Вена. 31 декабря 1952 года. Новогодний приём в советском посольстве.

Передвигаясь по залу между степенными дипломатами и торопливо снующими официантами, стараясь не попасть на глаза резиденту, Петр с ненавистью рассматривал возвышавшиеся на столе горы салатов из крабов, красной и черной икры, ломтей осетрины, лососины и других разносолов.

Седые макушки «Московской» терялись в гуще черносургучных головок «Киндзмараули», «Хванчкары» и «Мукузани» – в послевоенные годы считалось хорошим тоном подавать вина, на которых, по замыслу устроителей приёмов, был настоян победоносный дар Генералиссимуса.

Изобилием экзотической снеди и грузинских вин советские дипломаты под флагом традиционного русского хлебосольства должны были упоить и укормить коллег из приоритетных государств.

Это был второй дипломатический приём в заграничной жизни сотрудника Главного разведывательного управления Генштаба Вооружённых Сил СССР подполковника Петра Семёновича Попова, прибывшего в венскую резидентуру ГРУ на стажировку. Первый состоялся в ноябре 1952 года по случаю 35-ой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Тогда у Попова впервые возникло острое чувство мести в адрес своих преуспевающих коллег.

Сегодня вечером он наконец осмыслил глубину пропасти, пролегавшей между ним, экс-фронтовиком, и этими лощёнными крысами, отъевшимися в тыловых норах, укрывшись за спинами своих влиятельных папиков…

С раннего детства Пётр был маниакально озлоблен на окружающий его мир и, как всякий хронический неудачник, патологически завистлив.

Новичок в разведке, Попов попал в ГРУ благодаря высокой протекции генерал-полковника Ивана Серова, у которого во время войны состоял порученцем и по совместительству собутыльником.

Он не обладал ни чутьём, ни воображением, необходимыми оперативному сотруднику. Единственным и последним его достоинством было то, что он уцелел под бомбами и снарядами на фронтах Великой Отечественной.

Неравенство Попова с остальными офицерами резидентуры усиливалось его слабой профессиональной подготовкой, поверхностным знанием немецкого языка, особенностей национальной культуры и психологии граждан страны пребывания, усугублялось отсутствием у него гибкости ума, чувства юмора, завышенной оценкой собственной личности, упрямством, граничащим с твердолобостью.

Речь Попова была косноязычна и безграмотна, манеры жуткие – мог влезть в любой разговор, перебивая беседующих и только что не расталкивая их руками. По телефону обычно орал. Орать вообще любил, ссылаясь на то, что это – «фронтовая привычка». Мгновенно тишал и полностью менялся в присутствии любого начальства.

В каждой критической реплике в свой адрес Попов подозревал намёк на своё крестьянское происхождение, маленький рост и невзрачную внешность, недостаток светского лоска, привычного в кругу его сослуживцев.

Неуютно чувствовал себя на людях, будь то оперативные совещания, партийные собрания, а тем более дипломатические рауты.

Будучи направлен на стажировку в венскую резидентуру, Пётр с самого начала решил вести себя как герой-фронтовик, свысока взирающий на не нюхавших пороха и крови сослуживцев, но всё перевернуло мини-ЧП, в которое он попал в первый же день появления в резидентуре. Дремлющий в нём комплекс ущербности оголился и стал кровоточащей раной…

После того как начальник советской военной разведки в Австрии представил его оперативному составу резидентуры, Попов отправился знакомиться с зданием посольства. Пройдя несколько коридоров, он вдруг почувствовал позывы опорожниться.

Первый обнаруженный им туалет был закрыт на ремонт. Стараясь не вскидывать резко ноги, Пётр спустился этажом ниже. Вожделенный оазис – туалетные комнаты – были обнаружены со второй попытки. С остекленевшими от напряжения глазами он дёрнул ручку первой двери. Заперто. Толкнул вторую. Заперто! Кровь застучала в висках, лоб покрылся испариной. Не отрывая подошвы башмаков от пола, чтобы не оскандалиться в английской шерсти костюм, надетый по случаю вступления в должность, бедняга прошаркал к третьей двери.

Будучи абсолютно уверен, что уж третья-то кабина свободна, Попов с силой метателя молота рванул на себя ручку заветной двери…

…Как известно, в посещаемых советскими служащими туалетах, независимо от того, являются они внутрироссийским достоянием или расположены в наших зарубежных представительствах, по загадочной причине сломаны либо вовсе отсутствуют внутренние запоры.

Это отнюдь не значит, что наши граждане разбирают щеколды на сувениры. Как, впрочем, и то, что некие сверхбдительные завхозы-пуритане специально ломают замки в целях воспрепятствовать гомосексуальным контактам в туалетах. Всё, разумеется, много проще и объясняется лишь халатным отношением к своим служебным обязанностям хозяйственников. Именно они и повинны в том, что произошло с Поповым…

…Итак, Пётр рванул на себя ручку двери, и из кабины, забористо матерясь, к его ногам выпал… резидент, который в «позе орла» только что успел угнездиться на пожелтевшем унитазе.

Глава советской военной разведки в Австрии, охраняя своё «священнодейство» от возможного вторжения страждущих посетителей, придерживал дверь за внутреннюю ручку, как вдруг «нечистая сила» в облике его подчинённого заставила его оказаться на кафельном полу сортира.

Путаясь в подтяжках, генерал силился подняться. Попов резко наклонился, чтобы помочь «товарищу по несчастью» – как-никак начальник!

И тут с Петром приключился приступ «медвежьей болезни». Прощай новенький английской шерсти костюм!

Генерал и подполковник, стоя на корточках, в упор смотрели друг на друга. В глазах одного застыли злоба и недоумение, другого – мольба Муму перед утоплением…

…На три часа отряд военных разведчиков СССР в Австрии был выведен из строя.

Обрастая подробностями и домыслами, сортирное ЧП, вернее расссказ о нём очевидцев, начал кочевать по кабинетам советской дипломатической миссии. Вирус смеха распространялся из кабинета в кабинет с молниеносной быстротой, достигнув наконец стана представителей конкурирующей синекуры – разведки КГБ…

С тех пор за подполковником Поповым в среде разведчиков навсегда закрепилась кличка «Человек-авария», а сам он стал «мальчиком для бития» – идеальной фигурой для постоянных насмешек.

Узнав об этом, носитель этих званий ещё более замкнулся, а в общении с коллегами держался озлобленным особняком…