Глава 1
Вдали от ленты идеально ровного шоссе проплывает зеленое поле, огороженное декоративным забором. Я засмотрелся на прекраснейших коней снежно-белого цвета с роскошными гривами и хвостами, довольные и счастливые пасутся и весело взбрыкивают в пышной зеленой траве.
В громадном загоне их только двое, полные хозяева. Наш автомобиль проводили взглядами абсолютных и безраздельных властелинов этих полей.
На той стороне зеленого пространства скромный особняк за пять-семь миллионов долларов. Некий аналог садового или охотничьего домика, куда хозяин наведывается изредка после утомительных раутов и вечеринок…
Эсфирь проследила за моим взглядом.
– Красавцы. В твоем будущем останутся?
– Тебе честно, – уточнил я, – или политкорректно?
– Разведчикам важна точность, – ответила она сердито. – А политкорректность засунь себе… или политикам сам знаешь куда.
– Какая ты неполиткорректная, – упрекнул я с удовольствием. – Эти избушки-развалюшки интересны разве что для любителей, которым бы жить в пещерах без нынешней угнетающей их нежные души техники. Даже не представляешь, насколько мир будет интереснее и красивее нынешнего убожества, что сейчас кажется даже умным людям вершиной хай-тека и просто ах-ах!.. совершенством.
Она вздохнула.
– Не верю. Такую красоту в прошлом кто оставит?
– А где сейчас, – поинтересовался я, – романтичные ямщики, трубочисты Ганса Христиана, коробейники и прочие-прочие?.. Ямщики, правда, пересели за руль автомобилей, но уже и шоферы вот-вот исчезнут под натиском самоуправляемых автомобилей, которыми наконец-то оправдают свое название. Не скули, сама же сказала, нет таких, кто предпочел бы жить в том старом мире! Тогда только от простейшего туберкулеза умирали десятки миллионов человек в год.
Она покачала головой.
– Это тогда. А сейчас посмотри по сторонам, мебель ты бесчувственная!.. Посмотри, какой мир!
Я не стал крутить головой, и так все вижу, ответил мирно, с женщиной опасно спорить:
– Как во времена Гарун аль-Рашида. Та же сказочная роскошь, беспечность, радушие…
– Только вот нравы, – сказала она с объективностью девочки из консервативной семьи.
– Раскованнее?
Она посмотрела с удивлением.
– Ты что? Это как смотреть старые фотографии Ирана: все выглядит по-европейски, девушки с открытыми лицами, в макияже и в коротких юбках… а сейчас средневековье, женщины даже не в хиджабах, а в никабах, а то и в парандже!
– Но в Дубае сплошной праздник, – заметил я. – Даже при этом средневековье.
Ее глаза слегка расширились.
– Похоже, не знаешь, что здесь всего пятнадцать из ста местные, а все остальные – понаехавшие?.. Восемьдесят пять процентов населения без права гражданства!.. И соответствующих льгот.
Я двинул плечами.
– В обслуживающий персонал берут только мусульман из более бедного Йемена, Пакистана и прочих исламских стран, так что со стороны и не видно, если на виду только понаехавшие.
Мы въехали в предместье столицы Эмиратов. Автомобиль свернул на тихую улочку, некоторое время двигался вдоль ряда ухоженных домиков, затем Эсфирь направила его на небольшую стоянку перед аккуратным двухэтажным домиком из белого кирпича, но с красной черепичной крышей.
– Неплохо устроилась, – заметил я. – Домик как из мультика про Рапунцель.
Она покинула автомобиль, во взгляде мелькнуло недоверие.
– А разве твоя Рапунцель жила не на дереве?
– Если классику изучать по детским мультикам, – ответил я, – а не по классическим операм.
– Ого, – сказала она, – где-то в детстве афишу видел? Ну и память у тебя!
Я пояснил с достоинством:
– У меня в самом деле родители со старыми устоями… Ах да, у вас это значит, что ничего, кроме Торы, не читают…
Не отвечая, она с достоинством направилась к домику, но шаги замедлила, давая возможность программе успеть сканировать ее лицо и фигуру и тщательно сличить с заложенным в память образом.
– Надо проц мощнее, – сказал я сварливо ей в спину, – уже есть даже в свободной продаже. И проги нужно ставить на самоапдейт…
Она не ответила, а когда взялась за дверную ручку, там пискнуло, сверху приглашающе вспыхнул и тут же погас зеленый огонек.
За дверью распахнулась широкая и очень типовая прихожая, что и понятно, если заглянет местная полиция, должны видеть, что и здесь «как у всех», памяти не за что потом зацепиться и все быстро сотрется из воспоминаний.
Справа большая роскошная гостиная, в Дубае даже у бедных гостиные комнаты большие и хорошо оборудованные, это уважение к гостю, слева кухня, столовая и малая гостиная, а наверх ведет лестница уже в личные покои, куда гости ни за что не поднимутся, это осталось со времен, когда существовали женские половины для гарема.
Она кивком послала меня наверх, словно хозяин новую наложницу в свою спальню, я горестно вздохнул, но потащился на второй этаж, переступая через ступеньку.
– Хороший домик, – заметил я. – Сколько отдала?
– Аренда, – сообщила она.
– Сколько в месяц?
– Не знаю, – ответила она с полнейшим равнодушием. – Наша строительная фирма арендует. Это чтоб разные сотрудники могли приезжать и останавливаться, не бронируя номера в дорогих отелях. У нас деньги берегут, мы не русские, которые потому и нищие при всех своих природных богатствах.
Я спросил коварно:
– Эмир Мухаммад позволяет израильтянам что-то строить в своем королевском эмирате?
Она взглянула с холодным высокомерием.
– Я работаю в германской строительной фирме.
– Прости, Эсфирь, – сказал я примирительно, – Эсфирь Ройтблат… Хотя фамилия у тебя немецкая. Имя, кстати, тоже почти немецкое. На немецком ты Блюм.
– Звучит отвратительно.
– Но тебе идет, – ответил и торопливо добавил: – Вообще тебе все идет. Даже когда на тебе ничего лишнего.
Она покосилась в мою сторону с подозрением:
– Звучит как-то двусмысленно… Вообще-то для арабов мы все франки. Которые однажды остановили натиск их армии ислама в Европу почти под Парижем. Располагайся, можешь сделать кофе… а я сейчас вернусь.
Я проводил ее взглядом, уже подключился к внутренней сети и вижу маленькую комнату, которая вроде бы не существует в доме, так как защищена от любого подслушивания, оттуда свяжется со своими и получит инструкции, а я, понятно, за это время приготовлю кофе.
Для этого не нужно даже спускаться на первый этаж, вон на столе небольшой портативный аппарат на две чашки, моментально размелет зерна, приготовит и разольет по чашкам, а еще и пискнет «Готово!»
Когда она вышла, освеженная и поправляющая волосы, якобы все это время провела в душевой комнате, хотя в самом деле заскочила туда на минутку, я уже поставил на стол две чашки горячего парующего кофе и раскладывал на широкой плоской тарелке печенье.
– Ого, – сказала она и села напротив, – и печенье отыскал… Тебя в разведчики взяли не из домушников?.. Ой, и кофе латте.
Я сказал скромно:
– Мне показалось, что это тебе подходит больше. Что-то в тебе эдакое латтетное…
В ее взгляде промелькнуло удивление.
– Почему латте?
– Тебе идет, – объяснил я. – По твоему психологическому характеру подходит именно латте и в меньшей степени капучино.
Она указала взглядом на мою чашку:
– А себе эспрессо?
– Ну да, – ответил я и сделал большой глоток, выказывая, что мне начхать на древние правила этикета, – потому что я экспрессионист временами. Могу экспрессивные картины рисовать, но не стану.
– Почему?
– А на фига? – спросил я.
– Ну… это же высокое искусство.
Я сделал еще глоток, закрыл глаза от удовольствия.
– Хрень. Все хрень.
– Грубый ты, – сказала она с отвращением. – И невежественный.
– Лет через сорок-пятьдесят, – пояснил я, – не будет никакого искусства.
– Будет, – возразила она с вызовом.
Я взял печенье, переспросил:
– В новом мире?
Она сказала резко:
– А что будет?
– Вместо извозчиков появились самобеглые коляски, – сказал я. – Это еще могли предположить. Но вот Интернет никто и представить себе не мог… Прекрасное печенье, люблю восточные лакомства!.. А новый мир будет в миллион раз непохожее… Да что там миллион! Вообще будет другим. Будь у тебя сейчас диапазон зрения пошире… ну-ну, не обижайся, я говорю о шкале инфракрасного до ультрафиолета, включая рентгеновское и прочие возможности видеть в гамма-лучах и всех прочих… так вот, ты бы видела эти картины… гм… иначе. Как нечто крайне примитивное и не использующее возможности. Что-то вроде детских каракуль, только хуже и глупее.
Она хмуро смотрела, как я жру восточные сласти и запиваю и без того сладким кофе, что крайне неинтеллигентно, но трансчеловеку насрать на то, что считается интеллигентностью в уходящем в прошлое веке, у трансчеловеков собственная гордость, на буржуев смотрим свысока.
– Ладно, – сказала она с вызовом, – если ты такой продвинутый, то как отбить эти заряды?
Я допил кофе, с сожалением посмотрел на кофейный агрегат.
– Отбить, это в каком смысле?
– Прямом.
– Понял-понял… Если заказать ему вторую, перегорит от усердия?
– Нет, – буркнула она.
– Тогда от жадности?
Она повернулась, коротко взмахнула рукой наискось и по горизонтали, словно режет кому-то горло. Аппарат недовольно загрохотал, с треском перемалывая зерна, а я подумал, что кофе она пьет сама часто, судя по жесту: обычно самые простые присваиваем наиболее частым командам.
Я сам поднял и взял чашку, но огонек мигнул, предупреждая, что сейчас хлынет еще струя.
Эсфирь молча ждала, когда я наполню и поставлю обе чашки на стол, взяла свою и взглянула в упор.
– Так как?
Я сказал задумчиво:
– А если попробовать другой путь…
– Ну-ну? – сказала она в нетерпении. – Что-то ты какой-то заторможенный. Или еще не отмерз после своей Тугусии?
– Когда смотрю на тебя, – пояснил я, – такую злую и кровожадную, так хочется проявить себя в чем-то гуманитарном… Например, обойтись без стрельбы простым жульничеством.
Она посмотрела исподлобья.
– А сумеешь?
Я спросил обиженно:
– Думаешь, жульничать умеют только евреи?.. А вдруг я родом с Украины?.. Ага, вздрогнула. То-то.
– Говори, – сказала она в нетерпении. – Ты многословный, как итальянец.
– Если прийти к Хиггинсу, – сказал я, – и сообщить ему, нам, дескать, известно, что с Украины вам продали ядерные заряды. Конечно, наши информаторы поступили непорядочно, поделившись такими сведениями, но за пару сот долларов некоторые и мать родную продадут, а что уж говорить, если речь о миллионе за такую информацию?
Она поморщилась.
– Вот так все просто?
– Иногда простота, – сказал я скромно, – лучше заумности. Ладно, отвергая мою святую простоту, предложи хитрый еврейский вариант.
Она старательно подумала, у женщин это заметно, это у нас никак не выражается, потому что все время о чем-то да думаем, пусть даже о бабах, а вот когда задумывается женщина – это всегда зрелище, пусть даже и не такое умилительное, как когда о чем-то размышляет такое забавное существо, как, к примеру, Катенька.
– А если зайти с другого конца? – поинтересовалась она.
– Это по-еврейски, – одобрил я. – С какого?
– Отыскать шейха Хашима, – предложила она. – Покупающего эти заряды.
– И что ему скажем? – спросил я. – Посоветуем стать демократом?.. Ни один мужчина не согласится!
– Почему?
Я ответил по-еврейски вопросом на вопрос:
– А ты знаешь, какой у него гарем?
Она сказала язвительно:
– А при хорошем гареме ни один мужчина не пойдет в демократию?
– Конечно.
– Ни при каких условиях?
Я двинул плечами.
– А какие могут быть условия предпочтительнее? Миллионы, миллиарды долларов? Так их добывают, чтобы покупать женщин. Какой мужчина согласится на обратный обмен?
– Разве что станет импотентом, – предположила она задумчиво.
– А кто в этом признается? – спросил я. – Нет уж, все равно будет держать гарем. Разве что чуть сократит… Хотя, конечно, зерно в твоем чисто женском неприличном предположении есть. Шейх живет в старых координатах. Попробуй ему объяснить, что если распустит гарем и примет демократические ценности, то все женщины мира будут почти что в его гареме, а еще вполне легально можно в жены брать ишаков, коз, малолеток, в том числе самцов, а также все-все, что может измыслить свободное демократическое мышление.
Она поморщилась.
– Как вы, мужчины, в первую очередь понимаете демократию!
– Потому что мы по своей природе демократичны, – объяснил я. – Слыхала о такой науке, как антропология?
– Это ловля бабочек?
– Нет, – сказал я, – ловля бабочек – это энтомология. Значит, шейх Хашим… Надо посмотреть…
Она оживилась, но взгляд бросила на меня крайне удивленный.
– Едем к нему?
– Погоди, – сказал я, – сперва поищем его по планете… Ну, не в буквальном смысле.
– Именно так и думала, – заявила она сердито. – На меня непохоже. Ты же у нас думатель!
– Именно, – согласился я солидно. – Стратег!.. А не жаба ходячая.
– А в каком смысле?
– Сперва поищем по Дубаю, – объяснил я, – и его окрестностям.
Она посмотрела испытующе.
– Это займет месяцы. Или знаешь, где искать?
– Нет, – ответил я, – но сейчас узнаем. Если ты еще не знаешь, то в мире появился Интернет. Осталось только научиться им пользоваться…
– А ты умеешь?
– Сейчас посмотрим, – сказал я скромно.
