все! Уж я-то видел!)
Нечего и говорить, Делани тоже не верила ни единому ее слову.
— То есть вы не заталкивали Касси в ванную комнату? — спросила она, повысив голос.
— Нет!
— Не ударили ее в голову так, что она упала и стукнулась виском?
— НЕТ!
— Не убили ее случайно?
— Протестую! — выкрикнул Колдуэлл, как на пружине вылетев из кресла.
— Последний свой вопрос беру обратно, — кивнула Делани. Хотя отпускать добычу она и не собиралась. Вместо этого вновь сменила тему: — А скажите нам, миссис Арнольд, кто такая Синтия Гюнтер Райт?
Максин, все еще не пришедшая в себя после предыдущего обстрела, вяло ответила:
— Моя первая дочь. Я в юности была замужем, недолго… Синтия прожила четыре месяца…
Она помолчала и затем спросила:
— Ведь вы и так об этом знаете, мисс Делани?
— Как же она — ваша первая дочь — умерла?
— Задохнулась во сне… Врачи сказали, синдром внезапной младенческой смерти…
— Я хотела бы еще раз убедиться, что правильно поняла ваши показания, просто на всякий случай, — отреагировала Делани, хотя каждому было ясно, что все-то она знает и все-то она понимает. — Вы родили общим счетом двух дочерей. Одна погибла страшной смертью, а ваш первенец скончался при крайне подозрительных обстоятельствах. Так получается?
— Секундочку, — поднял руку Колдуэлл. — Нам не представлено никаких доказательств подозрительной смерти первого ребенка миссис Арнольд. Защита пытается запятнать доброе имя несчастной матери и направить присяжных в неверном направлении.
— Как вы смеете называть себя юристом?! — неожиданно взвилась Максин Арнольд, взглядом испепеляя Делани. — Мою дочь убили, а у вас хватает наглости обвинять меня!
Спенсер постучал молоточком.
— Хватит. Все уже достаточно высказались. Попрошу стороны подойти к судейской кафедре.
Колдуэлл с Делани молча повиновались. За ними послушно следовали Джейкоб Уиллер, помощник прокурора, и Чарлз Макдоналд, помощник адвоката защиты. Спенсер навалился грудью на стол и зашептал, чтобы Максин, по-прежнему сидевшая в свидетельском кресле, его не услышала:
— Мисс Делани, у вас имеются улики, что эта свидетельница действительно была причастна к смерти старшей дочери?
— Полиция Лас-Вегаса считает, что дело там явно нечисто.
— Я сказал «улики». Против нее выдвигали официальное обвинение?
— Нет, но большой процент внезапных младенческих смертей объясняется убийствами.
Колдуэлл не выдержал.
— Считаю, что поведение защиты просто возмутительно, — пожаловался он. — Нас подводят к мысли, что миссис Арнольд как-то связана со смертью ее первого ребенка. Намекают на убийство.
— Никаких вопросов о первой дочери миссис Арнольд больше не будет, — твердо заявил Спенсер. — Эта тема к делу не относится. Вам понятно, мисс Делани?
— Да, ваша честь.
После того как все четверо вернулись на место, Спенсер обратился к присяжным:
— Порой на процессе, в особенности крайне эмоциональном, как сейчас, возникает необходимость частной беседы судьи и сторон. Вы не должны делать каких-либо выводов из этих бесед или позволять им хоть как-то влиять на ваше решение о виновности или невиновности подсудимого. Вы только что слышали, как мисс Делани спросила свидетельницу о смерти ее первенца от раннего брака. Младенец умер. Это факт. Однако свидетельницу не обвиняли в насилии против ее первой дочери, и, кроме того, не имеется каких-либо официальных аргументов, говорящих о том, что смерть этого ребенка объясняется иными причинами, нежели те, что указаны в медицинском заключении. Далее, защита не представила ни единого доказательства, связывающего смерть несчастного младенца с убийством второго ребенка. Хотя я обладаю властью отменить релевантность того или иного заявления или свидетельского показания, я не в силах стереть из вашей памяти слова, прозвучавшие в зале. Это вы должны сделать сами. Ваша задача состоит в том, чтобы внимать только фактам. Учитывать только факты. Все остальное вы обязаны игнорировать.
Он кивнул в сторону Делани.
— Продолжайте.
Вернувшись на подиум, Делани посмотрела Максин в глаза и небрежно спросила:
— И когда у вас начался секс с Амилем?
— Ваша честь! — покачнулся Колдуэлл. — Я протестую!
— Отклоняется, — сказал Спенсер, даже не выслушав доводы обвинителя.
— Никогда у нас не было секса, — ответила Максин. — Я уже говорила, что он угрожал клеветой. Он пытался нас шантажировать.
— То есть у вас никогда не было с ним секса?
Тут уже Спенсер не выдержал:
— Почему вы все время повторяете слова свидетеля? Вы ведь прекрасно слышали ответ. Имейте в виду: я и так позволил вам очень свободно вести перекрестный допрос. Свидетельница сказала, что не было у них секса с вашим клиентом. Попрошу двигаться дальше.
— В ночь убийства, после того как у вас с Лестером Амилем был секс в гостиной, взяли ли вы его сперму из презерватива, чтобы потом размазать ее по пижаме убитой Касси?
— Ваша честь!!! — взревел Колдуэлл, зависая в воздухе над стулом.
Спенсеру опять пришлось поднять молоток, чтобы остановить перешептывание в зале.
— Ваша честь, — возмущенно заявил генпрокурор, — мне все равно, если защита хочет напоследок выдвинуть какое-то несусветное объяснение, но ведь нельзя же излагать свои теории под видом снятия показаний! Свидетельница и так заявила, что секса с Амилем не было! Вопрос задан, ответ получен!
— В интересах справедливости, — сказал Спенсер, адресуясь к присяжным, — судьи не любят ограничивать тактику защиты во время перекрестного допроса свидетелей. В связи с этим я разрешаю прозвучавший вопрос и приказываю свидетельнице на него ответить.
Он взглянул на Делани и добавил:
— Однако предупреждаю вас, мисс Делани. Вы ступили на очень, очень тонкий лед.
— На случай забывчивости свидетельницы, — сказала Делани, не выказав ни малейшего замешательства, — мой вопрос звучит так: «Взяли ли вы сперму моего подзащитного после секса с ним и размазали ли ее по пижаме своей дочери?»
Максин так трясло, что она едва могла говорить:
— Нет! Не было у меня с ним секса. Не было!!! А потому не могла я размазывать его сперму, хоть на пижаме, хоть где!
— Опять вы все отрицаете… У нас уже было такое. Вы якобы не покидали свою спальню в ночь убийства, не заходили в комнату Касси, не впадали в гнев. Не избивали дочь. И к смерти своего первого ребенка тоже не имеете отношения, — отозвалась Делани.
Спенсер ударил по столу молотком.
— Присяжным запрещается принимать к сведению последнюю реплику защиты!
— Извините, ваша честь, — кротко сказала Делани. — Больше вопросов не имею.
Как только Максин Арнольд выползла из свидетельского кресла, Спенсер объявил перерыв на выходные и сразу ушел в кабинет. Его душила досада. Он всегда считал себя достаточно выдержанным, чтобы сохранять голову в любых ситуациях. В собственных глазах всегда был непредвзятым, справедливым, честным — словом, таким судьей, которым восхищаются, которого уважают обе стороны процесса за проницательность и строгую приверженность правилам. Но сегодня он позволил событиям выйти из-под контроля. Дал Патти неоправданно много свободы. Такого с ним еще не было.
Он плюхнулся за стол и раздраженно потер лоб.
Все из-за камня. Наперекор процессуальным нормам и этическим принципам он вмешался в работу защиты, выслав электронное письмо. С другой стороны, он уже не мог молчать о тех странных видениях, что демонстрировал ему камень. А кстати… Спенсер отомкнул ящик. Ага. Лежит себе спокойно. Простой вроде бы камень… Или нет? Откуда в нем такая сила?
Он потянулся правой рукой и взял кругляш. Потом аккуратно, как печать, приложил его к алому кресту на левой ладони. Спенсер и сам толком не понимал зачем. Хотя нет, неправда. Понимал, отлично понимал. Ему хотелось еще одного видения. Более того, он просто нуждался в нем, желал узнать, что еще может показать камень.
В этот раз страха не было. Он зажмурил глаза в ожидании разряда силы.
Сейчас он стоял внутри дома Арнольдов, в коридоре. Отсюда ему было видно, как за кухонным столом сидит Франк, погруженный в газету. Максин готовила кофе. Лестер Амиль намазывал масло на тосты. «А где Касси?» — спросил Франк. «Только что встала», — ответила Максин. Франк взглянул на настенные часы. «Нам лучше поторопиться, — заметил он. — Пока запустим горелку, пока прогреем воздух…» Максин взялась за турку, желая налить себе кофе, но ручка оказалась слишком горячей. Женщина отдернула руку, и турка опрокинулась, ошпарив ей палец. «Черт! Черт! — выругалась она. — За каким чертом Терезу понесло на эти чертовы похороны?!»
Не отрываясь от газеты, Франк посоветовал: «Пользуйся микроволновкой. Тогда не обожжешься».
Лестер встал из-за стола: «Пойду потороплю Касси…»
Спенсер вслед за Лестером поднялся на второй этаж. Юноша постучал, но ответа не последовало. Он осторожно толкнул дверь, просунул голову внутрь, осмотрелся и зашел в спальню девочки.
— Касси?..
Дверь в ванную приоткрыта. Из щели валил пар, гремела музыка. Слышался плеск воды. Амиль на цыпочках подкрался к ванной и открыл дверь пошире. На глазах у Спенсера он сунул руку под резинку мешковатых спортивных брюк и ловким движением вытащил уже эрегированный пенис. У Спенсера отвалилась челюсть. Он хотел зажмуриться, но почему-то не смог. Через пару минут из-под руки Амиля уже брызнула струйка спермы. Прямо на пижаму, небрежно брошенную на кафельный пол.
Спенсер поднял веки и вернул камень обратно в ящик. Так вот как семя Амиля оказалось на пижаме… Он не стоял над девочкой в подвале, как утверждал гособвинитель. И Максин Арнольд не выдавливала никакой спермы из презерватива и не размазывала ее, как утверждала защита. Лестер Амиль сам себя ублажил, подглядывая за купающейся Касси. Чисто случайно брызги попали на скомканную пижаму. Опять-таки чисто случайно пижама попала под руку Максин Арнольд, когда девочке нужно было переодеться после конфуза с мокрой постелью. Ну-ну…
Следующим делом Спенсер вспомнил про Патти. Деваться некуда, надо сообщить правду.
Судья принялся за очередную анонимку.
Ближе к полуночи Спенсер решил, что пора ехать домой. Спускаясь на выход, он услышал смех и, осторожно заглянув за угол лестницы, увидел двух мужчин. Возле двери в прокуратуру стояли Колдуэлл и Уолтер Корн. Спенсер быстро ретировался к себе и переждал еще с полчаса, прежде чем совсем покинуть здание. Ему никак не улыбалось нарваться на генпрокурора и судебного репортера от «Шарлоттсвильских курантов».
