Крайности
Кому, говорят, война, а кому и мать родна. Приехав после летнего отдыха в Болгарии, где отдохнули очень хорошо, оказались в задыхающейся от торфяных пожаров Москве. Ужас! На самом деле нечем было дышать. Об этом, я думаю, писали много, потому не углубляюсь. И у меня, и у мужа куча недогуленных отпусков благодаря каким-то постановлениям, со следующего года – если не отгулял, то все сгорает, мы были предупреждены, нас пугали чуть ли не принудительным отправлением на отдых. Но люди вряд ли бы смогли это сделать, а вот стихия смогла. Оставлять ребенка в этой газовой камере мы не могли, и потому неделя на даче – под Волоколамск гарь дошла в небольших, по крайней мере, «на нюх», концентрациях. Потом в самолет – и в Ялту. Там отдыхали наши друзья.
Ах, Крым, я совсем уже забыла, что это так красиво и благодатно. Поистине жаль, что это не российская земля теперь. Хотя о политике я думаю меньше всего. Да и какая лично мне разница, если я приехала, всех понимаю, и даже цены ниже – не российские пока еще. Единственное, чтобы туда попасть, у меня должен быть заграничный паспорт. Хотя, конечно, злит, что строятся в Крыму не наши, а «их» олигархи.
Отдыхали в приватной гостинице со своим пляжем, обслуживающего персонала там больше, чем отдыхающих. Кухня домашняя, приготовят все, что попросишь, если что-то нужно, тут же исполнят. Я там, честно говоря, даже барствовала.
– Коля, – капризничала я совершенно по-дурацки, – Коля, яйцо не в мешочек, его переварили.
И Коля приносил мне другое яйцо.
Водный мотоцикл – через десять минут, яхта – завтра закажем, раки – через часа полтора свежие, поменять деньги – по лучшему курсу… «Вы за кукурузой в город? Да что вы, сейчас привезем и сварим». Рассказывая в Москве своим приятелям об обслуживании, я добавила:
– Вот только под носом не вытирали.
– Потому что не просили, – смеется Женька.
Но Ливадийский дворец и другие красоты они привезти не могли, поэтому все-таки перемещались. Цитирую единственную запись, что я там сделала, больше не писалось, и есть мысли, почему. Потому что тогда надо забыть об отдыхе и сидеть только писать. Записывать, как вкусно, как красиво, а реплики друзей! Там вообще ни одного слова упускать нельзя, если начинать это рассказывать. Они все люди творческие, воздушные. Передавать их смыслы мне трудно. И тут только жесткая фиксация событий может что-то объяснить не присутствующим на месте событий. Иначе все будет казаться гротеском и художественным вымыслом. А я записыватель абсолютно реалистического направления.
Вот эта запись.
Уже скоро месяц, как я отдыхаю. В последние годы – непозволительная роскошь. А вот ведь лежу на лежаке, время – около семи утра, я одна на маленьком приватном пляже в городе Ялта. Горизонт словно очерчен циркулем, в поле зрения только бледно-синяя гладь и один небольшой кораблик. Лучи солнца еще робко, а потому приятно касаются кожи… бла-жен-ство! Вот и пролетающая мимо птица, не чайка, по-видимому, утка летит и кричит от восторга. Если б я могла так парить над морем, я бы тоже не удержалась, кричала б дурниной, как кричала вчера, сидя за Любиной спиной на скутере.
Поразительно просто, но Люба всегда умела и умеет добавить ощущений и впечатлений в мою жизнь.
Всего через полтора месяца мне исполнится сорок шесть. А я впервые в жизни ехала на открытом транспортном средстве, без защиты и шлема по отвесам горных дорог вверх и вниз, замирая на каждой петле поворота, коих на крымской дороге через каждые 50 метров. Орала, визжала, потом сама же пугалась, что сильным визгом могу сбить с равновесия своего водителя, поэтому крик пыталась приглушить. А при сдавленном от страха низе живота, сведенных внутренних мышцах бедра и, уж простите, промежности, звуки из меня вырывались трубные, зычные, отрывистые, такие: «у-а-ы-а-о». Лицо в зеркале, Люба говорит, – без слез не взглянешь. Проезжающий народ ржет. В общем, Люба мне эмоций, а я – ей. И еще, если Люба чувствовала, что я расслабляюсь, она начинала прибавлять скорость и делать ленточку, укладывая скутер практически к дороге то вправо, то влево.
– Это намного круче секса, – сказала, слезая со скутера у гостиницы.
– Как же мало тебе надо, – ответила Люба.
Ну да, в запросах я скромней. Всегда была и теперь отстаю. И если раньше – фиг бы с ним, за ее запросами я и не стремилась. То теперь-то она резко поменяла направление мыслей и потянулась к Богу. А кто ж не хочет постичь непостижимое.
В начале лета она пришла ко мне на работу, удалить зуб мудрости. В черном крепдешиновом платьице годов шестидесятых, черных балетках и с черным мужским портфелем, а может, женские тогда такими были.
Полюбила она одеваться с блошиного рынка. Вид теперь ей нужен исключительно смиренный. И в нем она умудряется выглядеть стильно. Но я ж помню, как было еще лет пять назад – джинсы, чем рванее, тем лучше, висят на середине задницы, из-под этого всего – белье дорогущее.
– Люб, мне очень нравится, как ты выглядишь, ну все равно меня удивляет такой резкий перепад… ведь есть же между этими стилями середина.
– Хорошо тебе. Ты всегда на середине. А мне с моими крайностями только так…