Глава XV
Половина жизни
Если ты чего-то боишься, оно непременно случается. Мой возраст опять изменился. К счастью, я не проснулся в теле младенца. Иначе за мной некому было бы ухаживать.
Отношения с Марией продолжались недолго. Через неделю после нашей первой встречи она попала в больницу. Произошло это, конечно, не только по ее вине. В драку женщину втянул алкоголь и колкое замечание. На каком-то из вечеров она явно перебрала с выпивкой и полезла в драку с молоденькой рыжей певичкой, за которой теперь ухлестывал Макс.
Там был вроде как брошен какой-то сомнительный комплимент-оскорбление. Это касалось морщин или еще чего-то. Услышав его, Мари поднялась с места и вцепилась молоденькой, чуть подвыпившей певичке в рыжие кудри. В ход, конечно же, пошли когти. Пьяных женщин лучше не злить, в таком состоянии они начинают не только кусаться, но и размахивать кулачками, что, по сути, не так безобидно, как может показаться.
Я пришел к ней в больницу всего раз. Мы мило поболтали о том, что хирурги вправят нос и все будет хорошо. Затем обсудили погоду, ее бывшего мужа и еще какие-то ненужные моему мозгу вещи. Разговор тек вяло, пока она не произнесла:
– Скажи мне, как бы ты хотел умереть?
Сам факт того, что Мари затронула такую странную тему, удивил. Я вспомнил свои рассуждения об этом и уверил ее, что до смерти ей еще очень и очень далеко.
– Я прожила, возможно, половину жизни. На самом деле мне тридцать девять лет…
Я был удивлен. Она действительно выглядела на тридцать пять и не больше того.
– И, честно признаться, понимаю, что лучше-то уже не будет, – продолжила она.
– Зачем ты так говоришь? – сказал я чуть громче, чем было нужно. Мне нравилась эта женщина. То, как она подавала себя. Будто изысканное вино, как бы банально это ни звучало. Она на вкус была будто с кислинкой, я точно помню это, как вино с двадцатилетней выдержкой. А кожа ее пахла молоком. Или, скорее, сливками. Теплыми сливками для черного кофе. Было совершенно непонятно, почему ее интересуют такие, совсем не жизнеутверждающие, вопросы.
– Больше всего я не хочу умирать с трубками в носу. Но по-другому просто не смогу. Я слишком слабая, чтобы уйти как героиня из книги, – сказала она и тут же заплакала: горько и слабо, как ребенок, который узнал новую правду о мире и теперь не может смириться с ней.
И тогда я научил ее простой вещи. Не нужно пускать пулю в лоб. Не нужно становиться овощем. Достаточно следить за собой, заниматься танцами или боевыми искусствами, в общем, поддерживать себя, и все будет нормально. Лет до семидесяти, а потом… потом мы все уже угаснем.
– Но до семидесяти тебе еще так далеко, – уверял я, а она только смотрела в потолок и глотала слезы. Все мои слова были бесполезны, как и тысячи похожих.
– И что тогда, когда мне будет семьдесят? – наконец выдавила она почти безразлично.
– А когда конец будет близок, просто пойти в горы или найти экстремальное увлечение, которое однажды убьет тебя. Точнее, поможет уйти. Нужно стать профи, летать на дельтаплане или парашюте, а в один момент, когда поймешь: вот он – конец, – отпустить внутренние рычаги и уйти.
– Спасибо. – Ее руки были прижаты к разбитому носу, слезы текли по щекам.
Она плакала, когда я уходил.
Она плакала, возможно, и потом, когда поняла, что я больше не приду.
В тот вечер я позвонил секретарше босса и сказал, что ситуация куда серьезнее, чем казалась, и я продлеваю больничный. До того, как я встретил Киру, немного ухлестывал за этой девушкой. Может, поэтому она спросила:
– Мне навестить тебя, Женя, дорогой?
– Не стоит, – сказал я и повесил трубку. Возможно, ее это оскорбило, но мне было искренне плевать.
И опять я начал думать о Кире, о том, что надо бы позвонить, но она, наверное, просто не узнает меня или не поймет.