После столь долгой и утомительной ночи у нас есть оправдание – каждый считает, что имеет право подольше поспать. Бридона охватило праведное возмущение, когда его разбудил стук служанки в дверь. Он взглянул на часы и увидел – сейчас только четверть седьмого. Мистер Халлифорд извинялся, что побеспокоил Бридона в столь ранний час, но ему необходимо срочно его видеть по крайне важному делу.

Мистер Халлифорд расхаживал по коридору – лицо осунувшееся, бледное, одет кое-как, наспех – и, похоже, пребывал в полном замешательстве.

– Прошу прощения, мне страшно неловко, но, боюсь, произошло нечто ужасное. Сесил Уорсли…

– Что, заболел?

– Умер. Вот там, в силосной башне. Ничего не понимаю! Прибежал работник и рассказал мне. Я только что там был, позвонил и вызвал врача, но в полицию сообщать не решился, пока доктор не осмотрит. Потом вдруг подумал, что вы разбираетесь в подобного рода вещах. Если не возражаете, идемте со мной, сами посмотрите, первым.

– Я бы предпочел этого не делать. От меня в данном случае толку нет. Доктор определенно прикажет вам позвонить в полицию, а мы с вами обсудим потом один или два момента наедине. Мне страшно жаль, что такое могло случиться.

Тот, кто привык к поддержанию слугами порядка в доме и вообще всей жизни, испытывает ужас, поднявшись в столь ранний час и увидев еще не прибранные комнаты. Повсюду следы вчерашней жизнедеятельности – бокал стоит там, где ты его оставил, на столе разбросаны карты, газеты и открытые книги, везде раскиданы диванные подушки, в камине полным-полно обгоревших спичек, утренний свет просачивается через не до конца задернутые шторы, и над всем этим висит застоялый запах табачного дыма. Сознание подсказывает, что ты провел в целом вполне заурядный вечер, и все же чувствуешь отголоски вины – ведь кто, как не ты, ответственен за весь этот беспорядок. В ранний утренний час трагическое известие в любом случае вызывает особое уныние, и эта атмосфера беспорядка лишь усугубляет его и делает почти что невыносимым. «Вот здесь, – говорите вы себе, – он сидел только вчера. Подушки смяты и сохраняют очертания его тела». Гремят засовы, ключ нехотя поворачивается в замочной скважине, словно готовится раскрыть некую позорную тайну. Нет, возможно, в такой день лучше сразу оказаться на свежем воздухе. Наверное, только это поможет преодолеть мрачную атмосферу, царящую в доме. Однако сегодняшний день ничуть не похож на ясное летнее утро, наполненное солнечным светом, пением птиц и свежими запахами земли. Из-за вчерашней жары выпала густая роса, и весь сад в тумане принял самые фантастические очертания. Противоположный берег реки выглядел размытым и еле различимым. Воздух плотный, пропитанный влагой, заряженный теплом, и дышать было трудно, что не способствовало ясному мышлению. Даже птицы не пели. Они словно попали во враждебную страну из сказки.

– Все это просто ужасно, – говорил меж тем Халлифорд. – Такой хороший человек, давний друг Миртл. Мне придется ей сказать. Уж не знаю, как Миртл переживет это известие. Хуже того… нельзя исключать, что этот бедняга свел счеты с жизнью. Последнее время, знаете ли, он очень напряженно работал над каким-то правительственным проектом и говорил нам о своем желании приехать сюда и хорошенько отдохнуть. Мы с Миртл никогда не простим себе, если вдруг поймем, что, оказывая ему больше внимания и заботы, этого бы не случилось.

– Самоубийство? – спросил Бридон. – Надо сказать, способ весьма странный. То есть, я хочу сказать, газы, выделяемые из силоса, могут внезапно и, я надеюсь, безболезненно умертвить человека. Как можно быть уверенным, что такое случается всякий раз? Знал ли Уорсли об этом? Я бы вместо него выбрал глубокую реку, протекающую где-то поблизости, – куда более простой и надежный способ.

– Понимаю, но, если вдуматься, это могло произойти случайно, а стало быть, имел место несчастный случай. Конечно, очень необычный несчастный случай, учитывая, что это был за человек, а также столь позднее время. Ну, вот и пришли. Смотрите сами.

Они подошли к воротам и увидели группу людей, мрачно созерцающих башню. Это были наемные работники, и они не могли приступить к своим обязанностям из страха нарушить обстановку в месте, где произошла трагедия. Вот они стояли без дела и переговаривались на высоких тонах на уэльском английском, проводя десятки страшных параллелей.

– Проще всего заглянуть в нее отсюда, – заметил Халлифорд и указал на ряд железных скоб, по которым можно было подняться и заглянуть в смотровые окошки. Тут следует пояснить – эти окошки закрывались по мере того, как силосные массы заполняли башню, чтобы не допустить попадание в нее воздуха снаружи. Три самые нижние были закрыты. Когда лицо Бридона оказалось на уровне четвертого, он понял, что ясно разглядеть находящееся внизу можно только на уровне пятого смотрового окошка. Света внутрь попадало мало. Замутненный туманом, он еле просачивался сверху через крышу-фонарь. До самих окошек тоже было непросто добраться: по некой непонятной для него причине они были затенены от света деревянным дымоходом, выступающим из-под скоб, по которым он поднимался. Все это производило мрачное впечатление – напрашивались странные аналогии со светом из верхнего ряда окон, освещающим хоры в кафедральном соборе. Впрочем, не следовало валить все на освещение – самое мрачное впечатление производили темные очертания человеческой фигуры, лежавшей поверх силосной массы.

– Ничего, если я войду? – крикнул Бридон сверху вниз хозяину дома.

– Да, но только, ради бога, не задерживайтесь там. Газ, наверное, еще не рассеялся, а вентиляции практически нет. Просто посмотрите на него и сразу возвращайтесь.

Как выяснилось, попасть внутрь через смотровое окно Бридону не составило особого труда, а для мужчины типа Уорсли, худощавого и жилистого, это вообще плевое дело. Однако было нечто неестественное в положении его тела – мужчина лежал скрюченный чуть ли не пополам. Данное положение наводило на мысль, что Уорсли, видимо, вскарабкался по наружной лестнице, затем упал или спрыгнул вниз через стеклянную крышу. В такой позе никогда не застывает человек, внезапно потерявший сознание, редко когда находится в ней человек, приготовившийся заснуть навеки. Да и лицо – Бридон осторожно повернул набок голову покойного, уткнувшуюся в силос, – оно отражало ужас, как при виде страшной опасности. Впрочем, Бридон не был экспертом по таким симптомам и решил обсудить их с врачом, который должен скоро приехать. На Уорсли была его обычная одежда, а на ногах теннисные туфли, ведь никто из них не переодевался к ужину вчера вечером. Единственный беспорядок в туалете заключался в его оторвавшемся (или оторванном) воротничке и сломанной пуговице. Тогда, похоже, имело место или падение, или же человек отчаянно боролся за последний глоток воздуха. На указательном пальце правой руки виднелся небольшой, немного кровоточащий порез. На правом плече пиджака ткань совсем немного порвалась. Впрочем, нечто подобное может случиться в любое время. К тому же Уорсли проявлял некоторую небрежность в одежде… Вроде бы больше ничего примечательного, и шарить по карманам покойника он не имел права, поэтому Бридон решил – пора выбираться на свежий воздух. Погодите-ка: на что это твердое Бридон наступил? Вересковая трубка – пожалуй, стоит прихватить ее с собой и отметить место, где лежала трубка.

– Откуда она у вас? – спросил Халлифорд, когда Бридон выбрался из башни. – Это моя трубка. Вчера весь вечер искал ее и не мог найти. Неужели уронил трубку в силосную башню? Я, разумеется, находился тут днем.

– Похоже, так оно и было, – заметил Бридон. – Она лежала примерно в ярде от смотрового окна. Я поначалу подумал, это его трубка. Он курил? Что-то никак не припомню.

– Крайне редко, и не трубку, а сигареты, когда ходил на рыбалку, и еще изредка выкуривал сигару после обеда. Полагаю, в карманы к нему лучше не заглядывать, это прерогатива полиции. А вот и доктор.

Молодой, но страшно серьезный человек вышел из маленького автомобиля, на котором приехал, и направлялся к ним. Мы все до сих пор расходимся во мнении, какого врача предпочли бы видеть в критические моменты – того, кто так и излучает симпатию и сострадание, или же компетентного профессионала. В данном случае явно превалировала профессиональная компетентность, хотя врач успел изобразить на лице почтительную озабоченность. Имя Уорсли ему ничего не говорило. Для врача умерший был лишь одним из гостей на вечеринке. Его осмотр прошел примерно так же, как и у Бридона, и не принес почти никаких новых результатов.

– Вы не пытались вытащить его оттуда? – спросил врач.

– Лично я не видел в этом смысла, – ответил Халлифорд. – Просто во время войны я был санитаром и способен с первого взгляда отличить мертвеца от живого человека. Разве мои работники могли хоть чем-то ему помочь, когда обнаружили тело?

– Ничем. Он мертв вот уже несколько часов. Ну, по крайней мере, с полуночи. Поэтому советую оставить Уорсли там, где он лежит. Пусть теперь посмотрит полиция, чтобы впоследствии избежать неприятностей. Когда ваши люди его обнаружили?

– Сразу после шести, – ответил один из работников. Ему явно не терпелось рассказать всю историю. – Мы начинаем работать пораньше, так как сейчас самый урожай и надобно заполнять силосную башню. Джон Хуквей поднялся по лестнице, открыл вон тот люк да как завопит: «Господи! Что это там такое?» Ну, и тогда я заглянул через окошко. Увидел и послал Джона в дом за мистером Халлифордом. Подумал, ежели мы туда войдем, то тоже сразу помрем.

– Когда вчера закончили работу? – осведомился доктор.

– В пять часов, сэр, потому как больше овощей не подвезли, и днем сюда не заходила ни одна живая душа, ни один человек, не считая мистера Халлифорда.

– М-м-м, ясно. Словом, времени для образования газа было достаточно. Вам, мистер Халлифорд, следует запирать башню, когда здесь никто не работает. Полагаю, мужчина заглянул сюда просто из любопытства, посмотреть, как все устроено, а затем внезапно потерял сознание от газов и задохнулся. Полагаю, нет никаких причин подозревать… вы уж простите меня за вопрос…

– Да откуда мне знать, доктор? – воскликнул Халлифорд. – У него было сильное переутомление, и я только что рассказывал здесь об этом мистеру Бридону, но вчера вечером Уорсли пребывал в хорошем настроении. Я не ошибаюсь?

– Просто в отличном, – подтвердил Бридон. – Если уж речь идет о самоубийстве, то, должно быть, это решение возникло спонтанно, или же вчера вечером он притворялся, проявив незаурядные актерские способности. Незадолго до этого Уорсли ушел, хотел заняться какой-то работой, сказал, что дождется, пока все мы не выйдем из дома, и собирался запереть обезьяну в спальне, вот только не сказал, в чьей именно. Было не похоже, чтобы он притворялся.

Упоминание о вчерашнем вечере потребовало объяснений, и доктору их предоставили. Объяснения вышли путаными, поскольку временами в такие моменты мы сами стыдимся подобных фривольных выходок и развлечений. Доктор настоятельно советовал вызвать полицию, причем немедленно:

– Другое дело, если бы в доме кто-то присутствовал или же кто-то видел этого несчастного незадолго до смерти. Однако, если дом совсем опустел, вы не можете знать и отвечать за происходящее после этого.

– Хорошо. Сейчас же звоню в полицию. Зайдете к нам позавтракать? Уверен, все будут рады вас видеть.

– Большое спасибо, но не получится. В больнице я наблюдаю одного пациента, очень любопытный случай. Так что сейчас еду прямо туда. Когда прибудет полиция, позвоните мне, я приеду и произведу вскрытие, как положено в таких обстоятельствах. Хотя… особых сомнений в причине смерти у меня в данном случае нет.

– Просто отравление газом в силосной башне?

– Если угодно, можно называть это и отравлением, а можно и удушением. Исходящие от этой массы пары есть не что иное, как двуокись углерода, проще говоря – углекислый газ. Недостаток кислорода погубил этого несчастного. Подобные случаи довольно редки, но ничего сложного в данном деле лично я не вижу.

Врач зашагал к своей машине и уехал, взмахнув рукой на прощанье.