Глаза африканского Сфинкса могут превратить вас
в мёртвый камень. Птицы падали замертво.
Титаны рушились, громыхая бетонными суставами.
Мечты рассыпались и становились песком пустыни.
И только ветер гуляет там, где захочет. Он может
разливать по каменной морде Сфинкса своё презрение.
Бросать смех в его мускулистый торс. Бесплотным призраком
скользить вдоль гробниц и мёртвых тел. Горячими
мозолистыми руками, из обломков титанов он вылепил розу
и подарил её солнцу. Его весёлым хохотом наполняются
унылые паруса вечности. Надувая щёки, они лохматят
рваные брызги мирового океана. Его посыл доходит
до самой глубокой впадины невероятного парадокса,
в котором маленькие мохнатые формулы расползаются,
образуя клыкастые уравнения. Все они зависимы
от силы рождающего их ветра. Поедая друг друга,
они рожают из своих угловатых тел плавные законы
формирования глубинного рельефа. Из мутного хаоса
подводного безмолвия рождаются красивейшие узоры,
пропорциональные скорости ветра. Он заглядывал на пиры
фараонов. Дул на горячие головы почитателей бога Ра.
Он был свидетелем передачи знаний древних цивилизаций
и видел, как они уничтожали сами себя. Засыпая могилу
последнего носителя, он знал, что всё начнётся с начала.
Зов его не прекращался даже тогда, когда
сталкивались разные измерения. Присутствие его
при смене ночных и дневных кондиций необходимо.
Толкая Моисея в пустыню, он передавал ему слова Всевышнего.
Огненная лава, погребающая города, шипела на него,
как змея. Раскалённый камень застывал от его
искусного танца. Ветер втаптывал мёртвые камни
в песок, выжимая из них твердь. Нет тайны, которую бы он не знал.
Нет крепости, в которую бы он не проник. Вращая
жернова и шестерни геологических секунд,
он крушил часы, дни и тысячелетия.
Он помогал влюблённым встретиться, сметая все
преграды на их пути. Потом выл безутешно,
уткнувшись в острые водосточные трубы.
Он знал, чем всё это кончится, и от этого ему было
невыносимо одиноко.
Подхватывая последний вздох умирающего,
он проносил его сквозь дверные проёмы, стены,
черепичные и камышовые крыши и нёс его
по ступеням горящих звёзд прямо к Небесам.
Он всегда был частью чего-то очень большого.
Уверенный в себе, он всегда добивался всего, чего хотел.
Играя на струнах любви, он нёс стрелы, посылаемые Амурами.
Он перебирал их белые пёрышки и неясно гладил их маленькие тельца.
Пустые здания рушились, подточенные его
зубочистками. Всё должно вернуться в своё
первоначальное состояние – в мельчайшую молекулу.
Он жонглировал ими и лепил причудливые статуи.
Солнце забавлялось этими играми и подкрашивало его фигурки.
Он возмущался и гневался, когда люди обирали
слабых и беззащитных. Он топил их корабли,
набитые слитками жёлтой, человеческой боли.
Он бросал пыль в глаза разбойникам,
чтобы несчастные могли уйти от погони.
Наблюдая, как крестоносцы использовали Святую
Веру, он оставлял их без свежего воздуха посреди
раскалённой пустыни. И его вечный спутник солнце,
добивало их своими раскалёнными мечами.
Он слышал уроки Сократа и Платона и заглядывал в бочку к Диогену.
Видел, как Леонардо да Винчи писал свою Джоконду.
Пытался выпрямить Пизанскую башню.
Был свидетелем постройки вавилонской башни
и установки Колосса на острове Родос.
Помогал всё это засыпать и измельчать.
Окутывал своим невидимым платьем статую
Аполлона в городе Помпеи. Помогал понять
бездомным, что наступает осень, обдавая
их ледяным дыханием Арктики. Отворял двери.
Наблюдал за миграцией крыс с обречённого Титаника.
Подгонял бумажные кораблики, пускаемые
малышами по длинным лужам. Радовался чуду,
как мальчишка, когда Иисус исцелял страждущих.
Продувал больные мозги алкоголикам и вселял им надежду на счастье.
Он умел ждать, когда льды, сковавшие реки, лопнут и начнётся ледоход.
Он посылал Северному сиянию искрящуюся пудру
снега и любовался этой красотой.
Он любил наблюдать за звёздами…