Глава 16
Прием, обещанный госпожой Иветтой, был назначен на пятнадцатое февраля – в Маринин день рождения. Она случайно проговорилась об этом Иветте: вообще-то не собиралась, но просто удивилась совпадению.
– Очень мило, – сказала та. – В таком случае, твое появление будет особенно уместно и ненавязчиво.
– А почему мое появление надо как-то объяснять? – спросила Марина.
– Мне никому ничего объяснять не надо, – отрезала госпожа Иветта. – Дело состоит только в том, что ты должна будешь заменять меня в некоторых случаях. Естественным образом заменять – когда потребуются именно те способности, которыми обладаешь ты. Твоя серьезность! – хохотнула она. – Поэтому я хочу, чтобы к тому времени мои клиенты тебя уже знали и твое появление не вызывало у них недоверия.
Туфли к этому вечеру Марина купила сама в подсказанном Иветтой итальянском бутике на Никольской. Они были удивительно хороши, эти ее первые дорогие туфли – жемчужно-серые, с едва заметным голубоватым отливом. Они были завернуты в мягкую шелковистую бумагу, и казалось, что из коробки пахнет не новой кожей, а какими-то необычными духами. Каблук был высокий и тонкий; и без того довольно высокая, Марина выглядела еще выше и стройнее. Правда, она никогда не носила таких каблуков и сомневалась, сможет ли в них нормально ходить, поэтому надела туфли накануне и целый вечер ходила в них по квартире. Но туфли не терли и не жали, и походка в них стала даже изящнее – с плавным покачиванием бедер.
Но все это было приятно главным образом потому, что отвлекало от печальных и тревожных мыслей: что я делаю здесь, об этом ли думала, когда смотрела на свою стынущую в родниковой воде руку и вдруг решила, что должна ехать в Москву?..
Вечернее платье, сшитое Анелей, выглядело ничуть не хуже туфель. Оно висело на прозрачных «плечиках» в Иветтиной гардеробной, и Марине показалось, что оно уже облегает чью-то невидимую фигуру. Она надела платье, провела ладонями по своей талии и поняла, что эта фигура – ее…
Две широкие полосы ткани сходились на груди и казались небрежно наброшенными на плечи – так, словно они вот-вот соскользнут к локтям, открывая грудь. Издалека плечи выглядели обнаженными, и только легкая жемчужная дымка показывала, что верх платья состоит из того, что Иветта назвала флером. А от корсажа, обливая хрупкие Маринины бедра, спадала чуть ниже колен юбка из плотного шелка.
Марина смотрела в зеркало и думала: «Как странно, неужели эта стройная жемчужно-голубая женщина – я?»
Действительно загадка… И длинные глаза переливаются загадочно, почти теряясь уголками в золотистых волосах…
– Безупречно! – заявила Иветта, придирчиво оглядев Марину.
Марине искренне хотелось поблагодарить ее, и в то же время она не решалась это сделать. Что-то в Иветтином взгляде, во всем ее облике исключало искренность. Да что там – Марина до сих пор не могла решить, как же ей называть свою странную работодательницу! Так и говорила с ней, никак не обращаясь.
Марина думала, что прием состоится в гостиной, но оказалось, что гости соберутся в магической студии, располагавшейся этажом выше.
«Надо же! – удивилась про себя Марина. – Не зря я про помело и трубу подумала!..»
Правда, когда она вошла в студию, мысли о помеле исчезли сами собою. Крутая лесенка вела вверх прямо из прихожей. И там, наверху, располагалось необыкновенное помещение!
Это был круглый зал, стены которого состояли из сплошного стекла. Но это не было обычное оконное стекло. Оно было дымчатым, туманным, и весь еще не освещенный зал казался таинственным, окруженный этими полупрозрачными стенами.
Марина подошла к стене – или к окну? – и невольно отшатнулась. Она стояла прямо над бездной, крыши окрестных домов громоздились у ее ног, и весь огромный вечерний город раскинулся в необозримой перспективе.
– Испугалась? – заметила Иветта, подходя к Марине. – Не беспокойся, это стекло не разобьется.
Пока Марина любовалась лежащим у ее ног городом, Иветта отдавала какие-то распоряжения девушке, вошедшей вслед за ними. Марина мельком услышала что-то о бокалах, салфетках и хрустальных тарелках.
И вдруг в студии вспыхнул свет, мгновенно заставив Марину отвлечься от созерцания вечерней Москвы. Зал замерцал, засиял, прямо в глаза Марине брызнули бесчисленные радужные искры – так, что она невольно поднесла руку к лицу.
Мебели в зале не было совсем, но весь он был уставлен множеством разнообразных фигур – хрустальных, стеклянных и даже, казалось, сделанных из каких-то прозрачных камней. Здесь были шары, пирамиды, конусы, всевозможные многогранники – да все эти фигуры состояли из бесчисленных мелких граней и поэтому искрились и сверкали так, что больно становилось глазам.
У Марины дух захватило от этого зрелища – сияния, блеска, тайного торжества, которым дышал весь зал. Ощущение магического пространства создавалось мгновенно, как только подсвечивались эти необыкновенные стеклянные скульптуры.
Присмотревшись, Марина увидела, что они к тому же разных цветов и расположены так, что цвета то перетекают друг в друга, то, наоборот, друг с другом контрастируют. Это тебе не какое-нибудь чучело совы!..
Как завороженная рассматривала она эту богатую игру цвета, света, форм. Она не заметила даже, что в студии начали собираться гости.
От созерцания Марину отвлек голос Иветты:
– Мариночка, познакомься – мои друзья!
И только тут она ощутила наконец растерянность. Больше всего в своей жизни Марина терялась от многолюдства. И не от того многолюдства, которое преследует на шумной улице, а от многолюдства в замкнутом пространстве. Она физически ощущала то невидимое, что окружало каждого из собравшихся, и ее охватывало смятение от этих теснящихся, наплывающих друг на друга объемов. Она путалась среди них, не знала, как вести себя в этом столпотворении, даже если ниоткуда не исходила на нее враждебность.
Марина выросла в местах безлюдных, среди нетронутой природы. И хотя дом ее отца меньше всего был похож на деревенский дом, уединение было в нем естественным семейным состоянием. Это был особый мир, наполненный книгами, китайскими миниатюрами и рукописями, множеством старинных предметов, от которых веяло благородством. Но посторонних людей не было в этом мире…
Она легко чувствовала себя с Женей среди полей и перелесков, окружавших Спасское-Лутовиново и словно бы охранявших их любовь.
Училище, больница – это было совсем другое. Это была работа, а Марина с детства привыкла, что работа требует сосредоточенности и самоотдачи. Больным надо было помогать, каждая минута была заполнена совершенно необходимыми делами, не оставляющими времени для размышлений. Но что делать среди людей, собравшихся просто так, ни для чего?
Во время учебы, да и после, уже работая в кардиологии, Марина избегала даже обычных молодежных посиделок. И теперь она почти с испугом смотрела, как появляются в магической студии незнакомые люди.
– Марина, вот так встреча! – вдруг услышала она.
Неожиданный оклик вывел ее из растерянности, и она даже обрадовалась ему. Она стояла рядом с тонким стеклянным столиком, на котором сиял и переливался большой граненый шар, и к ней торопливо направлялся мужчина в темно-синем пиджаке с заправленным за лацканы красным шарфом.
– Здравствуйте, Марина, – повторил он, протягивая ей руку. – Вот уж не ожидал вас здесь увидеть!
Она внимательнее всмотрелась в него, но так и не узнала.
– Не узнаете? – догадался он. – Забыли – перст судьбы?
– Ну конечно! – обрадовалась Марина. – Вы живете в Гагаринском переулке?
– И я невообразимо хотел вас нарисовать, – подтвердил художник. – Но вы исчезли так стремительно, что я усомнился: да не во сне ли это было? Я ведь, знаете, ночь перед этим не спал, могло и померещиться.
– И что же вы решили теперь? – улыбнулась Марина. – Поверили в мое существование?
– Еще бы! – хмыкнул художник. – Вы, между прочим, совсем не изменились по сути, хотя и выглядите немного иначе, чем при нашей первой встрече. И вы, значит, знакомы с госпожой Иветтой?
– Я работаю у нее, – сказала Марина.
– Что ж, неплохо, – заметил он. – Во всяком случае, это значит, что мы будем с вами встречаться.
– Почему? – поинтересовалась Марина.
– Потому что я часто здесь бываю. И тоже в некотором роде с ней работаю.
– То есть? – Маринины брови удивленно приподнялись.
– Я магический художник, – сказал он. – Я на холсте воплощаю то, что Иветта – да и вы, вероятно? – воплощает в реальности. Кроме того, я астролог.
За разговором Марина не заметила, как собрались все гости. Их было довольно много – не меньше тридцати человек, – но в просторном зале места хватало всем.
Она не знала, каким образом Иветта собирается развлекать своих гостей – магическим сеансом, чтением мыслей или еще чем-то подобным? Пока, во всяком случае, казалось, что они будут развлекаться сами. Люди расхаживали среди мерцающих стеклянных фигур и непринужденно беседовали.
– Я вас потом непременно приглашу к себе в мастерскую, – пообещал художник. – Уж теперь-то я вас не упущу!
Марина вспомнила, как его зовут – Глеб. Правда, она не знала, захочется ли ей прийти к нему, посмотреть его картины. Какое-то странное безразличие все больше овладевало ею, и ничто не могло его разрушить…
– Прошу вашего внимания, господа! – раздался голос Иветты.
Иветта вышла в центр зала, и Марине показалось, что она стоит не просто в центре большого помещения, а в той точке, где сходятся взгляды собравшихся. Попадая в скрещение взглядов, Иветта выглядела еще красивее, чем обычно. Ее глаза сияли под стать стеклянным скульптурам, и так же таинственно сияла ее платиновая диадема с крупными сапфирами.
– Я обещала вам, друзья мои, – начала Иветта, – показать хотя бы малую толику того, на что способно человеческое сознание, жаждущее самораскрытия. Только нужна именно жажда, – подчеркнула она. – Кто из вас хотел бы попробовать?
Желающих было достаточно, но Иветта выбрала одну женщину – совсем, как показалось Марине, неинтересную. Женщина выглядела ровесницей Иветты, но как же велика была разница между ними! Рядом с элегантной, уверенной в себе Иветтой стояла расплывшаяся особа с ярко накрашенными глазами. Она не знала, куда девать руки, то и дело переминалась на месте, как будто чувствовала себя неудобно в лакированных красных туфлях. Видно было, как польщена эта дама вниманием Иветты и как приятно ей неожиданно оказаться в центре общего внимания.
– Садитесь, Валюша, дорогая. – Мило улыбнувшись, Иветта указала даме на высокий стул.
Марина только сейчас заметила его, потому что стул был совершенно прозрачный, словно тоже сделанный из стекла. Дама с трудом взобралась на него, ее ноги не доставали до пола, и от этого казалось, что она парит в воздухе; при ее фигуре это выглядело комично.
Госпожа Иветта встала за спиной у Валюши и, не прикасаясь, поднесла руки к ее вискам. В зале воцарилась тишина. Гости оставили разговоры и внимательно следили за происходящим.
– А вы так можете, учитель? – услышала Марина шепот за своей спиной и, обернувшись, заметила молодую девушку с серьгами в виде огромных английских булавок, которая с горящими от восхищения глазами одновременно следила за происходящим и поглядывала на своего спутника.
– Разумеется, – важно ответил тот. – Более того, я и тебе могу передать свое знание, если ты откроешь мне свою душу…
Мужчина был полный, дородный, с окладистой бородой. На нем был просторный синий костюм, а поверх красного шелкового галстука висели янтарные бусы и большой наперсный крест на серебряной цепи.
«Странных людей она называет друзьями!» – подумала Марина.
Между тем Иветта водила пальцами у висков дамы – так, словно втирала в них что-то. Лицо дамы делалось при этом все более безразличным, каким-то обвислым; ее волнение совершенно исчезло. Потом она закрыла глаза, и Марина увидела, как губы ее приоткрылись и в уголке рта выступила капля слюны.
Минут через пять, прошедших в полной тишине, Иветта спросила:
– Вы слышите меня?
Голос у нее стал еще более глубоким, чем обычно, в нем слышалась мягкая вкрадчивость и одновременно настойчивость.
– Да, – неожиданно отчетливо произнесла Валентина.
– Тогда ответьте: где вы находитесь сейчас?
Марина перестала вслушиваться уже после первой Иветтиной фразы. Это был обычный гипнотический сон. И хотя здесь, в прозрачном зале над Москвой, среди сияющих геометрических фигур, он являл собою довольно фантастическое зрелище, да еще дама была словно приподнята над полом, – Марина прекрасно знала, как все это будет протекать. Отец часто использовал гипноз, чтобы, как он говорил, «внушать здоровье». Стоило ли собираться, чтобы посмотреть на это из праздного любопытства?
Она ясно видела, какое сильное, направленное тепло исходит от Иветтиных рук, и понимала, что незамысловатая Валюша будет говорить именно то, что захочет Иветта. И при чем тут самораскрытие?
Действительно, то и дело облизывая губы, Валентина начала рассказывать про пустыню, колючие растения, верблюдов, про то, как сама она сидит в роскошном шатре и ей прислуживают чернокожие рабыни…
Марина с удивлением наблюдала, с каким интересом собравшиеся внимают каждому слову. Ей же казалось интересным только видеть, как все горячее становится воздух вокруг Иветтиных рук; он даже начал трепетать, как трепещет воздух над костром.
Голос Иветты вдруг стал громким и властным.
– Возвращайтесь! – приказала она. – Возвращайтесь обратно!
Дама открыла глаза, заморгала испуганно и недоуменно.
– Где вы находитесь сейчас? – спросила Иветта.
– У вас… В гостях… – неуверенно ответила она.
Иветта все еще не опускала рук, и Марина видела, почему: вызванная изнутри энергия еще не ушла из них, ее оставалось слишком много, и она мешала Иветте.
Оглядевшись, словно поискав что-то, та сделала несколько шагов к высокой подставке, на которой лежал аметистового цвета шар. Она приблизила к нему руки, словно поманила шар к себе. Присутствующие ахнули: медленно, как будто нехотя, шар оторвался от подставки и поплыл на этот повелительный зов! Он замер в воздухе, и весь горячий трепет протянутых Иветтиных рук влился в него.
Шар висел над полом секунд тридцать, но каждая секунда казалась бесконечно длинной. Потом Иветта резко убрала руки – и шар упал, разбился с хрустальным звоном.
– Захватывающее зрелище, не правда ли? – услышала Марина шепот Глеба.
– Наверное, – пожала она плечами.
Глеб удивленно посмотрел на нее:
– Разве вам не понравилось?
Марина не ответила. Ей было настолько безразлично происходящее, что не хотелось даже разговаривать.
«И так теперь будет всегда? – вдруг подумала она с пронзительной, леденящей ясностью. – И со мной?»
Гости зашумели, раздались аплодисменты. Иветта улыбалась и царственно наклоняла голову. Марина ждала, когда закончится этот бесконечный вечер.
– Вам все это кажется шарлатанством? – не отставал Глеб. – Но ведь это по крайней мере зримо, наглядно! Я вот однажды наблюдал, как одна довольно известная колдунья в академии своей преподает. Она, можете себе представить, учила, как надо развивать в себе интуицию.
– И как же? – улыбнулась Марина.
– Оказывается, надо закрыть глаза, вытянуть руки и представить, что в правой лежит слово «да», а в левой – «нет». А потом мысленно задать вопрос, как тебе следует поступать в той или иной ситуации, и ждать. Какая из двух рук опустится вниз – то слово, значит, перевесило…
Марина рассмеялась.
– Неужели, Глеб? Да быть не может!
– А вы Иветтой не восхищаетесь! Да человек, бывает, только научится сигаретку, не прикасаясь, по столу перекатывать – и уже бежит на телевидение сниматься. Маг, дескать. А она ведь многое умеет… И потом, у нее интересные люди собираются. Вон тот, например. – Глеб показал на худенького старичка с быстрыми, как мышки, глазами, вокруг которого стояло несколько человек. – Знаете, кто это? Это господин Чомутов, знаменитый врач-натуропат.
– Кто-кто? – переспросила Марина. – На-ту-ро-пат?
– А почему так недоверчиво? – почти обиделся Глеб. – Он, между прочим, многим помог. Думаете, это невозможно?
– Не думаю, – пожала плечами Марина и улыбнулась. – Но знаете, Глеб, мне трудно серьезно воспринимать врача, который называется натуропатом. Ну нет в русском языке такого слова, а если есть, то звучит оно смешно! Разве нет?
Она посмотрела на Глеба, тот невольно улыбнулся в усы, и Марина почувствовала приязнь к этому смешному магическому художнику.
Гости толпились вокруг госпожи Иветты, несколько девушек внесли подносы, уставленные разноцветными бокалами. Марина и Глеб присели на серебристую банкетку.
– Хотите, – предложил Глеб, – я ваш гороскоп расскажу? В самых общих чертах, конечно.
– Расскажите, – согласилась Марина.
Художник Глеб был, наверное, неплохим парнем, но ей хотелось одного – уйти. Она чувствовала давление неестественности, царившей в зале.
– Вы когда родились? – спросил Глеб.
– Пятнадцатого февраля, – ответила Марина. – Мне двадцать четыре года.
– Так у вас сегодня день рождения! – воскликнул Глеб. – Почему же вы молчите?
– А что я должна говорить? Всем объявить об этом?
– Я вас потом нарисую в подарок, – пообещал Глеб. – Итак, вы Водолей. Ваш символ – серебряные руки и полет птиц. Вы родились под влиянием Луны, и оттого, что вы женщина, это значит для вас даже больше, чем сам знак Зодиака. Вы сдержанны, чувствительны, правдивы и непреклонны, в вас всегда будет сохраняться задумчивая грация молодости. В вашем характере легко сочетается несочетаемое, и вы можете оказаться чужой собственным эмоциям.
То, что говорил Глеб, показалось Марине странным, и она слушала с интересом.
– Ваша интуиция направлена на будущее, – продолжал он. – А чувствительность легко сливается с собственным воображением. Вы готовы окружить объект любви мистическим ореолом…
– Глеб, ты совсем заговорил Марину. – Госпожа Иветта подошла к ним незаметно. – А я хотела, чтобы она познакомилась кое с кем из моих сегодняшних гостей.
– Разумеется! – тут же согласился Глеб. – Я надеюсь, у нас с Мариной еще будет время поговорить.
– Спасибо, Глеб, – сказала Марина, вставая с банкетки. – Мне было интересно вас слушать, хотя в ваших словах была какая-то… общая неточность. Я не могу правильно назвать…
– Ничего удивительного, – подтвердил Глеб. – Это ведь был самый приблизительный гороскоп, вот потом я составлю его специально для вас…
– Пойдем, дорогая. – Госпожа Иветта увлекла Марину за собой.
