Книга: Красные виноградники
Назад: 1. Тёрнер
Дальше: Миллениум

2. Гойя

Сколько боли, несчастий и горя
суждено на веку пережить!
О мучительно-горестный Гойя!
Живописный роскошный язык:

андалузского жара палитра,
хищно-чёткий рисунок – Мадрид
и цыган плутоватые лица.
Впрочем, так же, как лица возниц

в запряжённых волами повозках.
По беспутью кастильских земель
тянут груз бесконечных уловок,
неподъёмно-тяжёлых потерь.

Ты – и грешник, и праведник, Гойя.
Мрак сознанья – испанский сапог
сжал клещами – не вырваться – горло.
Королевство – по коже мороз! —

причесало народ подчистую
и хребет норовит всем сломать.
О прозревший в страданьях художник,
для тебя эта мука не в масть,

а в погибель безгласному люду
окровавленной метой легла.
Вороньё, вороньё отовсюду.
Чёрной тенью накрылась страна,

полыхнула костром. Инквизитор —
сам король, усмиряющий чернь.
Это чем-то да будет чревато
для испанской короны, поверь.

А тебе всё дано: и признанье,
и наветы дворцовых интриг,
и сермяжная голая правда,
и посконный народный язык,

на котором не принято с Богом
гордым грандам в дворцах говорить.
но ущербное счастье – убого.
По застывшим канонам творить,

выхолащивать жизнь из палитры,
анемичные гладить холсты —
не про твой неуёмный характер.
Ты, ослепший от красоты

жизни, грешной и бестолковой,
в полноте жизнелюбья своей
в безысходной Испании, Гойя,
светишь ярко зажжённой свечой.

Назад: 1. Тёрнер
Дальше: Миллениум