Глава 5
Русские воинские отряды армии Маньчжоу-го (1944 – июль 1945 года)

Военные неудачи Японии в 1943 году способствовали усилению политических кругов, склонных к компромиссу с Соединенными Штатами. Особенно такие устремления укрепились после падения летом 1944 года правящего кабинета генерала Тодзё Хидэки. В этих условиях существование пакта о нейтралитете с СССР давало определенные надежды на возможность переговоров с США при советском посредничестве. И действительно, с лета сорок четвертого года такие попытки предпринимались, но безуспешно. Антигитлеровской коалиции нужна была только безоговорочная капитуляция.

Не помышляя больше о наступлении, японцы бросили все силы на укрепление обороны приграничных рубежей Маньчжоу-го. В 1945 году японское командование имело 17 укрепленных районов вдоль границ с СССР и МНР, насчитывавших более 4,5 тысяч оборонительных долговременных сооружений. Самым мощным из укрепрайонов считался Хайларский. По свидетельствам советских офицеров, участвовавших в захвате Хайлара в августе 1945 года, на окраине города в сопках были сооружены подземные двух – и трехэтажные доты, соединенные подземными ходами, имелись противотанковые рвы, несколько рядов заграждений из колючей проволоки.

Не желая настраивать против себя Советский Союз, японские власти в Маньчжурии в годы войны реорганизовали, а в дальнейшем ликвидировали эмигрантские политические объединения. Первым еще в 1942 году было закрыто Монархическое объединение, в 1943 – Российский фашистский союз, функционировавший с 1941 года как общественная организация. Союз казаков на Дальнем Востоке и Дальневосточный союз военных превратились в ветеранские организации. В средствах массовой информации Маньчжоу-го практически исчезла антикоминтерновская и антисоветская риторика. С другой стороны, продолжала активно функционировать идея «общего дома», общности судеб народов Восточной Азии. К концу Тихоокеанской войны идея общности судеб народов Восточной Азии убийственно лаконично выразилась в лозунге «Жить и умереть с Японией». Лозунг имел широкое распространение в Маньчжоу-го.

Перемены, характерные для жизни русской эмигрантской общины в Маньчжоу-го, не могли не коснуться и русских воинских подразделений. Как отмечалось ранее, в 1943 году японское военное командование в Маньчжурии приняло решение о передаче всей полноты руководства русскими отрядами русским военным. Из особых разведывательно-диверсионных подразделений русские отряды должны были стать общевойсковыми подразделениями армии Маньчжоу-го. Так, отряд Асано был придан 162-му стрелковому полку армии Маньчжоу-го. Следовательно, менялись и учебные программы, в которых почти не осталось места для разведывательно-диверсионных дисциплин. Но в то же время контроль над деятельностью русских воинских отрядов сохранялся в руках Военной миссии.

В январе 1944 года русские воинские отряды, дислоцированные на станциях Сунгари-2 и Ханьдаохэцзы, были официально подчинены Военному министерству Маньчжоу-го и стали именоваться 1-м (Сунгарийским Отдельным кавалерийским) и 2-м (Ханьдаохэцзийским) русскими воинскими отрядами (РВО). В мае того же года Хайларский полицейский казачий отряд был также официально включен в состав армии Маньчжоу-го и переименован в Хайларский РВО.

Большая часть японских офицеров Сунгарийского отряда были откомандированы в другие подразделения армии Маньчжоу-го и структуры ЯВМ. В Главный штаб армии Маньчжоу-го в Синьцзин были направлены майор Томинага и капитан Хасимото, в Синьцзинскую офицерскую школу – майор Айда и капитан Ёсинари (с 1942 года – офицер ветеринарного отдела штаба отряда Асано). В распоряжение начальника 4-го военного округа Маньчжурской империи (Харбин) выбыли майор Асакура, являвшийся с августа 1943 года начальником штаба отряда Асано, вместо направленного в Синьцзинскую офицерскую школу подполковника Синода, и майор Икэда. Капитан Мацура и поручик Мурата, офицеры ветеринарного отдела штаба, а также капитан Сайто, с декабря 1942 года выполнявший функции адъютанта отряда вместо переведенного в штаб Мукденского военного округа капитана Адати, были откомандированы в штаб Калганского военного округа. Капитаны Тамасита, Хиромацу и Мацусита (офицер учебного отдела штаба в 1943 году) отправились в различные воинские части армии Маньчжоу-го.

Другие офицеры продолжили службу по линии ЯВМ. В штат 3-го отдела Харбинской Военной миссии был включен капитан Идэра, но уже в марте 1944 года он был в качестве начальника отделения ЯВМ переведен на станцию Сунгари-2. Вместе с ним в Военной миссии на Сунгари-2 работали капитан Такагаки, являвшийся помощником начальника отделения ЯВМ до марта 1945 года, когда был перемещен в Военную миссию Цицикара, капитаны Ямада Сёитиро (начальник ветеринарного отдела штаба отряда Асано с 1942 года), Идзима и прапорщик Яги, в прошлом командир взвода Сунгарийского отряда. Летом 1945 года начальником отделения ЯВМ на станции Сунгари-2 стал капитан Идзима.

Командиром Сунгарийского Отдельного кавалерийского отряда был назначен полковник Я. Я. Смирнов, с 1936 года работавший начальником группы русских сотрудников 2-го (разведывательного) отдела Харбинской Военной миссии. По одной из версий, в 1943 году у Смирнова разгорелся конфликт с руководством ЯВМ по поводу защиты чести одного из его русских сослуживцев, и он подал прошение об увольнении. Стоит отметить, что на горячий нрав Смирнова, не раз служивший причиной конфликтов, указывали многие его бывшие сослуживцы. Вместо увольнения (что было распространенной практикой) строптивому полковнику было предложено возглавить Сунгарийский РВО.

Начальниками Ханьдаохэцзийского и Хайларского отрядов остались их прежние командиры – капитаны Гукаев и Пешков.

Как и в других подразделениях армии Маньчжоу-го, при русских воинских отрядах находились японские инспекторы и советники. Советником Сунгарийского отряда являлся полковник Асано, служивший начальником 5-го отдела Харбинской Военной миссии, советником Ханьдаохэцзийского отряда – сотрудник (с ноября 1944 года – начальник) ЯВМ на станции Ханьдаохэцзы капитан Камимура, Хайларского – сотрудник Хайларской ЯВМ капитан Кубо.

Учебный отряд горно-лесной полиции на станции Ханьдаохэцзы и Хайларское полицейское училище в январе 1944 года были расформированы и влиты в состав соответствующих русских воинских отрядов.

Изменение статуса РВО сделало информацию о них широкодоступной, в периодической печати появились статьи и заметки о жизни русских солдат, сопровождаемые фотоснимками. Торжественно обставлялись проводы на службу новобранцев, родители получили возможность присутствовать на церемонии присяги. Русские воинские отряды отныне позиционировались не иначе, как национальные военные подразделения, «гордость российской эмиграции», где «лучшие представители эмигрантской молодежи с честью выполняют свой почетный воинский долг».

Первые публикации о русских воинских отрядах появились в эмигрантской прессе в декабре 1943 года. Так, в связи с увольнением в резерв в конце ноября части военнослужащих, начальник Главного БРЭМ генерал-лейтенант Л. Ф. Власьевский сделал в присутствии начальника Харбинской Военной миссии генерал-майора Дои официальное заявление, размещенное затем в газете «Время». В заявлении говорилось: «Государственные власти проявили акт наивысшего доверия к российской эмиграции, предоставив эмигрантской молодежи возможность получать военную подготовку, участвуя в обороне Маньчжоу-Го, и получать эту подготовку в полном соответствии с идеалами российской эмиграции. На основании этого Главное Бюро приступило к развитию Сунгарийского, Ханьдаохэцзыйского и Хайларского Русских Воинских отрядов на следующих принципах:

1. Отныне эти отряды будут являться базой воинской подготовки российской эмигрантской молодежи и воспитания ее в духе здоровых государственных начал, воинской доблести и верности своему долгу и национальным идеям.

2. Командный состав полностью формируется из российских эмигрантов.

3. Срок подготовки определен в полтора года.

4. Отличительным знаком отряда является значок установленной формы».

Аналогичный по характеру материал с обращением к русским солдатам – «Гордитесь, что вы воины, будьте всегда готовы к борьбе!» – был представлен и в печатном органе Бюро эмигрантов журнале «Луч Азии».

В свою очередь генерал Дои в приветственном слове к эмигрантам отмечал следующее: «Российские эмигранты, принадлежащие к семье народов Маньчжу-Ди-Го, должны также участвовать в этой Священной войне, проводя в жизнь основной принцип „делить вместе с Ниппон и Маньчжу-Ди-Го и радость, и горе, и жизнь, и смерть“».

В феврале-марте 1944 года в журналах «Луч Азии» и «Рубеж» был помещен материал о торжественных проводах русских новобранцев на военную службу в РВО, состоявшихся в январе того же года в связи с очередным призывом. Теперь призывники из Харбина, с южной ветки СМЖД и юга Маньчжурии, а также частично из западных районов Северной Маньчжурии отправлялись на службу в Сунгарийский отряд. Призывники с западной линии служили в основном в Хайларском отряде, а с восточной линии – в Ханьдаохэцзийском. В отряд на станции Ханьдаохэцзы призывали в том числе и старообрядцев, несколько поселений которых располагались в этом районе.

По случаю зимних проводов 1944 года, 23 января в воскресенье, в Харбине митрополитом Мелетием был отслужен молебен в св. Благовещенском храме, на котором присутствовало руководство БРЭМ. После молебна новобранцы отправились в Коммерческое собрание, где находилось большое количество людей. Зал Коммерческого собрания был убран флагами Японии, Маньчжоу-го и российским национальным флагом, плакаты гласили: «Молодым русским воинам – общеэмигрантский привет!». С речами к новобранцам и всем присутствующим обратились генерал Власьевский и другие руководители эмигрантского Бюро, а также представительница матерей – В. И. Баранова. С ответным словом от новобранцев выступил Б. С. Цилов, сын одного из организаторов русских охранных отрядов в Маньчжоу-го, полковника С. Н. Цилова. Собрание завершилось концертом.

На следующий день, в понедельник, новобранцы отправились в расположение частей, в которые были определены для прохождения службы. Перед отъездом их собрали в Гранд-отеле, где их встретили помощник начальника ГБРЭМ М. А. Матковский и начальник 5-го отдела полковник М. А. Демишхан. Матковский обратился к новобранцам с приветственным словом, после чего они отправились на вокзал.

Вообще январский сорок четвертого года набор на военную службу проходил с большой помпой, БРЭМовская администрация инициировала «добровольческое движение» эмигрантской молодежи на военную службу. Несколько известных среди харбинской молодежи юношей, хороших спортсменов, отличников школьной учебной и военной подготовки, подали «добровольные» заявления на военную службу в РВО. Их портреты, интервью с ними и благодарности их родителям от эмигрантской и японской администрации были помещены на страницах харбинской прессы. Одним из таких «добровольцев» был Олег Баранов. Отец его являлся бывшим офицером и дворянином, мать принадлежала к семейству первых строителей КВЖД. Отличник во всем и всегда: в учебе, спорте, самодеятельности, военной подготовке, – Баранов уже сдал экзамены в Токийский университет, мечтая о карьере врача. Но по настоятельному предложению БРЭМ «согласился» отложить обучение на полтора года и пойти добровольцем в Сунгарийский РВО. Это решение молодого человека, хорошо известного в Харбине, получило освещение в газетах, разместивших портрет Олега и материал о нем под заголовком «Доброволец О. Баранов». К слову заметить, в армии Баранов тоже был отличником, дослужившись за полтора года до звания старшего унтер-офицера, помощника командира взвода.

«Добровольческое движение», организованное эмигрантской администрацией, никого не могло обмануть – молодые эмигранты, особенно жители Харбина, в массе своей не хотели «служить японцам». Мероприятия властей Маньчжоу-го, ориентированные на создание «единого дома» для проживающих на его территории пяти дружественных наций, привели лишь к усилению русского патриотизма. Формирование «единого дома» в Маньчжоу-го под покровительством Великой Японии предполагало идейно-культурную унификацию на японской основе: изучение японского языка во всех типах учебных заведений как необходимое условие будущей успешной карьеры, внедрение противоречивших православию (и вообще христианству) элементов в культовую практику, ревностное участие в государственном строительстве и прославление Японии. Все это порождало глухое недовольство эмигрантов и способствовало переоценке отношения к Советской России в позитивном ключе, что было в немалой степени связано и с постоянно усиливавшейся симпатией в отношении русского народа, ожесточенно противостоявшего попыткам Германии захватить Россию.

Патриотические настроения были характерны и для русских офицеров РВО. По воспоминаниям военнослужащих Ханьдаохэцзийского отряда, командир отряда майор Гукаев неоднократно подчеркивал, что полученные бойцами в отряде знания пригодятся Родине. При этом было не совсем понятно, то ли майор говорил о старой России, возродить которую было заветной мечтой старшего поколения эмиграции, то ли о новой России – СССР. В уже упоминавшихся нами воспоминаниях В. Винокурова есть эпизод, посвященный капитану Ядыкину. Являясь отличниками боевой подготовки, Винокуров и его друг В. Лысенко однажды были вызваны в кабинет к Ядыкину, который в это время возглавлял учебную команду отряда. На вопрос Ядыкина хотят ли они стать офицерами, Винокуров и Лысенко ответили: «Нет!». «Тогда он [Ядыкин] сказал: „Наши придут, японцы на дерево, а вы куда?“. Я до сих пор благодарен ему за это».

Новое положение русских воинских отрядов сделало их более открытыми для внимания эмигрантской общественности. Родители военнослужащих теперь получили возможность находиться на церемонии принятия присяги в расположении гарнизонов русских воинских отрядов, а также время от времени навещать своих сыновей.

Согласно воспоминаниям В. В. Катенина, служившего в Ханьдаохэцзийском РВО, «в мае месяце [1945 года], ко дню летнего Николая Чудотворца (22 мая) была назначена присяга. К этому дню готовились тщательно, были заранее извещены родители с приглашением быть на этом торжественном моменте. В назначенный день курсанты [так в тексте. – С. С., А. Б.] под звуки русских военных маршей прошли перед многочисленными гостями церемониальным маршем по-гренадерски, то есть винтовки с примкнутыми штыками держали на весу, острие штыков слегка упиралось в кончик правого плеча впереди идущего…»

Сохранились и свидетельства посещений родителями русских воинских частей. Например, в одном из документов из архива БРЭМ отмечалось, что «после посещения отряда Асано у всех родителей осталось самое отрадное впечатление. Все там здоровые, потолстели, подтянутые, у всех довольные лица и хорошее настроение. В беседе со многими было выяснено, что большинство мечтает продолжать карьеру военного и остаться в отряде и дальше. Кормят превосходно…»

В 1944 году изменился текст присяги, принимаемой русскими военнослужащими. Текст присяги выглядел теперь примерно так: «Я, российский эмигрант, как равноправный гражданин империи Маньчжу-Ди-Го, вступая в ряды русского воинского отряда, обязуюсь быть честным и справедливым, защищая интересы Маньчжурской империи; выполнять все требования уставов и приказов начальников; быть готовым с оружием в руках выступить по первому зову своих начальников на защиту территории Маньчжу-Ди-Го против врагов империи и дружественной ей империи Ниппон».

В Сунгарийском и Хайларском отрядах новобранцы принимали воинскую присягу на плацу гарнизона, а в Ханьдаохэцзийском – в местной церкви. На принятии присяги обычно присутствовали представители руководства Военной миссии и Бюро эмигрантов.

С 1944 года военнослужащие, выезжавшие в краткосрочный отпуск к месту жительства, не снимали военной формы и, по некоторым свидетельствам, имели при себе саблю. Что лишний раз говорило о снятии секретности с деятельности русских воинских отрядов.

После реорганизации эмигрантских военных отрядов в общевойсковые подразделения и ликвидации учебно-полицейских структур основными тренировочными центрами для подготовки разведывательно-диверсионных кадров из числа русских эмигрантов стали специальные разведывательно-диверсионные школы, существовавшие обособленно от русских воинских отрядов в режиме строгой секретности. Такие школы существовали на станциях Имяньпо, Шитоухэцзы, в Хайларе, Сахаляне, Муданьцзяне, Трехречье.

Разведывательная школа, или отряд «Облако» (отряд 900, 323, 322, 25217), была учреждена Харбинской Военной миссией в конце апреля 1944 года. Начальником разведотряда с октября 1944 года являлся майор Ямагата Мотомэ (псевдоним «Оояма»), в марте 1945 года сменившийся подполковником Макино Масатоми. Заместителем начальника (с марта 1945 года) являлся майор Итикава Кэндзи (псевдоним «Ииси»). Отряд должен был состоять из штаба и четырех оперативных отделов. Первый отдел возглавлял капитан Имаидзуми Тюдзо (псевдоним «Ямада»), второй – капитан Симада, третий – капитан Аибара, четвертый – капитан Ватараи. Из русских эмигрантов были укомплектованы четыре из шести отделений первого отдела. Одно из отделений было сформировано из китайцев. Штаб разведшколы располагался на станции Имяньпо.

В окрестностях станции Имяньпо, в сопках размещались три русские учебные группы школы – местечки Лянцзялинь и Цинлуншань (в дальнейшем отряд 323). Две группы должны были готовить разведчиков-диверсантов, одна – радистов. Четвертая группа, имевшая агитационно-пропагандистский профиль, находилась на станции Шитоухэцзы (в дальнейшем отряд 322).

Формирование кадрового и курсантского состава учебных групп тянулось с мая по ноябрь 1944 года. Кадровый состав формировался из русских офицеров и младших командиров РВО и сотрудников Военной миссии. Первую и вторую учебные группы в окрестностях Имяньпо осенью сорок четвертого года возглавили откомандированные из Сунгарийского отряда ротмистр Тырсин и вахмистр Широков, повышенный в связи с новым назначением в звании до корнета. Командиром третьей группы был назначен в чине подпоручика Михаил Аникьев.

Аникьев родился в 1901 году, происходил из забайкальских казаков. Будучи учеником духовной семинарии, он, опасаясь мобилизации в войска, уехал с отцом в 1918 году в Китай. Жил на станции Маньчжурия, учился в гимназии, после окончания которой поступил на Юридический факультет в Харбине. Сумел окончить только три курса и за неимением денег факультет оставил, перебиваясь случайной работой. В 1934 году Михаил поступил на службу в железнодорожную полицию, учился в полицейском училище в Харбине. В 1937 году работал в 3-м отделе ГБРЭМ, занимался прослушиванием телефонных переговоров иностранных консульств. В том же году был направлен в распоряжение Военной миссии города Маньчжурия, где также работал на радиоперехвате. В январе 1944 года, являясь секретарем Маньчжурского отделения БРЭМ, прошел обучение на 10-дневных разведкурсах в Хайларе, а в мае был направлен на станцию Имяньпо, где работал под псевдонимом «Ганин».

Широков В. А. ГАХК

Отбор курсантов для разведшколы осуществляли сами командиры групп вместе с японскими офицерами главным образом из числа резервистов-асановцев. Курсантам было назначено ежемесячное денежное пособие в размере 140–170 гоби, что соответствовало жалованию среднего звена эмигрантской администрации. Общее число курсантов трех учебных групп, дислоцированных в окрестностях Имяньпо, составило около пятидесяти человек.

Занятия начались в декабре 1944 года. Каждая группа занималась самостоятельно. Обучением курсантов первой группы (17 человек), размещенных примерно в 45 км от Имяньпо, в специально построенной казарме, занимались капитаны Тырсин и Итикава, помощником Тырсина являлся вахмистр Шабалин. Курсанты в составе малых групп (3 человека) изучали методы перехода границы и сбора информации, фотосъемку, ориентирование, стрелковое вооружение и экипировку Красной армии и т. п. Дважды проводились учебные походы, один из них в район Нижнего Чола. 25 апреля 1945 года курсанты были отправлены в отпуск, по окончании которого, по словам Итикавы, их должны были перебросить в район Мохэ, а оттуда – на советскую территорию. Всего к переброске готовилось три группы. Старшие групп, отправляясь в отпуск, получили запечатанные пакеты с указанием срока прибытия в Харбин.

Аналогичным образом проходили занятия в группах Широкова и Аникьева. Японскими инструкторами в группе Широкова являлись подпоручики Номура и Утагава, в группе Аникьева – поручик Китамура («Уэно»). Из группы Аникьева в августе 1944 года на советскую территорию засылался Прокопий Бояркин. С помощью надувных пузырей он переправился через Аргунь в районе поселка Могоча, но потерял направление, заблудился и наткнулся на заставу. В ту же ночь Бояркин возвратился на китайскую территорию.

Четвертая группа, размещенная на станции Шитоухэцзы, была создана на основе расформированной в мае 1944 года школы 4-го (агитационно-пропагандистского) отдела Харбинской ЯВМ. После расформирования школы агитаторов и пропагандистов пять ее инструкторов и пять курсантов были отправлены на станцию Шитоухэцзы. Главой Шитоухэцзийской группы являлся капитан Ямада, русскими инструкторами – получившие звание подпоручиков Лев Охотин (в прошлом один из активистов фашистской партии), Юрий Витвицкий (резервист-асановец, работавший в школе ЯВМ с 1940 года), Алексей Мельников (выпускник школы агитаторов и пропагандистов 1939 года, в прошлом сотрудник Сахалянской ЯВМ), Николай Морозов и прапорщик Николай Затолочный. Витвицкий недолго находился в группе и уже в декабре был откомандирован для прохождения дальнейшей службы в Сунгарийский РВО, остальные инструкторы работали в отряде до августа 1945 года. Количество курсантов группы было небольшим – всего 12 человек.

В июле 1944 года два человека из Шитоухэцзийской группы (Анатолий Савин и прапорщик Затолочный) переправлялись на советскую территорию, где в течение пяти дней вели разведку.

Хайларская разведшкола располагалась в квартале Мацуя старого Хайлара в здании Военной миссии и начала работу еще в сентябре 1942 года. Начальником школы являлся капитан Накамура, его русским заместителем первоначально – сотник Савватеев. Из русских преподавателей здесь работали бывший вахмистр отряда Пешкова Г. Н. Чипизубов (с октября 1943 года), сотрудники Хайларской ЯВМ – вахмистр Н. Н. Бородин, Е. Батенев и А. Н. Семенов. Курсанты набирались главным образом из резервистов РВО. Так же как в отряде «Облако», здесь изучали способы перехода границы, маскировки и поведения на советской территории, фотосъемку, топографию, военную разведку, вооружение и экипировку войск Красной армии, методы ведения агитации и пропаганды. Школа была строго охраняемой, и в течение двух-трех месяцев обучения курсанты ни разу не покидали ее территории. Также отсюда запрещалось отправлять письма.

Последний набор курсантов Хайларской разведшколы (12 человек) в мае 1945 года вместе с русскими преподавателями был отправлен на станцию Якеши для участия в строительстве базы учебного разведывательно-диверсионного центра. База располагалась в 35 км к северу от станции Якеши около железнодорожной ветки, ведущей в тайгу к японской лесной концессии Кульдур, имела номер 35 и неофициальное название «медвежий отряд».

В мае 1944 года под руководством Накамуры была подготовлена группа из пяти русских разведчиков, которые должны были перебраться через Аргунь и разведать район реки Урулюнгуй, оценить состояние железной дороги, идущей по пади Урулюнгуй, качество шоссейных дорог; выявить военные объекты. Однако в первых числах июня в составе группы были оставлены только три человека – Михаил Мартынов, уже дважды ходивший на советскую территорию, Степан Виноградов и Николай Перминов, в прошлом оба асановцы. Группа в сопровождении японцев была вывезена в Трехречье, к границе. Здесь разведчики получили пистолеты, фотоаппарат, бинокль, карту, консервы, фляги, бинты, надувные круги и были переправлены на резиновой лодке через Аргунь. Сначала переправились Виноградов и Перминов, на следующий день – Мартынов. Через десять дней группа должна была вернуться на базу, но не вернулась. Группа считалась погибшей, но неожиданно в конце августа с советской стороны вернулся Виноградов. Сдавшись погранпосту в поселке Хэйшаньтоу, он попросил доставить его в Военную миссию.

По словам Виноградова, они с Перминовым были захвачены советскими пограничниками сонными и не смогли оказать сопротивление или покончить жизнь самоубийством, как предполагала инструкция. В дальнейшем Виноградову было предложено стать советским агентом, на что он дал согласие и после переброски в Маньчжурию сразу же сдался властям. Японцы две недели вели допросы Виноградова, прибегая в том числе и к одному из излюбленных средств жандармерии – куску резинового шланга. После окончания следствия Виноградов был отправлен в Хайлар, где продолжил работать в разведшколе, находясь все время под присмотром японцев.

Еще одним центром подготовки разведчиков являлись созданные в 1941 году при Муданьцзянской Военной миссии трехмесячные курсы радистов особого рода. Курсанты (20 человек на каждом курсе) размещались в лагере ЯВМ на горе Бэйциншань (япон. Хокусэйдзан). Главным руководителем курсов являлся начальник Муданьцзянской Военной миссии майор Мацуура (1942–1943), непосредственными руководителями – поручик Номура Канаэ и подпоручик Оцука Ёсидзиро.

В 1944–1945 годах продолжали осуществляться лагерные сборы для резервистов РВО и служащих горно-лесной полиции. Лишь заметно сократилась частота лагерных сборов, и подготовка была ориентирована на проведение боевых операций не на советской территории, а на территории Северной Маньчжурии. Последние лагерные сборы полицейских чинов (32 диверсанта) под руководством старшего надзирателя Трофимова состоялись с 17 по 31 июля 1945 года на станции Тутахэцзы. Сборы завершились показательным выступлением по легенде «Нападение на аэродром». Одна группа полицейских осуществляла нападение, другая – оборонялась. На смотре присутствовал начальник отделения Военной миссии на станции Ханьдаохэцзы капитан Камимура.

Постоянным центром разведывательно-диверсионной подготовки (учебной командой) считался созданный весной 1943 года полицейский отряд, дислоцированный на 22-й версте, недалеко от станции Ханьдаохэцзы. Отряд возглавлял поручик Ильинский, его заместителем с мая по декабрь 1944 года являлся корнет Лукеш, который, будучи уволенным в резерв из отряда Асано в сентябре сорок третьего года, сразу же был направлен в Учебную команду горно-лесной полиции, а после ее слияния с Ханьдаохэцзийским РВО возглавлял один из взводов отряда. Японским инструктором при отряде состоял фельдфебель Эндо Сакадзи. Численность отряда на 22-й версте составляла первоначально 60 человек, позднее сократилась до 45. Полицейские отряда вместе с семьями постоянно жили на 22-й версте, имея здесь пекарню, клуб и собственные огороды.

На 22-й версте также проводились военные сборы для резервистов Восточного района. В частности, такие сборы состоялись в январе 1945 года под руководством капитана Норита и поручика Ложенкова. В течение пятнадцати дней резервисты отрабатывали навыки наступательных и оборонительных действий. Завершением сборов стал смотр боеготовности, на котором присутствовал начальник Муданьцзянской Военной миссии полковник Таки Хироси.

Начиная с 1943 года военные сборы подразделений Захинганского казачьего волонтерского корпуса проводились один раз в год. И хотя казаки традиционно демонстрировали высокое искусство верховой езды (джигитовки) и владения холодным оружием, это было позавчерашним днем в современной механизированной войне. Стремясь сохранить контроль над казачеством, японские власти в апреле 1945 года организовали съезды представителей казачьих станиц западной и восточной линий СМЖД под председательством полковника Таки, одного из главных японских специалистов по казачеству. Японцы требовали, чтобы все казаки в возрасте от 17 до 55 лет имели строевых лошадей, сбрую, обмундирование и холодное оружие (шашки или сабли) и были готовы по первому зову властей выступить против войск Красной армии.

Последние двухнедельные военные сборы казаков-волонтеров совместно с резервистами были проведены на западной линии в июне сорок пятого.

Возвращаясь к деятельности русских воинских отрядов в 1944–1945 годах, необходимо остановиться на кадровых перестановках, которые в них произошли.

В ходе реорганизации Сунгарийского отряда, как уже было отмечено, его командиром был назначен полковник Смирнов. Заместителем командира с мая 1944 года стал майор Александр Федорович Михайлов, из оренбургских казаков, войсковой старшина, до назначения в отряд работавший во 2-м отделе Харбинской Военной миссии. В сентябре Михайлов, сохраняя функции заместителя командира, был назначен начальником штаба отряда.

Михайлов А. Ф. ГАПК

Учебный отдел штаба в начале 1944 года возглавил ротмистр Тырсин, оставаясь на этой должности до откомандирования в разведшколу на станцию Имяньпо в сентябре того же года. После его отъезда должность начальника учебного отдела штаба и одновременно заместителя начальника штаба занял ротмистр Ядыкин, в декабре 1944 года переведенный на должность начальника штаба Ханьдаохэцзийского РВО. Ядыкина в должности начальника учебного отдела заместил поручик Лисецкий.

Начальником 5-го (воспитательно-идеологического) отдела штаба являлся поручик Приказчиков. Однако состояние его здоровья все ухудшалось, и в конце 1944 года он был уволен в резерв, после чего уехал в Цзямусы. Новым начальником 5-го отдела был назначен отозванный из Имяньповской разведшколы в декабре того же года корнет Витвицкий, повышенный в звании до поручика. Заместителем Витвицкого, цензором отряда стал поручик Геннадий Наумов.

Наумов, после окончания в 1937 году школы организаторов фашистской партии и прохождения курса Военно-полицейского училища на Ханьдаохэцзы (1938), работал сотрудником Военной миссии в Сахаляне. Одновременно являлся младшим надзирателем особого отдела Сахалянского погранично-полицейского отряда и возглавлял учебную команду из молодежи, сочувствовавшей фашистам. Был причастен к переброске агентов японской разведки из числа русских эмигрантов на советскую территорию. В мае 1941 года Наумов был переведен в Харбин и включен в состав преподавателей школы 4-го (агитационно-пропагандистского) отдела Харбинской Военной миссии (псевдоним – «Вагин»), где в это время уже работал Витвицкий (псевдоним – «Громов»). Преподавал контрразведку и методы опроса беженцев и пленных, участвовал в составлении учебников по этим предметам. В июле 1943 года Геннадий уволился из ЯВМ и несколько месяцев жил в районе станции Фухай, занимаясь сельским хозяйством, пока в декабре 1944 года не был вызван за новым назначением в Харбинскую Военную миссию.

За боепитание Сунгарийского отряда отвечал корнет Ежовский. Хозяйственной частью заведовал корнет Богатырь. Адъютантом командира отряда с декабря 1943 года являлся корнет (с июня 1944 года – поручик) Л. Мустафин. Штабную команду возглавлял прапорщик Дмитрий Горячев.

Командиром 1-го эскадрона отряда, в который входили в основном старослужащие, оставался поручик (с марта 1944 года – ротмистр) В. Мустафин. Взводными командирами являлись корнеты Федореев, Враштиль, Парыгин (первоначально в качестве эстандарт-юнкера). 2-й эскадрон, составленный из призывников сорок четвертого года, возглавил поручик (с начала 1945 года – ротмистр) Рычков. Общее руководство командой связи первоначально находилось в руках поручика Лисецкого. Радиовзводом командовал корнет Ефимов, взводом собаководов и голубеводов – вахмистр Василий Мельников (инструктор – японец Като). Полуэскадрон тяжелого оружия с мая 1944 года возглавлял корнет Агеев.

Парыгин И. К. ГААОСО

Руководство военным училищем при Сунгарийском отряде было передано поручику Шехереву. Впрочем, с мая 1944 года курсантов в училище уже не было. Выдержавшие экзамены курсанты в звании эстандарт-юнкеров проходили практику в подразделениях различных РВО, не выдержавшие экзаменов продолжали службу в качестве младших командиров. Шехерев также являлся начальником отрядных курсов подготовки командного состава.

Санитарная часть отряда находилась под руководством майора Петра Степановича Логиновского, служившего в годы Гражданской войны военным врачом в ОМО и частях Дальневосточной армии. Ветеринарную часть возглавлял прапорщик Макаров, его заместителем являлся Евгений Грацианов, до призыва в отряд в январе 1944 года окончивший Государственный ветеринарный институт в Мукдене и несколько лет проработавший ветеринарным врачом на Харбинском ипподроме.

Недостаток хорошо подготовленных унтер-офицерских кадров во всех РВО привел к воссозданию в составе Сунгарийского отряда в мае (или июне) 1944 года учебной команды (курсов кандидатов младшего командного состава), которая должна была готовить младший комсостав для всех русских отрядов. Срок обучения в учебной команде составлял шесть месяцев. Сюда отбирались наиболее подготовленные солдаты и ефрейторы из всех русских воинских отрядов. Первым начальником команды был назначен ротмистр Ядыкин, позднее замещенный корнетом Постовским.

Грацианов Е. П. ГАХК

В связи с изменением статуса русских воинских отрядов появилась особая символика – отрядное знамя, представлявшее собой белое полотнище с изображением Святого Георгия Победоносца, и нагрудный отрядный знак. Отрядный знак был выполнен в форме вписанного в круг выпуклого креста с расширяющимися концами (ополченческий крест), имевшего цвет красной горячей эмали с белым кантом по краю. В центре креста в круглом медальоне, окруженном цветами государственного флага Маньчжоу-го, располагалась фигура Святого Георгия Победоносца, поражающего змия. Этот же крест был изображен на отрядных печатях РВО.

Место размещения отрядного знамени и Высочайшего Императорского Рескрипта о создании отряда Асано вместе с Божницей являлось дежурным постом номер 1 Сунгарийского гарнизона. Согласно предписанию об особых обязанностях часовых караула, «к Божнице, знамени и Рескрипту не имеет права прикасаться никто, кроме командира отряда, адъютанта, знаменщика и дежурного офицера. При возникновении пожара или в чрезвычайных случаях, когда отсутствует командир отряда и адъютант, – [часовой] срочно сообщает дежурному офицеру или рунду. Если же для этого нет времени – сам выносит Божницу, знамя и Рескрипт в безопасное место».

Некоторые изменения были внесены во внутренний распорядок жизни отряда. Была введена утренняя гимнастика, часовой отдых после обеда. Упразднены обязательные перемещения по территории военного городка только бегом, запрещено рукоприкладство. В одном из информационных документов БРЭМ, отражающем настроение группы родителей после посещения ими в 1944 году своих сыновей-асановцев, отмечалось: «В самом начале было несколько печальных инцидентов, где некоторые унтер-офицеры позволили себе бить по лицу за всякие дисциплинарные провинности. Но как-то об этом узнал полковник Смирнов, и он очень строго наказал их. Теперь самое лучшее отношение, конечно, большая строгость, но это ничего».

Ослабление режима внутренней жизни Сунгарийского отряда, как, впрочем, и остальных РВО, привело к увеличению случаев нарушения военнослужащими дисциплины. Так, в марте 1944 года курсант юнкерского училища старший унтер-офицер Г. Я. Коваленко совершил самовольную отлучку в Харбин. Причиной стала девушка. В Харбине Коваленко был задержан, препровожден на Сунгари-2 и посажен в карцер. По окончании 15-дневного заключения в карцере курсанта разжаловали в рядовые и уволили в резерв. Летом 1944 года эстандарт-юнкеры В. В. Горохов и С. В. Михайлов, проходившие практику в Ханьдаохэцзийском РВО, получили строгий выговор со стороны отрядного советника капитана Камимура за нетактичное поведение, поскольку «пили водку, играли в карты и волочились за женщинами». Осенью того же года в Ханьдаохэцзийском РВО была обнаружена пропажа нескольких единиц оружия, что привело к увольнению со службы подозревавшегося в пропаже каптенармуса 1-й роты Н. И. Шашлова. В апреле 1945 года старший унтер-офицер Сунгарийского отряда Ю. А. Волков был снят с должности и. о. начальника отдела боепитания за оскорбление в пьяном виде прапорщика и переведен писарем в 5-й отдел штаба отряда. И это далеко не все случаи.

Согласно утверждениям некоторых асановцев, в их среду проникали и сообщения подпольной радиостанции «Отчизна», начавшей свою деятельность в Харбине в конце 1944 года. Радиостанция была создана группой эмигрантской молодежи во главе с бывшим лидеров Союза националистической молодежи Устиновым при покровительстве и руководстве со стороны одного из старших начальников ГБРЭМ – Михаила Матковского. «Отчизна», в частности, призывала эмигрантскую молодежь идти в РВО, чтобы приобрести боевые навыки, которые помогут в дальнейшем бить японцев.

Как уже отмечалось, после 2-го Амурского похода отряд прекратил практику долгосрочных учебных походов. В 1944 году был совершен только один учебный пеший поход, длившийся десять дней. Так же как в сентябре 1943 года, отряд в полном составе выдвинулся в Мадачэнкоу, район станции Яблоня. В Мадачэнкоу проводились отрядные учения, в ходе которых штурмом была взята сопка, взорван мост, осуществлено освобождение «арестованных советскими солдатами колхозников». Учения завершились смотром отряда. На учениях присутствовал начальник Харбинской Военной миссии генерал Дои и ряд других японских чинов.

Японское руководство постоянно курировало деятельность Сунгарийского РВО. Отряд неоднократно посещали полковник Асано, генерал-майор Дои, генерал-майор Акикуса Сюн. В мае-июне 1944 года отряд удостоил своим посещением принц Микаса Такахито, самый младший брат императора Японии Хирохито, служивший в Императорской Ставке. Высокопоставленный гость присутствовал на смотровых занятиях в городке отряда на станции Сунгари-2. По окончании смотра каждый офицер отряда представлялся ему лично. Каких-либо публичных выступлений со стороны принца не было, но на банкете в его честь, организованном в офицерском собрании, он выступил перед командным составом отряда с небольшой речью, в которой поблагодарил за оказанную честь и пожелал укрепления духа и воинской подготовки во имя интересов японского и русского народов. Он также лично поблагодарил полковника Смирнова за хорошо проведенные занятия и физическую подготовленность чинов отряда.

Японскими инспекторами осуществлялся контроль над политическими настроениями офицеров и солдат РВО, их отношением к службе. Известно, например, что русские офицеры отряда были недовольны низкими окладами. Майор Идзима, живший при отряде, имел обыкновение проводить беседы с русскими военнослужащими, выявляя их взгляды. В конце концов полковник Смирнов запретил офицерам давать какую-либо информацию Идзиме без его ведома.

В мае 1944 года курсанты военного училища при отряде завершили свое обучение. Из двадцати пяти курсантов полный курс училища окончили двадцать три. После заключительных смотров и письменных экзаменов только девять курсантов получили звание эстандарт-юнкера – кандидата в офицерский чин. Вместе с ними звание эстандарт-юнкера было присвоено вахмистру хозчасти отряда Ивану Парыгину (в отряде с 1939 года) и имевшим высшее образование военнослужащим медицинской службы – ветеринару Евгению Грацианову и зубному врачу Георгию Раснюку (помимо прочего, в 1942 году окончил курсы радистов особого рода при Муданьцзянской Военной миссии).

Как следует из более поздних источников, некоторые курсанты намеренно провалили экзамены, чтобы быть отчисленными из отряда. Определенную роль здесь, по-видимому, сыграл пример Коваленко. Но этого им не удалось – курсанты, сдавшие экзамены с низкими баллами, были направлены в звании старших унтер-офицеров в подразделения Сунгарийского, Ханьдаохэцзийского и Хайларского отрядов для прохождения дальнейшей службы. Что же касается эстандарт-юнкеров, то в течение следующего полугода они проходили практику.

На период практики эстандарт-юнкера направлялись командирами взводов в один из русских воинских отрядов или в качестве сотрудников в гражданские учреждения. Эстандарт-юнкера Н. А. Баклашев, С. М. Голубенко, А. М. Томашевский, С. П. Шароглазов, а также Парыгин, Грацианов и Раснюк проходили практику в Сунгарийском отряде, В. В. Горохов и С. В. Михайлов – в Ханьдаохэцзийском, Б. А. Зимин – в Хайларском. Н. К. Буйнов и В. В. Гальвин работали инструкторами военной подготовки при 2-м отделе Главного БРЭМ в Харбине. Буйнов являлся адъютантом начальника 2-го (военного) отдела – подполковника Коссова, а также инструктором по военному делу 4-й высшей народной школы, Духовной семинарии, Лицея св. Николая, 2-й женской школы и Конвента св. Урсулы; Гальвин – инструктором по военному делу в Северо-Маньчжурском университете и Русском техникуме.

По окончании практики 17 декабря 1944 года приказом Военного министерства Маньчжоу-го двенадцать русских эстандарт-юнкеров были произведены в корнеты и направлены для прохождения дальнейшей службы в русские воинские отряды, за исключением Голубенко, который был переведен на гражданскую службу в Главное Бюро эмигрантов.

В начале 1945 года состоялось очередное увольнение в резерв солдат, завершивших срок военной подготовки. Все увольняемые в резерв получили напутствие со стороны руководства, в котором указывалось, что они, как резервисты РВО, по своему поведению и преданности властям и делу российской эмиграции должны являть собой пример для остальной массы эмигрантов и быть готовыми в нужный момент выступить на защиту интересов Маньчжурской империи.

Весной сорок пятого года прошел последний призыв в русские воинские отряды. Предварительно, еще в январе, был проведен смотр здоровья эмигрантской молодежи, о чем писали русские газеты Харбина. Участие в смотре здоровья эмигрантской молодежи в Харбине, проводившемся в здании гимназии ХСМЛ, помимо специалистов принимали представители русской и японской администрации – начальник Харбинской Военной миссии генерал Дои, начальник ГБРЭМ генерал Власьевский, глава призывной комиссии полковник Асано, начальник Особого отдела Киовакай Като и др. В результате призыва более ста молодых эмигрантов отправились служить в Сунгарийский и Ханьдаохэцзийский РВО.

Ханьдаохэцзийский воинский отряд в ходе реорганизации и слияния с Учебной командой горно-лесной полиции существенно увеличился. Теперь он имел в своем составе две роты и штабную команду общей численностью в 165 солдат, 26 унтер-офицеров и 9 офицеров.

Согласно сведениям на 30 августа 1944 года, командиром отряда являлся капитан (с января 1945 – майор) Гукаев, адъютантом отряда – подпоручик И. В. Попов, начальником интендантской службы – подпоручик И. С. Яшков. Первую роту трехвзводного состава (третий взвод являлся взводом связи) возглавлял поручик Плешко, вторую роту двухвзводного состава – поручик Ложенков. Военврачом отряда в чине майора медицинской службы состоял по совместительству врач Ханьдаохэцзийского отделения БРЭМ Алексей Яковлевич Приходько, в прошлом капитан медицинской службы Белой армии, более десяти лет прослуживший в госпитале китайских Охранных войск железной дороги (последний чин – подполковник китайской медицинской службы).

С января 1945 года в командовании отрядом произошли некоторые перестановки в связи с переводом на станцию Ханьдаохэцзы нескольких офицеров из Сунгарийского кавалерийского отряда. Заместителем командира отряда, начальником штаба был назначен капитан Ядыкин. Хозяйственную часть возглавил поручик Богатырь, ставшую самостоятельной команду связи – прапорщик Александр Павлов, мобилизованный в отряд Асано в августе 1941 года из Шитоухэцзийского полицейского отряда. До перевода на станцию Ханьдаохэцзы Павлов служил штабным вахмистром, казначеем и командиром взвода Сунгарийского РВО. Командиром второй роты вместо выбывшего в резерв поручика Ложенкова (по распоряжению ЯВМ возглавил Союз резервистов Восточного района в Муданьцзяне) стал подпоручик Шимко. Подпоручик Яшков сменил на посту адъютанта отряда подпоручика Попова, переведенного командиром взвода в первую роту. Выпускники военного училища Сунгарийского отряда корнеты Буйнов и Михайлов стали командирами взводов.

Несмотря на отмену разведывательно-диверсионной подготовки и перевод бойцов отряда на изучение общевойсковых дисциплин, в программе обучения отрядников сохранились такие дисциплины, как глубокая разведка тылов противника в малых группах и техника подрыва различных объектов. В 1944–1945 годах Ханьдаохэцзийский отряд совершил несколько учебных походов протяженностью 30–40 верст в направлении станций Яблоня, Мулин, Вэйшахэ.

В апреле 1945 года отряд совместно с горно-лесной полицией принял участие в операции против китайских партизан в районе станции Яблоня. Рано утром 14 апреля отряд в полной боевой готовности выступил в направлении станции Яблоня. Не доходя двадцати пяти километров до Яблони, к востоку от станции отряд разбил лагерь и на следующий день выдвинулся к станции «30-й км». Партизаны не были обнаружены, задержали лишь трех китайских торговцев опиумом. 19 апреля отряд вернулся на базу.

Хайларский РВО благодаря слиянию в начале 1944 года с полицейской школой вырос в численном составе до 115–120 человек, но при этом сохранил прежнее подразделение на три стрелковых взвода и команду связи.

Командиром отряда остался И. А. Пешков, в начале сорок пятого года повышенный в чине до майора армии Маньчжоу-го. Заместителем командира отряда являлся поручик Потапов. Отношения между Пешковым и Потаповым были весьма напряженными, что стало одной из причин снятия Потапова с должности заместителя командира отряда в марте 1945 года. После чего он был направлен в распоряжение Трехреченского БРЭМ, но никакой реальной должности не имел и в дальнейшем возвратился в отряд, также не получив никакой должности. Последним заместителем командира отряда являлся поручик Вологдин, занимавший до этого должность отрядного адъютанта.

Командиры подразделений отряда, окончившие в свое время юнкерские курсы, прапорщики Берзин, Переводчиков, Поручиков после включения отряда Пешкова в состав армии Маньчжоу-го были понижены в звании до вахмистров (фельдфебелей). Аргументировано это было тем, что для получения офицерского чина требовалось окончить офицерскую школу повышенного типа. Понижения в чине избежал только прапорщик Черепанов, возможно, благодаря тому, что в свое время окончил курсы Военной миссии.

Летом 1944 года в отряд в качестве стажера прибыл эстандарт-юнкер Борис Зимин, принявший во временное командование один из взводов. Позднее, в январе сорок пятого, после присвоения ему чина корнета Зимин был направлен в Хайларский отряд в качестве штатного командира первого взвода, заместив возглавившего хозяйственную часть отряда вахмистра Берзина. Второй взвод отряда в это время возглавлял прапорщик Черепанов, третий – вахмистр Переводчиков, команду связи – вахмистр Поручиков. Станково-пулеметной командой в составе одного из взводов командовал переведенный в октябре 1944 года из Сунгарийского отряда вахмистр Василий Чипизубов. В подразделениях отряда находились японские инструкторы. Например, инструктором станково-пулеметной команды служил поручик Кикути.

Ветеринарным врачом Хайларского отряда являлся хорунжий Евгений Фальков, в дальнейшем смененный прапорщиком И. И. Лесковым. Фельдшером отряда работал Исакин.

Чипизубов В. П. ГАХК

С лета 1944 года для подготовки унтер-офицерского состава наиболее отличившихся и имеющих среднее образование солдат стали отправлять в Сунгарийский отряд, единственный из РВО имевший учебно-войсковые структуры. В июле сорок четвертого на станцию Сунгари-2 на курсы кандидатов младшего комсостава из Хайларского отряда была направлена группа из семи человек. В дальнейшем они в звании младших урядников служили командирами отделений Хайларского РВО.

После капитуляции фашистской Германии в мае 1945 года только на Дальнем Востоке еще сохранялся последний очаг Второй мировой войны. Здесь продолжалось противостояние между японскими и англо-американскими войсками.

В феврале 1945 года на Крымской (Ялтинской) конференции стран-участниц антигитлеровской коалиции руководство Советского Союза, преследуя и свои политические цели, приняло на себя обязательства перебросить часть своих войск после окончания войны с Германией на Дальний Восток и вступить в войну с Японией. Следуя этому обязательству, советская сторона в апреле сорок пятого года объявила о денонсации советско-японского пакта о нейтралитете. Вступление СССР в войну с Японией было подтверждено и на Потсдамской конференции в июле того же года.

Японцы до последнего не желали верить в возможность развития такого варианта событий, указывая советскому руководству, что даже в самые тяжелые для Советского Союза годы войны они сохраняли верность пакту о нейтралитете 1941 года. Стремясь подчеркнуть свою лояльность к СССР и не дать лишнего повода для недовольства Москве, японские власти в Маньчжоу-го объявили о расформировании всех армейских и военизированных подразделений из русских эмигрантов, то есть русских воинских отрядов, отрядов горно-лесной полиции и ополченческо-волонтерских структур.

Приказ о расформировании РВО вышел 30 июня 1945 года, горно-лесная полиция была расформирована в течение июля. В это время советские части, сломавшие мощную германскую военную машину, ускоренно перебрасывались на Дальний Восток.

После расформирования РВО и полицейских отрядов их личный состав тем не менее не был распущен. Продолжали функционировать и все секретные объекты. Японцы, продолжая сохранять некоторые надежды на мирные отношения с СССР, не могли не видеть, что ситуация складывается не в их пользу, и большого доверия к русским не испытывали.

В июле 1945 года у всех русских воинских отрядов были изъяты отрядные знамена и большая часть вооружения. В Сунгарийском отряде начала работу ликвидационная комиссия. Обращаясь к личному составу отряда, начальник ГБРЭМ генерал Власьевский заявил, что чины его выполнили свой долг с честью и сейчас больше нужны на трудовом фронте. Предполагалось, что полная демобилизация осуществится к 15 ноября 1945 года.

Из части личного состава РВО были сформированы трудовые дружины, находившиеся на казарменном положении. Дружинники сохраняли военную форму без знаков различия, деление по взводам и отделениям, и холодное оружие. Количество оставшихся в отрядах винтовок и маузеров обеспечивало только несение бойцами караульной службы.

Стоял самый разгар лета, горячая пора для сенокоса, тысячи людей на линии были заняты на покосах. Как раз в это время власти Маньчжоу-го запретили русским владельцам скотоводческих хозяйств использовать труд китайских батраков. В связи с этим в русские отряды стали поступать просьбы о направлении бойцов на сельскохозяйственные работы. Идя навстречу запросам, командир Сунгарийского отряда направил на сенокос на станции Аньда и Сарту (примерно 120 и 135 км к западу от Харбина) эскадрон двухвзводного состава под командованием ротмистра Мустафина (командиры взводов – корнеты Баклашев и Шароглазов). В распоряжении эскадрона было по шесть винтовок на взвод и маузеры у офицеров и унтер-офицеров, а также сабли у всего личного состава эскадрона.

Пятьдесят человек рядового состава Сунгарийского отряда были уволены в резерв. Всем резервистам, желающим перебраться на постоянное местожительство в сельскую местность, японские власти выделяли землю в районе станции Вэйшахэ, предоставляли льготы на приобретение строевого леса, денежное довольствие и продукты питания. Но к началу августа 1945 года никто из резервистов так и не прибыл в Вэйшахэ. Значительная часть демобилизованных остались на станции Сунгари-2, где занимались рыбной ловлей, огородами и сенокосом.

Оставшаяся часть асановцев находилась в расположении сунгарийского гарнизона, за исключением нескольких офицеров, которые получили отпуск и выехали к местам проживания.

После выхода приказа о расформировании РВО половина личного состава Ханьдаохэцзийского отряда была отправлена в резерв и покинула воинскую часть. Оставшиеся бойцы под руководством подпоручика Шимко были объединены в трудовую дружину в составе трех взводов. Помощником Шимко являлся корнет Михайлов. Дружина работала на заготовке сена в районе Хайлинской пади (25 км от Ханьдаохэцзы) и поселка Эхо.

Остальные офицеры отряда во главе с майором Гукаевым были направлены в распоряжение Муданьцзянской Военной миссии, контролировавшей восточную линию СМЖД. Здесь они получили новые назначения. Майор Гукаев возглавил Союз резервистов Восточного района в Муданьцзяне вместо поручика Ложенкова, ротмистр Ядыкин – отделение Союза резервистов на станции Ханьдаохэцзы, сменив на этом посту поручика Ильинского. Их помощниками стали соответственно корнет Буйнов и прапорщик Павлов. Подпоручик Яшков получил должность сотрудника молодежного отдела Ханьдаохэцзийского отделения БРЭМ. Поручик Плешко был направлен в Военную миссию города Цзямусы, а корнет Богатырь оставлен при Муданьцзянской ЯВМ. В Муданьцзяне находились и другие бывшие офицеры Ханьдаохэцзийского отряда – поручик Ложенков и подпоручик Лукеш, являвшийся чиновником русского отделения Киовакай.

Личный состав Хайларского отряда, так же как и других РВО, был сведен в трудовую дружину. В июле из состава дружины были выделены две группы, которые уехали на сенокос в местечки Ара-Булаг и Шаратала (недалеко от поселка Якеши). Первую группу в тридцать человек при четырех карабинах и трех маузерах возглавил прапорщик Черепанов. Вторую группу из пятнадцати человек – младший урядник Иван Белокрылов. 26 июля в тайгу близ местечка Вакручи (Трехречье, в районе поселка Дубовая) для заготовки бересты выбыла группа в двадцать человек под руководством вахмистра Поручикова. Группа имела при себе четыре карабина и маузер. Тринадцать человек под руководством вахмистра Переводчикова косили сено в 18 км к северо-западу от Хайлара. Часть бойцов под командованием майора Пешкова оставалась в самом Хайларе.

Одной из главных задач для японского командования в Маньчжоу-го в конце весны – начале лета 1945 года стало выяснение того, готовит ли Советский Союз наступление на Дальнем Востоке. Для решения этой задачи на советскую территорию было заброшено несколько разведгрупп из русских эмигрантов.

Во второй половине мая 1945 года на станцию Имяньпо прибыли из отпуска члены разведывательно-диверсионных подразделений. Из состава подразделения, возглавляемого капитаном Тырсиным, было выделено три разведгруппы (каждая состояла из трех человек), которые перебросили на самолете в Мохэ. Первая группа под руководством старшего унтер-офицера Анатолия Бурнеса переправилась на советскую сторону 28 июня в пяти километрах ниже заставы Сбигнево, имея задание добраться до Амурской железной дороги и в течение трех дней вести наблюдение за движением эшелонов, особенно военных. Вторая группа, которой руководил старший унтер-офицер Иван Гавриленко, была переброшена в ночь со 2 на 3 июля в восьми километрах ниже Сбигнево с тем же заданием. Наконец, третья группа под командованием вахмистра Степана Маркова перешла на советскую территорию в ночь с 9 на 10 июля. Задание было прежнее, но в отличие от двух первых групп в распоряжении группы Маркова находилась рация, с помощью которой они должны были информировать японцев о результатах своей деятельности ежедневно. Все три группы выполнили поставленные задачи и возвратились без потерь на китайскую сторону. По-видимому, результаты работы разведгрупп успокоили японцев. По крайней мере, все разведчики после выполнения заданий получили отпуск до 1 октября 1945 года.

В мае 1945 года через Синьцзин и Цицикар к местечку Халун-Аршан на маньчжуро-монгольской границе было переброшено подразделение подпоручика Широкова. Здесь русские связисты вели прослушивание радиосообщений советских частей, расположенных в МНР. Также из бойцов подразделения были составлены две разведгруппы по два человека. Их доставили к границе и переправили на советскую сторону. Одна из групп не вернулась. В июле подразделение Широкова было доставлено в Харбин, где его бойцов первоначально хотели отпустить в отпуск, но в дальнейшем в полном составе отправили на станцию Имяньпо.

В конце июля в Халун-Аршан вновь была направлена группа из трех радистов-широковцев под руководством старшего унтер-офицера Ивана Дмитриева. Здесь они встретили еще трех русских радистов из Сунгарийского отряда. Русские разведчики входили в состав отряда примерно из двадцати человек, где помимо них были монголы (или буряты) и японцы. Основной задачей отряда являлось прослушивание советской и монгольской радиосвязи в приграничной полосе. Никаких серьезных сведений отряд не сумел получить, оставаясь у границы вплоть до начала войны.

Из состава подразделения подпоручика Аникьева также была выделена разведывательная группа из трех человек под руководством старшего унтер-офицера Василия Харина. Эта группа ушла на советскую территорию, переправившись через Аргунь, 6 июля, но с задания не вернулась.

Разведгруппа Шитоухэцзийского подразделения, которую возглавлял старший унтер-офицер Иван Войлошников, была переброшена на территорию СССР в районе поселка Пашково 12 июля. Обратно группа не вернулась.

Разведывательная деятельность велась и в восточной части Северной Маньчжурии. 16 июля корнет Богатырь был назначен инструктором разведотдела Муданьцзянской Военной миссии. В его задачи входило курирование русских разведчиков. Первые разведчики были направлены на советскую территорию 24 июля в районе станции Пограничная.

В конце июля по приказу японских властей несколько резервистов, обучавшихся в отряде «Облако», были в срочном порядке собраны ротмистром Тырсиным в Харбине и размещены в гостинице «Нью-Харбин». В течение недели две (или три) группы в составе из трех человек каждая тренировались для перехода границы. 7 августа члены разведгрупп получили экипировку (фотоаппараты, компасы, резиновую обувь, обмотки, резиновые пузыри) и были отправлены в сопровождении японских инструкторов на границу. В частности, группа вахмистра Шабалина направлялась в Сахалян.

Сложно сказать, что творилось в душе русских разведчиков, которых везли к границе. Но начавшиеся в ночь с 8 на 9 августа 1945 года боевые действия между частями Красной и Квантунской армий спутали все планы японского командования. Заброска русских разведгрупп на советскую территорию была отменена.