Упёршись в пустоту, постой, подумай,
как стук копыт среди иного шума
чеканит фраз канву и сваривает стыки,
шлифует все мазки, накладывает блики
на бутафорию фигур, идущих на сознанье
из вязкого, с углами, ломаного зданья
в бювет, к лучам, на золотой косе,
постигнуть здешний мир, но далеко не всем.
На изгородь-иероглиф ползут живые крыши,
как взгляды из картин – лучизм и выше.
Деревьев вой, их взгляды, их улыбки,
тела все вышиты былинной ниткой.
Свобода сильных рук, от грабель звенья,
как пойманные в плен забытые мгновенья,
и красный конь летит в божественный восход.
Палитра дней бездомных попросится в проход.
Из застаревших хат архангел Михаил
по чёрным струнам вен вверху трубил.
Глаза с портрета без ограниченья вдаль.
Цветов кровавые распятья как медаль.
И скорбь рассыплется берёзовой листвой,
тщета столетий – дым с морозной пустотой.