В социуме

Скрежетом наполнены протезы коммуникабельности
в котлах ядерного лицепроката,
выполняющие чьи-то сверхнадобности
у ворот пожелтевшего аппарата.

По причине и за причинами полёта грациозного
и ежесекундного сознания и экстаза,
в муху временем превращённого, в одиозную
мечту, на свитках древнего наказа.

В космическую мозаику многогранную,
со всех сторон изменяющуюся и мерцающую,
как листики берёзы на ветру фонтанами,
играющие стихиями и в тайну сбегающие.

Молчание усугубляется неприятием фактов
о поднебесной твердыне и каменной хрупкости,
умирающей музыке межатомных тактов,
беспощадной и однояйцевой стадной тупости.

Мы выбираем длинные спички и пойдём
первыми. Мы усомнимся в происходящем.
В реакторах вранья и лести есть водоём,
хранящий молчание, он музыки слаще.

От карандашей-личностей отходят разводы,
словно крики или дым от завода.
Загораются нейроны, воспаляемые мыслью.
Временное просветление мчится рысью.

По черепам растекаются блики прозрения.
Скелеты не могут грустить, они улыбаются.
Солнце снова встаёт, не зная забвения,
идёт сквозь эфир, идёт и растворяется.

По дереву жизни коснётся закат,
неясно отворяя дверцу в будущее,
несущее серое небо-плакат
вперёд и вверх, во имя всего сущего.

Отправить