Шел дождь. Крупные капли барабанили по подоконнику. Я подумал: «Почему Мама не закроет окно? И так ведь холодно, еще мокро будет» – и проснулся. Никакого подоконника, никакого дождя и никакой Мамы. Собаки спали клубком, а меня вытолкали за Кайсынову теплую спину. Оттого и холодно. По нашему мешку с едой шныряли белки, пытаясь прогрызть дырочку, чтоб добраться до сухих шариков. Они так топали сотней маленьких лапок, что мне приснился дождь. Белки увидели, что я не сплю, и порскнули на дерево.

Кайсын открыл один глаз и сказал:

– Мелочь пузатая, – и гавкнул с рыком: – Р-р-афф!

С соседних елок посыпался снег, раздался писк, и мелочь пузатая, срываясь с веток, драпанула в лес. Проснулись Мушка и Пчелка. Мы решили перекусить и отправиться дальше, не теряя времени.

Вдруг Кайсын насторожился, поднял торчком уши и шепотом сказал:

– Тихо! Хозяин идет!

– Чей? – не понял я.

– Хозяин леса!

– Царь зверей, что ли?

– Да нет! Царь – это лев. Он далеко, чего его бояться? Он в Африке. А хозяин – вот он, из-за той сосны сейчас выйдет.

Тут и мы услышали топот, хруст веток, глухое ворчание. Я глянул на Кайсына и поразился. Он расставил передние лапы, сгорбил спину и опустил голову к земле. Шерсть его вздыбилась, морда оскалилась, глаза вдруг пожелтели и смотрели исподлобья так свирепо, что у меня душа ушла в пятки. Честное слово, в этот момент я больше испугался Кайсына, чем того неизвестного ворчащего хозяина леса, который прятался за сосной.

Это был медведь! Громадный, косматый. Пахло от него – ужас как! Он вышел из-за сосны, встал во весь рост и направился к нам. Шел он как-то странно. Шатался и мотал башкой, размахивая передними лапами, как будто отгонял мух.

И тут мы увидели, что на голове у него намотана наша бабушкина шаль! Видимо, шаль свалилась ему на морду с неба. Пытаясь освободиться, медведь запутывался в ней все больше и больше. У него на голове получился тюрбан, какой Мама делает из полотенца, когда выходит из душа. Только тюрбан плотно замотал всю медвежью морду.

Медведь махал лапами, ревел и ворчал под шалью, и я понял, что ему страшно. Он же не знает, почему вдруг ослеп. Тут бедный хозяин леса споткнулся о пенек и со всего размаху шлепнулся на зад, а потом на спину. Да так и остался лежать в изнеможении, уже не ревя, а тихо подвывая.

– Идем, – сказал мне Кайсын, – подстрахуешь.

Я не понял, что он задумал, но побежал следом.

Алабай подкрался к голове медведя и вдруг стал быстро-быстро рыть лапами, сдирая злосчастную шаль с медвежьей башки. Получилось. Мы отпрыгнули назад, а медведь сел, уставившись на нас маленькими ошалелыми глазками. Потом потряс головой и рванул в лес. Только пятки замелькали, смешные такие – круглые и толстые, как подушки.

– А где Пчелка и Мушка? – встревоженно спросил Кайсын, когда мы отсмеялись.

Две головы – рыжая и черная – высунулись из коляски мотоцикла.

– Ну, подумаешь, – обиженно сказала Пчелка. – Нас не тренировали медведей не бояться. Нас тренировали не бояться перегрузок!

Мушка ей поддакнула.