Встреча с Богом
Рассказ

22 июня в большом городе N-ске произошло событие, скромно сказать, не рядового значения. На самом деле это событие следовало бы назвать эпохальным, но так сложилось в нашей стране, что великие события мы не замечаем, а ничтожным событиям придаём эпическое значение.

День был памятным. Администрация Мемориального комплекса всегда в этот день старается изо всех сил. Дороги промыты с шампунем, травка в секторах комплекса полита, оркестр играл целый день траурные и патриотические песни, делая перерывы только для того, чтобы передохнуть. Экскурсоводы трудились тоже на славу Отечества – во всех трёх залах музея мемориальной культуры и на полях комплекса.

День был нормальным. По небу ползали тощие тучки, не вызывающие тревоги. Ветерок освежал торжественные лица людей, почитающих подвиги погибших граждан Советского Союза. Народу с утра собралось уже много. Но судя по непрерывному потоку подъезжающих автобусов, народу должно было быть великое множество. Так отмечали День Скорби страшной войны 1941–1945 годов.

На одной из аллей встретились два молодых человека, которых с первого взгляда потянуло друг к другу. Может быть потому, что они были одеты в одинаковых костюмах? Или потому, что были похожи, как братья? Или потому, что от одного из них исходила какая-то особая энергетическая аура, притягивающая к себе не только людей, но и растения? Казалось, все тянутся в его сторону. Собственно риторические вопросы здесь даже не предполагались. Встретились и встретились. Но они радостно засмеялись, пожали себе руки и стали выяснять, кто из них кто.

– Я учитель русского языка и литературы, меня зовут Родион, мне тридцать лет, – представился первый.

– А почему не признаёшься, что ты поэт? – засмеялся второй.

– Откуда знаешь? – засмеялся первый.

– Я знаю всё. Я Бог Род, – представился второй.

– Шутишь что ли? – опять смех.

– Не шучу. Решил вот посмотреть, как люди реагируют на сожжение мёртвых тел. Ну и вообще полагаю увидеть много полезного.

– О полезном понятно, но чтобы Бог! – удивлялся Родион.

– Да ладно, пойдём, погуляем вместе, сам убедишься, – товарищески предложил Бог Род, и они пошли по дорожкам аллей. За ними тотчас устремилась молчаливая толпа людей, которых никто не звал и не приглашал в провожатые. Между тем внимание к двум «товарищам» возрастало. Травы бурно росли поминутно на целый сантиметр. Деревья, как одно, повернули и склонили вершины в их сторону. Птицы летали около них так низко, словно намеревались посидеть на их головах.

– Поэт, ты видишь? – спросил Родиона Род.

– Я вижу чудо. Я убеждаюсь, что ты настоящий Бог. Мне робостно.

– Не трусь, будь собой. Говори, как с равным, задавай любые вопросы. Опубликуешь интервью с Богом и станешь известным… – так говорил Бог поэту, как бы зовя его быть приятелем.

– А что? В такой-то день можно и не ради славы. Когда ещё спросишь о том, чего сам не знаешь, и чего не знает никто, – оживился или слегка раздухарился «приятель» Родион. – Только смотри. Оркестры смолкли. Народ кругом нас, Боже, сделаем так, чтобы слышали все. Пойдём к центральной экспозиции, к распятию Иисуса Христа и это будет нечто. Два Бога на одном кладбище!.. – поэт Родион рисовал себе свои образы. И они пошли к распятию. И действие стало происходить около центрального пункта крематория, около величественного распятия Иисуса Христа, стоявшего в кругу сюжетной экспозиции. Случайно или с умыслом Бог выбрал именно это место, чреватое взрывной интригой. Ну не Родион же указал место Богу? Они подошли. Это был большой крест, на котором мучился Спаситель в последние минуты жизни. Внизу он был обнесён невысоким травяным валиком, росшим кругом. Переходить на газон за круг было понятно непозволительным. Вот тут образовалось вдруг множество скамей и диванов, на которые сразу догадались рассесться люди. А на крутящиеся кресла сели товарищи Бог Род и поэт Родион, учитель словесности и Вседержитель миров. Земля под их креслами будто бы приподнялась, и «приятелей» стало видно со всех сторон. Воздух стал акустическим проводником, теперь каждое слово поэта и Бога было слышно всем, даже в здании музея. Впрочем, экскурсоводы оказались догадливыми и отпустили людей в поле, устремившись сами вслед за ними. Новые партии людей, вылезающих из автобусов, бегом бежали в центр поля, к распятию Христа. При этом никто не объяснял им происходящего. То был некий сеанс информационного управляющего воздействия, предиктором которого был сам Господь Бог. Но, как видели все, и Родион тоже, Бог Род никаких организационных предприятий не производил, он даже не напрягал голоса; всё делалось как бы само собой. Только вот этот голос был иным и неподражаемым. Он был необычно тёплым, отеческим, душевным, родным. Более ни у кого из людей подобных чувственных и проникновенных голосов не было. Люди подбегали, садились на готовенькие новые деревянные диваны и раскрывали рты…

– Боже, скажи, как ты родился? – захотел узнать Родион, да и кто бы не хотел того знать из присутствующих.

– Бог, то есть я, родился не на пустом месте. Я ничего не создавал, как излагается в вашей Библии. Уже существовала Вселенная. Уже кишели жизни в различных формах. Но вначале они были бездуховными. В них уже существовала душа. Но всё подчиняется универсальным законам диалектики. Душа должна была истощиться, и что-то образоваться на её месте. Только кажется, что всё образуется стихийно. После диалектики и вместе с ней вступает в действие физика. Образно, душа должна была лопнуть, чтобы что-то новое образовалось. Так происходит от всякого взаимодействия и развития. Так вот, из чреватой души изошёл дух. Это важный момент для понимания богообразования. Не душа покидает отжившее тело, а дух, уже напитанный инертной душой. Их много, множество, вновь возникших духов. Не будь диалектики и физики, духи толпились бы, не зная, что делать. Возможно, они стали бы пожирать друг друга, на чём бы и остановилась эволюция жизни. Но этого не произошло. Толпища духов были просто обязаны освободиться от своей ноши, чтобы им указали дальнейшие действия. Они, как принято говорить, «взорвались», выделив из себя неугасимое источие тепла и света, животворящее свойство чреворождения, силу, память и интеллект. Вот это всё и образовало новую сущность, из которой возник Бог. Им оказался Я.

– И что произнёс твой рот в качестве первого звука? – спрашивал поэт Родион.

– Первыми звуками моей сущности были слова: «Я родился! Я есть Бог Род»! Вселенная приветствовала меня как своего партнёра, без которого ей трудно развиваться.

– И что ты начал делать, едва родившись?

– Я же родился не слабоумным и не слепым котёнком. Во мне был максимум ума, чтобы им распорядиться. Первое, что я сделал, это «трудоустроил» духов, которым надо было чем-то заняться. Я создал им простое и знакомое бытоустройство, известное им по месту прежнего обитания. У вас это Земля. Значит, вашим духам стало, как на Земле. Другим духам, сказано, по месту прежнего их обитания. Вторым моим шагом стало саморазвитие авторства слова. Сказав «Я», «Я родился», «Я есть Бог Род», я стал называть имена предметам. Это я сказал: «Вселенная». Это я сказал «галактика». Это я назвал вашу планету Землёй. И так далее, за что мне всеобщая благодарность как устроителю миров. Я создал их не изнутри себя, а гносеологическим и морфологическим путями… Это понятно?

– Почти понятно… Вот «отцы» религий-то растеряются. Ты отнял у них хлеб, воду и золото…

– Да хватит уже морочить головы. Пора назвать для них вещи своими именами. В этом моя цель появления на Земле в виде обычного человека, чтобы люди не испугались.

– А вот и посмотрим, что скажут наши люди, признают ли они тебя Богом?

Как бы в ответ мыслям поэта, столпившиеся экскурсанты Музея мемориальной культуры начали волноваться. Вскоре начались выкрики.

– Эй ты, ряженый пацан! Какой ты бог? Наш Бог вот он, Иисус Христос.

– Какой наглец! Не из кулинарного ли ты техникума?… – намёк на известного актёра.

Редкие тучки, не предвещавшие неприятных намерений, вдруг стали стремительно сходиться в кучу. Верховые ветры сгоняли их в одно место.

– Если ты бог, лови своей башкой этот подарок! – в Бога полетела пластиковая бутылка газированного напитка. Расстояние, которое отделяло бросившего бутылку, не допускало промаха. Но в это время случилось следующее. Поэт, стоявший, словно телохранитель, рядом с Богом, метнулся закрыть Бога своим телом. Уже из крупной тучи прогремел гром, и сверкнули молнии. Бутылка – не граната, но всё же снаряд, вдруг изменила свою короткую траекторию и взметнулась вверх. И ударила своего хозяина в нос. Из носа брызнула кровь, а бутылка услужливо поливала лицо, смывая с носа потёки крови; бутылку никто не поддерживал… Поэт, кинувшийся защитить Бога, упал в прыжке. Он поднялся и заорал:

– Вы что-нибудь поняли? Или вам мало урока?

– А не пошли бы вы оба на три буквы со своими уроками! Мы приехали чтить память, а вы тут со своими фокусами! – он ещё договаривал «фокусы», как вдруг изменился в лице, вытянулся во всём теле и застыл онемевшим.

– Это каменная усмиряющая одежда, – спокойно объяснил Бог. Он и всё время сидел спокойно, словно знал, что ничего страшного произойти не может. Он продолжал: – До завтра крикун будет стоять, запоминая события. С восходом солнца камень больно стечёт с него, и он вернётся домой, преисполненный впечатлениями. Сейчас тучки разбегутся по своим местам, а мы можем спокойно продолжать наше общение. Кто верит своим богам, пусть продолжает верить. Кто видит изменения, пусть начнёт осмысливать их. Ваша эпоха связана с Иисусом Христом, поэтому мы, боги, не отнимем его у вас, хотя можем это сделать в одно мгновение.

Толпа ахнула: Распятие исчезло. Толпа вновь ахнула: Распятие стояло на своём месте. Поэт опять обратился к экскурсантам:

– Может быть, вы теперь успокоитесь и послушаете, о чём я беседую с живым Богом?

– Да, да, нам понятно…

– Да как понятно, когда мы привыкли видеть старого деда-Бога на облаке, а ты молодой, на земле и в костюме… – так реагировал другой посетитель мемориального кладбища.

– Слушаем, Боже, кто ты?

– Слушайте, и узнаете.

– Бог, ты разговариваешь на русском или на всех языках Мироздания? – спросил учитель словесности.

– Поэт, ты наивный, как все, и, как все, невежественный. Боги не разговаривают на языках Вселенной. У богов мыслеобмен на всех языках Вселенной. В том числе, в виде сигнальных систем и звуков.

– Но, Боже, нужны антенны…

– Милый наивный поэт. Доведи до всех соземлян: антеннами для богов служат всё те же множества духов и душ, из которых состоят сами боги, и пространства, населённые ими и между ними.

– Духам не больно, когда по ним текут сигналы и ваши мыслеобмены?

– Ха-ха! Сигналы есть разные. Какие сигналы направлены духам, воспринимаются ими и исполняются ими. Основной массив мыслеобменной информации служит богам. Они живут информацией.

– Боже, ты употребляешь понятия «душа, дух, боги», как будто мы знаем об этом. Недавно я спрашивал одного иерея по этим словам. Он только мекал. Лишь дух он назвал высшей частью души. Расскажи и покажи нам на пальцах, что есть душа, дух и Бог. Можешь?… – Рассмеялись все – и Бог, и люди. Бог да не может… Отсмеявшись, Род начал излагать, как он сказал в самом начале, «прописные истины происхождения». По его изложению, которое переписал Родион, выходило следующее.

Душа – то неугасимое животворящее источие тепла и света, присущное зачатию тел, их жизни и смерти. Душа, тепло и свет возникли одновременно. Душа была первой и бездуховной. Она материальна, ибо родилась из материи. Материя порождает душу, а душа порождает дух. Душа и возникший дух уже не отдельные сущности, они образуются как противоположности единого и чередуют себя при жизни и после смерти. Душа духовна, а дух душевен, но в разное время не в равной мере. Современное понятие анабиоза близко к пониманию состояний души и духа, в которых они пребывают, меняя места пребывания. Но сводить их состояния к анабиозу нельзя, это иные состояния активности и заменяемой инертности. Неугасимые источия тепла и света, очищенные смертью тел, становятся духами, лишёнными тел; они несут в себе животворение души впрок, вплоть до возвращения к новой жизни. Единство души и духа, их переход из одного состояния в другое, разделённое временем и активностью, есть определяющий признак зарождения жизни и её переход из материи в дух и обратно в материю жизни. Отдельное понимание души и духа допускается как условное разделение для простоты понимания. Не познавший этого оборота, не может понять Богообразования. Бога не было вплоть до тех пор, пока первые души не передали себя новому качеству – духу души. И только с этого времени начинается накопление свойств духовности, переходящее в дух. И только духи стали способными образовать Божество. Бог есть тело, дух и душа, душа и дух. И человек тоже есть тело, дух и душа. Только качество божественных возможностей соизмеримо множеством множеств. А человеческие возможности измеряются единицами арифметики. Бога не можете видеть по тому же свойству, по которому муравей не видит человека. Духи имеют своё облачение, неведомое человеку, но известное ему по молве. И Бог, и духи могут показывать себя в любом облике. Духи душ вечны, вплоть до их причастности к вселению в новое тело живой телесной материи. Духи в теле вмиг становятся душами, обрящёнными земной жизнью. Дух перестаёт быть духом, он возвращается к жизни действующим животворением души. Повтор неугасимых животворящих источий тепла и света в духах и в душах то не повтор в уступках одежд вечных странников, то жизнь самая и иная, иная и самая. Вечность духов и душ не в сроках их бытия. Многожды вечное – в неугасимости животворящих источий тепла и света, присущных их происхождению. Угашение неугасимого животворения есть возврат к тьме исходящих вселенных. Вселенные возрождаются вместе со своим неугасимым животворящим свойством. Неугасимое животворящее свойство вселенных есть душа и дух их вечного бытия, вплоть до износа их личной тверди. Тело живёт по воле его физической силы и духа мудрости и смышления, оно умирает от старости. Душа не морщинится старостью, но устаёт от слабости. А силу, память, тепло и свет подхватывает окрепший дух. Поэтому дух не бесплотен. Бесплотны мгновения перехода, всё остальное плотно в своих величинах. Не душа возносится, возносится сильный дух, унося с собой слабую душу. Неволя души начертана до зачатия: неугасимо источать животворящее тепло и свет внутри тела, не опасаясь его кончины. Однако душа – хозяйка тела, она чутьём боится странствий инобытия. Поэтому старается продлить жизнь тела. Душа – не ум. Труженица ума – голова. Душа – хранилище ума, то есть она память ума, но ключ от памяти принадлежит не ей и не духу, а мне, Богу Роду. Душа-дух довольствуются половиной памяти. Другую половину он передаёт мне. Воле духа пуще неволи быть угодному духам его предков, старейшинам бывших родов. И это счастье, подобное службе Отчизне: служба мне, самому Богу Роду, силой людей и их памятью; и духам своих предков своими услугами. У души и духа вблизи нет смертей. И вместе со смертью тверди Земли и иных твердей они несмертны, ибо несмертно источие животворящих возрождений. Но это пока было скудно ведомо человеку. С сегодняшнего дня должно пойти по-другому, если Вы поняли и запомнили мои слова, – завершил Бог Род свой урок «первоклашкам».

Поэт не преминул уточнить у людей:

– Люди, вы хоть что-нибудь поняли? Хоть что-нибудь запомнили? – Хоровой ответ подтвердил, что и поняли и запомнили.

– Поняли! Запомнили! – зашумели из нескольких мест большого заселённого круга людей. Валик вокруг Распятия был давно незаметен. В ином нельзя было сомневаться, так как велика была энергетическая насыщенность атмосферы мемориала. Уж если птицы летали сначала над головой Бога, то потом скрылись в густой траве и притихли, ни писка, ни щебета, словно сознательно не мешали говорить Богу. И даже трава на минуты перестала дико расти из-под ног народа. Родион похвально назвал людей молодцами и продолжил беседу с Богом Родом.

– Тогда я буду беседовать с Богом миров по своему хотению, кто хочет, слушает, кому неинтересно, пусть займётся своими делами.

Никто не шелохнулся, никто не привстал поправить одежду или что-то ещё. На массы людей теперь не обращали внимание, а массы, затаив дыхание, пытались не пропустить ни одного слова из беседы поэта и Бога. Травка подрастала, покрыв обувь слушателей.

– Боже, значит, ты Бог-дух?

– Ответь за меня…

– Ты Бог душа-дух, лишь в необъятном масштабе.

– Молодец… – поэт был польщён, он порозовел.

– Стало быть, как Бог-душа-дух, ты такое же материально-духовное существо, как и мы?

– Обнаружь разницу…

– Думаю, разница в том, что ты, Вседержитель Вселенной, сосредоточиваешь в себе весь активный и, возможно, потенциальный резерв мощи силы, памяти и интеллекта, а главное, неугасимое животворящее источие тепла и света, присущное зачатию тел, их жизни и смерти. А мы лишь мышцы и дух протекающей эволюции.

– Почти правильно. Кроме эволюции мы используем и другие формы развития всего живого.

– Боже, хочу знать самое малое. Ну как, скажи нам – простолюдинам, ты можешь управляться один со всеми делами Вселенной? – спросил Родион.

Бог ответил от третьего лица.

– Плотность многого множества духов есть сила и мощь Бога Рода; совокупно они и есть Бог Род, Творец, Вседержитель Сущего, Ум сущего и не сущего, и Его облик. Бог Род имеет много помощников, богов галактик, планет и местностей. Местные боги всесильны от силы самого Бога Рода. Им служат те же самые духи, у которых, кроме как службы богам, иной службы нет, за исключением быта сообществ духов. Задача Вседержителя Рода, его помощников – местных богов и служащих духов – осуществлять деторождение живой природы, фауны и флоры. Все вместе мы справляемся с нашим делом.

– Боже, если уж ты показываешь себя, то не мог бы ты показать бога нашего города? – все, вместе с Богом и людьми, покатились со смеху. Молодец, поэт. Ещё смеясь, Бог повторил те же слова.

– Ну, молодец, наш поэт. Конечно, могу. Вот он, смотрите! – Рядом с вращающимися креслами поэта и Бога возник могучий молодой человек в сорочке без рукавов и в джинсах. Обуви в траве не разглядели. Люди аж ахнули! Богов представляют дедушками на облаках, а они, вот они, их выставляй хоть на бойцовый ковёр. – Представься, бог миллионного города! – приказал Вседержитель.

Бог миллионного города поклонился и представился приятным басом:

– Меня зовут Спасбог!

– Покажи им своих помощников! – снова приказал Бог Род.

Спасбог повёл рукой по горизонту и люди увидели экран в виде широкого пояса-киноленты. Пояс-кинолента медленно стал течь по горизонту. С пояса-ленты прекрасно виделись живые люди. Они смеялись и махали в приветствии руками. А некоторые просто кричали:

– Мы дома, а вы в гостях! Ждём вас к себе!..

– Вот все мои помощники на весь город и на его окрестности. На каждую сотню живых один дух-помощник. Всё это духи в облике людей. Часть из увиденных духов кремирована в этом же крематории, – пояснил Спасбог сидящим на диванах людям. Картина и сообщение Спасбога были, что называется, не для слабонервных. Праздным живым людям стало жутко. Только что они видели как бы живых и радостных людей на экране и вдруг они же сожжены здесь в крематории, а на кладбище остались их памятные фотокарточки!.. Торопясь, ибо спешил успеть, Родион почти шёпотом попросил Бога Рода задать вопрос Спасбогу. Род улыбнулся и шевельнул бровями, тебе, дескать, сегодня всё можно.

– Спасбог, с разрешения твоего владыки хочу узнать, это ты так экстренно справился с облаками, сгустил тучи, гремел громом и сверкал молниями? – так получилось спросить у Спасбога.

Тот ответил:

– Спасибо за вопрос. Отвечаю. Никакой мистики не было. Явления природы были естественными. Мы лишь слегка ускорили этот процесс, и всё завершилось нормально. Вам ведь не возбраняется разгонять облака реактивами с самолётов на праздники. А у нас и того проще, когда надо, мы можем сгустить или слегка разрядить облака согласно законам природы.

Спасбог завершил ответ.

– Надо же, у вас, как у военных, чёткость и дисциплина. Фактически ты нас спасал. Недаром твоё имя Спасбог. Спасибо тебе, Спасбог! – благодарил своего городского бога поэт Родион.

Спасбог исчез вместе с помощниками, а народ и поэт от народа никак не могли прийти в себя. О чём говорят им в церкви, то просто лепет младенцев.

– Вот это да. Я никак не могу придти в себя. Но надо пользоваться случаем. Боже, что значит вечность души и духа, сколько времени это в нашем исчислении? – задал весьма сложный вопрос Родион, поэт и учитель.

– Вечное и постоянное, сочетаясь, пресекаются и, пресекаясь, сочетаются. Вечен и постоянен порождающий Бог, ибо вечен и постоянен неугасимый животворящий источник тепла и света в очищенном смертью духо-душе-вороте. И необъятна сила запаса ума, хранимого духами, которую черпает для нужд Вселенной Вседержитель Бог.

Я говорил, что Белый свет и мой Тот свет тяготеют к схожему бытоустройству. К нам и назад быти река насущная, которой дышат и пьют усопшие и живые иных звёзд и планет. Но все духи терпят единство духовного родоначалия предков, указующих время их вечности. Духи перстом духовного родоначалия предков прерывают бесцелие праздности и тоску бестелесности и вновь направляются в тело людей и тварей в земном и ином мирах. И так ведётся духо-душе-ворот от вечности до сия и от сия до вечности: то вкупе, то врозь, то дух из души, то душа из духа, хоть великана, хоть малого тела – изочтено извечно как воскресение смертных. Вечность людей определена вами в сто лет. Вечность для духов условна. Она определяется временем, удобным для местных богов и духов-старейшин, оно может длиться половину вечности. А может и две вечности, богам виднее…

– Боже, мне не терпится спросить о пирамидах? У нас никто толком не знает, что это? – спрашивал Родион по «своему хотению», скорее всего желая отойти от «вечности».

– Это резонаторы галактической связи, – отвечал его вселенское превосходительство Бог Род.

– Они работают?

– С появлением Бога-меня и новых процессов взаимодействия материи и духа, мы-боги, создали новые технологии передачи информации. Пирамиды – памятники былого величия первобытного материализма.

– Но кто и как их построили? Все ломают голову – как? – задал животрепещущий вопрос Родион, поэт и учитель.

– Пирамиды построили прорабы-архитекторы, которых Мы снабдили ресурсом Тонких Технологий. С их помощью они поднимали и укладывали блоки не только в Египте, но и в других частях Земли и на других планетах.

– О Боже Роде, это фантастика. Коли ты снабжал архитекторов Тонкими Технологиями, то изволь, о Боже, показать их нам в натуре или мы сойдём с ума от недоговорённости, – можно сказать, что наивный поэт Родион потребовал от Бога невозможного, что немедленно и покажет, Бог ли перед народом…

– Как вы выражаетесь, ну ты и даёшь! И что я могу здесь показать вам из тяжестей? – говорил Бог, словно размышляя, как говорим мы на Земле: а не послать ли всех подальше вместе с поэтом…

– Подними здание мемориала вместе с его потрохами! – почти приказал Богу этот бесшабашный поэт.

– Ну, хорошо, – смеясь, сказал Бог. – Но вся ответственность будет на тебе, – шутил Бог Род.

– Мне нечего терять, кроме своей души, я готов отвечать за все твои чудеса… – народ повеселел и посмеивался.

Надо напомнить, что трава продолжала бурно расти. К этому моменту она достигала колен любозрителей, так людей давно уже можно называть. Расселись и какой час ни с места.

– Тогда смотрите! – и чудо действительно состоялось. Здание мемориала медленно вылезло из земли и повисло в воздухе «со всеми своими потрохами», то есть с фундаментом. Ни одной крошки земли или пыли не посыпалось или не было видно. Администрация мемориала находилась здесь же, в траве, около Распятия. Каково было им видеть, как вместе с мемориалом вылезают из земли и рвутся трубы и провода. Перед зданием свиристел фонтанчик и его раскорёжило, он перестал плескаться струями. Кто-то из них, видимо, директор истошно закричал как на похоронах своей матери или жены. Всё рухнуло. Это крах единственного за Уралом мемориального комплекса. И вот-т-т! Служители музея слышали, как Бог возложил ответственность на поэта. Они могли разорвать Родиона на части, если бы не произошло иного. Повисев минуту, здание вместе с потрохами осело на своё место. Опять ни крошки земли или пыли. И концы труб соединились, и концы проводов срослись, и фонтанчик вновь выплеснул вверх несколько радужных струй, а потом и вообще заиграл полной водной грудью. И директор ожил, и сотрудники музея отошли от ярости против поэта. Оказывается, зря волновались. Ведь Бог рядом. Вседержитель Вселенной. Кто-то заорал «браво», будто сидел в театре, а не на кладбище.

– Теперь-то ты доволен мной, мой беспечный поэт? – весело спрашивал Бог у Родиона, учителя русского языка и литературы.

– О Боже, я бы тебя поцеловал от имени всего живого народа и от всех духов тоже. Это единственное, что нам сейчас недостаёт… – Людям нравилось быть весёлыми, словно поэт уже стал фокусником или скоморохом.

– Тогда лучше я лобызну своего будущего помощника, когда ты поступишь в моё распоряжение в виде духа… – И Бог Род привлёк к себе тело поэта и поцеловал того по русскому обычаю, в макушку. Бурные и несмолкаемые аплодисменты наградили эту божественную сцену поцелуя человека Богом. Такое было не слыхано и не читано. – Ну теперь, я думаю, ты, поэт, предоволен. Все твои прихоти я исполнил.

– А НЛО?

– Это новые, но уже устаревающие средства межгалактического преодоления. Созданы нами. Их не надо бояться. У них своя задача.

– Что придёт на смену НЛО?

– Давно пришло. Порталы.

– Во все стороны?

– И вглубь… Поэт, ты доволен нашей встречей?

– Ещё бы!

– Тогда разъясняй людям…

– Боже, как только я опубликую твоё интервью, «спецы» сразу же завопят, что тут ничего нового нет, что это предполагалось, а другие, наоборот, захотят побить меня камнями за выдумки о якобы несанкционированном прикосновении к самому Господу Богу.

– Так всегда бывало у начинающих, которым всегда всё ясно. Напиши, что сказанное тобой было Моей Волей. Пусть скептики озираются. Тогда тебе самому вопрос на засыпку. Как ты понимаешь теперь мир в свете сказанного? – задал вопросик Бог Род.

С лёту разве ответишь. Да для наших поэтов…

– Мир – это физика и Бог. Но это понимание приходит лишь с помощью диалектики. – Так ответил влёт поэт от народа. Бог прикоснулся к его плечу в знак удовлетворения. – Продолжай спрашивать.

– Когда нам перебираться на другие планеты?

– Скажем. Пока живьё других планет хотело бы перебраться на Землю.

– Кто и что есть дьявол и сатана? Они твои партнёры, конкуренты, враги?

– Они мне никто. Оба монстра служат религиям и властям. Это их произведения для более покладистого управления забитыми людьми.

– Религии начинаются с Богоматери. У тебя есть мать?

– Я порождение духа, бывшего состоянием души. Во мне мужское и женское. Но тебе важен момент происхождения. Этот момент мужской. От первичного духа, в котором душа была в инертном состоянии. А персонаж Богоматерь, как тебе следовало бы догадаться, тоже ловкая разработка отцов религий для убедительности их канонов. Моя Мать – Природа, Она же Жена моя в диалектическом понимании материи и духа…

– Боже, а тебе могу задать вопрос на засыпку? – видимо, настолько освоился или осмелел поэт рядом с Богом. Бог коротко хохотнул и кивнул головой, дескать, валяй, если можешь засыпать Бога…

– Два слова о Рагуиле Иофоре. Кто он, что?

– Глубоко копаешь, поэт. Но отвечу. До Бога, до меня религий не было. Были мировоззренческие предпосылки, попытки объяснить мир методом любомудрия, художественным творчеством и мифологией. Так продолжалось многие тысячи лет. Религия возникла с нашей помощью, как попытка помочь правителям в более гуманном и рациональном властвовании народом. Это был большой проект, вложенный в уста человека. Им стал Рагуил Иофор из рода левитов. Он жрец-расстрига, бывший господин Мадиамской земли, один из родовитых семитов-язычников. Он был хорошим организатором, но вскоре выяснилось, что он более прохиндей, чем созидатель, так как злоупотреблял насилием над евреями. Он и выводил евреев из Египта со своими сородичами-левитами, братьями Моисеем и Аароном. Он создал политическую партию религии и самою религию. Самого себя он объявил богом. Боги не погибают, а он погиб во время взрыва горы. Он автор религии иудеев, но он литературный бог. В целом проект еврейской религии оказался неудачным, циничным, грабительским. Первый холокост евреям устроил именно лжебог Рагуил Иофор.

– Боже, прости меня, но тогда признавайся, что и другие религии возникли с твоей подсказки?

– Не с подсказки. Это были другие проекты, связанные с именами Христа и Мухамеда. Я, как Первобог, вместе со своими помощниками убедился, что наши замыслы быстро заменялись подлогами. Больше мы не «подсказывали» властям, ибо всё равно они создавали режимы под свой характер. Так же происходило в среде духовенства.

– Боже, о бессмертии?

– Зачем оно вам? Уже был и этот проект. От одних великанов и динозавров еле избавились. Пришлось корректировать климат. Стоять уже было негде. Не то чтобы лежать. А всем требовалась еда, вода и женщины. Их погубили обжорство, секс и перенаселение. Ужас. Еле спаслись от бессмертия. Целые царства исчезали от сытости и секса. Жизнь вам удлиним, но не намного. До ста двадцати за глаза, как вы выражаетесь.

– Ты любишь Россию, Боже?

– Если бы я любил одну Россию, другие регионы Земли, планеты и шире, обиделись бы на меня. Но о вас. Российская платформа, особенно Сибирь, служит твердью Земли. Здесь одна из ставок Вселенной, где я позволяю себе иногда отдохнуть. Сейчас я в отпуске… Ха-ха-а! – смеётся Бог Род.

– Какая самая страшная смерть угрожает России?

– Та же, что великанам и динозаврам. Секс. Самая страшная чума лжелюбви.

– Боже, мы сидим с тобой, как ровесники. И оба русые… Ты случайно не русский?… – смеются оба.

– Много чего сменилось в мирах. Мне уже миллионы лет. Скинув лет на несколько корней в квадрате, иногда расслабляюсь. Все боги так делают. Иначе нас разорвёт непрерывный поток поступающих данных от свежих духов. Иногда мы общаемся с людьми, чтобы знать их чаяния и нужды. Как, например, сейчас. Но для прессы, надеюсь, ты опубликуешь моё интервью, я беседую впервые. Что касается русских, то это самая родовитая цивилизация. От них весь гуманитарный прогресс и целомудрие. Конечно, сам я могу принять любой облик, китайца, еврея, девушки, но кем я родился, уже не помню… Ведь я был один…

– Мы одни на Земле?

– На всех планетах и звёздах тоже есть жизнь, часто иная. И на поверхностях, и внутри них…

– Вот это новость! А вот ещё, что не даёт мне спать. В чём наше элементарное заблуждение?

– Их, ваших заблуждений, очень много. Назову одну. Реинкарнация, о которой у вас много написано, это не то. Это всего лишь взаимозамещение души духом и духа душой, о чём мы уже говорили. Тело в реинкарнации не участвует. Тело, покинутое духом, есть материальное вещество, идущее, к сожалению, на обогащение грунта.

– О духовном земном могу спросить? – задал уже какой по счёту вопрос поэт Родион. Увидев кивок Рода, он изложил «земное».

– Боже, у нас есть два великих литератора, один писатель, другой поэт. Писатель создал больше десятка интересных книг, он же редактор своей газеты; поэт насочинял такую общую толстую книгу, которая толще его живота в два раза… А что-то им не дают Нобелевской премии? Что скажешь? – чуть не по-свойски спросил Родион.

– Я знаю, о ком ты спросил. Коль не хочешь называть их имена, из деликатности и я не стану. Но отвечу за обоих. Писатель действительно интересный. Но односторонний. Его потрясла судьба афганского героя Наджибуллы, наделавшего много ошибок в своей революции. В частности, он перегнул в отношениях со своими муллами. Повешен. Ваш писатель, знавший его лично, после этого занял крайне консервативную прохристианскую позицию. Его почти всегда можно увидеть рядом с крестом. Будто он не знает, что этим крестом-мечом уничтожали русский и другие народы. Он трепещет от одного слова «язычник» не потому, что сам боится его, а как бы кто не услышал, что ему приятно это слово. Ему в конце жизни можно служить иереем в столичной церкви или самим патриархом… В литературе глубоко не копнул. Стремится к описаниям красоты технического прогресса. Берёт из истории только неопасные стороны. Поэт, который перебегал в жизни с одной стороны баррикады на другую, живёт в России наездами. Он интересен своими образами-словами. Социально-эпических образов не создал. Это учитывает жюри международной премии. Мы здесь не вмешиваемся. Ты согласен?

– Да! – как утвердил поэт рассказ Бога. – Прости меня Боже Роде, в моей голове вертится провокационный вопрос. можно сказать? Имей в виду, вопрос очень хитрый…

– Говори и хитри, я всё тебе разрешаю, чтобы ты смог передать людям мои объяснения.

– Ну ладно, – потёр руки поэт, как перед некой схваткой. – Мы тебя славим, как созидателя слова, как автора слова, открывшего Мир. Но тогда ты должен уметь говорить стихами.

Люди ахнули: додумался, паршивец.

– Если можешь, тогда сочини что-нибудь, ведь в твоей голове запас слов всего мира!

– Додумался, да? И что же я, по-твоему, должен сочинить такого. Чтобы осталось в памяти? – вопрос адресован своему собеседнику.

– Коли мы оба русые, – начал поэт, – пропесочь в стихах мой народ с какой-нибудь его слабой стороны, чтобы знал, как ему следует жить дальше. Можешь?

– Минуту на размышление хоть дашь? Или сразу?…

– Минута пошла… – разрешил поэт.

БОГ:

В этом месте Бога Рода перебила девушка из толпы любозрителей. И она тоже оказалась от слова «поэт», поэтессой:

БОГ:

Такие наставления провозгласил Бог Род для русского народа. И странное дело. Бог то ли выдохся, то ли устал, его не оказалось на месте. Он пропал, не попрощавшись со своим другом-поэтом. Тотчас же пропали скамейки и диваны. В высокой траве торчали лишь головы любозрителей-экскурсантов и просто посетителей кладбища для почтения предков. Они поднимались, озирались, протирали себе глаза, качали головами и расходились, не разговаривая. Видимо, несли в себе новую думу. Упустил Родион спросить о скамейках. Как они появились, из чего? Неужели всё из тех же духов, способных принимать собой любой облик? Где ты, Бог Род, родной? У Родиона защемила душа, готовая хоть сейчас вознестись к самому Богу и служить ему в образе Его помощника…

На месте около величественного распятия Иисуса Христа остались лишь два человека. Это учитель русского языка и литературы, поэт Родион и крикун, бросивший в Бога бутылку «Карачинской» и наказанный самим Богом за мелкое хулиганство. Родион подошёл к узнику, потрогал тонкое каменное платье, посмотрел узнику в плачущие глаза, вынул платок и вытер им лицо хулигана.

– Терпи теперь, я тебе не помощник. Хоть понял, за что тебе кара?

Узник камня моргал глазами: «Понял…»

Поэт поднял глаза вверх. На него с креста смотрел Иисус Христос. Родион удивился. Он ожидал, что Христос осудит его взглядом. Нет, Иисус благожелательно смотрел на поэта. Из вздувшихся трав кто-то пищал: «Не стыдно вам две тысячи лет держать человека на кресте. Он же не железный»! Родион сказал в траву:

– Всё, всё, я больше не выдержу ни одной пытки реализма. Ни духов, ни физики. – И ускоренным шагом покинул поле мемориала.