Черно-белые фотографии

С собой я взяла только две фотокарточки, обе они черно-белые. И на обоих снимках я одна. Еще чистая, не запачканная грязью, брошенной в меня временем. На первом снимке мне лет 5. На мне белая майка с надписью на груди «Москва-1980». В столице нашей бывшей Родины, именуемой СССР, в тот год впервые проводились Олимпийские игры. Талисманом той Олимпиады был симпатичный мишка, милую мордашку которого я помню до сих пор. Я настолько насмотрелась на того мишку, что загорелась желанием иметь такую же игрушку с пятью олимпийскими колечками на груди.

Родители были вынуждены купить мне мишку, но не такого большого, а совсем малюсенького.

А второе фото – память о первом классе. В руке у меня портфель. Одета в белую блузку и черную юбку. На косичках два бантика. Я возвращалась из школы домой. Старший сын соседки – тетушки Гызбес (звали его Турал или Тофик, точно не помню) – приехал из России и привез большой фотоаппарат. Он фотографировал соседей всех подряд, обещая: «Завтра проявлю и дам». Я тоже охотно позировала перед его фотокамерой. На следующий день, когда не получила свою фотокарточку, подняла шум. Послала маму к тетушке Гызбес за фотокарточкой…

По приезде в Стамбул я сожгла все свои последующие фотокарточки вместе с дневником.

Здесь же – в Стамбуле – начала фотографироваться лишь за эти 2–3 года.

Первый раз это было в холодный зимний день. Вдруг дома мне стало так тоскливо, что я наспех надела пальто и выбежала на улицу. Озлем вышла вслед за мной. Мы направились к заливу. В этот серый зимний день откуда-то появился клоун в ярком разноцветном наряде и заставил меня улыбнуться. Он настоял на том, чтобы сфотографироваться с нами. Уверял, что обладает позитивной энергетикой и что после общения с ним все у нас сегодня будут о'кей. Он сказал: «Сфотографируйтесь со мной, чтобы я всегда был рядом с вами и чтобы дела у вас всегда шли как надо…»

Озлем и дальше заставляла меня сниматься, однако эти цветные фотки меня не интересуют. Сейчас я и не помню, где они валяются. Даже если понадобятся, не смогу их найти.

Но эти два снимка для меня очень дороги. Они вызывают во мне ностальгические чувства, как сегодня. Успокаивают душу. Вспоминаю свое детство, когда жизнь была непорочной.

Цветные фото я не люблю так, как черно-белые. Разница между ними не только в цветах, как это может казаться на первый взгляд. На цветных фото ты – есть отражение реального образа, запечатленного на бумаге, но как бы не замечающего границ между жизнью и обыкновенной бумагой. Здесь сохранены цвет фона, твоей одежды, цвет лица. Все – как есть, ничего не изменено…

На черно-белых же снимках ты как бы оторван от приукрашиваний мира, лишен цвета фона, одежды, цвета глаз, губ и вправлен в черно-белый квадратик.

На цветных фото – ты сам.

На черно-белых же – твое фото…

Синий, красный, зеленый, желтый, коричневый, оранжевый, фиолетовый…

А еще черный, черноватый, жгуче-черный, сероватый, темно-серый, белый, ослепительно-белый…

В первом нет надобности в вариациях и импровизациях. Со всем справляются природа и техника. Во втором же, наоборот, все во власти оттенков…

Зимой в сумеречное время Стамбул напоминает черно-белые фотографии. Черные дома, черноватые деревья, серое небо, сероватые облака, машины – черные, серые… Люди черноватые и сероватые…

Мечети: те, что подальше – черные, те, что поблизости – серые…

Море – сероватое…

Но ты утешаешься тем, что в одно весеннее утро этому городу городов предстоит возвращение в цветное фото…

Ожидается изумительная красота от смешивания голубизны неба и лазури залива, зелени деревьев, а также цветов автомобилей, одежды людей и цветов…

В одно весеннее утро этот город-красавец вырвется из рамки фотокадра и оживет…

И с этой надеждой разбрасываешь на пол кипу фотографий, что держишь в руке, пересиливаешь себя, чтобы спокойно созерцать, как гость по имени Время топчет их своими запыленными ботинками…

Странное ощущение. Живя в цветном мире и находясь среди цветных фотокарточек, человек, который никогда не может видеть свое нутро, думает, что нутро у него тоже цветное. Кровь – красная, сердце – розовое, печень – вишневого цвета… Клетки – белые, сухожилия – желтоватые…

Когда же ты находишься в плену у черно-белых фотографий, то с твоего грустного лица, с твоих стонов и каждого внутреннего органа просачиваются серо-черно-белые цвета…

Человек, который видит свое сердце в черном цвете, не может радоваться, так же и человек, который видит свое сердце в красном цвете, не может грустить.

Когда бродишь по улицам наедине со своим черно-белым внутренним миром и с каждым морганием глаз словно фотографируешь черно-белые снимки вокруг, тогда ты не в состоянии ориентироваться ни во времени, ни в пространстве…

Я задумывалась также над тем, что звуки молитвы с минарета, которые раздаются над сумеречным Стамбулом, белого цвета. Музыка имеет белый цвет. Сомнения и тревога бывают темно-серого цвета, волнения и беспокойство – серого, а мечты и чаяния – сероватого цвета.

Страх здесь имеет черный цвет, а разлука – жгуче-черный…

Сегодня я жду. Жду, когда придет конец быстротечности времени, уносящего меня в неизвестном направлении, жду, чтобы потом снова ждать его возвращения.

Жду возвращения в себя…

Эти два фотоснимка я прижала к груди…

Черно-белые снимки имеют еще одно преимущество над цветными, о котором я забыла сказать. Они никогда не изнашиваются. Желтеют, но не изнашиваются…

Я свою орхидею вот уже пять лет как купила. Она стоит на подоконнике, куда падает солнце. Ее темно-зеленые листья с красноватым оттенком говорят о том, что моя чувствительная орхидея недостатка в солнечном свете не испытывает.

В настоящее время на ней 3 цветочка: боковые четыре больших лепестка белого, средние прямые мелкие лепестки розового, а пестик желтого цвета…

Это очень необыкновенный и в то же время капризный цветок. Его нельзя поливать часто, а также редко.

Это растение поливают четко по графику, как только почва начинает высыхать. Притом поливают его мягкой фильтрованной водой исключительно в первой половине дня. Листья его тоже надо забрызгивать водой, чтобы одновременно со стеблем они тоже могли впитывать влагу. Через час после этого лепестки следует хорошенько протирать. Это растение надо держать в специальных горшках, на него должны падать солнечные лучи, но не прямые. Его следует оберегать от холода. Орхидея также не переносит пыли. Помещение, в котором стоит горшок с этим растением, надо держать в чистоте.

Когда я впервые увидела орхидею, была потрясена. Мелкие причудливые узоры на лепестках словно вышли из-под кисти художника. Больше всего меня удивило то, что это растение держалось не в земле, а в смеси из торфа, сухих листьев и корней. Почва напоминала измельченные камушки.

Продавщица, заметившая, как завороженно я смотрю, стала рассказывать об особенностях орхидеи. Из ее рассказа я узнала, что это растение имеет очень много сортов. Ни одно другое растение на земле не имеет такого огромного количества разновидностей. Подумайте только, 35 тысяч сортов.

Я не могла скрыть своего восторга.

– Если за ним будет хороший уход, то на протяжении многих лет оно может радовать своего владельца прекрасными неувядающими цветками. Оно словно чувствует, когда хозяин грустит, и развеивает его грусть. Когда хозяину холодно, согревает его душевно.

После этих слов миловидной продавщицы я без колебаний решила купить растение, которое, должна заметить, недешево стоит…

Те, кто по каким-то причинам не могли обзавестись семьей, кто не имеет детей, кто живет в одиночестве, обычно держат у себя дома либо собак и кошек, либо рыбок и попугаев. Общение с этими животными помогает людям спасаться от тоски и одиночества. Домашние животные становятся их собеседниками и родными. Для меня же родной человек – это моя орхидея.

Сегодня время поливать ее. Я осторожно переношу горшок в ванную, поливаю из лейки и снова возвращаю на место. Цветочки словно улыбаются мне в знак благодарности.

Сегодня они выглядят еще красивее и свежее. Розовый цвет накрыл большие лепестки, и в результате белый цвет уменьшился. И узоров стало больше.

Я поливаю растение и иду в гостиную.

Что это такое? Озлем снова повесила нос. Она застыла с телефоном в руке. Это словно не та счастливая девчонка, которая двумя днями ранее плясала от радости, узнав, что мы собираемся поехать с Араз-беком (это человек, который предложил мне руку и сердце) в отпуск… Нетрудно догадаться: поссорилась с Нихатом. Я приближаюсь сзади и, обнимая ее за плечи, произношу ее излюбленную фразу:

– Береги свой компьютер от вируса, электронный адрес – от спама и сердце – от любви!

В глазах ее сразу замечаю блеск. Когда знаешь, что все сведется к миру и соединению, ссора и разлука не может тебя угнетать. Она, наверное, убеждена, что в любом случае помирится со своим возлюбленным. Сколько раз за день они ссорятся, а потом мирятся. Что может быть прекраснее этого? Тебя любят, о тебе думают, тебя ждут…

Как счастлива эта красивая и нежная девушка! Великое счастье, когда ты любишь и тебя любят чистой душой.

Я поднимаю ее с дивана и тащу на балкон. На улице сегодня многолюдно. И машин больше.

Мы очень любим сидеть на балконе за столом и озирать прохожих, лузгая семечки. Посмотри на этих белокурых туристов, какой багаж они тащат с собой. А этот старичок, который ходит, постукивая тросточкой. Он нарушает тишину на улице. А эти беспечные подростки. Как они резвятся…

Я берусь рассказывать Озлем пару забавных случаев со своей работы. Приукрашивая, рассказываю о ворчливости Мехмет-бека, о переживаниях ярого футбольного болельщика Онур-бека. Ее расстроенности как рукой снимает. Я интересуюсь причиной их ссоры с Нихатом. Озлем начинает рассказывать. Оказывается, ее парень пошел с друзьями на дискотеку. Спрашиваю, ну и что тут такого? Если он тебя искреннее любит, не то что на дискотеку, даже если на остров попадет, где одни женщины, не станет тебе изменять…

Моя подружка ужасно ревнива. Не может отпускать любимого ни на минуту от себя. То и дело допрашивает его по телефону: «Ты где?», «Ты с кем?», «Чем ты занят?», «Почему поздно написал?»

Родом Нихат из Измира. Там живут его родители. У него есть брат, который тоже студент. Учится в Измире. Оба родителя у него архитекторы. Семья со средним достатком. Нихат и Озлем учатся в одном университете – техническом. Он на два курса старше нее. По вечерам работает официантом в кафе. Знакомство у них было необычное.

Озлем шла возле университета с двумя папками рефератов. В это время ей навстречу шли, резвясь, двое студентов. Один из них столкнулся с девушкой, и она уронила папки, из которых высыпались бумажки. А парень, вместо того, чтобы извиниться и помочь ей подбирать их, бросился догонять своего товарища.

На помощь к рыдающей от досады девушке поспешил Нихат, находящийся в это время поблизости. Он помог ей собрать все бумажки и вложить в папки. Так они столкнулись взглядами…

Потом в течение нескольких дней она искала его глазами. Один раз даже, когда проходила там, подумала: «Хоть бы снова кто-нибудь столкнулся со мной, я уронила бы свои книжки и тетрадки, а он пришел мне на помощь».

Как-то в субботу на перемене зашла она в буфет, чтобы перекусить. Взяла булку и кофе с молоком и села за стол. Вдруг кто-то обратился к ней: «Девушка, можно к вам подсесть?». Озлем застыла от неожиданности. Боже, это же тот самый молодой человек!

– Ой, это вы? – спросила она с радостью, смешанной с удивлением.

– Какая приятная встреча, – сказал он, не скрывая своей радости.

Так состоялось их знакомство. А в один прекрасный день он признался ей в любви, и не где-нибудь, а на самой высокой точке Стамбула – в Чамлыджа, там, где как на ладони видны синий Босфор, высокие небоскребы и старые минареты.

Признание в любви у них также схоже с нашим. Точно в такой же обстановке признался мне в любви Араз-бек. Странно, не так ли? Возможны тысячи вариантов. Но этот один из тысячи у нас одинаковый.

Озлем любит. Любит, закрыв глаза, рот и уши. Она любит как слепая, немая и глухая, чтобы глаза ее видели только любимого, уши слышали только его голос, а язык звал только его одного.

Мы распаковываем новую пачку белых семечек «Айчичек». На столе постепенно образуется гора из кожурок.

На улице слышны звуки музыки. Это румынские цыгане – муж с женой и девочка лет шести. Настоящие классические цыгане: кучерявые, смуглые и круглоликие… Мужчина играет на аккордеоне, женщина звенит бубенчиками, а малышка танцует, искусно двигая всем своим телом. Потрясающее зрелище. Опершись на перила балкона, мы с Озлем с восторгом следим за их выступлением.

Кто-то из прохожих туристов дает цыганам деньги. Я спешу в свою комнату и несу несколько денежных купюр, которые скручиваю и бросаю им с балкона.

Подняв головы, уличные артисты с благодарностью смотрят на нас.

Они поют удивительную песню. С первого взгляда песня как будто веселая и ритмичная. А если прислушаться, какая-то тоска в ней. Своим лиризмом она как будто уносит тебя куда-то далеко.

Когда они заканчивают свое выступление, я спрашиваю: о чем это они пели? Мужчина на чистом турецком языке отвечает, что эта песня о разлуке, и начинает переводить ее слова: «Чтобы никогда не разлучались рыба с водой, птица с небом, цветок с веткой и влюбленные друг с другом!»

Откуда появилась эта песня в вечерние сумерки? Как она растрогала меня, растеребила, довела до слез. Я начинаю всхлипывать. Еле удерживаю себя, чтобы Озлем не догадалась о моем состоянии.

Потом я обращаю внимание на свою подружку и замечаю, что она тоже в раздумьях. Цыгане уходят. Вечерняя пробка парализует движение автомашин на улице. Сигналя, водители торопят друг друга.

Вдруг Озлем спрашивает:

– Что страшнее, разлука или смерть?

Тут я уже не могу владеть собой и начинаю рыдать. Очень давно – 18 лет тому назад – такой же вопрос задавала я. Точно с такой же интонацией. Вопрос из пяти слов…

Спрашивала, зная о том, что люди больше всего боятся смерти, а влюбленные – разлуки…

Я была на работе. Был обеденный перерыв, и мой шеф – этот изверг, отравивший всю мою жизнь, – был на совещании в министерстве. Ко мне пришел мой любимый Ильгар. На магнитофон «Aiwa» я записывала песню «Дашлы гала» – «Каменистая крепость». Сколько я ни просила жестами Ильгара, чтобы он молчал, иначе голос его может попасть на кассету, он все равно мне мешал: то обнимал, то целовал, то что-то говорил…

Эта песня была очень близка нам. Она – память о нашей непродолжительной жизни, полной любви… И музыка, и слова в ней были прекрасны…

В тот момент, растроганная, я спросила:

– Ильгар, что страшнее, по-твоему: смерть или разлука?

Он, помолчав какое-то время, ответил: «Конечно же, разлука!»

И мне после того, как он женился на другой, пришлось испытать в жизни разлуку, оказавшуюся страшнее смерти. Одно дело – умереть раз и навсегда, другое – умирать тысячу раз, когда испытываешь тоску…

Озлем прижимает мою голову к своей груди, пытается утешать меня. Мы меняемся ролями. Только недавно я утешала ее, а теперь ей приходится делать это.

Я не могу ей объяснить, что, где бы ни была, куда бы ни шла, меня везде сопровождает та 20-летняя девушка, полная любви к ярким краскам мира, вдыхающая аромат его цветов и обладающая верой в его людей. Эта добродушная наивная девчонка относилась с надеждой и любовью ко всем и ко всему, что окружало ее. Но ее чаяния были беспощадно раздавлены…