Разговор с госпожой Иветтой все-таки состоялся – но именно тогда, когда Марина была к нему совершенно не готова.

День у нее был свободен, и она гуляла по Москве, с удовольствием отмечая про себя, что воспринимает город совсем иначе, чем в первый день. Ничего здесь больше не угнетало ее – ни люди, каждый из которых двигался в собственном замкнутом коконе, ни их постоянная готовность ко всему, так поражавшая ее прежде.

Она постояла немного в Гагаринском переулке, посмотрела на отцовский дом и вернулась на Полярную улицу к вечеру – со спокойным облегчением.

Иветта вышла ей навстречу из кухни. Марина встретила ее удивленным взглядом: та уже давно не появлялась в Медведкове, предоставив квартиру в Маринино распоряжение.

– Что-нибудь случилось? – спросила Марина.

– По-моему, что-то случилось у тебя? – вопросом на вопрос ответила Иветта.

– Нет, – пожала плечами Марина.

– Тогда почему ты решила переменить образ жизни?

Вопрос был задан так прямо и неожиданно, что Марина не нашлась с ответом. Иветта смотрела на нее в упор, и глаза ее казались темнее и шире, чем обычно.

– Но… Почему вы так решили? – пробормотала Марина.

– Неважно, почему я решила, – поморщилась та. – Важно то, что это происходит в действительности. А этого быть не должно!

Они стояли в тесной прихожей, в двух шагах друг от друга, и Марина чувствовала, какая неколебимая сила исходит от каждого Иветтиного слова.

– Так вот, – сказала Иветта, – подобные планы лучше оставить сразу, пока они не слишком овладели тобой.

– Почему же? – медленно произнесла Марина.

– Потому что они все равно не осуществятся, – отрезала Иветта. – Я этого не допущу. Ты просто молоденькая дурочка. – Ее голос смягчился, но глаза оставались прежними – темными, расширенными. – Разве можно допустить, чтобы такие способности, как у тебя, пропадали зря? Ведь ты же ясновидящая, Марина. Настоящая, не из тех, что обманывают народ в поисках легких денег! Ты не знала, а ведь я наблюдала за тобой, когда ты первый раз работала в студии. Это колоссально было, когда ты описала господину Цыплакову все вплоть до названия дачной станции и платформы электрички! Даже на меня произвело впечатление, а ведь я не девочка с улицы, и я-то знала, на что ты способна – помнишь ту историю с мертвой фотографией?

– Да, – усмехнулась Марина. – Отлично помню. И больше не хочу.

– Ну вот что. – Глаза госпожи Иветты сузились. – У меня нет времени на то, чтобы тебя убеждать. Запомни: от меня ты не уйдешь. Да, у меня есть на твой счет свои планы, но ведь и ты внакладе не останешься! Ах, Марина! Да ведь твоя сила – это не просто сила. Это власть, вот в чем вся ее прелесть!.. Ты вообразить себе не можешь, какие люди находятся под этой властью, какие это открывает возможности…

– Мне не нужны эти возможности, – сказала Марина, чувствуя, как странное, необъяснимое состояние, похожее на усталость, охватывает ее. – И власть не нужна – зачем она мне?

– Не нужна! – усмехнулась Иветта. – Ты даже того не понимаешь, что, умей ты распорядиться своим природным даром, твой мальчишка никуда не делся бы от тебя! А ты упустила его, отпустила, потому что не знала, как надо себя с ним вести.

– Я не хотела держать его! – Марина почувствовала, как у нее перехватывает горло. – Он не нужен мне был… так!

– Ладно, в конце концов, дело не в мальчишке, – поморщилась Иветта. – Я не для того сюда пришла, чтобы поговорить о твоем бывшем любовнике. Я хочу тебя предупредить: уж я-то своей властью воспользуюсь в полной мере. Всей своей властью! – Глаза ее сверкнули. – Учти, в Москве нет ни одной двери, которую я не смогла бы открыть, и ни одного человека, на которого не смогла бы повлиять. Если ты вздумаешь уйти, я найду тебя и верну, где бы ты ни была. Не переоценивай своих возможностей, моя дорогая, они несравнимы с моими. Я о конкретных вещах говорю, имей в виду, и ничего не собираюсь от тебя скрывать. Ты думаешь, кто-нибудь станет мне препятствовать, если я, например, заявлю, что хочу вернуть сотрудницу, задолжавшую мне сотню тысяч долларов? Или укравшую у меня драгоценности? Кто станет в этом разбираться, кому придет в голову тебя защищать?

Марина остолбенела. Иветта впервые разговаривала с ней так, впервые в ее голосе звучала неприкрытая угроза. И она не шутила…

– Ну подумай сама, – продолжала Иветта, и голос ее снова смягчился. – Какой смысл тебе отказываться от своего счастья? Чего ради, скажи, пожалуйста? Можно подумать, тебе плохо живется! Ведь я ни в чем тебе не препятствую, да и в чем тебе вообще можно препятствовать? У тебя нет даже друзей, да мне кажется, они тебе и не нужны. А любовники – так ведь это…

– Но я устала, – перебила Марина, и в голосе ее промелькнули почти умоляющие нотки. – Я больше не могу, иногда мне кажется, что я схожу с ума…

– Это глупости, – отрезала Иветта. – Я же говорила тебе: ты просто не умеешь распределять энергию, ты неразумно относишься к себе. Вот и учись этому, а не думай о глупостях!

– А если я просто не могу этому научиться? – тихо произнесла Марина. – Если этому вообще невозможно научиться?..

Но Иветта не стала это обсуждать.

– Вот что, – решительно сказала она. – Что ты там думаешь – дело твое, я в это не вмешиваюсь. А уйти – забудь, поняла? Мое дело – предупредить.

И, не слушая больше Марину, даже не глядя на нее, Иветта хлопнула входной дверью.

Может быть, если бы подобный разговор состоялся хотя бы месяца три назад, Марина ушла бы, несмотря ни на что. Но сейчас… Она сама не знала, что произошло с ней сейчас. Воля ее была совершенно сломлена, она не чувствовала в себе никаких желаний, и ей все чаще казалось, что она превратилась в равнодушный автомат для совершения одних и тех же однообразных действий: поднести руки к чьим-то вискам, увидеть, произнести… И через эти действия, которые она почему-то продолжала повторять едва ли не каждый день, уходила из нее жизнь.

Марина тряхнула головой, словно пытаясь сбросить с себя какую-то паутину. Ее сегодняшний день был почти окончен – оставался всего один посетитель, – но она не чувствовала даже облегчения. Все равно завтрашний день будет точно таким же, и короткий ночной перерыв между ними не изменит ничего…

– Входите, пожалуйста, – сказала она, услышав легкий стук в дверь.

– Здравствуйте, глубокоуважаемая колдунья! – с порога произнес вошедший. – Извините, я не узнал в прошлый раз вашего имени…

Его лицо показалось Марине знакомым – даже не лицо, а улыбка в уголках плотно сомкнутых губ. Улыбка меняла их твердую линию, и поэтому невозможно было понять: какое же у него лицо, у этого мужчины, – жесткое, спокойное или – печальное?

Но печали совсем не было в его голосе, да и смотрел он с усмешкой. Марина наконец узнала его.

– А! – сказала она. – Здравствуйте, Алексей Васильевич. Как поживает ваш приятель? Жена не беспокоит?

– Отвязалась, отвязалась. – Теперь он улыбнулся открыто, и на правой щеке у него появилась ямочка. – Надо было видеть, с каким серьезным видом Гриша швырял кольцо в речку!

– Ну что же вы смеетесь? – укоризненно сказала Марина. – Я понимаю, вы считаете, что я его обманула. Но ведь ему именно это было необходимо, правда?

– Правда, – согласился Алексей Васильевич. – И я не считаю, что вы его обманули. Я вот даже кольцо принес. Помните, вы мне говорили, что их на удачу заговаривают?

С этими словами он сел на стул напротив Марины и положил перед нею кольцо.

– Помню, – кивнула Марина. – Но я этого не делаю, зря вы пришли. Кажется, в аннотации нашего салона ничего про кольца и не написано.

– Возможно, – пожал плечами Алексей Васильевич.

Тем временем Марина рассматривала кольцо. Вернее, не само кольцо – тонкий серебряный ободок, – а огромный овальный камень, который был в него вправлен. Все оно и состояло из одного камня, остальное было не видно и не важно. На отшлифованной плоской поверхности угадывался удивительный пейзаж: река текла меж облетевших кустов, яснело пурпурно-серое предрассветное небо, топорщилась сухая осенняя трава. А в речной глубине проглядывали чьи-то лица, глаза, губы…

Марина глаз не могла отвести от этой необъяснимо живой картины.

– Нравится? – спросил ее собеседник.

– Да, – кивнула она наконец, поднимая на него глаза. – Это какой камень?

– Моховой агат, – ответил он. – С Подкаменной Тунгуски. Знаете такую реку?

– Нет, – покачала головой Марина, впервые всматриваясь в него внимательнее.

На вид ему было лет сорок, и он был из тех людей, которых годы красят, внося в их облик спокойную завершенность; впрочем, этого Марина не понимала. Она видела перед собой худощавого, изящного мужчину с коротко стриженными, седыми на висках волосами. Он смотрел на нее внимательно, словно изучающе, и взгляд у него был доброжелательный. Марине показалось, что глаза у него черные, но тут же она разглядела, что цвет у них другой – цвет мокрой после дождя земли. И такого же, дымчато-серого, цвета был моховой агат, лежащий перед нею на столе.

– А вы изменились, – вдруг сказал Алексей Васильевич. – Когда это мы виделись, недели две назад? У вас совсем другой взгляд.

– Не знаю, – вяло сказала Марина. – Может быть, я просто устала.

– Бывает, – согласился Алексей Васильевич. – А это кто? – вдруг спросил он.

Марина оглянулась туда, куда был направлен его взгляд. Художник Глеб, писавший с утра ее портрет, забыл повернуть мольберт к стене, и теперь с холста смотрело ее почти завершенное изображение.

– Интересно… – протянул Алексей Васильевич. – И что же, вам кажется, что это вы?

– Ничего мне не кажется, – пожала плечами Марина. – Он так меня видит – пусть, мне не жалко.

– Жалеть, конечно, не о чем, – улыбнулся он. – Но ведь смешно, согласитесь.

– Что же смешного? – удивилась Марина.

– Нет, это я неточно выразился. Скорее, трогательно. Трогательно, с какой серьезностью этот молодой человек изображает свою простенькую мысль.

Глаз на портрете было шесть – все разного оттенка.

«Странно, почему ему так не понравилось?» – подумала Марина.

Самой ей даже интересно было разглядывать эти разноцветные глаза – насколько ей вообще что-то могло быть сейчас интересно…

– Какую же мысль? – спросила она.

Не отвечая, Алексей Васильевич встал, легко прошелся по залу, щелкнул пальцем по большой хрустальной пирамиде и стремительно обернулся к Марине.

– Мне его мысль неинтересна, – сказал он, глядя на нее с прежним вниманием. – Потому что это и так сразу понятно – что у вас неуловимое выражение глаз.

– А что же вам интересно?

– А интересно, например – что с вами случилось? Почему вы такая выпотрошенная? И как вас все-таки зовут – тоже интересно.

– Марина, – ответила она. – Ничего со мной не случилось, все в порядке. Вам просто показалось, Алексей Васильевич.

– Ничего так ничего, – пожал он плечами. – Приятно, когда у человека все в порядке. Но если все-таки случится – позвоните мне, пожалуйста.

– Зачем? – удивилась она.

– Да ни зачем. Ну, может быть, мне понравилось, как быстро вы разобрались в Гришиных страхах и комплексах. И теперь мне не нравится, что вы не можете разобраться в своих. Вот по этому телефону. – Он достал из кармана плаща визитку. – Или нет, это офис… Лучше я вам сотовый номер запишу. Я по нему всегда сам отвечаю.

Он достал серебристую ручку с тонкими «папоротниковыми» насечками и быстро черкнул что-то на визитке. Марина молча смотрела, как он застегивает плащ, идет к двери.

– А кольцо! – спохватилась она. – Кольцо ведь я не могу заговорить, заберите.

– Да я его просто так принес, – ответил Алексей Васильевич. – Камень вам показать. По-моему, вам всякие необыкновенные камни должны нравиться. Носите, Марина, не бойтесь, ничего плохого от него не исходит.

Дверь за ним закрылась.