Книга: Тайны тринадцатой жизни
Назад: Проводы
Дальше: Холст

Эликсир жизни

«В детстве Пихенько решил открыть чудо-эликсир. Его не устраивала перспектива, которую он наблюдал повсеместно: живут люди трудно, с вечной заботой о хлебе насущном, в борьбе с болезнями, а в довершение всего ещё и мало. Он настроился на поиски заветного эликсира, который бы обеспечил ему долгую, а за счёт реализации открытого им снадобья ещё и беспечную, обеспеченную жизнь. Под словом „беспечную“ он понимал жизнь без печи в доме, которую надо было постоянно топить, чтобы обогреваться и готовить пищу. Сколько сил и времени уходит только на заготовку дров, пропади оно пропадом. Он хотел жить, как городские, чтобы тепло, светло, и мухи не доставали. Словом, планы у Пихенько были самые, что ни на есть простые и понятные каждому старокачельцу. Оставалось начать с малого – с приготовления эликсира. Для этого он стал собирать всё, что способно растворяться в воде: соль, сахар, соду, лимонную кислоту, ванильный порошок, пищевые красители, марганец. Когда в доме больше не оказалось ничего пригодного для его раствора, то он на уроке химии разжился у преподавателя различными химическими реактивами: спиртом, кислотами, калием и натрием, хранящимися только в керосине. Видя, что в его сосуде происходят какие-то реакции, он с каждым разом всё осторожнее добавлял очередную порцию нового препарата. По замыслу Пихенько эликсир должен был представлять из себя абсолютно прозрачную жидкость, которую он намеревался получить с помощью самогонного аппарата, о котором заранее похлопотал, обратившись за помощью к деду. Дед Марк согласился, потому что внук пообещал ему первому удлинить жизнь. Вторая на очереди была его бабушка, у которой, собственно, и пришлось выторговывать самогонный аппарат. Но пока „бражка“ ещё никак не хотела доходить до нужной кондиции, где чистая маслянистая жидкость держится наверху, а на дне лежит густой коричневый осадок. Именно таким была описана в древней книге предпоследняя стадия заветного эликсира. А последняя его консистенция – кристальная чистота за счёт прогона сквозь аппарат. Для готовности явно недоставало чего-то ещё. Пихенько ломал голову, снова и снова перечитывал старую книгу по алхимии, ездил на велосипеде по всем окрестным магазинам, где можно найти хоть что-то, пригодное для раствора. Скажем, те же удобрения, жидкости для борьбы с вредителями, ацетон и раствор аммиака. Наконец, с завода „Карбон“ ему принесли спичечный коробок селитры из кузовного цеха, в котором закаливали пружины, и два пузырька с реактивными жидкостями из гальванического цеха. После добавления указанных компонентов цвет раствора сделался каким-то особенно угрожающим. Казалось, вместе с появлением этой рыжей пены неминуемо раздастся взрыв и всё вокруг покроется ядовитым туманом, от которого дом почернеет и облезет окончательно. Вымрут все насекомые, и даже неистребимые клопы на этот раз ни за что не выживут…
Никак не удавалось Жоржу получить ожидаемый исходный состав жидкости в своей огромной прозрачной бутыли, именуемой „четвертью“. Такие бутыли давно уже не производились в Старой Качели. Досталась она ему от тёти, исключительно для проведения химических экспериментов. Тётя Оня была молодой учительницей. В тот день у неё как раз собрались её подружки, тоже молодые учительницы, которые устроили пир. Мужчин среди них не было, а юному химику ещё со двора было слышно, что в доме стоит гул от всеобщего веселья. Когда он вошёл в сени, то услышал радостный возглас одной из учительниц:
– Девоньки, мы с вами четверть закончили. Предлагаю выпить за это!
И девоньки выпили остатки разлитого по бокалам самодельного вина, после чего дружно принялись, кто чем закусывать смородиновую наливку, которую тётя Оня сама готовила в трёхлитровой бутыли, привязывая на горлышко тонкую резиновую перчатку. Когда они увидели Жоржа, тут же начали угощать его сыром, пирожками, колбасой, салатом. Увидев, что бутыль освободилась, Жорж стал выманивать её у своей тёти. Она бы ни в какую не согласилась отдать такую удобную и памятную ей бутыль, сохранившуюся в доме с давних времён, но Жоржу помогли её подруги по работе. Юноша никогда не видел своих учителей в таком виде, и ему было любопытно побыть с ними подольше. Они, изрядно захмелевшие, наперебой стали нахваливать юношу, тиская его и приговаривая:
– Оня, посмотри, какой хороший мальчик просит тебя! Отдай ты ему эту бутыль, может, он открытие совершит, а ты его таланты зарываешь из-за какой-то посудины.
Тётя Оня жила на соседней улице и упорный Пихенько вскопал огород под морковь, капусту и свёклу, а ещё две недели пас её коз, чтобы получить заветный сосуд.
Теперь этот сосуд наполнился. Разве что могло в него войти не более тридцати граммов недостающей щёлочи и десяти граммов глицерина.
И вот свершилось: наутро Пихенько сразу же бросился к бутыли, которую теперь держал в углу дровяного сарая, где никто не ходил, никакие топоры и лопаты не ставил. Даже невооружённым глазом было видно, что искомая консистенция была получена.
Вечером того же дня Пихенько вместе с дедом Марком смонтировали самогонный аппарат, залили в него процеженную маслянистую жидкость и развели огонь под котлом. Делали они это на огороде, подальше от подворья: вдруг рванёт при нагреве. Дед хотя и не совсем доверял опытам внука, но всё-таки какая-то надежда на продление жизни в нём теплилась. Баба Феня, в отличие от деда, сразу сказала, что ничего путного из этих опытов у них не получится. Она углядела в этом некий сатанинский промысел.
Дед просил внука не обращать внимания на бабушкино ворчанье:
– Не бери в голову, ей всегда всё было до фени. Не случайно же её так и назвали.
От нагрева в котле забулькало, повалил пар. Наконец из охлаждённого льдом змеевика закапал абсолютно прозрачный эликсир. Потом потёк.
– Это первач! – сказал дед Марк, выглядывая из-за мотоциклетного ветрового стекла, которое установили перед котлом на случай выброса агрессивной жидкости из запущенного и грозно клокочущего реактора.
Жорж потирал руки от предвкушения удачи. Он на ходу делал расчёты, что-то записывал в тетрадь, снова подбегал к котлу и подкидывал дрова. Когда заря окрасила небо, литр эликсира стоял на летнем столе под яблоней, где обыкновенно садились пить чай, когда не так сильно доставали комары и мошкара.
– Уберите эту мандулу со стола, – возмутилась баба Феня при виде закрытой банки с готовой продукцией.
Но когда она увидела, во что превратился доставшийся ей от деда самогонный аппарат, то крик стоял на всю Осьмушку.
– Язветь-то вас, такой агрегат ухомаздали! – она гналась за дедом Марком и норовила огреть его увесистым, но рассыпающимся в руках змеевиком. А юного алхимика вообще посадила в погреб и лишила возможности посмотреть в кои-то веки привезённое в Осьмушку кино. Самогонный аппарат не взяли даже на металлолом.
Усатый приёмщик стал оглядывать изъеденный котёл со всех сторон, потом отбросил в сторону, оттёр руки ветошью и сказал Жоржу:
– Ты что такое с металлом сделал? Он у тебя в порошок превращается.
Надо сказать, что никакие открытия в Старокачелье не давались без побоев и гонений. Пихенько лишний раз смог убедиться в этом на собственном опыте. О том, что открытие ему удалось, он понял намного позже. Разъярённая баба Феня в отместку за испорченный самогонный аппарат, который давал ей хоть и небольшой, но стабильный заработок, схватила банку с сатанинской жидкостью и запустила её в угол двора, где давно уже досыхало на корню старое дерево. Когда-то оно обильно плодоносило, и с него дед Марк бывало натряхивал мешка по четыре грецкого ореха. Потом дерево состарилось, пришло в негодность, а спилить его было не так просто: упадёт ещё на дом и крышу проломит. Банка разбилась, и заветная жидкость тут же впиталась в землю прямо под ореховым деревом. Дед Марк сильно осерчал на свою старуху за его порушенную надежду на омоложение. Он подбежал к груде битого стекла и хотел было, хоть что-то найти в крупном донном осколке, но этого едва хватило омочить ладони и теми ладонями протереть лицо. Наутро он проснулся, увидел себя в зеркале и вскрикнул от удивления:
– Едрёна вошь, как я хорош!
И действительно: лицо у деда Пихенько стало молодым до неузнаваемости. Никаких морщин, нос из красного и картофелевидного сделался прямым и изящным, и из него теперь не торчали пучки седых волос. Вот только волосы на голове остались такими же седыми, и кожа на шее сохранила былую дряблость. Словом, куда попал эликсир молодости, там и преображение произошло. Вот и руки у деда из грубых и мозолистых сделались красивыми и без вздувшихся вен. А баба Феня буквально рвала на себе волосы. Как она проклинала себя за банку с эликсиром, который уничтожила своими руками. Баба Феня впервые в жизни так раскаивалась.
Но этим ещё не закончились достижения юного алхимика. Весной дерево ожило, да так, что покрылось цветом. А потом начали наливаться орехи. Вся Осьмушка сходилась смотреть на эту диковину. Даже в газете „Тудэй“ написали о препарате, который воскресил дерево. Правда, не указали, что это был за препарат, и кто его изобрёл. А другая газета „Сюдэй“ обвинила осьмушкинцев в подлоге и назвала их старинным ругательством – посаки, то есть мошенники. Газета опорочила старика Марка Пихенько и всю его шайку-лейку в том, что они якобы искусно состарили дерево, а потом сняли с него ложный грим, вот оно и зацвело. В качестве доказательства корреспондент газеты привёл фотографию деда Пихенько, который „помолодел“, но только местами, что явно свидетельствовало о применении этими шарлатанами недозволенных приёмов. Ввиду явной нехватки аргументов, уличающих осьмушкинцев в лжесенсации, местный таблоид закончил свой материал сакраментальной фразой: „А поищите-ка дураков в другом месте“! Зато здешний священник приписал факт оживления древа деснице Божьей, который коснулся макушки и ниспослал через этот орех благолепие и процветание на всю Старую Качель».

 

Когда Уклейкин закончил рассказ о чудачествах юного Пихенько, чем изрядно развеселил собравшихся друзей, вдруг откуда ни возьмись появилась Лида, вид которой давал повод думать, что она очень спешила. Из её слов все поняли, что об отъезде Владлена она ничего и знать не знала.
– Хорошо, что я позвонила Вике, которая и сказала, что Владлен собрался и отправился на вокзал. Меня это так удивило. Я не удержалась и спросила у неё, «А почему ты не поехала с ним?». На что она ответила: «Смычкин отказался взять меня с собой».
Владлен курил и смотрел в сторону, только по тому, как на его скулах двигались желваки, можно было понять, что он очень переживает.
Гарик тут же задал вопрос другу:
– Владлен, ты действительно отказался взять Викторию с собой? Но почему?
– Долго объяснять, – отмахнулся Смычкин. – Поединок самолюбий…
– Но тебя нельзя отпускать одного. Если б я знал, что ты отвергнешь Вику, то компанию тебе составили бы мы со Светланой.
– Он не поедет один, – вступила в разговор Лида, которая успела сбегать в кассу. – Вот видите, я уже и билет купила.
– И у меня билет на этот поезд, – высовываясь из-за спины Уклейкина, – сказал Пьер Перен.
– Ой, Пьер Никандрович! Ты решился поехать! – обернулся и обнял товарища Владлен. – Вот, знакомьтесь, мой давний знакомый – Пьер Перен. Кажется, наше знакомство начинает перерастать в дружбу…
После процедуры знакомства с Пьером Гарик обращается к Лиде:
– У тебя же была хорошая работа, и ты так легко всё бросаешь?
– За рубежом тоже нужны журналисты, в крайнем случае, буду переводчицей, два языка знаю, – ответила Лида.
– Я понял, – усмехнулся Гарик: – ты втрескалась в Смычкина… А я предупреждал, чтобы ты не слушала его стихотропные произведения.
– Не нападай на девушку, – заступился за новую подругу Владлен. Я её принимаю на работу в качестве своей секретарши. У писателя должна быть такая образованная помощница.
Гарик взял Владлена под локоток и отвёл в сторонку:
– Скажи на ушко, почему ты оставил Вику? Ты же все свои предыдущие жизни искал её, а тут взял и кинул.
– Милый друг, – обнимая Гарика за плечи, вполголоса говорит Смычкин. – Наши фантазии о необычайной любви, всего лишь химеры, не более того. Чувства ослепляют нас, и мы излишне завышаем достоинства своей избранницы. Во всём надо придерживаться меры, обладать определённым прагматизмом и здоровым скептицизмом. Поэту лучше пребывать в лучезарном одиночестве.
– А Лида, похоже, будет тебе настоящим подарком!
– Поживем, увидим…
– Она все твои стихи собрала. И не только те, которые ты публиковал, но и те, что просто прочитал среди друзей или записал на телефон. Когда приедете до места, скинь эсэмэску с адресом, я отошлю тебе её коллекцию. Опубликуете за рубежом.
Смычкин крепко обнял Гарика и взглянул на часы:
– Однако пора садиться.
Директор департамента СМИ Жорж Пихенько выразил сожаление, что не успел сделать телепередачу на главном канале, но убедительно просил прислать видеоролик.
Проводить друга Ося пришёл с Полиной. Они принесли сумку снеди в дорогу. А жена Жоржа Аня не поленилась притащить большую бутыль с вишнёвой наливкой из погреба.
Глядя на машущих за окном вагона друзей и подруг, Смычкин думал с грустью о том, что вот ещё одна страница живого романа оказалась перевёрнутой. И снова впереди полная неизвестность.
А Лида, едва они уселись после проводов, тут же стала просить Владлена прочитать стихи, с которыми он ознакомил её во время встречи в городском парке месяца два назад. Она даже строки процитировала, и отметила в них экспрессию форм, благодаря чему Смычкин вспомнил своё недавнее стихотворение:
Назад: Проводы
Дальше: Холст

Елена Дегтярева
Сергей Каратов: «Тайны тринадцатой жизни». — М.: Интернациональный Союз писателей, 2017 — 328 с. (Серия: Современники и классики). Само название романа сразу же наталкивает на мысль, что читателя ждут мистические явления и необычные герои. Вы вряд ли найдёте на карте Старую Качель – место, где происходит действие романа. И, наверняка, вы вовсе не знакомы с его жителями – старокачельцами. Всё это чем-то напоминает гоголевский город N и его героев с «говорящими» фамилиями. Надо признать, что автор обладает тонким чувством юмора и фантазией. Иначе, как объяснить создание им литературного направления под названием «скептический роялизм», в котором нашли отражение, так называемый, плутовской роман, с фантастическими и вполне житейскими приключениями, всюду поджидающими его лирических героев. Появление такого течения сам автор объясняет в одной из глав книги с одноименным названием. Каждая новая глава - увлекательный ироничный рассказ из жизни и истории Старой Качели и её обывателей. Надо отметить, что Сергей Федорович не только своеобразный самобытный писатель, но и мастер интересных ироничных высказываний, которыми изобилует его роман: «Когда человек излишне сыт, то душа его начинает томиться от бессмысленности существования» «Да, многое может отнимать время у творческого человека» «Литературу в Старой Качели делили на периоды, а писателей периодически сажали». «Бронзовая доска с барельефом видного человека в военной форме свидетельствовала о том, что прежде здесь проживал нарком обороны. Ныне в его квартире поселился местный наркобарон». «Кто-то предложил установить фонарь. Так в центре, около фонаря, стали собираться сходы, а потом и соборы. С тех пор и повелось в Старой Качели, что всякие важные решения стали приниматься «от фонаря». Ещё одна отличительная особенность автора - это умение придумывать необычные имена и названия. Только здесь вас ждёт рассказ об инженере-умельце Уклейкине и его друге студенте физико-технологического института Опёнкине; многопрофильном предприятии ОГОГО «Дринк»; про «Утруску», в которой когда-то жили этруски, про главу местной управы Демокрита и его жену Демокрицу. Сергею Каратову удаются диалоги, в которых ярко и своеобразно раскрываются персонажи его романа. «– Хочет узнать, что же ему уже нельзя и что ещё можно в этой жизни? Но никто не даёт ему вразумительного ответа, вот и мается человек. – Скажите ему, что с женщиной можно. Даже нужно! – твёрдо добавляет Смычкин. – А кто ему даст? – Пусть ищет такую, которая даст. Во всяком случае, у него смысл жизни появится». Его герой размышляет о веке потребительства, сделавшегося бичом современного общества: «Одни говорят, что богатство – это грех, другие говорят, что любвиобилие – это разврат, третьи уверяют, что желание хорошо поесть – это обжорство. Все говорят, но никто ни от чего не отказался». «Скучно стало жить без хорошей, дружной компании, без вольных и беспечных молодых людей, без шумных застолий, без путешествий на чём попало и куда глаза глядят». С уверенностью можно сказать, что именно Сергей Каратов родоначальник таких слов как: шкробы, самостийцы, недопатетики, спиксили, шельмостат. Сложная, но интересная и, уж точно, не обычная книга. Вряд ли она подойдёт для любителей бульварных романов и бестселлеров. Она скорее заинтересует тех читателей, которым предпочтительнее глубокие произведения с элементами иронии и фантастики. Надеемся, что вместе нам удастся разгадать тайны тринадцатой жизни. Елена Дегтярёва