За Алконостом
– Обувь нужно надевать мягкую, тихую, понял? Так что пойдём прямо в тапочках. И одежду такую же – тихую, чтоб не скрипела, не шершавилась, не хрустела. Предки-то наши вообще на Алконоста голышом ходили. На неё вроде и несложно охотиться, но это только на первый взгляд. Да и мало её осталось. Она ведь почти вся в глухаря выродилась. Не зря у них повадки одинаковые. Оба когда поют – себя не слышат. Только глухаря ты ружьём берёшь, стрельнул – и готово дело. А в Алконоста стрелять бесполезно – эта птица особенная, и не птица на самом-то деле. Существо!
Вот смотри: где она живёт и до скольких лет доживает – никто не знает, чем питается – тоже неизвестно, как размножается, если у них самцов нет, – непонятно.
– А правда, что у них голова – человеческая?
– И тут тоже дело тёмное. Кто говорит – правда, учёные бают – легенда. Её добыть – счастье одному из тысячи целого рода. Вот у меня шансов нет, прапрадед мой поймал, и всему нашему роду с тех пор везло, никто не своей смертью не умер, все мужики со всех войн непокалеченными вернулись, достаток какой-никакой всегда был, даже в самые голодные времена. А в последнее время везенье это затухать стало.
Так что мне, скорее всего, не повезёт, но ты из другого рода, значит, вдвоём у нас шансов гораздо больше.
– Говорят, что Алконост – райская птица и утешает своим пением святых.
– Ага, а ещё говорят, что несёт яйца в море и делает его спокойным на семь дней, а потом вынимает и высиживает на берегу. А поёт так, что услышавший его забывает обо всём на свете. Это всё сказки бабьи.
– А какой он из себя?
– Ну, прадед как-то смутно рассказывал. Ну, птица с большими разноцветными перьями, с необычной головой, не с человечьей, конечно, но с необычной. Вот глаза, говорил, совсем человечьи. И вроде как светится вся…
– Как жар-птица, что ли?
– Что ты лепишь? Жар-птица – существо сказочное, выдуманное, а Алконост – реальная птица, сохранившаяся с древности. Она, может, древнее мамонта, может, с времён динозавров сохранилась… Старики про неё так рассказывали: Алконост близ рая пребывает, иногда и на Евфрате-реке бывает.
Когда в пении глас испущает, тогда и самоё себя не ощущает. А кто вблизи тогда будет, тот всё на свете забудет: тогда ум от него отходит, и душа из тела выходит… Ну ладно, давай спать. И, как договорились, завтра на прогулку выведут, ты за санитарами внимательно следи, а я сетку за сиренью отогну, и только знак дам – ты сразу незаметно ко мне. Там густо – не хватятся. А дальше дорога мне известная… Спи.