Книга: Завтра октябрь. Несветские истории
Назад: Очень люблю жизнь
Дальше: Думки разные

Девичья фамилия

Как же интересно нам устроили! Живем, стараемся, хотим выпрыгнуть из условий жизни, которые предложены в условия лучшие и более комфортные. Кому-то это удается легко и быстро, кому-то сложнее, и требуется больше времени, кому-то совсем не удается. В любой момент, на любом этапе, может появиться сбой в программе, сбой в любом виде. Арине он явился в виде диагноза. Уже около месяца Арина жила в страхе за себя, и вот сегодня пришла цитология. Клетки злокачественные, однозначно ее ждут операция и химиотерапия. Она видела по лицам своего окружения, что ей не все договаривают, но добиваться правды не хочет. Страшно. Хотя куда уже страшнее?
В голове стало тесно от вопросов, они толкали друг друга, не давая времени и возможности ответить ни на один: «За что? Когда? Как будет Дашка? Почему именно сейчас? Почему именно я? Сколько осталось? Есть ли шанс? В чем я виновата? Это неизбежная кара или только урок?» Все – риторические вопросы к себе и к Богу. Практические вопросы – где лечиться и кто все это оплатит – были решены внешними, сложившимися под начало конца, обстоятельствами. Обеспеченность материальной стороны выводила Арину на еще один вопрос: «Есть ли связь между болезнью и ее недавним счастьем?»
Таким недавним и таким долгожданным счастьем, которое ей дано было познать, за которое она была благодарна судьбе, несмотря на все присутствующие «но». «Но» – это семьи и дети, налаженный быт. И тихая, умалчиваемая Ариной обида на Славу, за то, что он точно не собирается уходить из семьи и очень грамотно ее бережет, тогда как семейную жизнь своей возлюбленной он рушил достаточно сознательно и изощренно. Звонки или эсэмэски со стихами в любое время суток. Одну из смс с лирическим обращением «Лиска» прочитал муж. Через неделю, выходя на работу, муж прочитал на асфальте надпись крупными буквами: «Лиска, я тебя люблю!» Муж, сам не без греха, в это время тоже творил свое, но таких крупных промахов не давал и, соответственно, имел все преимущества обманутого супруга. Злости на все и на всех Игорю было не занимать. Теперь и Арина дала повод для его злорадства. Ох, как же Арина устала по жизни от его колкостей, его язвительности! И поэтому с тех пор, как появился Слава, она просто перестала на них реагировать. Не хо-те-ла, не мо-о-гла. Она была раскрыта совсем другому – любви. Полтора года Арина жила в восторге и нежности, полтора года была окружена такой заботой, какую не знала и не получала никогда за сорок пять лет своей жизни. Полтора года она была не униженной и растоптанной, а возносимой и восхваляемой в словах и стихах. Была облюбленной его глазами, обласканной его руками и губами, задаренной цветами и подарками. Славка угадывал любое ее желание и исполнял со щенячьим воодушевлением. Он сам тащил ее в магазин, участвовал в выборе и не переставал восхищаться ею.
– Можно мне носить такое открытое платье? – спросила Арина работницу бутика, выйдя из примерочной.
– Посмотрите, как на вас смотрит муж, – улыбаясь, продавец перевела взгляд на Славу.
– Муж? Разве мужья так смотрят на своих жен? К сожалению, только на чужих.
Арина произносила эти слова спокойно, не боясь, со Славой она перестала быть робкой и бояться всего на свете, она стала самой собой. Впервые за сорок пять.
Раньше что-то мешало просто быть собой. Жаль! Оказывается, это так просто и приятно.
Арине назначили число госпитализации. Лечиться она будет в больнице, где ее лучшая подруга по юности Настя занимает высокую должность. Можно сказать – повезло. Сколько стоит сейчас лечение это – будьте здоровы все и всегда! Славе пришлось оплатить только отдельную палату со всеми удобствами. Настя договорилась о бесплатной операции и лечении. Кроме того, Настя сильно помогла и морально. Когда любимый уезжал от Арины в семью, Настя брала бутылку вина и неслась к ней по первому звонку и всхлипу. Выпили за эту неделю много. По-другому было невыносимо. Алкоголь снимал напряжение и страх перед будущим, уносил подруг в беззаботное и веселое студенчество, в молодое прошлое. С Настей их объединяла дружба по институту, хотя учились они на разных факультетах меда. Познакомились они в стройотряде «Голубая стрела». Этот веселый коммерческо-приключенческий опыт сдружил их на всю жизнь. «Вся жизнь»… – какая же она все-таки быстрая!

 

Славка привез Арину в больницу и оставался в там целый день. Шатался с полупотерянным лицом между кабинетом Анастасии Аркадьевны, так звалась Настька на своем величавом месте, и палатой Арины.
– Все у нас с тобой будет замечательно. Верь мне! – утешал он.
– Конечно, Славочка.
Он уехал, только когда медсестры попросили покинуть палату, как проводницы выпроваживают провожающих перед отправлением поезда.
Легла Арина в отделение гинекологии. Опухоль была на яичнике. Как ни гнала Арина от себя мысль о возмездии за связь с чужим мужем, эта мысль с противной навязчивостью лезла в голову.
«Наказание? Ну как же так? Дать такое безмерное счастье и почти сразу наказать. Так быстро и так сильно! Славка такой сладкий пряник! А рак уж слишком жесткий кнут. И нет никакого другого выхода, как смириться и лечиться. Или есть?» – Арина посмотрела на окно. Седьмой этаж сталинского здания, высота метров сорок, в принципе, надежно.
– Ой, я пошутила, – на всякий случай извинилась она за такие мысли перед небом. – Вот что, прямо все-все видишь и даже мысли читаешь? В мыслях каша с компотом, – продолжала Арина, обращаясь к небу. – А что, собственно, я плохого сделала? Славка? Ну не я, так у него была бы другая. Я же познакомилась с ним, когда он привел лечить зубы свою любовницу, потом пришел сам, потом привел сына и давай ходить. После работы ждал и в рестораны приглашал. А потом купил путевки в Таиланд. Ах, какая это была поездка! Низкое небо, белый песок, нежность, тропики и тропический секс. Две недели рая, который они самолетом перевезли с собой в Москву. И здесь не замечали слякоти не то зимы, не то весны – да какая разница, какая погода на улице, когда есть он, его глаза, его руки и его щедрость на обожание, на ласки и подарки. И вот больница. Что это? Окончательное изгнание из рая? Или испытание нашей любви? Может, нам надо это пройти, и на выходе – «они жили долго и счастливо»? Я не верю, что ты хочешь моей смерти, Господи! Спасибо тебе за Славу, и за всю мою нелепую жизнь спасибо. Ведь не живи я с жадным, каким-то обиженным на всю жизнь мужем, я бы не смогла так понимать радости принятия. Давать я всегда была готова, а принимать не была научена. Жили всегда на будущее, не позволяя существовать настоящему. Ребенку все самое лучшее. Себе – обойдемся. А это так здорово – получать за то, что я это я. Вот такая, какая есть. Не самая фиговая, между прочим. Как на меня смотрит Славка! Ну это же счастье – отражаться в его глазах. Не твой ли это подарок мне, Господи? Дьявол? А наказывает кто из вас?
Я лежала в тайском песке у него на руках, меня плавило солнце и его ласки. Он что-то говорил. А я плыла над смыслом этих слов, плыла небесной синевой. Я вдруг совпала со всей сутью всего, что было рядом и везде. Такая ровность и гомогенность. Я была – я, и я была – все. Шум волн – это я, крики птиц – это я. Его голос – это я. Все, что можно трогать, слышать, видеть, ощущать – это я. Минутное, наверно, ощущение, но за такую минуту можно отдать многое. Многое. За эту минуту кто-то хочет мою жизнь? Господи! За минуты приближенности к чему-то неясному, за месяцы счастья – целую жизнь? Я помолюсь.
– Помилуй меня, Боже, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих… А кстати, что там про «и во грехе родила меня мать моя…» Что моя мать видела, кроме нищеты? А я увидела немножко – теперь болею… Запуталась я, Боже! Ничего не понимаю. Бес меня, что ли, попутал. Я буду молиться, Господи, о прощении, о выздоровлении! И, пожалуйста, ну пожалуйста, не забирай у меня Славку!
Арина была крещеной, но не была воцерковлена. храм она заходила по праздникам или по случаю. С такой болезнью, как у нее, к кому, если не к Богу. За последний месяц Арина побывала в храмах больше, чем за всю жизнь. Сразу нашлись советчики – куда сходить и какие службы отстоять. Арина все сделала, как сказали, и сделала искренне. Когда нам есть о чем молиться, умеем мы и молиться.
За день перед операцией Настя пригласила в палату к Арине священника. Когда она закончила исповедь, святой отец сказал:
– Ты должна прекратить греховную связь с женатым человеком.
– Я не смогу, батюшка!
– Спаси, Господи, душу грешную, – сказал наместник Бога и вышел из палаты.
Внутри Арины все оборвалось. Такой пустой, такой брошенной всеми, она себя никогда не чувствовала. Ее колотило мелкой дрожью.
– Ты где? – Арина позвонила возлюбленному.
– Минут через двадцать буду у тебя.
– Славочка, пожалуйста, быстрее…

 

Слава вошел в палату, и Арина уткнулась ему в грудь. Как будто вдохнула воздух, которого не было без него. Сразу стало легче. Намного легче.
– Славочка, мне нет прощения, понимаешь? Не дали мне причастия на операцию и благословение. Священник просто взял и ушел. А мне конец. Я что, самая виноватая в этом мире?
– Батюшка помолится за тебя обязательно. Он просто сказал то, что должен был сказать. Но дело свое он сделает. Кому, как не ему, знать, что люди мы и слабые очень, – успокаивал Арину Слава, гладя по голове.
– Нет, объясни мне! Вот когда священники идут и освящают замки, купленные на сворованные деньги, яхты и джипы, они же не выясняют, что откуда, они освящают и все. Берут деньги и уходят.
– Они освящают, берут деньги и уходят молиться за всех нас, праведных и грешных. Это их работа. Вот ты зубы лечила, а они души лечат тех, кто приходит к ним. У тебя свой алгоритм лечения каждого заболевания, а у них свой. Не думай сейчас ни о чем плохом, ни за себя, ни за других. Солнце мое, думай о том, как сильно я тебя люблю, что любовь моя победит эту болезнь. Я с тобой. Поговорим потом и с батюшками. Обещаю.
Кафель операционной, бригада врачей и спасительный наркоз, чтобы хоть на время операции забыться, избавиться от самого страшного страха, который прилип к ней вместе с раковыми клетками.
– Уберите мне их, доктора! Может быть, вместе с ними уйдет этот страх. Клетки я не вижу и не ощущаю. Страх больно впился мне в грудь, в живот и в мозги!

 

После операции была химия, восьмичасовое вливание, после которого было тошно физически, а на подушке остались все волосы. Через полтора месяца, выйдя из больницы, Арина купила парик. Она оформила всю больничную документацию и начала готовиться к встрече своего сорок шестого дня рождения. Слава водил ее по автосалонам, выбирал ей в подарок машину. Права у Арины были, но вот водить машину она боялась. Раньше боялась, теперь был страх только перед болезнью, а жизни страшиться она перестала совсем.
Выбрали хорошенькую малолитражечку – «Сузуки»-троечку. Аринка взяла несколько уроков и, ощущая новую степень свободы, носилась по Москве. Муж к этому времени съехал жить в выстроенный им дом. Строили они его еще при совместной жизни. Но Арина на него не претендовала, все-таки это был дом мужа. Он всегда его хотел и выстроил практически своими руками. Тратиться на профессионалов мешала патологическая жадность Игоря. Об Арининой болезни он узнал и уехал, видимо, тихо выжидать ее смерти. Ошиблась Арина в таких оценках. Но об этом позже.
День рождения праздновали на Настиной даче. Настя, ну только она так умеет, за полчаса уговорила Славу купить участок для Арины и призвала его начать строить дом.
– Понимаешь, – шептала она ему один на один. – Если будет стройка, у Арины будет стимул жить! Увидишь, пока дом строится, она не умрет.

 

Слава кивал. В начале рабочей недели они уже ездили вместе по районным управам, оформляли в собственность участок. На другой неделе разровняли землю, нагородили пока временный забор и поставили строительный вагончик для рабочих. К концу лета уже был вырыт фундамент, о который разбабахали бутылку шампанского.
Химии случались через каждые три недели. Неделю после них тошнило, под париком постоянно чесалась и потела голова – болеть плохо. И что бы Арина делала без Славки, она даже не хотела представлять. Еще тут подступил вопрос, что же делать с работой, полугодовой больничный обязывал уже как-то не напрягать предприятие. Когда с работы пришлось уволиться, опять ее подхватила Настя, устроила на свою кафедру, где динамика, молодой коллектив и хорошее настроение.
Арина уже не успевала отслеживать череду отнимания и получения, бесконечное: вот это – отдай, а это – на. А вот это не твое, а этим на – попользуйся. Славка старался изо всех сил. Никогда в жизни Арина так не была одета, обута, не меняла столько сумок. Теперь пожалуйста – и по миру поезди, только не в южные страны. Все для тебя, дорогая Арина, только следи за онкомаркером. Бесился муж, узнав про машину и про поездки. Начал что-то предъявлять по поводу квартиры, нести какой-то бред, что он имеет право на десять метров в ней: «Я сдам свою комнату, мне нужны деньги!»
– Успокойся, Игорь, не только я живу в этой квартире, в ней живет еще и твоя дочь!
– Что, боишься, что тебе с твоим любовником встречаться негде будет? – орал супруг.
– Никого, кроме меня, Дашки и жениха ее Саши в квартире не бывает, – парировала Арина.

 

Со Славой Арина встречалась на съемной квартире. Квартирка была маленькая, уютненькая и вообще – волшебная. Это была гавань спокойствия, нежности, любви и чего-то непередаваемого словами. Не то жизнь, похожая на сказку, не то сказка, похожая на жизнь. История с болезнью добавила в ощущения такой щемоты, которая при определенных действиях наполняла тела очень красивым звоном. Мозги Арины в пиковый момент вдруг собирались в одну маленькую точку и брызгали бисером по пространству. В голову они, конечно, возвращались, медленно возвращались, по капельке, но явно не все, оставляя в пространстве черепа приятное разряжение и легкость. Кто ж не потеряет голову от такой любви? И кто от нее откажется? Никто. Вот и Арина не могла.

 

Были они у батюшки в храме, который Славка поддерживает своими деньгами. Но даже там святой отец не дал благословения на творимый ими грех. Они со Славой даже разыграли короткометражку расставания:
– Хорошо, хорошо, – отвечал Слава на ее рыдания.
– Мы не будем больше встречаться! Позволь мне только помогать тебе и лечить тебя!
Во все времена и во всем мире любовники устраивают себе периодические разлуки, чтобы набрать инерции для большей сцепленности тел при очередном примирении.
После одного из свиданий Славка привез ее домой и долго не выпускал из машины, зацеловывая, отбрасывая надоевший ей и ему парик.
– Ты так совершенна, что тебе стоило бы стричься наголо ради стиля, чтобы показать свои высокие скулы, четкий нос и красивые губы.
Засыпая, Арина услышала сигнал смс. Улыбнулась, не открывая глаз:
– До завтра, Слав, – произнесла она про себя и уснула, как уже давно не засыпала – ни о чем не думая.

 

«Арина Владиславовна, Слава вам изменяет», – говорилось в эсэмэске, которую она прочла утром. Номер был незнакомый. «О Господи!» – подумала Арина и забыла. Смс повторилась на следующий день, Арина была на работе и показала месседж Насте.
– Плюнь, завистница какая-нибудь, может, из бывших, – успокаивала Настя.
– Да уж, мне-то обзавидуешься.
– Даже не бери в голову. Мало, что ли, идиоток на свете.
– Славке сказать?
– Ты что, с ума сошла? Ты еще с ним возьми и поссорься, отдай какой-то дуре свой кошелек.
– Он не кошелек, Насть. Я его люблю.
– Вот именно.

 

Авторша эсэмэсок назначила встречу через неделю. Арина удивилась, увидев Таню в кафе за столом.
– Тань, это ты писала?
– Я, Арина Владиславовна.
– И с кем же мне изменяет Слава?
– Со мной.
– Ага… Давно?
– Когда Вы были на операции.
– Да, Танечка? И что же случилось, когда я лежала на операции?
– Он пришел ко мне, он переживал очень! Напился, плакал, и все как-то произошло само собой.
– Ну, само собой это обычно и происходит, – грустно смотрела Арина в глаза Тане: – И как тебе?
– Я его люблю, Арина Владиславовна. И я буду бороться за свою любовь. Он любит Вас, но я молодая и очень хочу быть счастливой.
– Будешь бороться со мной? – горько усмехнулась Арина.

 

Сейчас Таня уже сама стала врачом-стоматологом, во многом благодаря Арине. Арина дурела, заново выстраивая в голове цепочку. Таня – несчастная девочка, дочь пьющих родителей, умненькая, хорошенькая, как казалось тогда, трудолюбивая. Арина с какого-то рожна взяла над ней мощное шефство: носилась с ней, пристраивала ее в домработницы к подругам, где она за немаленькие деньги мало что делала, помогла с поступлением в институт, боролась за нее, когда Таня попала в какую-то религиозную секту, где ей было хорошо с братьями и сестрами. Дальше, видимо, в этой секте ей дали возможность помогать старушке, которая жила в однокомнатной квартире. Старушка быстро умерла, оставив квартиру Тане. В это время Арина еще не знала про свою болезнь. Но уже встречалась со Славой. Слава по просьбе Арины вложил тогда в ремонт Таниной квартиры свои деньги. Арина считала ее практически своей дочерью и отговорила от аборта, став крестной матерью ее ребенку. Крестным отцом был Славка. Пусть такой, но общий их ребенок. Вот такой супешник, если коротко.

 

– Ариш, прости. Мне так было плохо, мне не с кем было поговорить.
– Ну и как тебе разговор? Тане вот очень понравился, – съязвила Арина.
– Ну перестань, я не понял, как это произошло. Потом она стала шантажировать, мол, расскажу Арине Владиславовне. Когда это перестало действовать, она начала говорить – возьму ребенка и сброшусь с балкона. Я даже счастлив, что она тебе все рассказала, может, от меня отстанет.
– Ну как же я-то счастлива, Слав, что ты, наконец, счастлив. И будь, Славочка, счастлив, ладно. Всегда-превсегда. А мне дай только спокойно сдохнуть без этой грязи.

 

Арина хлопнула дверью, села за руль и газанула. Буквально в соседнем дворе остановила машину и заорала.
– Ааааааааааааааа! – билась она головой о руль. Наоравшись и выплакавшись, обессиленная поехала домой.

 

Сделали перерыв в химиотерапии, наверно, зря – чуть-чуть отросли волосы, но последний онкомаркер указывал на новую катастрофу, к которым Арина стала уже привыкать. Славка появился – попробуй его не прими – лечение уже давно оплачивается, а где брать десятки тысяч за каждую капельницу, Арина не знала. Да и не в деньгах дело – дерьмо подсохло, воняло меньше, а любовь была. Любовь это или цирк, разбираться было невыносимо, да и не хотелось. Согласившись с мыслью, что все это лишь проявление жизни и Славиной здоровой потенции, Арина старалась эту историю не вспоминать. Шел второй год ее болезни, которая давала жить при условии постоянного лечения. Была весна, и полным ходом шла подготовка к свадьбе дочери. С женихом Дашка встречалась с десятого класса. Года два они уже жили не разлучаясь, то у его родителей, но чаще у Арины. Факт замужества дочери окрылял, и теперь от болезни Арину отвлекали поиски платьев, туфель и всего остального приятного. За лето Арина похорошела, на свадьбе носилась, как девчонка, в платье от Cavalli. На даче ходила по-хозяйски, руки в боки, глядя, как на глазах растет ее деревянный замок: «Не мне, так Дашке с Сашкой от меня останется».
Осенью Арина узнала о Дашиной беременности и поняла – счастье есть. Есть оно и у больных женщин. Но как-то уж слишком рядом, практически обнявшись, ходили в последнее время за Ариной счастье и несчастье, хорошее и плохое, очень хорошее и очень плохое. Активировался муж. В суды разных районов Москвы и Подмосковья он подал иски на раздел имущества – квартиры, машины и даже выстроенного Славкой дома.
Нет, это уже напоминало гротеск. Такой перебор, что Арина опять захлопнула ракушку и минимально старалась участвовать в судебных процессах. Славке пришлось тратиться на адвокатов.

 

– Боже мой, а если бы его не было, что бы я делала?! Игорь бы так не бесился, конечно, – сама себе задавала вопросы и сама же отвечала Арина. – Интересно, лечил бы он меня или нет, не появись до болезни у него – Александра Ивановна, а у меня чуть позже – Вячеслав Сергеевич? Как бы он вкладывал деньги в то, что не видно – в здоровье, которого нет? – Арина вспоминала, как он ругался на врачей, лечивших его отца. «Я им заплатил за операцию, а он все равно через год сдох, как собака!»

 

С Игорем Арина училась на одном курсе в институте. Арина была очень хорошенькая и из всех красивых парней, претендовавших на ее внимание, она выбрала Игоря. Потом она призналась себе, что выбор был сделан с расчетом. Игорюша с института вкалывал на двух-трех работах и деньгам вел четкий счет, в отличие от остальной безалаберной молодежи. В те временами уже была развита фарцовка и разное другое мелкое предпринимательство среди студентов. Но просто труд при социализме выглядел надежнее. Арине больше всего на свете хотелось жить в достатке. Отец ее умер рано, мать в небольшом шахтерском городке растила двух детей на зарплату кладовщицы. Арина и Игорь поженились сразу после окончания института, родилась Дашка. Игорь, как и ожидалось, работал много и упорно, достаток был, но не было широты в нем. Кряжил все. Не то чтобы на излишества, на отдых не давал! Слава Богу – работала сама – сама и ездила. Одна, с подругами или с Дашкой. Игорь ей компанию не составлял – он, видите ли, трудоголик, отдыхать не умеет. Сейчас, говорят, с Александрой Ивановной по два раза в год на курортах торчит, трудоголик… Арина не сердилась, понимая произошедшие изменения, она со Славкой тоже стала другой. Чего сердиться? Жалеть нужно себя и его за то, что целую жизнь прожили не с теми, кто им был нужен. Развода Аринка всегда опасалась, ведь две зарплаты лучше, чем одна. Но чему быть, того не миновать. Вот и развод случился, не общаются, теперь еще и суды. Это уже четкое влияние Александры его. Сам бы не догадался. Адвокат Арины говорил с адвокатами Игоря, мол, может, успокоится муж-то, зачем донимать нездоровую женщину.
– Нам за каждый иск платят по сто тысяч рублей, независимо от исхода, так что он, возможно, и не последний!
Да, поистине деньги – все! Нет другого мерила в наши дни.

 

Родился внук. В этого кроху Арина ушла с головой. Даже отношения со Славой подостыли. Некогда ей стало с ним встречаться. Надо было лечиться, работать и нянчиться. Такая хлопотня уматывала Арину, спала она, как раньше, хорошо, практически без мыслей. Славка все понимал, на встречах настаивал, но не сильно. Даже перестал снимать квартиру. Встречались на работе, в больничной палате, когда Аринка лежала на химиях. Ну и в ресторанчиках. Секс как-то сам собой практически ушел из их отношений. Теплота и нежность оставались. Весной взялись за отделку дома, теперь уже Арина торопила Славу закончить это быстро – по теплу Темку нужно вывозить на воздух.
Аринина болезнь прогрессировала. Второй этаж дома Слава доделывал один – прооперированная Арина лежала в больнице. Ей удалили метастазированные лимфоузлы, те, до которых смогли дотянуться хирурги. Часть метастазов осталась. Потом была очень мощная химия. После химии долго тошнило. Потому, наверно, показывая Насте дом, Арина проворчала:
– Пока меня оперировали, Славик тут поэкономил немножко, ламинат на второй этаж мог и получше положить.
– Ну, бабы, вы вообще офигели, – отреагировал Настин муж, услышав такое. – Славка ей целый дворец отгрохал! Вы что, сказку про золотую рыбку не помните?
Сорокавосьмилетие Арина совместила с новосельем. Наприглашала в новый дом много народу и радушно встречала гостей, несмотря на сильную боль по всему телу. Она надеялась, что эта боль – остаточный эффект после операции. Славка тоже был счастлив демонстрировать свое творение и, впервые за все время их встреч Арина увидела его пьяным. Вообще он не пил, был закодирован, но вот – раскодировался тогда, из-за первой Арининой операции. И сегодня выпил, чтобы достойно отметить новоселье и день рождения любимой женщины. Пить Славе было нельзя. Совсем он не разведчик. Вместо ожидаемой совместной ночи, когда Арина хотела высказать ему благодарность за то, что он во время ее самого большого несчастья, подарил ей самое большое счастье; за то, что он раскрыл в ней женщину, по сути, сделал из нее женщину; за то, что он заставил ее, наконец, поверить в свои достоинства, а не считать свои недостатки; за заботу, за конкретную помощь во всех текущих заботах в лечении, за дом – за все-все! – Слава устроил ей другое шоу. Слезливо стал обижаться на Арину, что в этот дом он не вхож, что она постоянно тут с дочерью и внуком и похвастался, орел степной, что строит дом для какой-то другой молодой женщины. Что он учел все ошибки, допущенные при строительстве Арининого дома, и тот дом будет лучше и построится еще быстрее. Но любит все равно только Арину. И будет с ней до конца.
– Ну, недолго, Слав, тебе осталось! Ты этот конец, как можешь, приближаешь. Задержалась я, видимо, на этом свете, всем поперек горла. Муж, как может, добивает, и ты, родной, вместе с ним. Один все хочет вырвать, другому строить понравилось. А чего не строить, да, Слав? – понесло Арину. – Есть член, есть деньги. Конечно, Славик, трахай и строй. Очень логичная и очень ритмичная жизнь! Можешь даже трахаться, не снимая строительной каски и не выпуская мастерка из рук. Трусы снимай, начинай, заканчивай и бегом на стройку! Женщины будут не против, я уверена. Сейчас, Слав, деньги возбуждают лучше любой прелюдии, не заморачивайся даже на такую фигню.
Зря она распылялась в красноречии, этот кисель уже пускал слюни во сне.

 

– Вот это да! – про себя уже кипела Арина. – Есть жена, есть сын, ему что, строить некому?
– Ой, стоп, стоп, Арина! Стоооп! – обнаружила себя в новой смысловой волне Арина. – Вот с этой ноты повтори, пожалуйста. Что там про жену и сына? A-а, ты про них подумала? Да-а? Это что ж мы вот таким темным лесом, кривыми дорогами, буераком, рекой и часто раком, дошли до того места, с которого нужно было начать. Ах, как интересно! Значит, пока тебя больную, перекошенную операциями, не пнули под дых, сказав, что не одна ты такая опупенная, есть помоложе и поздоровее. До этих пор ты, Ариша, не задумывалась о принадлежностях. Любит – значит мое. А это твое, ее, ее, и вот еще ее. Обидно тебе, да, девочка? Боже мой, какая же я сволочь, и даже нередкая в последнее время. Сейчас в Москве плюнуть некуда – попадешь в такую же, как я. Как бы так себя назвать, чтобы не материться? В такую же, тешащую свое тело чужим мужчиной, принадлежащим по паспорту другой женщине. Живущую совсем не на свои деньги. Все думала, Бог тебе дал эту любовь или дьявол? Да, все дает Бог – ему не жалко. А человек делает из этой данности то, что умеет. И только человек может решить – брать ему что-то или совесть поиметь. А кто сейчас думает про совесть? Нашу комсомольскую – ее отменили, другой взамен не дали. Мама жила в своих условиях и научить жить в коммерческих не умела. Батюшки сказали азбучную истину – оставь чужого мужа. Не поверила – любит же он меня, как оставить. И как красиво любит! Так может, по-настоящему он жену свою любит, если с самого начала сказал: «От жены не уйду». А ты, Ариш, боялась спросить, почему. Боялась, потому что берегла свое зыбкое счастье. Славка же от этих вопросов откупался, помогая тебе. Не тебе, церкви. Ему есть чем откупаться, он и откупается. А я своим здоровьем расплачиваюсь.
Извечные разговоры о половинках.

 

– Славка, Славка! – перевернула Арина на бок храпящего любовника. – Половинка ты моя! Я гнию изнутри, ну и ты туда же. Отделяться нам с тобой надо. Мне не жить больше, а тебе желаю еще много-много лет, отмечать День строителя-устроителя. Что ж ты вот так, миленький, тупо по-пьяному сдал себя? Уж лучше б ты обделался в кровати, что ли. Нет, взял и перепачкал дерьмом меня. Оно, конечно, существует в мире, среди всего прочего прекрасного. Я как-то нечаянно в него попала, и не одной ногой, похоже. Площадь соприкосновения с ним уже не дает мне дышать. Ты старался лечить мое тело. А с душой-то чего так поступаешь? Вон как она сейчас болит, я даже забыла, как ныли сегодня руки и ноги.

 

Сон был красивый – на берегу толклись Славка, Игорь, Александра Ивановна, Таня, адвокаты и еще много разных людей. Арина нырнула в море. Вода была бирюзовая, прозрачная и очень-очень чистая. Арина плыла под водой, как русалка, любуясь картинами подводного мира. Потом она вышла на берег очень красивого, совершенно пустынного острова. Арина была одна, и ей было хорошо.
– Лиска, мне какую – нибудь таблетку!
– Слав, мне тоже какую-нибудь таблетку, желательно яд.
– Прости.
– Бог простит.

 

Вечером следующего дня, Арина выронила чайник, хорошо, что тот был пустой, без кипятка. Позвонив дочери, Арина поняла, что не все слова может выговорить. «Инсульта мне только не хватает», – подумала Арина. Была некоторая потеря чувствительности в левой части туловища, но с дачи домой Арина приехала за рулем. Дома ее к жизни вернул Темка. Вот он – маленький кусочек ясного света наяву. Она играла с ним, приговаривая: «Ничего, Темочка, я умру, тебя дед подхватит. Куда он денется? Вот ты как на него похож. Я уж и забыла его взгляд… А ты на меня сейчас ну совсем, как Игорь, смотришь. Совсем, как дедушка, да, Темочка! Да, мой красавец!»
Однажды, до всех этих историй, Арина с дочерью отдыхали в Болгарии. Лежа одна ранним утром на пляже (Дашка всегда вставала поздно), Арина услышала диалог пожилых людей, занимавших соседние лежаки:
– Чего у нее во рту, песок, что ли? – ворчала бабуля.
– Ну может и песок, она ж все в рот тянет.
– Так наестся же песка!
– Ничего она не наестся, что она тебе, утка, что ли? Ты принесла соску с компотиком?
– Нет, только с водичкой.
– С водичкой, – бурчал дед, – я ж специально сварил вчера компот из черной смородины, и в соску уже налил, не видела, что ли?
– Видела, что-то не взяла, давай сейчас схожу, – засобиралась бабка.
– Схожу, схожу! Сиди уж, перебудишь сейчас молодежь, пусть хоть здесь высыпаются. Пошли к воде!
Арина с улыбкой переводила взгляд с бабушки на дедушку. Им было уже хорошо за семьдесят, наверно, девочка была их правнучкой. Жизнь они пожили большую и, возможно, разную. Бухтели они друг на друга от души, а глаза их скрещивались любовно на годовалой крохе. Они взяли ее с двух сторон за руки и тихонько пошагали к морю несовершенными походками. Старикам подпортили походку больные суставы, а малышка только училась ходить.
«Где продается возможность жить долго? Быть счастливой меня, кажется, научили. Надо просто жить тем, что принадлежит тебе».
В понедельник, собираясь в больницу, Арина еще раз проверила сверток одежды, приготовленный ей до операции на лимфоузлах. В нем лежали две фотографии. Одна – с Дашкиной свадьбы, пригламуренная фотошопом, там Арина снята в парике, ее она подписала – «на похороны». На другой, которую она подписала «на памятник», Арина сияла своей красивой улыбкой, была еще при своих волосах, и вообще, при всем своем. Фамилия только была Игоря. Арина попросила Настю похоронить ее под фамилией, доставшейся ей от отца. Ни-че-го чужого ей было не нужно.

 

Магнитно-резонансный томограф диагностировал не инсульт, а растущий в основании мозга метастаз. Рос он активно, за пару недель буквально усадив Арину в инвалидное кресло. Метастаз обездвижил левую сторону туловища, прикрыл правый глаз, лишил возможности говорить нормально. Арина с трудом могла передать сиделке свои нехитрые желания. Только благодаря Настиным связям Арину взяли на сложнейшую операцию и на химиотерапию. Но все попытки вернуть Арину к нормальной жизни были тщетны. Славка обеспечил хороший уход и круглосуточную сиделку, Настя лечение, но нужно ли это было Арине, уже никто не мог знать. Она смотрела одним глазом из жутковатой пустоты пространства своего пережатого мозга, периодически била одной рукой по кровати зачем-то. Что именно просила Арина, догадаться бывало сложно, хотя желания ее сводились к простым жизненным функциям. Может, даже она хотела прекратить эти функции, но никто не понимал ее «азбуку Морзе»: ей меняли памперс, вливали в катетер пишу или ставили обезболивающий укол. Периодически на каталках ее возили на обследования, проводили какие-то реанимационные мероприятия, и доктора, которые раньше знали Арину красавицей, не узнавали ее, и ахали, прочитав имя на больничной карте.
Славка строил дом, Аринин дом. Он помнил слова Насти, что пока будет строиться дом, Арина не умрет. Он пристраивал веранду, потом дворовые постройки и не собирался сдаваться. Зачем-то надо было ему иметь возможность приезжать к ней в больницу и держать ее за теплую руку.

 

И все-таки в один поистине прекраснейший момент для Арины все кончилось. Она мотыльком выскочила из своего тела, боясь, чтоб ее не заметили реаниматологи и не втянули обратно в эту тесную, разросшуюся злокачеством кожаную тюрьму. Легко миновала она стены, больничный парк и воспарила в небо. Арина стала свободой и легкостью. Она стала самым прозрачным светом и стала ответом на все вопросы. И ответ этот был «Да»! Все, что кто-либо хочет, все то – я и да! – неслось через Арину.
«Мне теперь можно, потому что я бестелесна! Я легко перетекаю из предмета в предмет и из сути в суть. Меня также трудно уловить, как истину, растворенную в смыслах. Я не запутаюсь и не увязну ни в чем, у меня нет мозга. Я не помню цифр. А сейчас я забуду буквы».

 

– Арииинаааа! – прокричала она стаей крупных птиц, пролетавших где-то над африканским континентом.
– Риииинааа! – ответила она самой себе эхом в горах Памира.
– Инннааа! – проржала она табуном диких лошадей где-то в прериях Северной Америки.
– Н-нннаа! – сочной, пенистой волной стукнулась она о новозеландский берег…
– Ааааааааа! – растворила она последнюю букву своего имени блаженным дыханием ветра по всей земле.
Ее имя для нее больше не имело значения. Все значения она оставляла живущим.
– Живите, разбирайтесь. Может, у вас это получится лучше, чем у меня.
Назад: Очень люблю жизнь
Дальше: Думки разные