Митько и Василий хотели обнажить мечи, но Артемий жестом остановил их.

– Я попросил князя собрать всех гостей в зале для приемов, – тихо сказал он. – Моих доказательств недостаточно, чтобы обвинить убийцу. Однако я думаю, что смогу заставить его публично признаться в своих преступлениях. И тогда вы вмешаетесь…

Дознаватель замолчал, поскольку наверху на лестнице появились Владимир и Гита. В ту же минуту Братослав взбежал по лестнице с другой стороны. На его красивом лице читалось недовольство.

– Наконец-то! – бросил Владимир молодому ратнику. – Как ты объяснишь свое отсутствие за обедом?

– Да простит меня твоя светлость, – мрачным тоном ответил Братослав. – Я плохо себя чувствовал.

– Твое неожиданное недомогание мне не нравится, – холодно возразил Владимир. – Мессир Ренцо скоро покинет нас, но ты служишь в моем войске! Воины князя умеют выигрывать. Должен ли я объяснять тебе, что они также должны уметь проигрывать?

Братослав покраснел до корней волос. Не глядя на него, князь кивнул Артемию и, пройдя через пустую прихожую, вошел в зал для приемов.

Нахмурившись, Братослав двинулся за княжеской четой. Митько и Василий обменялись многозначительными взглядами, но, когда они заметили серьезное выражение лица дознавателя, им расхотелось шутить. Трое дружинников вошли в зал. Слуги унесли скамьи, обычно стоявшие в центре, оставив лишь десяток у стены. Напротив скамей между открытыми окнами, через которые был виден великолепный закат, стояли кресла.

Приветствовав гостей, князь пригласил их сесть. Однако Владимир и Гита направились не к помосту, на котором возвышался трон, а к креслам, стоявшим между окон. Деметриос и Ренцо сели по правую и левую сторону от княжеской четы, а Стриго, Ждан, Братослав и Мина заняли скамьи. Такая обстановка была неожиданной для Артемия, полагавшего, что князь, как обычно, займет трон, а гости расположатся на скамьях в центре зала. Тогда Митько и Василий могли бы перекрыть выход, а сам он встал бы у окон… Однако теперь он не мог ничего изменить, поскольку так распорядился сам князь. Ему пришлось приказать отрокам занять свободные места напротив Владимира.

Артемий остался в центре зала. Князь холодно сказал:

– Боярин, я собрал всех гостей, как ты меня и просил. Надеюсь, на этот раз твои открытия не ограничиваются лишь частью решения проблемы. Мы слушаем тебя.

– Княже, выслушай. Я хотел, чтобы присутствовали все гости. Но Альдины нет…

– В самом деле, – прервал дружинника Владимир. – Альдина поехала покататься верхом на лошади вместе с Филиппосом…

– С Филиппосом? – перепросил Артемий, нахмурившись.

Дознаватель замолчал, встревоженный.

– Да, с твоим приемным сыном, – нетерпеливо подтвердил Владимир. – Не пытайся убедить меня, что отсутствие служанки мешает тебе говорить! Впрочем, они скоро вернутся.

– Нет, князь, ничто не мешает мне начать, – ответил Артемий. – Я буду говорить на греческом. Таким образом мессир Ренцо сможет следить за ходом моих мыслей, поскольку моя речь обращена ко всем гостям. С начала празднеств было совершено четыре жестоких убийства, три из которых еще не раскрыты, равно как и кража драгоценностей. К сожалению, у меня нет достаточно времени, чтобы собрать улики против преступника. Вот почему нынешнее собрание – вынужденная мера. Совершенные преступления касаются вас всех, как свидетелей… или как подозреваемых. Итак, я решил изложить вам свои подозрения. Это предоставит нам возможность разоблачить виновного.

Артемий замолчал. Задумавшись, он направился к помосту, на котором возвышался трон, потом, резко повернувшись, осмотрел собравшихся. Бледный, напряженный Стриго с тревогой пялился на него. Рядом с ним нервно ерзал на скамье Ждан. Время от времени он бросал быстрые взгляды на Мину, глаза которой, не мигая, пожирали дознавателя. Братослав же демонстрировал равнодушие. Со скучающим видом он отвернулся к окну. Косые лучи заходящего солнца проникали в зал. Золотистый свет выхватывал малейшее изменение на лицах четырех гостей. Однако кресла, на которых сидели княжеская чета и два чужеземных гостя, стояли против света. Артемию пришлось прищуриться, чтобы различить их. Ренцо пристально изучал старшего дружинника. На какое-то мгновение Артемию показалось, что белые зубы венецианца блеснули в насмешливой улыбке. Что касается Деметриоса, то на его лице читался лишь вежливый интерес. Спокойное выражение грека и непроницаемое Владимира резко контрастировали с бледным, усталым видом принцессы.

Продолжительное молчание Артемия начало тяготить присутствующих, и Гита нервно вздохнула. С сочувствием посмотрев на свою соседку, Деметриос обратился к Владимиру:

– Пусть твоя светлость велит боярину Артемию продолжать! Я уверен, что рассказ будет достоин его высокой репутации опытного дознавателя, но пусть он не томит дам со слабыми нервами!

– Благородный магистр не волнуйся за Гиту, – ответил Владимир, удобнее устраиваясь в кресле. – Я здесь, чтобы поддержать свою невесту, если в этом возникнет необходимость. Что касается боярина Артемия… Гонец должен отправиться в Киев до наступления темноты. Боярин больше не имеет права на ошибку, и он знает об этом. Пусть поступает так, как считает нужным!

– Благодарю тебя, княже, за доверие, – ответил Артемий, кланяясь. – Сначала я хотел бы уточнить главное: убийство Настасьи имеет прямое отношение к серии преступлений, связанных с исчезновением драгоценностей. Боярышню убили, потому что она нашла важную улику. Нам известно об обстоятельствах ее отравления. После признаний Андрея и его трагической смерти мы легко можем восстановить последовательность дальнейших событий. Алчность и хитрый, но ограниченный ум привели тысяцкого к гибели. Что касается Андрея, он стал жертвой своей страсти к принцессе и доверия к бессовестному убийце.

Артемий замолчал. Не послышался ли ему шум за дверью? Если Филиппос вернулся, тогда во что бы то ни стало следовало оградить его от опасности, которая – сейчас неопределенная – могла в любую минуту стать очевидной… Нет, если мальчик и служанка вернулись, он услышал бы их, поскольку окна зала выходили во двор. Откашлявшись, дружинник продолжил:

– Я не стану подробно рассказывать об убийствах, которые в данный момент легко реконструировать. Я остановлюсь только на подозрениях, которые возникали у меня по мере того, как продвигалось расследование. В ходе допроса одного из гостей меня поразила любопытная деталь. Этот человек говорил мне о том, как он проводил время. По его словам, он находился в саду один. Чуть позже он добавил, что провел время более приятно, чем – я привожу его слова – если бы он выслеживал глупого стражника, чтобы проникнуть в терем. Но мы знаем, что стражник Глеб был задушен во время обеденного отдыха. Впрочем, обыкновенный стражник никогда не привлекает внимания… Если только у тебя нет особых причин, чтобы наблюдать за ним! Следовательно, человек мне солгал. Во время послеобеденного отдыха он был не в саду, а в тереме! Этот человек, которого выдал слишком хорошо подвешенный язык… Это мессир Ренцо.

Гита приглушенно вскрикнула и прижалась к князю. Владимир повернулся к своему соседу, сверля его пылающим взглядом. В тот же момент отроки, обнажив мечи, резко встали, готовые броситься на венецианца. Артемий жестом остановил их. И тут в зале раздался голос Мины, тихий, но хорошо слышимый:

– Боярин Артемий, Ренцо невиновен. Он солгал, чтобы защитить меня. Это я подкупила стражника, чтобы провести Ренцо в терем. После обеда он был со мной, в комнате, где я должна была отдыхать. Мы ни на минуту не расставались, я могу в этом поклясться на Библии.

– В этом нет необходимости, – ответил Артемий. – Я знаю, что ты говоришь правду. Недавно в саду я стал невольным свидетелем… твоего разговора с Ренцо. Он позволил мне догадаться о том, что произошло во время послеобеденного отдыха.

– Ты мог бы умолчать об этом открытии, боярин! – воскликнул Ренцо.

– Из-за твоей лжи, – прорычал дознаватель, – с самого начала я считал тебя виновным! Я мог бы подвергнуть тебя пытке, чтобы вырвать признание! Но ваш бурный разговор заставил меня изменить мнение. В конце концов, ты пережил лишь несколько неприятных минут. Согласись, это славная война!

Артемий выдержал возмущенный взгляд венецианца. Немного промолчав, он ровным голосом продолжил:

– Я всего лишь излагаю свои рассуждения. Два часа назад я наконец напал на верный след! Для этого мне пришлось пересмотреть дело с самого начала и вернуться к первой улике: к последнему слову, которое Настасья произнесла перед смертью.

– Боярин, – нетерпеливо воскликнул князь, – мы все слышали это слово! Этот след никуда не ведет. Встревоженная грозным предзнаменованием, несчастная бредила!

– О, нет! Настасья не бредила, вовсе нет. Просто она не успела дать нам понять, что именно хотела донести до нас. Вспомни, князь! Она произнесла лишь начало слова: «пса…». И мы все подумали о стихе «у которых в руках злодейство и которых правая рука полна мздоимства». Но она хотела выговорить не слово «псалом», а слово «Псалтирь»! Недавно благородный Деметриос оказал мне неоценимую услугу. Он помог проникнуть в эту тайну. Твоя помощь, магистр, не имеет ничего общего с бесполезным комментарием, который ты так любезно сделал по моей просьбе. Ты помог мне, сам того не ведая!

– Я не улавливаю смысл твоих слов, – сказал Деметриос, хмуря брови. – Я подробно прокомментировал стих, который тебя интересовал, да, это так. Но я не упоминал Псалтирь князя. Что за нелепость!

– Да, ты не говорил о ней, – невозмутимо согласился Артемий. – И у тебя были на это причины, поскольку речь идет не о Псалтири Владимира, а о твоей!

Под недоуменными взглядами гостей Артемий встал перед греческим сановником и наставил на него указательный палец:

– Это на тебя умирающая Настасья в присутствии всех гостей указала, как на убийцу… а также как на вора! – заявил дружинник, чеканя каждое слово. – Ведь боярышня видела, как ты украл драгоценности, а затем спрятал их в ларец своей Псалтири! Она все знала! Значит, надо было ее устранить.

– Да он лишился рассудка! – воскликнул Деметриос. – Этот человек несет чушь, чтобы избежать позора оглушительного провала. Мои соотечественники, послы басилевса, ждут в Киеве новостей о драгоценностях. Но подарок святейшего императора по-прежнему не найден! Знаешь, князь, – добавил он, обратившись к Владимиру, – ты усугубляешь ситуацию, позволяя этому безумцу оскорблять высокопоставленного сановника империи!

Князь бросил на грека равнодушный короткий взгляд и дал дознавателю знак продолжать.

– Ничего не поделаешь, магистр! Твоя Псалтирь выдала тебя! Это единственная ошибка, которую ты совершил, – ты оставил на виду предмет, на который Настасья пыталась указать, чтобы обвинить тебя. Да, Деметриос, у твоей роскошной Псалтири в переплете с золотом и серебром, у этой бесценной книги с миниатюрами лучших художников Царьграда, не могло не быть ларца. Но в твоих покоях я не увидел его. Вот это-то обстоятельство и открыло мне глаза. Отсутствие ларца вполне объяснимо: он используется в других целях! В нем спрятаны украденные драгоценности. Задушив стражника, стоявшего у входа в терем, ты спрятал его тело до появления Настасьи. Но юная боярышня видела, как ты украл драгоценности и спрятал их в ларец своей Псалтири. Ты рассказал ей сказку, которая заставила ее забыть о своих подозрениях. Но в момент смерти боярышня все поняла. Она пыталась сообщить нам об открытии, которое стоило ей жизни… Увы! Важность, которую девушки придают дурным предзнаменованиям и другим подобным глупостям, сбила меня с толку до такой степени, что я повел расследование в неправильном направлении. Сегодня я наконец сумел понять истинный смысл следа, на который указала нам Настасья!

– И как я мог отравить эту очаровательную девушку, наделенную столь проницательным умом? – заинтересовался Деметриос. – Ты прекрасно знаешь, что в момент убийства флакон с белладонной находился в моей опочивальне. Вернее, в руках другой, столь же смышленой девушки, которая решила поставить на себе опыт!

– Сразу же после разговора с Настасьей ты отлил смертельную дозу белладонны. Во время вечернего пира яд был при тебе. Он находился в чернильнице, которую ты всегда носишь на поясе. Именно по этой причине на следующий день ты не смог воспользоваться ею – она была пустой. Ты еще не вымыл ее и не налил чернила.

Деметриос, слушавший Артемия, поглаживая пышную бороду, вдруг столь бурно рассмеялся, что сам князь не смог сдержать улыбки. Грек смеялся от души, он даже начал притоптывать ногой, а колокольчики на его пурпурных сапогах издавали серебристый звон.

– Да кто угодно мог использовать для этих целей любой другой сосуд, – выговорил Деметриос между приступами хохота. – Например, эти грубые терракотовые флаконы, в которых вы держите свои примитивные снадобья! И потом, можешь ли ты сказать, зачем я все это делал? Византийский сановник моего ранга, советник и приближенный басилевса… Зачем я совершил столько преступлений, чтобы украсть подарок самого императора?

– Да, – согласился Владимир, – надо признать, боярин, что твоим рассуждениям не хватает логики! По какой причине Деметриос – богатейший патриций и высокопоставленный сановник – решил завладеть опасными сокровищами, которые к тому же невозможно продать?

– Деметриос украл драгоценности вовсе не для того, чтобы их продать, – ответил Артемий. – Магистр обладает огромным личным состоянием и не нуждается в деньгах. Чтобы понять его мотив, князь, ты должен задуматься о художественной и исторической ценности этих сокровищ. Вспомни, что бесценные украшения более ста лет были частью казны византийского государства! А теперь драгоценности Феофано покинули Византию, поскольку их принесли в жертву дипломатическим и военным потребностям современности. Их подарили – при всем моем уважении к тебе, князь, – какому-то безвестному русу!

Артемий принялся ходить взад и вперед перед помостом с пустым троном. Взгляды всех присутствующих были прикованы к дружиннику.

– Наконец подумайте о том, что мы все, – продолжал Артемий после короткого молчания, – в глазах Деметриоса являемся лишь народом дикарей, едва вышедших из невежества. Греки до сих пор называют нас скифами! Мы поклоняемся Святой Троице только на протяжении нескольких десятков лет, а наше государство еще очень молодо. Слава же Византийской империи, источника истинной веры и подлинного света, сияет в мире уже много столетий. Вот почему мы не достойны обладать этими сокровищами. Платить наемникам-варварам, защищающим границы Византии, – это одно. Но разбазаривать сокровища империи – совсем другое. Магистр искренне думает, что басилевсу дали плохой совет, что в основе этого кощунственного выбора лежат интриги, которые плетут враги государства. Вернув бесценные сокровища Феофано императорской казне, Деметриос рассчитывает образумить басилевса. Я имею в виду: напомнить ему о государственных интересах.

Грек больше не смеялся. Он даже два-три раза кивнул головой, словно подтверждая слова Артемия. Когда дружинник замолчал, Деметриос заявил:

– Я приятно удивлен, боярин, что кто-то сумел так хорошо изложить суть моих мыслей. Это тем более необычно, что ты не грек. Жаль, что ты живешь в стране невежд! В Константинополе ты смог бы сделать более интересную карьеру, нежели ловить воров, убийц и смердов! Впрочем, каждому свое… Но поговорим серьезно: какими бы справедливыми ни были твои рассуждения, ты не в состоянии что-либо доказать. И я спокойно покину вашу страну и вернусь домой, увозя с собой… свои воспоминания.

– Ты ошибаешься, магистр, – невозмутимо сказал Артемий. – Вас видели, тебя и Настасью, в саду во время послеобеденного отдыха. Этот человек готов дать показания против тебя.

– Кто это? – срывающимся голосом спросил Деметриос. На его лице промелькнула тень беспокойства. – Ты пытаешься заманить меня в ловушку, боярин!

– Нисколько, – ответил дознаватель, становясь перед греком, который откинулся на спинку кресла, словно пригвожденный взглядом старшего дружинника. – Речь идет о бродячем скоморохе по имени Клим. В день приема послов он заметил тебя через ограду сада. Он слышал, как Настасья говорила тебе о драгоценностях. Он подслушал весь ваш разговор. От него ничто не ускользнуло, даже звон твоих колокольчиков на парадных сапогах, которые были на тебе как в тот день, так и сегодня. Суд князя примет свидетельство Клима. Его будет вполне достаточно, чтобы установить твою вину. И ты до конца своих дней останешься рабом дикарей, которых так презираешь, магистр!

Деметриос резко вскочил и, оттолкнув Артемия, попятился. Когда его спина уперлась в стенку, он выхватил длинный кинжал. Тонкое лезвие сверкнуло в последних лучах заходящего солнца.

– Не приближайся ко мне, негодный дружинник! – прорычал Деметриос, и в его глазах мелькнул безумный огонек. – Я раб скифов? Ты дорого заплатишь за свои слова!

Отроки проворно вскочили, готовые вмешаться. Не сводя с грека глаз, Артемий жестом остановил их. Он был вооружен, и кинжал Деметриоса ничего не значил в сравнении с мечом, который дружинник мог выхватить за долю секунды. Однако в случае стычки грек мог быть смертельно ранен. Если он умрет, не признавшись, где прячет драгоценности… Словно прочитав мысли Артемия, Деметриос воскликнул:

– Ты, конечно, думаешь, что выиграл, боярин! Не заблуждайся. Ты никогда не доберешься до драгоценностей Феофано, я никогда не позволю, чтобы жалкий русский князь обладал тем, что по праву принадлежит императорам, рожденным в порфирной зале! Да, ты был прав, сказав, что императора ввели в заблуждение. Логофет дрома сделал так, что никто не спросил у меня совета, когда для Владимира выбирали подарок. Однако одной аудиенции у басилевса мне будет достаточно, чтобы раскрыть подлый заговор.

– В самом деле, магистр, твое рвение можно сравнить лишь с твоим наваждением, – с отвращением заметил Артемий. – Ваши дипломаты…

– Знаю, знаю! – оборвал дружинника грек. – Сенат ценит эту формулировку логофета дрома: «У нас есть железо для наших врагов и золото для наших друзей». Грубейшая стратегическая ошибка! Наша империя совершенна, как купол собора Святой Софии. Она властелин Вселенной и не нуждается в том, чтобы подписывать договоры с презренными народами, погруженными во тьму варварства.

– Да, я видел твою Псалтирь, Деметриос. Изображение на переплете должно радовать твой взор. Для тебя мы все похожи на этих дикарей, покоренных победоносным копьем императора.

– Вот именно! – воскликнул грек и продолжил, все сильнее возбуждаясь: – Святейший император Василий Болгаробойца дал пример лучшего решения проблемы низших народов – их надо безжалостно уничтожать. Существует и промежуточное решение, которое состоит в том, чтобы обращать их в рабство. Перед смертью они могут приносить пользу, выполняя некоторые работы. Но что за нелепость тратить на это хотя бы часть сокровищ казны! А пожертвовать варварам драгоценности Феофано – это уже преступление против государства! Я сделал то, что велел мой долг. Хотя дело оказалось более трудным, чем я предполагал… – добавил он, пронзительно рассмеявшись.

– Как тебе удалось напасть на стражника? – спросил Артемий.

– Это оказалось легко! Как путешественник, интересующийся вашей страной – ты сам можешь догадаться об интересе, который она на самом деле представляет для меня, – я принялся расспрашивать этого глупца о форме стражников. Он позволил мне подойти ближе, сняв шапку, чтобы я смог полюбоваться ею… Затем я перенес труп в терем. Я искал какой-нибудь старый сундук для одежды, их всегда много в женских покоях. Действительно, в коридоре стоял такой сундук. Все прошло, как я и рассчитывал. Мне даже не пришлось избавляться от орудия преступления, поскольку я использовал один из своих носовых платков!

Деметриос замолчал. С вызовом глядя на дознавателя, он вынул из кармана большой квадрат красного шелка и вытер им губы. Сделав несколько шагов, чтобы размять ноги, он продолжил:

– Но надо же, эта проныра Настасья осложнила дело! Она застигла меня в тереме. Она хотела примерить драгоценности во время послеобеденного отдыха, зная, что Гита следит за подготовкой к вечернему пиру. Любопытство этого глупого создания не знало границ! Она незаметно проследила за мной до покоев, войдя как раз в тот момент, когда я собирался спрятать драгоценности в ларец! Она засыпала меня вопросами. Мне пришлось убедить ее, что я, как сын золотых дел мастера, могу устранить малейший дефект, который портит совершенство сокровищ, делая их недостойными принцессы. Речь якобы шла о дужке серьги… Насладился ли ты подробностями моей выдумки, расспрашивая своего свидетеля?

Артемий ничего не ответил. Казалось, грек был раздосадован молчанием дружинника.

– Неужели ты лишен юмора, чтобы оценить мои маленькие фантазии? – едко спросил он. – А ведь самым пикантным в деле оказалось содействие невзрачного Андрея. Мне удалось вбить в голову этого книжного червя свою идею о превосходстве людей, которых знания ставят выше закона. Однако я счел неуместным добавить, что выходец из низшего народа даже не может об этом мечтать! Должен признаться, что я доволен собой. Я исправил ошибку басилевса и восстановил престиж империи. Я удовлетворил свое чувство справедливости, наказав глупую любопытную девку, бессовестного вымогателя и так называемого просвещенного, который мечтал о запретной любви. Более того, это дело развлекло меня!

– Надо полагать, – спокойно заметил старший дружинник. – Я только одного не понимаю: почему при обыске дворца драгоценности так и не были найдены?

В течение нескольких секунд Деметриос молча смотрел на дружинника, потом заявил с любезной улыбкой на губах:

– Как я уже тебе сказал, боярин, это дело развлекло меня. Слушая тебя, я продолжаю забавляться! Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что не увидел ловушки, которую ты мне расставляешь? Если я скажу тебе, где находится тайник, твои люди мгновенно схватят меня! Нет, ты должен признать свое поражение, боярин!

– Но на что ты надеешься, безумец? – воскликнул Артемий. – Дворец окружен, всюду стражники!

– Не надо лгать, боярин, – спокойно ответил Деметриос. – Идя на это собрание, я удостоверился, что воины не получали никакого приказа. Внутри и за пределами дворца стражников не больше, чем обычно. А как правило, их мало!

Артемий незаметно сделал шаг навстречу греку, но тот ловко отпрыгнул и оказался вновь у своего кресла. Быстро, как молния, он схватил Гиту за руку и притянул к себе. Никто не успел ничего сделать, даже Владимир, который, застыв в своем кресле, с ужасом смотрел на невесту, которую убийца держал за талию, приставив к горлу кинжал. Поникшая, словно тряпичная кукла, Гита была готова вот-вот потерять сознание.

За долю секунды Артемий оценил сложившее положение. Резкий жест, угрожающее движение могли спровоцировать катастрофу, поскольку убийца, ища пути к отступлению, без колебаний добавил бы принцессу в список своих жертв.

– Владимир! – закричал Деметриос. – Выбирай! Женщина или драгоценности!

Дознаватель встретился взглядом с князем. Владимир покачал головой, потом сказал как-то вяло:

– Делай, что хочешь, Деметриос, но сохрани ей жизнь.

– Так-то лучше, – одобрил грек. – У меня нет никаких причин сердиться на англичанку. С ней ничего не случится, если ты позволишь мне уехать с предметом, за которым я явился. Отдай ключ от зала для приемов. Он у тебя, князь. Я видел, как слуга принес его тебе.

Владимир неуверенно вынул из кармана большой ключ и бросил его под ноги греку. Не отпуская девушку, Деметриос медленно наклонился, вынуждая ее сделать такое же движение. Подобрав ключ, грек выпрямился. Но он по-прежнему прижимал кинжал к горлу принцессы и не сводил глаз с Артемия и отроков.

– Теперь, – заявил Деметриос, – я вас запру. Затем я отправлюсь к тайнику и заберу драгоценности. Не беспокойся, я недолго, вы даже не успеете позвать стражников. К тому же, князь, я не советую тебе этого делать, иначе твоя невеста умрет раньше, чем я.

Вероятно, грек надавил на кинжал, поскольку на коже принцессы выступила капля крови. Владимир приглушенно застонал. Деметриос продолжил, пристально глядя на дознавателя:

– Как ты понимаешь, боярин, англичанка поедет со мной. Я отпущу ее только тогда, когда доберусь до днепровских порогов.

– Ты сошел с ума, магистр. Мы догоним тебя в посаде! Ты не сможешь следить за Гитой и одновременно защищать свой корабль, сражаясь с сотней дружинников!

– Ты вновь меня недооцениваешь, боярин! – усмехнулся Деметриос. – Впрочем, ты не так уж умен. Прежде чем приехать в Смоленск, я приобрел самый быстроходный корабль, который только смог найти, с экипажем, прекрасно владеющим искусством мореплавания. Это корабль викингов! У Владимира нет ни одного судна, способного его догнать. Вы еще будете вопить, чтобы привлечь внимание ваших ленивых стражников, а я тем временем буду уже на борту…

– Подожди, магистр, – неожиданно раздался голос с противоположной стороны зала.

Это был Ренцо. Закинув ногу на ногу, удобно положив руки на подлокотники кресла, венецианец являл собой воплощенную безмятежность.

– Что касается твоего корабля, ты прав. Я видел его, – продолжал Ренцо. – Это чудо, достойное красоты английской принцессы. Я понимаю, почему ты хочешь ее похитить, ведь Гита так соблазнительна… Только тебе придется уехать без знаменитых драгоценностей. А чего ж ты хотел! Нельзя получить все сразу!

– Оставь свои шутки для русов, поскольку шутовство их забавляет! – возразил Деметриос, таща Гиту к двери. – И если это хитрость, чтобы выиграть время, то она бесполезна! Прощайте!

– Нет, это ты выиграешь время, если возьмешь ноги в руки, – спокойно продолжал Ренцо. – Не стоит ходить к тайнику, он пуст. Понимаешь, Деметриос, следствие о пропаже драгоценностей вел не только боярин Артемий. Однако у нас были разные цели. Так вот, боярин нашел убийцу… а я добычу.

Деметриос остановился, недоверчиво глядя на Ренцо.

– Я даю тебе минуту, не больше! – бросил грек. – Объясни!

– Мне хватит и секунды, – скромно ответил Ренцо. – Я хотел получить драгоценности, и я их получил. Вот и все.

– Ты лжешь, нечестивый латинянин! – завопил Деметриос. – Ты хочешь сбить меня с толку!

– Вовсе нет, – возразил Ренцо.

Пожав плечами, венецианец продолжил:

– Знаешь, почему я предостерегаю тебя? Прохвост твоего пошиба мне более симпатичен, чем все эти достойные особы, которые придерживаются буквы закона. Теперь, если тебе нужны доказательства, я могу описать твой драгоценный ларец. Никто его не видел, кроме боярышни, отошедшей в мир иной… и меня, поскольку я его нашел! На нем изображен всадник с нимбом вокруг головы. Я не разбираюсь в святых, но это наверняка святой Георгий Каппадокийский, поскольку он вооружен. Наверху изображение Христа. Так вот, святой держит копье, как ему и подобает, а под острием копья дракон. Я убедил тебя?

Казалось, Деметриос превратился в соляной столп. Потом из его груди вырвался ужасный крик, в котором слышались ярость и боль. Рука, сжимавшая кинжал, задрожала, и по изящной шее Гиты потекла струйка крови. На какое-то жуткое мгновение Артемию показалось, что катастрофа неизбежна. Однако Деметриосу удалось овладеть собой. Не разжимая объятий, он потащил принцессу к ближайшему окну. Византийцу больше нечего было терять, и он выбрал самый короткий и безопасный путь, чтобы покинуть дворец.

И тут Артемий отчетливо услышал цокот копыт. Звонкий голос Филиппоса и голос служанки раздались под окнами. Лошади остановились. Деметриос быстро выглянул во двор и с ловкостью кошки вскочил на подоконник. В то же мгновение он грубо оттолкнул от себя Гиту. Принцесса покачнулась и упала. Деметриос прыгнул в пустоту.

В два прыжка Артемий оказался у окна. Вскочив на подоконник, он увидел грека, который, приземлившись на куртину цветов, поднялся и бежал к мальчику и служанке.

– Осторожно! – закричал старший дружинник.

Филиппос и Альдина обернулись. Девушка уже спешилась и занималась своей лошадью, подаренной Стриго. Филиппос еще сидел на своем любимом животном, на белой лошади Артемия. Увидев, как почтенный магистр со всех ног несется к ним, мальчик и служанка удивились, но не испугались. В этот миг Артемий прыгнул из окна и угодил в розовые кусты. Превозмогая боль в колене, он поднялся на ноги и, выхватив меч из ножен, бросился за греком.

Их разделяло около тридцати локтей, когда Деметриос добежал до лошадей. Повернувшись к служанке, грек поднял кинжал, сверкнувший пурпурным пламенем. Альдина не сумела бы уклониться от удара, но на этот раз грек не мог терять ни секунды – он не стремился убить, а просто хотел напугать. Альдина резко повернулась и побежала к дворцу. Не обращая внимания на мальчика, который, казалось, застыл от ужаса, Деметриос одним прыжком вскочил в седло и пустил лошадь галопом в сторону еще открытых ворот.

– Надо остановить его! – закричал Филиппос, выходя из оцепенения.

Он соскочил на землю.

– Твоя лошадь готова, боярин! Бери!

Когда Артемий подбежал к белой лошади, Филиппос пронзительно засвистел. Обычно он так останавливал кобылу Альдины. Но на этот раз произошло нечто противоположное. Может, животное инстинктивно почувствовало, что им управляет неумелый всадник? Или виной тому был темперамент горячего, плохо объезженного животного, едва привыкшего к своей хозяйке? Как бы там ни было, кобыла отпрыгнула в сторону, встала на дыбы и ринулась на палисад. Греческий сановник напрасно старался заставить ее изменить направление. Домчавшись до изгороди, кобыла перемахнула через нее. Выпустив из рук вожжи, Деметриос откинулся назад и вылетел из седла. Еще мгновение, и создалось впечатление, что грек висит в воздухе… Дико завопив, Деметриос рухнул на колья. Пронзенный, он задергался в конвульсиях и застыл неподвижно.

– Я не нарочно! – закричал Филиппос, с ужасом глядя на кровь, льющуюся ручьями из тела, пригвожденного к палисаду. – Я просто хотел остановить лошадь!

– Успокойся! Это несчастный случай, – сказал Артемий.

Дружинник прижал мальчика к груди. Тот уткнулся в нее лицом.

– Разумеется, это не твоя вина, Филиппос! – воскликнула Альдина, бежавшая к ним. – Ты прекрасно знаешь, что моя кобыла еще дикая. Она часто встает на дыбы!

Дружинник и служанка увели мальчика. Двор заполонили стражники. Одни отгоняли любопытных, собиравшихся на площади по ту сторону крепостной стены, другие занимались трупом. Когда дознаватель ступил на лестницу, в дверях показались князь и Братослав.

– Речь действительно идет о несчастном случае, – заявил Владимир. – Но негодяй заслужил столь жестокую смерть. Он думал избежать моего суда, но его настиг суд Божий!

– Да… Это ужасное дело наконец закончено, – подтвердил Артемий, опираясь на перила крыльца, чтобы унять боль в ноге.

Преодолевая усталость, он встал перед Владимиром и добавил:

– Я предоставляю мессиру Ренцо честь отдать тебе драгоценности, князь. В конце концов, действия этого хитроумного типа были нам лишь на пользу! Полагаю, княже, ты больше не нуждаешься в моем присутствии.

– Я хочу сказать несколько слов в присутствии вас всех, – ответил Владимир. – Потом мы вместе с Ренцо пойдем к тому месту, где он спрятал драгоценности. Подожди меня с другими в зале для приемов. Я скоро вернусь.

Сделав несколько распоряжений, князь присоединился к гостям. Гита, на шее которой была повязка, скрывавшая рану, со страхом и удивлением посмотрела на пустое место рядом с собой. Наклонившись к Владимиру, она что-то прошептала ему на ухо.

– Боярин Артемий, – сказал князь, – моя невеста хочет, чтобы ты внес последнее уточнение в это дело. Теперь, когда виновный разоблачен, мы знаем, что призрак Феофано не имеет никакого отношения к преступлениям. Но как ты объяснишь запах, витавший в опочивальне Гиты в день исчезновения драгоценностей? Принцесса так и не смогла его определить!

– На самом деле речь шла не об одном благовонии, – ответил Артемий. – Настасья и Деметриос оба пользовались ароматическими эссенциями. В тот день каждый из них оставил след своего присутствия в опочивальне принцессы, однако смесь ароматов было невозможно определить. Могу заверить тебя, Гита, призрака Феофано не существует.

– Ну что же, дело представляется мне ясным, – заявил князь. – Теперь…

– Если твоя светлость позволит, я хотел бы задать последний вопрос боярину Артемию, – вмешался Митько.

Поскольку князь кивнул в знак согласия, отрок продолжил:

– Как ты, боярин, догадался, что Деметриос разговаривал в саду с Настасьей в день убийства? Говоря о так называемом свидетеле разговора, ты упомянул имя Клима. Но мы с Василием допрашивали скомороха. Клим говорил о каком-то мохнатом чудовище, вышедшем из ада, но он никогда не видел Деметриоса! А ведь грек угодил в ловушку!

– Он угодил в ловушку, потому что свидетельство Клима правдивое, – ответил дознаватель, глаза его блестели от удовольствия. – Скоморох был пьян, но он действительно видел Настасью в обществе какого-то человека, которого он не смог описать, поскольку тот стоял за кустами. Клим подумал о боге Велесе, повелителе теней, которого славяне-язычники представляют одетым в медвежью шкуру, подпоясанную поясом с колокольчиками. Клим не мог видеть собеседника Настасьи, зато мог слышать его! Именно звон колокольчиков вызвал в воображении скомороха образ бога Велеса… Сегодня, когда я наносил визит Деметриосу, я заметил его парадные сапоги. Я подумал о серебристом звоне колокольчиков, прикрепленных к его сапогам, и тут свидетельство Клима обрело смысл. Эта деталь подтвердила виновность Деметриоса. Она также позволила мне вызвать у грека замешательство, рассказав о свидетеле. Конечно, строго говоря, слова Клима неприемлемы для суда… Однако эта уловка была единственной возможностью вырвать признание у виновного!

– Мои поздравления, боярин! – смеясь, воскликнул Владимир. – Это была святая ложь. Теперь я прошу мессира Ренцо проводить нас к месту, где он спрятал драгоценности. Солнце уже низко, гонец должен отправиться в Киев. Но я не могу его туда послать прежде, чем подарок басилевса вернется в покои моей невесты.

Смущенный Ренцо поднялся. Прокашлявшись, он поклонился и сказал:

– Князь, не вели меня казнить, выслушай! История, которую я поведал Деметриосу, тоже была святой ложью. Я выдумал ее, чтобы он отпустил принцессу.

– Сейчас не время шутить, мессир! – воскликнул Владимир.

– Да я никогда не был столь серьезным! – возразил венецианец. – Поверь, мне очень жаль тебя разочаровывать! Я сейчас все тебе объясню. Проведя три года в Константинополе, я приобрел кое-какие знания в области искусства… В частности, я знаю, что один и тот же художник делает переплет Псалтири и ларец для нее, особенно если речь идет о ценном манускрипте. Чаще всего художник изображает одни и те же пары на переплете и ларце. Боярин Артемий, говоря о ларце, упомянул о варварах, покоренных победоносным копьем императора. Деметриос назвал имя Василия Болгаробойцы… Сама по себе эта икона, будь она написана известным мастером или безвестным художником, довольно распространенная, и я без особого труда вспомнил о ней. Я заставил грека поверить, что завладел драгоценностями, описав ему ларец. Впрочем, весьма поверхностно… Однако это было необходимо, чтобы у него сложилось впечатление, будто он имеет дело с глупым, но искренним человеком.

– Нет, ты не такой! – с горечью заметил Владимир. – Как я могу быть уверен, что сейчас ты не лжешь?

– При всем моем уважении к тебе, князь, подумай! – воскликнул Ренцо. – Какую выгоду я получал, сообщая все это греку? Если бы драгоценности действительно были у меня, я спокойно дождался бы бегства или ареста Деметриоса, а потом отправился бы к своему тайнику.

– Прости, мессир Ренцо, – покраснев, сказал Владимир. – Ты спас жизнь Гите, я твой должник… А я подозреваю тебя в коварном замысле! Значит, Деметриос унес свою тайну в ад! Как узнать, где находятся драгоценности?

– Достаточно быть до конца логичным! – неожиданно раздался звонкий голос.

Это был голос Филиппоса. Подойдя к князю, мальчик заявил:

– Если я правильно понял, драгоценности до сих пор в ларце. А лучший способ спрятать ларец для книги – это окружить его другими ларцами для книг, то есть положить ларец в такое место, где его невозможно обнаружить, иначе говоря – в библиотеку!

– Филиппос прав, – подтвердил Артемий. – Вот почему, князь, обыски во дворце ничего не дали. Андрей использовал твою страсть к книгам, запретив твоим именем дотрагиваться до некоторых манускриптов. Идемте же в библиотеку!

Владимир первым выбежал из зала, увлекая за собой Гиту. Бросившиеся за ним дружинники и гости вошли в просторный зал, уже погрузившийся в темноту. Все свечи были погашены, никого из писцов не было за аналоем. Арест и смерть Андрея нарушили привычный ритм работы книгохранилища, и молодые переписчики забыли о своих обязанностях.

Хлопнув в ладоши, князь позвал слуг. Те зажгли свечи в шести больших канделябрах, и зал утратил мрачный вид. Владимир, захотевший лично принять участие в поисках, осмотрел полки, на которых ларцы для книг стояли вперемешку с манускриптами в тяжелых металлических переплетах. Не зная, с чего начать, он озадаченно посмотрел на Артемия.

Дружинник направился к двум большим сундукам. Сундуки были закрыты на короткую цепь, на которой висел прочный замок. Наверху сундуков можно было видеть медный орнамент, выполненный в форме византийского креста. В этих сундуках лежали книги Деметриоса. Филиппос, шедший за дознавателем по пятам, красноречиво взглянул на дружинника.

– Хорошо, – сказал Артемий, пряча улыбку. – Продемонстрируй нам свои таланты!

Обрадовавшийся Филиппос вынул из кармана длинную шпильку и подошел к сундуку, обитому пурпурной тканью. Вскрыв замок, он посторонился, уступая место Артемию. Старший дружинник приподнял тяжелую крышку. Ларец был там, перед его глазами, на стопке манускриптов. Как и предполагал Ренцо, икона, украшавшая ларец, была именно изображением Георгия Победоносца. Дружинник вынул драгоценный ларец и протянул его Владимиру.

Князь молча любовался иконой. Над головой был нимб, рука святого сжимала копье, направленное на чудовищного змия. Князь решительно открыл ларец.

Гости закричали от восхищения, увидев роскошные драгоценности Феофано, лежавшие на красной бархатной подушке. В день вручения подарков они видели знаменитые сокровища лишь издали. На этот раз они могли оценить не только яркий блеск и удивительную огранку бриллиантов и рубинов, но и искусную работу золотых дел мастера, придавшего каждой драгоценности форму фантастических цветов, изящно изогнутые стебельки и усики которых переплетались в движении, полном жизни.

– Прошло около ста лет с тех пор, как этот убор надевали в последний раз, – торжественно сообщил Владимир. – Сегодня наконец они покинули пыльные ларцы. Теперь они будут служить красоте женщины, достойной той любви, которую неизвестный мастер вложил в свое творение.

Князь вынул диадему из ларца и возложил ее на голову Гиты. Глаза принцессы заблестели, словно бриллианты, и слезинка скользнула по щеке. Слишком взволнованная, чтобы говорить, принцесса молча поклонилась и прижалась губами к руке своего жениха.

Что касается Владимира, то он поборол волнение. Кликнув стражника, он велел немедленно сообщить гонцу, что тот может отправляться в Киев с хорошей вестью для послов. Обратившись к гостям, князь объявил:

– Бракосочетание состоится завтра утром. Я немедленно прикажу, чтобы предупредили епископа Иллариона и чтобы глашатаи объявили об этом событии всему городу. Однако до начала празднеств я должен уладить три дела. Во-первых, я хочу уточнить, что гнусное предательство тысяцкого не запятнало репутацию его сына Ждана. Андрей умер, а должность хранителя библиотеки по-прежнему свободна. Я решил назначить на нее Ждана. С завтрашнего дня, боярин, ты приступишь к исполнению своих новых обязанностей!

После того как Ждан, покрасневший от удовольствия, неловко поклонился, Владимир продолжил:

– Второе касается Стриго. Настасья умерла, а Стриго невиновен. Следовательно, он может жениться на девушке по своему выбору, а мы знаем, о ком идет речь. Но есть одно условие: в течение сорока дней он должен носить траур по своей скончавшейся невесте.

Поклонившись князю, служанка и молодой боярин обменялись счастливыми улыбками.

– Позволь мне, князь, – вмешался Артемий, – воспользоваться этой возможностью и вручить Альдине предмет, который принадлежит ей по праву.

Подойдя к служанке, дружинник протянул ей эмалевый медальон с изображением лика Пресвятой Девы, тот самый, который Радигост нашел на теле дочери.

– Это медальон Стриго, но ведь он тебе его подарил, не так ли? – спросил Артемий.

– Да… Но я потеряла медальон. Я всюду искала его!

– Ты потеряла его в опочивальне Деметриоса, во время своего маленького опыта с белладонной. Грек нашел медальон в своих покоях, когда мы с ним поднялись наверх, чтобы проверить, не исчез ли флакон с белладонной. Узнав драгоценность, украшавшую грудь Стриго, Деметриос немедленно понял, какую выгоду может извлечь. Из неверного жениха получался идеальный виновный! Затем, вернувшись в зал для пиров, грек попросил меня проверить, нет ли флакона с белладонной в карманах Настасьи. Когда я закончил осмотр, он положил медальон в карман боярышни и только потом отошел от тела.

– Но, – заметил Владимир, – тысяцкий отыскал медальон на шее дочери, а это доказывает, что…

– Пусть твоя светлость вспомнит: Радигост не сам нашел медальон! Его нашла служанка Настасьи, занимавшаяся посмертным туалетом боярышни. Она наверняка нашла медальон в кармане платья своей госпожи и отдала его боярину вместе с другими вещами Настасьи. Поскольку цепочка не была порвана, Радигост решил, что Стриго подарил медальон своей невесте в знак примирения… Надо сказать, что Стриго практически не помогал мне защищать себя, замкнувшись в молчании!

– Но я был в отчаянии, боярин, – сконфуженно пробормотал молодой человек.

Его прервал князь:

– Вот и последняя загадка прояснилась! Значит, я возвращаюсь к третьему делу, которое предстоит уладить. На этот раз речь идет о личном долге. Мессир Ренцо, ты спас жизнь моей невесте. Русские князья благодарят за столь важную услугу, даруя свой меч, свою шубу или лучшего коня из конюшни. Но ты чужеземец, и я не знаю твоих пристрастий. Проси, что хочешь!

– Князь, – ответил Ренцо, низко кланяясь. – Я охотно последовал бы русскому обычаю… Но случилось так, что я хочу попросить тебя о более определенном: речь идет о руке боярышни Мины. Замолви за меня словечко перед ее отцом и благослови меня. Ничего другого мне не надо.

Князь недоверчиво посмотрел на Ренцо, а потом громко рассмеялся.

– Право, мессир, нам в Смоленске будет тебя не хватать! Тебе всегда удается всех удивить! Одному Богу известно, как боярышня сумела заставить тебя переменить мнение! Но раз вы оба согласны… Братослав получит пять гривен в качестве утешения за разорванную помолвку. Что касается вас двоих, то вы можете отпраздновать свадьбу завтра утром, вместе со мной и Гитой.

Артемий впервые увидел, как покраснели бледные щеки Мины. Губы девушки задрожали. Она сняла высокий головной убор, украшенный лентами, и бросила его на пол. Короткие черные локоны делали ее похожей на юношу, переодевшегося в девушку.

– Вот, княже, как мне удалось заставить Ренцо изменить мнение, – сказала Мина. – После своего целомудрия мне пришлось принести в жертву свои волосы, чтобы убедить Ренцо в своем желании увидеть мир, одной или в его обществе. Я доказала, что для осуществления своей мечты я не нуждаюсь в его защите! И только тогда Ренцо позволил своему сердцу заговорить!

Мина пристально посмотрела на венецианца, и в ее темно-серых глазах вспыхнула такая же мимолетная улыбка, как луч солнца, на мгновение пронизывающий грозовое небо.

Наступал вечер, когда Артемий и Филиппос устроились в беседке в саду перед большим кувшином с медовухой. Сумерки и тишина сделали дознавателя молчаливым. А вот Филиппос, щеки которого буквально горели, без устали пересказывал события трех последних дней. Вдруг скрипнула калитка, и в сад вошла парочка. Они говорили громко, казалось, спорили. Когда они остановились посредине прохода, до беседки донесся голос девушки.

– Нет, нет и нет! – восклицала Мина. – Сначала мы поедем в твою страну. Затем решим, в каком направлении двигаться дальше.

– Разумеется, это вездесущий венецианец и его нежная подружка! – проворчал боярин. – Мы сможем обрести спокойствие лишь после их отъезда!

– Как, они опять ругаются! – воскликнул Филиппос. – О, нет! Хватит ссор между сговоренными!

Спустившись по ступенькам беседки, Филиппос побежал к Мине и Ренцо. Догнав парочку, мальчик принял важный вид и произнес на греческом десяток фраз, желая будущим супругам счастья и согласия. Заканчивая свою речь, он обратился к Мине по-русски, и в его глазах засверкали насмешливые искорки:

– А тебе, боярышня, я скажу, что в той стране принято говорить: «Пусть жена следует за мужем, как нитка за иголкой!»

– Когда ты лучше узнаешь женщин, Филиппос, – ответила Мина тоже по-русски, – ты поймешь, что они учатся держать иголку в руках намного раньше, чем подражать нитке!

Несмотря на настойчивые просьбы Ренцо, ни девушка, ни мальчик не захотели переводить последние реплики. Взявшись за руки, парочка направилась по боковой дорожке. Артемий проводил их меланхолическим взглядом. Когда Филиппос вернулся в беседку, дружинник сказал:

– Не волнуйся за них, они созданы друг для друга! Они оба немного сумасшедшие… Но, в конце концов, может, речь просто идет о другом взгляде на мир!

– А я предпочитаю Альдину, она такая нежная! Как подумаю, что Ренцо придется терпеть…

– А ты думаешь, что тебя легко терпеть со всеми твоими выходками? – возразил Артемий.

Боярин погладил сына по голове, потом прижал его к себе.

– Скоро придут Митько и Василий, – сказал дружинник, немного помолчав. – Сегодня поужинаем в трактире, который знают наши друзья. Перемена обстановки принесет нам пользу!

– Надеюсь, ты не забудешь надеть шапку, – вздохнул Филиппос. – Иначе я когда-нибудь ее спрячу… да так хорошо, что даже знаменитый дознаватель Артемий, сын Норвана, не сумеет ее найти!