Часть вторая

Прошло полгода. Съемки фильма были в самом разгаре. Все это время Лариса встречалась с Константином Астаховым практически каждый день, их любовные отношения то угасали, то вспыхивали с новой силой, они ссорились, мирились и снова ссорились. Периодически Ларису начинали одолевать сомнения и муки совести, она уже несколько раз делала попытку расстаться с Костей, но через какое-то время он снова сжимал ее в объятиях, и оба были совершенно не в силах окончательно разорвать эту связь. В то же время отношения Ларисы с Артемом практически не изменились, но стали даже, пожалуй, чуть более спокойными и ровными. Они так же, как и прежде, редко бывали вместе, а во время коротких встреч, которые происходили между ними, в основном обсуждали дела, говорили о съемках фильма, о его дальнейшей судьбе. У них теперь было общее дело, которое оба считали очень важным и ответственным, и это по-человечески их очень сближало. В беседах с Ларисой Артем беззлобно подшучивал над Константином, предлагал его женить на какой-нибудь хорошей девушке, которая станет за ним ухаживать, и в эти моменты у Ларисы сжималось сердце. Она прекрасно понимала, что ее безумный роман рано или поздно закончится, что Константину действительно надо устраивать свою собственную жизнь, а ей продолжать свою, и от этих мыслей она испытывала непреодолимую тоску.

Что касается самого Артема, то в последнее время круг его интересов все больше был связан с политикой. Его фамилия все чаще стала мелькать на страницах газет, а сам он уже не раз появлялся на экране телевизора. Зарубежные его поездки носили теперь не чисто деловой характер, а и политический, он встречался с различными государственными деятелями… Хотя Лариса точно ничего не знала, но, по некоторым косвенным сведениям, он собирался то ли баллотироваться в Государственную думу, то ли войти в правительство. Контролировать финансовую и экономическую деятельность в работе над фильмом он поручил Валерию Ермолаеву, и тот с удовольствием занимался совершенно новым для него бизнесом.

Дома Лариса почти не бывала, в основном проводя время на съемках, а в свободное от съемок время продолжая тайно встречаться с Константином Астаховым, с которым никак не могла расстаться. Но однажды утром, когда она как раз собиралась на студию, в квартире зазвонил телефон. Лариса подумала, что это Костя, бросилась к трубке.

— Здравствуйте, Лариса Александровна, — произнес мужской голос в трубке.

— Здравствуйте, — ответила Лариса растерянно, не понимая, кто говорит с ней.

— Чувствую, вы меня не узнали, — произнес мужчина. — Жаль, конечно, хотя и не удивительно. Мы ведь встречались с вами всего один раз.

— Простите, я правда не узнаю, — сказала Лариса.

— Это Захар Эдуардович. Вы разочарованы?

— Ну что вы!

— Помните, как мы с вами чудесно танцевали? Я до сих пор вспоминаю, а вот вы уже забыли, наверное.

— Почему же, я помню, — ответила Лариса, удивленная столь неожиданным звонком. — Вам, наверное, нужен Артем? Но он сейчас в командировке.

— Да знаю, знаю, — проговорил Амбросимов. — В данный момент мне как раз нужны вы.

— Чем могу быть полезна? — спросила Лариса вежливо.

— Ну зачем так официально. — Амбросимов тихо усмехнулся. — Мы ведь друзья. Знаете, я хотел бы пригласить вас на ужин.

— У вас ко мне какое-то дело? — настороженно спросила Лариса.

— Нет, просто думал приятно провести с вами вечер. Нельзя же все время заниматься одними делами. Так как насчет ужина? Сегодня, например?

— Боюсь, ничего не получится, — сбивчиво произнесла Лариса. — У меня вечерняя съемка.

— Ну тогда можно завтра, — сказал Амбросимов разочарованно.

— Спасибо, но я ужасно занята, у меня совершенно нет свободного времени, — торопливо ответила Лариса. — Каждый день съемки, репетиции, опять съемки.

— А я думал иначе, — он опять усмехнулся. — Мне казалось, что у вас остается достаточно времени от работы, вы тоскуете в одиночестве, не знаете, чем себя занять и тратите свое драгоценное время на сущие пустяки.

— Что вы имеете в виду? — спросила Лариса, сдерживая охвативший ее испуг.

— Да ничего особенного, — рассмеялся Амбросимов. — Не пугайтесь, я просто пошутил.

От разговора с этим человеком, от звука его голоса, от его странных намеков Лариса ощутила внезапный страх, словно ее застигли врасплох, разгадали ее тайну. От этого человека исходила какая-то опасность, интуитивно Лариса почувствовала, что с ним не надо ссориться, но и встречаться с ним ей совершенно не хотелось. И она постаралась ответить как можно более любезно:

— Спасибо за приглашение, Захар Эдуардович, но, боюсь, в ближайшее время ничего не получится. Может быть, через несколько дней…

— Очень жаль, — сухо сказал Амбросимов. — Что ж, насильно мил не будешь. Желаю вам всяких благ, надеюсь, когда-нибудь еще встретимся.

— Конечно, — ответила Лариса и повесила трубку.

После неожиданного звонка Амбросимова на душе у нее некоторое время оставался неприятный осадок, но вскоре она об этом забыла, увлеченная работой и занятая собственными переживаниями.

В один из ясных осенних вечеров, после очередной съемки, Лариса и Константин, тайком от всех, встретились в маленьком тихом переулке неподалеку от студии и приехали к нему домой. Сначала Лариса не хотела ехать, придумывая разные предлоги, эти тайные свидания все больше ее угнетали, тяготила двойная жизнь. Но Константин, применив все свое актерское обаяние и самую искреннюю нежность, сумел все-таки уговорить ее.

Они лежали рядом в постели в тусклом свете наступившего вечера. Константин с восхищением смотрел на Ларису, он осторожно тронул рукой ее мягкие волосы, разметавшиеся по подушке. Но она не шелохнулась, даже не поглядела на него, она каким-то странным остановившимся взглядом смотрела в потолок и молчала.

— Ларочка, ради Бога, скажи что-нибудь! — взмолился он. — У тебя такой печальный взгляд, что у меня просто сердце разрывается!

Лариса резко поднялась в постели, встала, набросила на обнаженное тело рубашку Константина, висевшую рядом на стуле.

— Мне надо ехать домой, — сказала она, отвернувшись к окну.

— Но почему? — спросил он с болью в голосе.

— Артем может позвонить. Я должна быть дома, — произнесла Лариса бесстрастно. На самом деле в ее душе происходило что-то ужасное, бушевала настоящая буря, но она изо всех сил старалась сдержать себя и говорила нарочито холодно. Это было как раз накануне возвращения Артема из очередной командировки, на которую он, судя по всему, делал очень большие ставки. Лариса не знала никаких подробностей о его делах, но почему-то почувствовала вдруг подсознательное беспокойство за него.

— Но почему ты должна быть дома? Ведь ты можешь быть на съемке! — воскликнул Костя.

— У нас нет вечером никакой съемки…

— Но ведь он не знает об этом!

— Зато знаю я! — Лариса с трудом сдерживала подкатившиеся к глазам слезы, закурила, сказала, стараясь не глядеть на Константина: — Прости, но мы не должны больше встречаться…

— Господи, да что ты опять… Да что ты такое говоришь! — Он тоже встал, подошел к ней, обнял за плечи.

— Не надо, — Лариса отстранилась, — не надо… Лучше я сразу уйду, а то…

— Ты не сможешь уйти от меня… — прошептал он, целуя ее в шею. — Или тебе плохо со мной? Я стал противен тебе?

— Мне слишком хорошо с тобой, — с горечью сказала Лариса, — но это ничего не меняет. Наш роман закончен…

— Но как ты представляешь себе это? — произнес Константин с изумлением. — Мы будем продолжать встречаться с тобой на съемочной площадке каждый день, а потом просто разъезжаться в разные стороны и делать вид, что ничего не произошло и никогда не происходило? Разве это возможно? По-моему, это просто какой-то мазохизм, я этого не вынесу!

— А я вынесу! — закричала Лариса срывающимся голосом. — Потому что я больше так не могу, я не могу врать, глядя ему в глаза! Знаю, у других это получается, я не осуждаю их, но я не могу! Такая я вот дура! Я могу играть в кино, на сцене, а в жизни у меня это не получается, понимаешь? Мне даже подумать страшно, как мы встретимся, когда он вернется…

— Но почему ты думаешь только о нем, а не о себе, не о нас? — Константин так разволновался, что стал нервно ходить по комнате, куря одну сигарету за другой. — Ты боишься его обидеть, боишься сделать ему больно, не хочешь обманывать! А ты уверена, что он никогда не обманывал тебя?!

— Да! — резко ответила Лариса.

— Но почему? Эти его вечные командировки, Европа, Америка, Япония, что там еще?! Ты не видишь его месяцами, ты сидишь одна в позолоченной клетке, которую он построил для тебя! А он прекрасно проводит время за границей, он свободен, вокруг него суетятся хорошенькие переводчицы и секретарши…

— Не смей так говорить о нем! — закричала Лариса, срываясь на плач.

— Но почему? Ведь это правда! — Константин повернулся к ней, лицо его исказила злая гримаса. — Он очень удобно устроился! Красивая верная жена, которая ждет его дома, как Пенелопа! Блестящая карьера, куча денег, которые некуда девать!

— А ты, ты снимаешь фильм на его деньги! Или ты уже забыл об этом?

— Да, на его деньги! Ну и что с этого? Да, деньги вложил он, но если бы он это не сделал, это сделал бы кто-то другой! Ты прекрасно знаешь, я талантливый режиссер, и рано или поздно я нашел бы спонсора…

— А тут спонсор сам нашел тебя, и только ради того, чтобы ты гениально снял его жену! А она, эта его жена, оказалась неблагодарной дрянью! — Лариса не удержалась и заплакала навзрыд.

Константин растерянно смотрел на нее. Он, как и большинство мужчин, совершенно не выносил женских слез, они делали его беспомощным, парализовывали волю. Он снова попытался обнять Ларису, но она, словно не замечая этого, продолжала рыдать, и от этого Константину стало еще хуже. Наконец он решился и сказал:

— Лариса, умоляю, перестань, я не могу это видеть! Ну что мне сделать, чтобы ты перестала страдать? Я на все готов, только скажи!

— Оставь меня, дай мне спокойно уйти… — пробормотала Лариса сквозь слезы.

— Хорошо, уходи, — раздраженно сказал Константин. Но туг же, изменив тон, продолжал: — Только сначала выслушай меня. Я очень тебя прошу, останься со мной, не сейчас, а вообще… Выходи за меня замуж!

Лариса подняла голову и с изумлением посмотрела на него.

— Господи, да я замужем! Я старше тебя…

— Какое это имеет значение? — оживился Костя, увидев, что она перестала плакать. — Мы ведь созданы друг для друга! Разве не правда?

— Не знаю… Я ничего не знаю… Меня мучительно, непреодолимо тянет к тебе, и это ужасно!

— Это прекрасно! — воскликнул Константин, наклонился, прижался щекой к ее плечу. — Скажи ему правду, если не можешь иначе… Разведись с ним. Если он благородный человек, как ты утверждаешь, он поймет…

— Ничего он не поймет! Он просто убьет меня или нас обоих и будет прав. — Лариса горько усмехнулась.

— Не убьет, Ларочка. Ведь ты ни в чем не виновата, ты ничего плохого не сделала! Разве ты виновата, что у тебя в душе за много лет появилась пустота? Ты ведь не можешь жить с этой пустотой, тебе нужна духовная жизнь, постоянное внимание, нежность. Тобой надо восхищаться, как восхищаюсь я, потому что ты именно этого заслуживаешь! Ты такая красивая, такая талантливая, ты настоящая звезда! А что было с тобой? Ты, актриса, сидела взаперти, нигде не снималась, ты потеряла столько времени, из-за него потеряла! Наверное, он это понял, вот и решил от тебя откупиться, за всю прежнюю жизнь откупиться! — Константин так разошелся, что голос его звенел, глаза горели, и сам он все больше верил в то, что говорил, и ему казалось, что иначе и быть не могло.

— Возможно, ты в чем-то и прав, — тихо сказала Лариса. — Но это ничего не меняет. Я должна подумать. Не знаю, хватит ли у меня сил признаться ему… Пусть лучше будет все, как было… Я попытаюсь снова стать верной Пенелопой, время поможет мне…

— А я? Обо мне ты не подумала? Пойми, я не могу, я уже не смогу без тебя… Если ты меня бросишь, меня не придется убивать, я сам умру!

— От этого не умирают, — улыбнулась Лариса.

— Неправда! Еще как умирают! — воскликнул Константин. — В истории есть множество тому примеров! И мой молодой труп будет на твоей совести! Ты потом всю жизнь будешь мучиться со своим богатым благородным мужем, потому что будешь знать, что молодой талант в расцвете лет и сил умер от любви к тебе! Лариса! — Он опустился перед ней на колени, поднес ее руку к губам. — Поверь, я сумею создать для тебя такие условия, в которых ты не будешь ни о чем жалеть и ни в чем нуждаться! Я полон сил, скоро я стану знаменитым и богатым, обо мне заговорит весь мир! Я покорю этот мир, и я сделаю это только ради тебя!

Его слова приводили Ларису в смятение, проникали в душу. Ее и без того все последнее время мучили сомнения, но что она могла сделать? Разойтись с Артемом, обрести полную, так сказать, формальную свободу? Даже раньше в минуты отчаянья, еще до встречи с Константином, такая мысль иногда приходила ей в голову, но когда она представляла себе, что это произойдет на самом деле, что они разведутся и могут больше никогда не увидеться, это приводило ее в настоящий ужас. И сейчас, думая об Артеме, о своей жизни с ним и глядя на Константина, лицо которого было искажено страданиями, болью, ревностью, она чувствовала, что любит их обоих и что без каждого из них ей просто невозможно обойтись. Вот такую ужасную шутку решила сыграть с ней судьба, и как выпутаться из всего этого, как выйти с достоинством из замкнутого треугольника, не потеряв уважение к самой себе, она просто не знала…

В тот вечер, по дороге домой, Лариса мысленно пыталась принять какое-то решение. Она устала от своей двойной жизни, дальше так продолжаться не могло, и ей действительно, как бы это ни приходилось тяжело, надо было сделать свой выбор. Но для этого необходимо было расстаться с одним из них, навсегда его потерять. Любое ее решение, каким бы оно ни было, не сможет не отразиться на судьбе фильма, на который она возлагала такие большие надежды. Если она уйдет от Артема и останется с Константином, это будет для Артема таким ударом, что он может сразу прекратить финансирование… Боже мой, о чем же она рассуждает! Она думает о финансировании, о фильме, о своей карьере. Неужели она уже решила, сделала уже свой выбор? Нет, это невозможно, это невыносимо… Она не может потерять Артема!

Как только она вбежала в квартиру, раздался телефонный звонок. Она схватила трубку и услышала обеспокоенный голос Артема.

— Лялька, где ты пропадаешь? Я звоню уже пятый раз!

— Съемка затянулась. Потом проехала по магазинам… Вот только что вошла.

— Надеюсь, с фильмом все в порядке?

— Да, все нормально. Сняли еще несколько эпизодов…

— А я завтра прилетаю, — весело сказал Артем. — Соскучился ужасно.

Голос его звучал совсем как когда-то раньше, во времена их безумной любви, и Лариса с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться прямо в трубку. Чувствуя, что пауза затягивается, она спросила бодрым голосом, используя все свое актерское мастерство:

— А как твоя поездка?

— Поездка была очень удачной, даже лучше, чем я ожидал. Все просто великолепно! Приеду — расскажу.

Ларису удивила эта фраза, он давно уже ничего не рассказывал ей о своих делах, всегда отделывался общими, ничего не значащими фразами.

— Значит, я попала в число доверенных лиц?

— Ты всегда была там первой. И если я не говорил тебе ничего, то только потому, что нечего было рассказывать, — слукавил Артем. — Но теперь ты все узнаешь, это касается и тебя, нас обоих, очень скоро многое в нашей жизни изменится…

«Что же мне делать? — в отчаянии подумала Лариса. — В нашей жизни должны произойти какие-то важные перемены, но и в моей жизни многое изменилось. Нет, дальше так невозможно. Я должна все ему рассказать, и тогда пусть он решает…»

— Я приеду завтра тебя встречать, — сказала Лариса.

— Зачем? Меня встретит шофер.

— Нет, я приеду сама. Мне это нужно, и все, — сказала она уверенно. — И не пытайся меня отговорить.

— Ну хорошо, если ты настаиваешь, я не против. Мне всегда приятно, когда ты встречаешь меня, просто жалко отрывать тебя от твоих съемок.

— Ничего, я выберу время.

Закончив разговор, Лариса твердо решила, что скажет Артему все прямо в аэропорту или по дороге домой. Она стала мысленно проигрывать их предстоящую встречу, подбирая нужные слова для себя, пытаясь представить его реакцию на свои слова. И какие бы доводы она ни приводила, как бы ни пыталась убедить Артема в том, что ничего страшного не произошло, все получалось совершенно ужасно. Она пыталась рассматривать самые разные варианты отношений с Артемом и с Костей, предлагая сохранить дружеские отношения и с тем и с другим, но ни один из них, категорически не желал идти на это. В конце концов Лариса поняла, что порвать она должна все-таки с Константином и ничего вообще не рассказывать Артему. Это был, вероятнее всего, наиболее простой и легкий вариант, который не влек за собой никаких катаклизмов. И в этот момент позвонил Константин.

— Ты что-нибудь решила? — спросил он, и в голосе его слышались отчаяние и печаль.

— Я не хочу сейчас ничего решать! — воскликнула Лариса, застигнутая врасплох. — Завтра прилетает Артем, у него свои важные и серьезные дела. Не могу же я сразу ударить его обухом по голове!

— Ларочка, милая, родная моя, — он чуть ли не срывался на плач, — не могу я без тебя, что бы там ни было, не могу, и все! Ты должка сказать ему, завтра же должна сказать. Это будет самое честное, самое правильное.

— Не могу… — прошептала Лариса.

— Пойми, я очень уважаю и ценю Артема, я просто люблю его как человека, мне тоже очень нелегко… Но ты ведь любишь не его, а меня!

— Почему ты так в этом уверен?

— Да потому, что так оно и есть на самом деле! Потому что твоя судьба — это я, а не он. Он прекрасный человек, замечательный, он все поймет! Умоляю, обещай ему, что скажешь ему завтра же!

— Я не могу это обещать, — устало сказала Лариса.

— Тогда я натворю черт знает что! Да просто умру, а ты будешь рыдать на моей могиле.

— Что за глупости? Что ты несешь такое?

— То, что есть. Во сколько он прилетает?

— В двенадцать. А тебе зачем?

— Чтобы знать, когда решится моя судьба. Ты поедешь его встречать?

— Да, я поеду его встречать.

— Ну хочешь, встретим завтра его вместе? И все ему скажем.

— Только этого не хватало!

Лариса почти в истерике швырнула трубку на стол.

Огромный сверкающий авиалайнер пересек океан и полетел над Европой. Артем дремал, откинувшись в удобном кресле, на его лице застыла легкая улыбка. Ему снилась Лариса, совсем юная, прекрасная, веселая, счастливая, такая, какой он встретил ее впервые. Но она вдруг изменилась прямо на глазах, стала уже другой Ларисой, той, с которой он расстался месяц назад. Она уже не смеялась, ее красивое лицо казалось бледнее обычного, она явно была озабочена чем-то. Артем почувствовал беспокойство, хотел броситься к ней, протянул руки, но она отдалялась от него, расстояние между ними все увеличивалось. Если бы кто-то сейчас взглянул на него, то заметил бы, что улыбка исчезла с его лица, веки стали чуть-чуть подрагивать, губы зашевелились. Но сон продолжался… Вдруг он увидел, что стоит на скале на краю океана, а Лариса смотрит на него с другого берега. Во сне океан был огромным, безбрежным и в то же время его можно было охватить взглядом, и Артем видел Ларису на противоположном берегу, только не мог до нее дотянуться. Ему очень хотелось поскорее обнять ее, прижать к себе, утешить, успокоить, но для этого надо было преодолеть бескрайнее водное пространство, что даже во сне казалось совершенно невозможным. Это было неприятное, мучительное ощущение. Но Артем никогда не останавливался перед препятствиями, он оттолкнулся от скалы, взмахнул руками и бросился вперед. На миг он ощутил холодный ужас падения, но вскоре почти невероятным усилием остановился в воздухе, медленно стал подниматься вверх и полетел над океаном. Теперь он ощущал только беспредельную радость свободного полета…

Вскоре в салоне раздался голос стюардессы. Она сообщила, что самолет идет на посадку и приближается к Цюриху. Артем открыл глаза, пристегнул ремень, повернулся к окну и стал смотреть на открывшийся внизу удивительный пейзаж предгорья Альп. Голубовато-зеленые холмы, кое-где подернутые золотом, радовали глаз сочетанием цвета, формы, поражали своим совершенством. Артем не отрываясь глядел на приближающиеся склоны, освещенные солнцем, их природная красота, умело дополненная заботливыми человеческими руками, успокаивала и радовала. Он снова улыбнулся и стал думать о Ларисе…

Еще через несколько минут самолет совершил посадку в Цюрихе. Там пассажиры, следовавшие до Москвы, должны были пересесть в другой самолет швейцарской авиакомпании, который еще через четыре часа доставит их в столицу России…

Прогуливаясь по аэровокзалу в ожидании своего рейса, Артем стал вспоминать свой недавний сон и подумал, что в нем есть что-то символическое. В последние месяцы они с Ларисой виделись настолько редко, что стали отдаляться друг от друга. И с каждым днем пространство, разделяющее их, увеличивалось не только внешне, но и внутренне… Конечно, он многое сделал для нее, он сумел добиться финансирования фильма, съемки которого в этом году должны были закончиться. Он ничего для нее не жалел… Но разве любые деньги, любые блага могли заменить то живое общение, ту постоянную близость, которая была между ними раньше? А дальше, дальше станет еще хуже. Пока он еще свободен, он существует сам по себе, он независимый бизнесмен, эксперт, консультант. Но скоро решится его политическая судьба, и тогда он просто перестанет принадлежать не только Ларисе, но и самому себе. На него сразу обрушится множество формальностей, непреодолимых обязательств, он перестанет быть свободным человеком… Может быть, зря он все это затеял, ударился в политику, вышел в своей карьере на такой уровень, откуда уже нельзя самостоятельно уйти, а можно только сорваться в бездну, как при прыжке со скалы в океан. Правда, во сне он сумел подняться, он полетел над бушующей стихией навстречу Ларисе. Но ведь это было во сне…

Наконец объявили посадку. Артем направился к самолету, прошел в салон, занял место у окна в крайнем левом ряду. Когда самолет развернулся и направился на взлетную полосу, он услышал знакомый мужской голос с соседнего кресла.

— Как прошла ваша поездка?

Артем резко повернулся, посмотрел на своего соседа, худощавого стриженого мужчину средних лет, ничем особенным не выделявшегося среди окружающих, и ответил, сдерживая мгновенно возникшее внутреннее напряжение:

— Поездка прошла прекрасно.

— Я рад, — сказал мужчина.

— Я тоже, — улыбнулся Артем. Но улыбка получилась немного натянутая и неестественная. Присутствие соседа справа было для Артема не только неожиданным, но и нежелательным, а им предстояло лететь вместе целых три часа. Чтобы оттянуть время, Артем стал глядеть в окно. Внизу тянулось Женевское озеро, прозрачное и чистое даже при взгляде с высоты. По берегам вдоль озера уютно расположились аккуратненькие домики, а за ними поднимался зеленый массив гор.

— Прекрасный пейзаж, не правда ли? — произнес сосед, обращаясь к Артему.

— Да, и такая удивительная чистота. Просто какое-то совершенство, редко такое увидишь, — сказал Артем, чуть повернувшись в его сторону.

— Но как бы ни была хороша чужбина, родной край милее моему сердцу, — сосед сентиментально вздохнул.

— Что ж, это дело вкуса, — сказал Артем.

— Я думаю, не только вкуса, — произнес сосед.

Артем промолчал, снова отвернулся к окну, сосед тоже замолчал, и так продолжалось какое-то время. Потом по проходу прошла стюардесса, предлагая всевозможные напитки. Артем взял минеральную воду, а его сосед попросил коньяк. Выпил молча, в глазах его заиграл лихорадочный блеск.

— Артем Иннокентьевич, — произнес он негромко, — скажите, а почему вы путешествуете без охраны?

— Во-первых, я не путешествую, а во-вторых, я поступаю так, как хочу, — ответил Артем сухо. — Я свободный человек.

— Ну, я бы так не сказал, — протянул сосед. — Вы слишком заметная фигура…

— Знаете, охрана не спасла даже более заметные фигуры, — усмехнулся Артем. — Ни Джона Кеннеди, ни Индиру Ганди, ни многих других, о которых вы знаете не хуже меня.

— Логично. — Сосед протянул руку и взял у проходящей мимо стюардессы очередную порцию коньяка.

Еще некоторое время оба молчали. Потом сосед спросил выразительным шепотом:

— Так вы приняли решение?

— Я давно принял решение и не собираюсь его менять, — ответил Артем.

— Но вы обещали подумать.

— Я ничего вам не обещал.

— Ах, напрасно вы так говорите… Вы нам очень нужны, именно вы, и не стоит так безапелляционно отказываться от нашего предложения.

— Я думаю, этот разговор не стоит продолжать, — тихо ответил Артем.

— А я думаю, мы вернемся к нему в самое ближайшее время, — уверенно заявил сосед, и взгляд его заблестел еще больше. — Ваше положение, состояние, ваши зарубежные связи, ваш рейтинг, невероятная везучесть, наконец, о которой говорят все, — нам это совершенно необходимо. С нами же вы ничего не потеряете, а только приобретете. Мы вместе будем служить великой идее…

— Оставим это, — сказал Артем и снова стал глядеть в окно, в котором виднелись теперь только густые бесконечные облака, напоминавшие гряды заснеженных гор или какой-то диковинный инопланетный пейзаж.

Когда Лариса выехала из дома, погода вдруг испортилась, небо затянули серые тучи, полил затяжной дождь. Дорога через город оказалась долгой и напряженной, всюду были пробки, то и дело, прямо у Ларисы на глазах, происходили аварии. Времени у нее оставалось в обрез, настроение, и без того скверное, испортилось окончательно, нервы были напряжены до предела. На Ленинградском шоссе она чуть не столкнулась с какой-то «девяткой», продиравшейся между машинами. Водитель злобно ругался через раскрытое окно, размахивал кулаками. Лариса, даже не повернув головы в его сторону, быстро ушла вперед и наконец выбралась из пробки, разогналась и помчалась в сторону Шереметьева. Совсем скоро, через какие-то полчаса или час, она увидит Артема. Она представила его лицо, радостно обращенное к ней, сердце защемило невыносимой болью. Как же она скажет ему о том, что все между ними кончено? Нет, это просто невозможно! У нее не хватит мужества сказать ему, что она полюбила другого мужчину и хочет уйти к нему. Но и обманывать его дальше тоже невозможно, невыносимо. А расстаться с Константином у нее просто нет сил. Вот если бы умереть, погибнуть по дороге, попасть в автокатастрофу… Это решило бы сразу все проблемы. Но если она не умрет, а останется калекой… Какая чудовищная, отвратительная перспектива! Нет, так нельзя, стыд и позор. Нельзя уйти от проблемы, свалить все на обстоятельства… Сама себе устроила такую жизнь, самой надо и расхлебывать! Надо честно сказать Артему все, как есть. Прямо в аэропорту, пока он не успел ее обнять, пока она не струсила, не передумала… Может быть, они сумеют расстаться по-человечески, благородно. Но и с Константином она тоже расстанется и станет жить просто одна. Начнет все сначала, будет работать, пойдет в какой-нибудь театр… А что будет с фильмом? Ведь и для нее, и для Константина это стало главным делом жизни. А Артем? Он вложил уже в этот безумный проект огромные деньги, и не только свои. Что он станет делать, когда узнает правду?

Лариса свернула на шоссе, ведущее к аэропорту, оно было ярко освещенным, мокрым и почти пустым, изредка навстречу проносились машины на бешеной скорости. Отблески фонарей и фар отражались на черном асфальте, расплывались сверкающими бликами. Ларисе показалось вдруг, что она едет не по дороге, а перемещается в космическом пространстве, среди летящих метеоритов и комет. Ей стало страшно, на миг она едва не потеряла сознание и чуть не врезалась на повороте в какой-то грузовик. Ее бросило в дрожь, все тело покрылось испариной. Резко сбавив скорость, она покатила по последнему участку шоссе, ведущему в аэропорт.

Вот наконец прямо перед ней засветилось здание аэровокзала. С трудом найдя свободное место, она кое-как запарковала машину и бросилась к стеклянным дверям. Как раз в это время голос диктора объявил, что рейс Артема задерживается на тридцать минут. Итак, у нее в запасе оставалось еще тридцать минут. За это время надо было как следует взять себя в руки, настроиться на спокойный, серьезный разговор. Именно сейчас, сразу, потому что в другой она может на это уже не решиться…

Она протиснулась сквозь толпу встречающих к выходу из «зеленого коридора» и стала ждать. Ожидание было мучительным, к собственным переживаниям примешивалось чувство непонятной, неосознанной тревоги, возникшее вдруг и, как показалось Ларисе, совсем не связанное с предстоящим разговором. Опять где-то внутри застрекотал тот самый противный сверчок, но сейчас он не издевался над ней, а словно сочувствовал.

«Ты сама еще не знаешь, что найдешь, что — потеряешь», — пропел он печально и замолчал.

— Что, что ты сказал?! — произнесла Лариса вслух, обращаясь неизвестно к кому.

На нее обратились удивленные взгляды, какая-то пара рядом зашушукалась, искоса поглядывая на нее. Или это только показалось?

Вдруг снова зазвучал сверчок, и его трескучий голосок произнес назидательно:

«То, что здесь произойдет, жизнь твою перевернет…»

Лариса схватилась за голову, прошептала себе под нос:

— Да что же ты дразнишь меня! Ты, вредный, противный искуситель! Говори, что знаешь, или заткнись совсем!

Послышался какой-то писк, словно короткий сигнал отбоя в телефонной трубке. Наступила тишина. Через несколько минут объявили, что самолет благополучно приземлился. Услышав голос диктора, Лариса чуть не лишилась чувств.

Скоро через толпу встречающих потянулись прилетевшие пассажиры, катя за собой чемоданы, таща в руках огромные сумки и свертки. Вдруг Лариса увидела, как в зал выходит Артем. И в тот же момент случилось что-то ужасное. Он вдруг покачнулся и упал. Раздались испуганные крики. Кто-то бросился через толпу, распихивая людей, кажется, он был в маске. Люди, давя друг друга, шарахнулись в стороны. Тут же появились здоровенные парни в форме, следом за ними милиция, еще какие-то люди в штатском, врачи в белых халатах. Кто-то тащил носилки… Лариса бросилась туда, но ее оттеснили. Она увидела издалека, что Артем лежит в крови, вокруг него кольцом сжимаются охранники, отгоняя любопытных зевак… Всюду происходило какое-то безумное непонятное движение, Ларису толкали, чуть не сбили с ног. Она стала кричать:

— Пропустите! Я его жена!

Двое здоровенных вооруженных парней преградили ей дорогу.

— Извините, туда нельзя.

— Но я его жена! Это мой муж, поймите. Мне надо быть там!

Словно под действием какой-то нечеловеческой силы, она оттолкнула их и бросилась прямо в толпу, окружившую страшное место. И увидела спины санитаров, уходящих с носилками. Лариса рванулась следом, споткнулась о чей-то ботинок, упала, ударилась о каменный пол и больше не увидела ничего. Ее окутала и поглотила клубящаяся темнота, в которой ощущение реальности исчезло окончательно…

Прошло совсем немного времени, и по дороге в аэропорт уже мчалась специально оборудованная реанимационная машина, требуя сигналом сирены и пронзительным светом фар уступить ей дорогу. Она ехала на такой скорости, что попутные автомобили только успевали шарахаться в стороны и прижиматься к обочине.

Через несколько минут машина подъехала к зданию аэровокзала, вокруг которого патрулировали вооруженные отряды. Из нее выскочили трое мужчин в белых халатах и, расталкивая попадавшихся на пути растерянных пассажиров, бросились к дверям. Один из мужчин держал в руке рацию, из которой раздавались какие-то сигналы и невнятные голоса.

На аэровокзале творилось что-то невероятное. Всюду носились вооруженные охранники, переговаривались по рации. Сотрудники милиции оцепили место происшествия, выводили из здания перепуганных людей, отгоняли любопытных. Люди из ФСБ в стороне опрашивали свидетелей.

Вскоре врач и санитары в белых халатах торопливо прошествовали обратно, двое из них держали носилки. На них неподвижно лежал человек с забинтованной головой и лицом, поверх носилок была накинута простыня. Третий, видимо врач, то и дело склонялся над лежащим, на ходу щупал пульс. Рядом с ними, сопровождая носилки, шли двое вооруженных охранников. Еще через несколько минут санитары погрузили носилки в машину, она рванулась с места и направилась в сторону города, а сразу следом за ней тронулся темный автомобиль с тонированными стеклами, включив синюю мигалку.

Еще через несколько минут к зданию аэровокзала подкатил второй точно такой же реанимобиль, и на глазах у удивленных зевак повторилась в точности первая часть только что произошедшего действия, люди в белых халатах так же пробежали внутрь.

— Небось шишка какая-нибудь, — сказала им вслед старушка в темном платке. — Вот и засуетились.

— Сразу две «Скорых», виданное ли дело, — поддакнул ей пожилой мужчина в старом пальто.

— Знамо дело, невиданное… К моему мужу только через три часа приехали, а если бы так же примчались, может, до сих пор бы жил, — печально вздохнула старушка.

Но через некоторое время экипаж «Скорой» появился снова без всяких носилок, с пустыми руками. Их лица выражали некоторое недоумение.

— Не понимаю, в чем дело, — удивленно сказал один из них. — Нас послали по срочному вызову, а пострадавшего уже увезли.

— Может быть, диспетчер что-то перепутал? — предположил другой.

— Да ничего он не перепутал, — усмехнулся третий. — Просто нас конкуренты обошли.

— Ну и юмор у тебя, — сказал первый.

— Это не юмор, а наша действительность, — парировал третий. — Они теперь появятся в прессе как спасители великого человека. Им слава обеспечена.

— А ты разве знаешь, за кем мы приезжали? — удивился второй. — Я, например, понятия не имею.

— Знаю, сорока на хвосте принесла, — шепотом произнес третий. — Мы ехали за без пяти минут министром, а то и будущим премьером или президентом…

— Ну уж ты загнул, — сказал второй.

— Ничего не загнул. Это был Артем Сосновский, да только его у нас из-под носа перехватили.

— Ну и слава Богу, — вздохнул второй. — Не люблю я ввязываться в политические разборки.

— Да ты-то тут при чем? — сказал третий. — Тебя уж точно никто никуда не ввяжет.

— По-моему, Сосновский толковый мужик, — с сочувствием сказал первый, — он мне из молодых больше всех нравится. Я бы за него голосовал…

— За то его и грохнули, — заявил второй. — Жалко, конечно. Хотя, по правде, лично мне без разницы, чьи мозги зашивать…

— А вот нашим конкурентам совсем не без разницы, — произнес третий.

— А если он помрет? — произнес второй.

— Значит, обломаются конкуренты, — усмехнулся третий.

Когда они вернулись в машину, там уже водитель принимал сообщение о дорожной аварии. Через секунду машина «Скорой» стремительно мчалась по новому вызову.

Лариса пришла в себя в какой-то белой комнате, среди белых стен, на белой кушетке. В первый момент ей показалось, что она где-то совсем в другом мире, а не на земле, только непонятно, как попала сюда. Может быть, она умерла и оказалась здесь после смерти? Вокруг мелькали расплывчатые незнакомые лица. Кто-то склонился над ней и сказал:

— Она приходит в себя.

Его слова прозвучали далеко и гулко, словно сквозь толщу воды. Потом чья-то рука поднесла к ее рту скользкий холодный предмет, и сразу во рту появился неприятный вкус лекарства. Она мгновенно поднялась, хотела вскочить на ноги, но чьи-то сильные руки удержали ее.

— Пожалуйста, лежите, — произнес заботливый, чуть хрипловатый голос. — Вам нельзя так резко вставать, вы можете опять потерять сознание.

Лариса увидела рядом с собой пожилого человека, сочувственно смотревшего на нее. Его голос почему-то напомнил ей сверчка, который изредка заводил с ней странные беседы в последнее время. Может быть, это он и есть, подумала она.

— Вы сверчок? — произнес ее голос, прозвучавший как будто откуда-то со стороны, помимо ее воли.

Человек внимательно посмотрел на нее, потом ответил доброжелательно, даже ласково:

— Нет, я не сверчок. Моя фамилия Торохов.

— А кто вы? — кажется, это спросила уже сама Лариса.

— Я врач.

— А он? — она указала взглядом на другого мужчину, стоявшего чуть поодаль вполоборота к ней.

— Это следователь, — спокойно сказал врач, — подполковник юстиции господин Стручков.

— Сверчков? — спросила Лариса испуганно.

— Нет, — ответил следователь, повернувшись к окну и стоя теперь спиной к Ларисе, так, что она не могла видеть его лица. — Стручков Анатолий Григорьевич. Самая обычная русская фамилия, происходит от слова «стручок», а не «сверчок», как вам показалось.

Лариса медленно села, держась рукой за край кушетки, посмотрела на худощавую спину следователя и тихо спросила:

— Скажите, господин Стручков, что произошло? Почему я здесь?

— Вы не помните? — удивленно проговорил он, продолжая глядеть в окно.

— Я помню, что-то случилось, когда я встречала мужа. Кажется, что-то случилось со мной… Наверное, у меня была галлюцинация. Потом я потеряла сознание…

— Да, вы были без сознания довольно долго. Но теперь ваша жизнь вне опасности… — успокаивающим голосом произнес врач.

— Моя? А где мой муж? Почему он не здесь?

Следователь Стручков как-то странно переглянулся с врачом, тот молча кивнул, потом сказал:

— На вашего мужа было совершено покушение.

И сразу все, что произошло, отчетливо предстало перед глазами Ларисы, но как-то странно, словно кадры из фильма или картинки из сна. Толпа людей. Испуганные крики. Артем, идущий с чемоданом через «зеленый коридор»… Вот он как подкошенный падает, вокруг него сжимается кольцо людей. Лариса бежит туда, видит кровь, людей с носилками… Дальше наступает темнота…

— Так это… правда? — вскрикнула Лариса.

— Да, это правда, — подтвердил голос следователя словно откуда-то издалека.

— Что с ним? Он…

— В данный момент он жив… — негромко произнес врач.

— Что значит — в данный момент? Скажите мне все! Я должна знать! Я его жена!

— Он серьезно ранен, — сказал следователь из дальнего угла комнаты. — Теперь все зависит…

— Все зависит от Бога, да? — закричала Лариса. — Вы это хотели сказать? Отведите меня к нему!

— Это невозможно. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться, — ласковым голосом произнес врач и взял ее за руку.

— Но почему? Мне надо быть с ним! — Лариса выдернула руку. — Где моя сумочка?

— Здесь, — следователь издали показал жестом на ее сумку, лежавшую рядом на столике. — Мы проверили ваши документы, чтобы удостовериться, что вы действительно его жена.

— Дайте мне ее! Там ключи от машины! Скажите, в какой он больнице, я поеду туда!

— Вам никак нельзя сейчас ехать за рулем, — мягко сказал врач.

— Я в полном порядке, и я поеду! — Лариса вскочила на ноги, покачнулась, чуть не упала, но все-таки удержала равновесие. — В какой он больнице?

— Вам все скажут, — попытался успокоить ее следователь. — Сейчас вас отвезут домой.

— Кто меня отвезет?

— Наши сотрудники. Понимаете, вам нельзя оставаться одной, это может быть опасно. До тех пор, пока мы не выясним обстоятельства дела и не задержим преступника, вы должны находиться под охраной.

— Да что же это такое! Вы не поймали преступника?

— Он успел скрыться. Вероятно, профессионал, заказной убийца. Они, к сожалению, не всегда попадают нам в руки, вы и сами, наверное, это знаете.

— Так что же мне делать? Сидеть дома и ждать, пока вы его поймаете? Это же… это дикость какая-то! Что вы скрываете от меня? Говорите!

Следователь снова переглянулся с врачом, тот опять молча кивнул, и выражение его лица при этом стало печальным и скорбным.

— Постарайтесь быть мужественной, — сказал следователь, направившись к двери. — Ваш муж убит.

— Нет! — закричала Лариса, покачнулась и стала медленно падать, теряя сознание.

Врач стремительно рванулся к ней, успел подхватить ее, бережно уложил на кушетку. Тут же забегали какие-то люди, появилась медсестра со шприцем, запахло каким-то лекарством. Следователь деловито разговаривал с кем-то по мобильному телефону. Но Лариса ничего этого уже не видела, не слышала и не чувствовала, провалившись в глухую беспросветную темноту.

В павильоне струился голубоватый дым. На фоне декорации, изображавшей кусок заброшенной стройки, стояла Вика с развевавшимися на искусственном ветру волосами и смотрела на своего партнера.

— Мне все равно, что будет, — произнес он хрипло. — Я останусь с тобой.

— Но он убьет тебя, — прошептала Вика, оглядываясь по сторонам.

— Да, или он убьет меня, или я убью его.

— Нет, уходи. Я не хочу, чтобы ты погиб, — проговорила Вика дрожащим голосом. — Ты должен жить.

— Значит, убью его я, — бесстрастно сказал партнер.

— Не надо, умоляю тебя, не надо. Тогда тебя посадят, и мы все равно не сможем быть вместе!

— Мы убежим, — сказал он.

— Нас все равно найдут. Его сообщники прикончат нас обоих.

— Ты боишься? — спросил он и выжидающе поглядел на нее.

— Сама не знаю… Иногда мне кажется, что я ничего не боюсь, а иногда меня охватывает такой мучительный ужас, что я не могу спать, не могу ходить по улицам, не могу жить…

— Я вылечу тебя от страха. — Он приблизился к ней, обнял, прижал к себе.

В этот момент где-то прозвучал выстрел, еще один.

Вика вздрогнула, стала медленно оседать на землю. Партнер подхватил ее, поднял на руки и пошел через клубящийся дым навстречу выстрелам.

— Стоп! — прозвучал голос режиссера. — Никуда не годится! — Он подошел к Вике, возмущенно глядя на нее. — В вашей игре, Виктория, нет никакого чувства. Мы ведь разбирали этот эпизод. Объясните, что происходит с вашей героиней? Она что, манекен, гипсовая статуя? Фарфоровая кукла?

— Я… но… — пробормотала Вика испуганно.

— Кого она любит? — грозно спросил режиссер.

— Она любит Виктора, боится за него, но и Бубнов ей небезразличен.

— А по вашей игре она любит только себя!

— Нет, неправда, — обиделась Вика. — Она не может выбрать между двумя мужчинами, хотя прекрасно понимает, что один из них бандит и убийца, а другой тоже бандит, хотя и более благородный.

— Так кого же она любит? — проревел режиссер.

— Она думает, что любит обоих, а на самом деле любит только Виктора. И не хочет остаться с ним из страха за него. Вот и готова принести себя в жертву.

— Вот и играйте так, — проворчал режиссер. — Зрителю должно быть понятно, что чувствует Марина, он не должен домысливать все за актеров. Повторим еще раз. Дубль третий. Приготовиться!..

Вика готова была расплакаться. Она чувствовала, что и правда играет ужасно плохо, и сама не могла понять, почему. Надо было срочно найти какое-то решение, какой-то импульс, толчок, ожить перед камерой, а не стоять действительно как манекен… И вдруг она подумала о Ларисе. Вот что надо играть! То, что происходит у подруги в душе. Как она разрывается между двумя мужиками. Только там все наоборот. Она увлечена этим парнем, а любит мужа, без памяти любит. И если ей придется выбирать на самом деле, она за Артема жизнь отдаст! А тут — наоборот. Марина боится и по-своему любит этого страшного мафиози Бубнова, с ним у нее много связано, но за Виктора она идет на смерть. Она бросится под пули, чтобы спасти его! И она поймет, кого любит на самом деле, перестанет разрываться между ними в своих чувствах только перед лицом смерти! Вот так и надо сыграть.

— Все готовы? — прозвучал голос режиссера.

И Вика рванулась навстречу своей героине, наполняя ее душу искренним глубоким чувством, которое она сумела осознать только перед лицом смертельной опасности…

— Сняли, — устало сказал режиссер. Подошел к Вике, протянул ей руку. — Молодец. Я знал, что ты в конце концов проснешься. Старайся и дальше не съезжать с этого уровня.

— Постараюсь, — ответила Вика со счастливой улыбкой.

— Перерыв, — объявил режиссер.

Вика зашла в гримерную, взяла сумочку, вышла в коридор, закурила и услышала писк пейджера. Прочитала, вздрогнула, пробежала глазами еще раз.

«Вика, милая. Срочно позвони мне по мобильному, а потом поезжай к Ларисе. Случилось несчастье. Сегодня в аэропорту стреляли в Артема. Я еду в больницу, пока ничего не знаю. Жди сообщений. Валера».

Вика, остолбенев, смотрела на пейджер, словно надеясь, что это сообщение ей просто померещилось и скоро исчезнет само собой. Потом побежала по коридору, ворвалась в первую попавшуюся комнату и, не обращая ни на кого внимания, кинулась к телефону.

В комнате было темно. Лариса полулежала в глубоком кресле, почти не шевелясь, с отсутствующим взглядом, обращенным к задернутому окну, словно там, как на магическом экране, должен был появиться знак, который заставит ее пробудиться от страшного сна. Но никаких тайных знаков не писала ей невидимая рука судьбы, и она продолжала все так же неподвижно сидеть, глядя в одну точку. Она не помнила, как оказалась в собственной квартире, не знала, сколько времени прошло. Голова была тяжелой, будто чугунной, в висках что-то равномерно постукивало.

Слабый свет уличных фонарей, сочившийся сквозь неплотно задернутую штору, постепенно очертил контуры окружающих предметов. Глаза понемногу привыкали к неяркому вечернему освещению. Лариса настороженно огляделась. Все было привычное, знакомое и в то же время какое-то другое, не такое, как прежде. Кажется, она находилась в комнате одна. Кажется… Рядом не было никого, но почему-то создавалось такое ощущение, что кто-то незаметно наблюдает за ней.

Услышав телефонный звонок, Лариса встала с кресла, нащупала выключатель. В тот же миг в комнате появился незнакомый молодой человек — высокий, широкоплечий, на поясе у него болталась кобура с пистолетом.

— Может быть, я подойду? — вежливо спросил он.

— А кто вы? — Лариса совсем не испугалась, просто удивленно посмотрела на него.

— Охранник, — ответил он.

— Так это вы наблюдали за мной? — спросила Лариса.

— Мне велено охранять вас. — Он потянулся к телефону.

— Нет, я сама, — сказала Лариса и взяла трубку.

— Лялечка, я все знаю, — произнес голос Вики. — Сейчас я к тебе приеду.

— Приезжай. — Лариса поглядела на охранника. — Это моя подруга. Она приедет скоро…

— Хорошо, — согласился он. — Я открою ей дверь.

— Я могу открыть сама, — сказала Лариса.

— Нет, — возразил он. — Открывать дверь должен я.

Лариса поняла, что спорить с ним бесполезно. Да и сил не было спорить, даже говорить было трудно, язык ворочался медленно и вяло. Она чувствовала какое-то странное оцепенение, даже отупение. То, что произошло, с трудом доходило до ее сознания. Сонный, омертвевший разум все время повторял одни и те же слова — «ваш муж убит». Но чем больше было этих повторений, однообразных, словно удары метронома, тем дальше ускользал смысл, не желая становиться реальностью. Когда же это было? Час, день или год назад?.. Чтобы как-то сориентироваться во времени, она спросила:

— И давно вы здесь дежурите?

— С тех пор, как вас привезли.

— А когда это было?

— Об этом мне говорить не положено. Вот следователь приедет, вы его и расспрашивайте. А я просто вас охраняю, вот и все.

— А когда он приедет?

— Этого я не знаю. Думаю, он приедет тогда, когда ему надо будет приехать, — произнес охранник глубокомысленно.

Лариса замолчала. Продолжать разговор с этим вежливым роботом было совершенно бессмысленно. Если Вика все знает, она ей объяснит… Но что она знает? Что Артем убит… Когда его убили? За что? Кто это сделал?.. Кто сможет объяснить это?!

— Может быть, вы приляжете? — участливо предложил охранник.

— Нет. Не хочу.

— Но доктор сказал, что вам надо лежать. И еще он велел, если вы до него проснетесь, дать вам выпить это лекарство. — Он наклонился к журнальному столику, взял оттуда стеклянное блюдечко с приготовленной таблеткой и стакан воды, протянул Ларисе.

— Доктор? Он тоже здесь? Я могу поговорить с ним? — спросила Лариса, машинально проглотив таблетку и запив водой. У воды был какой-то странный непривычный привкус.

— Он ненадолго отъехал, но скоро вернется. Он обязательно сразу к вам зайдет, — произнес охранник. — Вам ничего не надо?

— Нет. Спасибо. Я хочу побыть одна.

Охранник бесшумно удалился. Наступила тишина. Лариса снова почувствовала стук в висках, стиснула ладонями голову и уставилась на занавеску. Вдруг она услышала знакомое негромкое стрекотание, исходившее как раз со стороны окна. Оно отделилось от звука стучащего в висках метронома и стало обретать форму отдельных слов. Наконец отчетливо прозвучала фраза, произнесенная пискляво-скрежещущим голосом:

«Привет! Ну что пригорюнилась, красотка?»

Лариса вздрогнула, сжалась в кресле.

«Ну, что не отвечаешь? Это невежливо», — продолжал нахальный сверчок.

— Исчезни, — прошептала Лариса, сжимая виски.

Звук метронома исчез, и голос сверчка зазвучал громче и отчетливее.

«Я не могу исчезнуть, видя тебя в таком состоянии. Тебе ведь хочется поговорить, правда?»

— Нет. Мне ничего не хочется.

«Врешь. Ты прямо-таки извелась от одиночества. А я — вот он тут, я твой прекрасный собеседник, попутчик в жизни, в бедах друг… Я разрешу твои сомненья и скрашу мрачный твой досуг…»

— Что за бред ты несешь! — воскликнула Лариса.

«Это ты несешь бред, — хихикнул сверчок где-то у двери. — Поэтому я и здесь… Если я исчезну, тебе станет совсем плохо».

— А если не можешь исчезнуть, гнусный трепач, тогда выйди и покажись! — закричала Лариса.

«Только голос, только свет, а меня в помине нет!» — усмехнулся сверчок.

— Это уже слишком, — сказала Лариса. — Кажется, я сошла с ума. У меня навязчивые слуховые галлюцинации, я не могу отличить действительность от видения… Я ничего не понимаю… Я ничего не знаю. Я ни во что не верю. Может быть, меня вообще уже нет? Может быть, это уже не я?..

«Глупышка, — сочувственно пробормотал сверчок, снова переместившись к окну. — Это ты, а я — твой внутренний голос, твое второе „я“. Если хочешь что-нибудь понять, слушай меня внимательно».

— Заткнись! — Лариса схватила кофейную чашку, запустила в окно. Чашка, плавно ударившись о бархатную штору, медленно отлетела на ковер и не разбилась. Тогда Лариса схватила бутылку с ликером и швырнула в угол комнаты. Раздался звон разбитого стекла. Он вывел Ларису из оцепенения. Она с удивлением огляделась.

В комнате тотчас появился охранник, посмотрел на разбитую бутылку и деловито спросил:

— С вами все в порядке?

— Да, — прошептала Лариса.

— Может быть, нужна моя помощь?

— Нет. Не надо, — Лариса замотала головой. — Я кое-что уронила, случайно, ничего страшного, со мной все в порядке.

— Но вы разбили стекло. Я сейчас уберу.

— Мне захотелось выпить, бутылка выскользнула из рук… — сказала Лариса виноватым голосом. — Ну и Бог с ней…

— Вам нельзя употреблять спиртное! — испугался охранник. — Доктор не велел давать вам…

— Хорошо, я не буду… Пожалуйста, оставьте меня одну, — умоляюще произнесла Лариса.

Охранник молча посмотрел на нее, потом направился к двери. Когда он вышел, сверчок заговорил снова:

«Я хочу тебе помочь. Ты ведь сама просила, чтобы кто-нибудь тебе помог. Запуталась, бедняжка, заблудилась в двух соснах… Теперь должно быть легче, ведь больше не нужно выбирать. За тебя уже выбрали, из двух мужчин один остался, он твой… Правда, мне он совсем не нравится, я бы предпочел первого из этих двоих, но так уж вышло, ничего не поделаешь…»

— О ком ты говоришь? Я ничего не понимаю…

«Ты все понимаешь, — усмехнулся сверчок. — Ты ведь хочешь его видеть? Хочешь… Вот тебе его скоро и преподнесут».

— Кого?

«Твоего режиссера…»

Сначала Лариса даже не сообразила, о ком это идет речь. Она просто забыла о существовании Константина Астахова, из-за которого еще совсем недавно так сильно переживала. Он словно движением чьей-то невидимой руки был вычеркнут не только из памяти, но и вообще из ее жизни… И если бы сверчок сейчас не заговорил о нем, она, возможно, еще долго о нем бы не вспомнила. Но этот сверчок-искуситель был очень хитер, он знал, чем уязвить.

— Зачем?! За что?! Я его не выбирала, Я его ненавижу! Это все из-за него! — закричала Лариса, уронила голову на руки и громко зарыдала, содрогаясь всем телом.

«Какая жалость, — пропел сверчок. — Ну зачем же так убиваться? Тебе ведь он нравится. По-моему, он совершенно отвратительный тип, видеть его не могу, но я же так не убиваюсь, как ты…»

— Да что ты болтаешь, слушать противно! Мне… мне никто не нужен! Я люблю Артема. И… никого, никогда… Пусть я лучше тоже умру… — сбивчиво говорила Лариса сквозь плач.

«Ну вот, ошибочка вышла… — вздохнул сверчок. — Какая досада. Придется исправлять. Ты уж извини, пришлось устроить тебе проверочку».

— Да кто же ты, черт побери?!

«Души и сердца вечный звук, светящийся во мраке круг…»

Внезапно произошло что-то странное. Лариса увидела, как прямо перед ней появилось дрожащее светящееся кольцо, словно очерченное чьей-то невидимой рукой, и повисло в воздухе, отделяя часть пространства. Внутри этого кольца появилась картинка. Это была все та же сцена в аэропорту, толпа народу, появление Артема, крики… Вот кто-то пробирается сквозь толпу людей, он в маске. К нему поворачиваются люди, он вроде бы что-то объясняет им. Они согласно кивают. Он ускользает, как будто никем не замеченный. Теперь Лариса отчетливо понимает, что это и есть убийца. Но почему его не задержали, почему он сумел убежать? Что он такое сказал этим испуганным людям, почему они пропустили его?

Снова зазвучал голос сверчка, теперь он уже не скрипел, а пел звонко и чисто:

Не бойся смотреть на сияющий свет,
Лишь огненный круг тебе скажет ответ.
Когда эта маска исчезнет с лица,
Тогда и узнаешь ты все до конца…
Появится скоро твой истинный друг…
Ответ тебе скажет лишь огненный круг…

Вдруг картинка потускнела и пропала, края светящегося круга поблекли, все исчезло, комната погрузилась в темноту. Только некоторое время в воздухе оставались легкие отблески растаявшего таинственного света. Лариса перестала плакать и растерянно смотрела на мерцающие искорки, таявшие во мгле.

В павильоне, на фоне декорации, изображавшей квартиру героини, собралась вся съемочная группа.

— Ну, что будем делать? — спросил администратор Володя, расхаживая взад и вперед по свободному пространству, не занятому декорацией.

— Надо всем поехать к Ларисе, — предложила Ирина, второй режиссер.

— Да куда мы все, — оператор Гриша только рукой махнул. — Ей сейчас не до нас. Ты представляешь, в каком она состоянии?

— А может быть, она еще не знает? — предположил Володя.

— Ну да, жена — и не знает! — воскликнул один из актеров. — Ей наверняка уже сообщили.

— Между прочим, она вчера говорила, что поедет встречать его в аэропорт, — сказала Ирина.

— Значит, она была там! Вот ужас-то! — Леночка, игравшая подругу героини, схватилась за голову. — Господи, даже представить страшно, что она пережила!

— Да ничего она не пережила, — проворчала пожилая костюмерша, — знаю я этих актрис, у них только ветер в голове, хвостом покрутить, наряды перемерить. Все у нее есть, и не будет она особенно убиваться.

— Да как вы можете говорить такое, Клара Петровна, — возмутилась Леночка. — Лариса такой замечательный человек! С ней работать одно наслаждение! И вообще — она никогда ничего не пожалеет, последнее другим отдаст. И за что же ей горе такое!

— Я говорю, что знаю, — настаивала на своем костюмерша. — Она, конечно, поплачет, да быстро утешится. Найдет утешителя, на том все и кончится.

— Да она Артема Иннокентьевича обожала, о чем вы говорите! — закричала Ирина. — Вы просто ничего в любви не понимаете, вы сами никогда не любили!

— Да чего там понимать, — буркнула Клара Петровна. — Я мужа своего пятнадцать лет назад похоронила, да с тех пор одна. Грешно замужней женщине на других мужиков глядеть.

— Так вы же вдова, — удивился Володя.

— А вдове — тем более. Но у молодежи нынешней другие нравы, даже смотреть противно, — заявила она категорично, повернулась и вышла из павильона.

— Совсем бабка сдурела, — сказал молодой актер. — Что это она такая злющая, прямо как ведьма?

— Да ты не суди ее, — сказал Гриша. — Она только для виду злится, а сама — добрейшей души человек. Просто любит поворчать и мораль почитать.

— Да все они такие, эти старики-старухи, на нравоучениях сдвинутые, — с отвращением произнесла Леночка. — Я не знаю, что такое доброта, и ничего вообще не понимаю, если человек может говорить такое о другом. Что же это за душа, в которой одна злоба! Лариса красавица, все мужики на нее пялятся, это вполне естественно. Но какое имеет право эта бабка так говорить о ней?

— Да ей просто завидно, — сказал молодой актер.

— Кстати, о мужиках, — вдруг произнесла Ирина. — А где наш Костя? Что-то я его вообще сегодня не видела. Он должен был на съемку приехать час назад.

— Интересно, а он знает? — спросила молчавшая до сих пор актриса. — Может, он сам к Ларисе поехал?

— Если поехал, мог бы на студию позвонить, — сказал Володя. — Нам-то что делать? По домам расходиться?

— Теперь вообще неизвестно, что мы будем делать, — вздохнул Гриша. — Картину законсервируют или вообще закроют. Мы без работы останемся. Вот о чем думать надо.

— Какой же ты, Гришка, прагматик и эгоист, — возмутилась Ирина. — Такая беда случилась, а ты только о себе думаешь!

— Не только о себе, а обо всех нас, — сердито ответил Гриша. — Вот картину закроют, ты, например, куда пойдешь? На рынок шмотьем торговать?

— Да хоть и на рынок, тебе-то что?

Вдруг в павильоне появился Константин Астахов, решительным шагом направился к съемочной группе. Выглядел он немного странно — глаза лихорадочно горели на бледном лице, волосы были всклокочены, рубашка, кое-как заправленная в джинсы, торчала сбоку, на лице красовался свежий синяк. Он слегка запыхался, проговорил на ходу:

— Ребята, извините, опоздал. Я тут попал в переделку, драчка по дороге вышла. Пришлось вступиться за одну дурочку, вот и потрепали. Все готовы? Через десять минут начинаем съемку. Что-то я Ларису не вижу. Если курит где-нибудь, позовите ее.

Все молча слушали его монолог, но как только он сказал про Ларису, Ирина подошла к нему и изумленно спросила:

— Так ты ничего не знаешь, Костя?

— А что я должен знать? — встревоженно спросил он. — Уж не заболела ли она?

— Сегодня в Шереметьеве застрелили Артема Сосновского, — сказал Володя.

— Что?! — Астахов замер, огляделся. — Да что ты несешь!

— Только что в «Новостях» сказали. Мы все видели, — подтвердил Гриша. — Мы уж думали, ты к Ларисе поехал.

— Ничего себе дела… — Костя вытер ладонью лоб. — Ну-ка пошли курить, а то у меня крыша едет.

Он направился в коридор, закуривая на ходу, и все быстро пошли за ним.

Вика примчалась на такси через полчаса. Она вбежала в квартиру, обняла Ларису, села с ней рядом на диван.

— Мне Валера все рассказал, вот я сразу к тебе и примчалась.

— Если телефон зазвонит, подходи ты, — сказала Лариса. — Я не могу. Вообще ничего не могу… — голос Ларисы дрогнул.

— Конечно. Послушай, сделать тебе кофе или еще чего-нибудь?

— Ничего не хочу. — Лариса уронила голову на руки и замолчала.

Вика осторожно взяла ее за плечи, прижалась щекой к ее волосам.

— Лялечка, делай что хочешь. Вообще ничего не делай. Я буду тут, с тобой, сколько надо.

— Спасибо… — всхлипнула Лариса.

— Спасибо тут ни при чем, — вздохнула Вика. — А хочешь, я тебе выпить принесу? Немножко, а?

Лариса замотала головой.

— Нельзя. Доктор запретил.

— Ладно, ему виднее. Знаешь, я вот что думаю, — вдруг заявила Вика. — Тебе обязательно надо выговориться. Нельзя вот так сидеть и молчать.

— Не знаю… Со мной вообще что-то непонятное, — проговорила Лариса. — Наверное, я сошла с ума. Мне мерещатся странные вещи, я разговариваю со сверчком…

— Со сверчком? — встревоженно спросила Вика.

— Ну да, со сверчком. Он говорящий, только невидимый.

— Лялечка, родная, никакого сверчка здесь нет.

Лариса схватила Вику за руку.

— Я похожа на сумасшедшую? Ну скажи, я действительно сошла с ума, да? Я совсем свихнулась?

— Лялечка, милая, родная моя. — Вика поглядела на нее с такой искренней любовью, что у Ларисы тут же накатились слезы. — Лялька, от того, что тебе пришлось пережить, любой человек может свихнуться. А ты совершенно нормальная, просто у тебя был нервный шок, потому всякие ужасы и кажутся.

— Я брежу, я ничего не понимаю. Я не знаю, что происходит на самом деле, а что мне кажется! Вика, скажи, что сделать, чтобы все это прекратилось? Скажи мне правду, умоляю тебя!

— Правда то, что ты сейчас находишься у себя дома, в своей квартире. Что я рядом с тобой, а у двери дежурит охранник. — Вика старалась говорить как можно более спокойным и ровным голосом.

Лариса посмотрела на Вику, вдруг ее взгляд прояснился, она сказала изменившимся четким голосом:

— Все это было на самом деле, это не сон, не галлюцинация. В Артема стреляли. Он тяжело ранен. Я все вспомнила. Я знаю, что видела наяву, там, в аэропорту, я видела, как он упал, потом забегали люди. Я бросилась туда, но меня не пустили. Потом мне сказали, что он убит. Но я все равно в это не верю. Ты ведь знаешь правду, Вика? Да?

— Мне тоже сказали, что он убит. — Вика тяжело вздохнула.

— Скажи, он… умер сразу? — спросила Лариса, с трудом произнося такие страшные для нее слова.

— Лялечка, я знаю только то, что сказал мне Валера. Он скоро приедет. Ты сейчас ни о чем не думай, постарайся заснуть.

— Заснуть я не смогу. И потом, мне кажется, я в порядке, — сказала Лариса. — Хочу кофе, крепкого горячего кофе.

— Вот и хорошо, я сделаю тебе кофе. — Вика вскочила и направилась к двери.

— Нет, не уходи. Пусть охранник сделает.

— Да он, наверное, не умеет, — сказала Вика.

— Все равно не уходи.

— Хорошо, я посижу здесь, с тобой.

— Как его зовут? — спросила Лариса.

— Его зовут Николай. По-моему, он славный парень, только все время молчит.

— Он славный говорящий робот, — сказала Лариса. — А зачем он здесь дежурит?

— Наверное, ему так велено. Он об этом тоже не говорит.

— А вот сверчок обо всем говорит. И он совсем не робот, а души и сердца вечный звук, светящийся во мраке круг…

— Ты правда разговаривала со сверчком? — вдруг спросила Вика серьезно. — И что он тебе говорит?

— Много чего… Вот сейчас его нет, может, еще появится, сама услышишь… Надо только, чтобы было тихо, — прошептала Лариса.

Обе замолчали, прислушиваясь. И вдруг в наступившей тишине прозвучал голос охранника:

— Лариса Александровна, к вам пришел посетитель.

— Ничего себе сверчок! — воскликнула Вика.

— Ну вот, он все испортил, — печально сказала Лариса, глядя на охранника и с трудом приходя в себя. — Так мы никогда сверчка не услышим.

— Что вы сказали? — переспросил тот, удивленно поглядев на Ларису.

— Нет, ничего… Просто хотела спросить, кто он, этот посетитель? — ответила Лариса.

— Он говорит, вы его знаете.

— Хорошо, Николай, пусть заходит, — сказала Лариса.

Охранник улыбнулся.

— Вы даже знаете мое имя.

— Кажется, я уже все знаю. Или я знаю, что мне все только кажется, — произнесла Лариса.

Охранник незаметно удалился, тихо прикрыв за собой дверь.

— Лялька, ты говоришь каламбуры, ты уже шутишь, — обрадовалась Вика.

— Послушай, Вика, я сейчас правда говорю нормально? Я не похожа на сумасшедшую? — спросила Лариса.

— Конечно, нет. Только немножко бледная, вот и все. Но на сумасшедшую ты совсем не похожа.

— Тогда дай мне закурить.

— Вообще-то не надо бы, — неуверенно сказала Вика.

— Ну вот, воспитывать меня взялась!

Вика протянула ей сигарету, Лариса жадно закурила.

— Значит, я не сумасшедшая, как ты думаешь? То молчала, то болтаю без умолку, с тобой, со сверчком, даже с охранником.

— Я уверена, что ты совершенно нормальная, и вообще не думай больше об этом. А что касается твоего сверчка, то, может, он и вправду есть. Только я пока не могу понять, польза от него для тебя или вред. Если все-таки вред — я его точно найду и прихлопну. Но если он вдруг окажется полезным, если он действительно что-то знает, надо будет обязательно с ним еще поговорить.

— Скажи, а преступника уже нашли?

— Милая, я ничего не знаю. Валерка приедет и все расскажет.

Через минуту дверь снова распахнулась и в комнате появился человек в черном элегантном костюме, которого Лариса не сразу узнала.

— Лариса Александровна, примите мои самые глубочайшие соболезнования, — произнес он мягким печальным голосом, подошел, почтительно поцеловал руку.

Это был Захар Эдуардович Амбросимов, строгий, сдержанный. Выглядел он, пожалуй, более молодым и менее неприятным, чем тогда, когда Лариса увидела его в ресторане в первый раз. Теперь она узнала его и посмотрела почти без всякого удивления. Она вообще уже ничему не удивлялась, только на секунду прикрыла глаза и снова открыла, чтобы удостовериться, действительно ли она видит этого человека или у нее очередная галлюцинация. Он никуда не исчез, стоял перед ней, выразительно склонив голову.

— Спасибо, — тихо отозвалась Лариса.

— Такая потеря и такая несправедливость! Уходят самые лучшие, талантливые, молодые… — Амбросимов скорбно вздохнул.

Лариса посмотрела на него, потом спросила еле слышно:

— Скажите, как… вы знаете, как это было?

— Ранение в голову. Он скончался по дороге в машине.

— Господи… — простонала Лариса.

— Я потрясен случившимся и готов предложить вам свою помощь. Можете во всем положиться на меня, — сочувственно произнес Амбросимов.

— Спасибо, — еле слышно произнесла Лариса.

Амбросимов поглядел на Вику и сказал:

— Извините, вы не могли бы оставить нас одних?

— Конечно. — Вика поднялась, быстро направилась к двери. — Я сделаю кофе. Лариса просила.

— Если нетрудно, принесите и мне, — Амбросимов говорил все тем же вежливым тоном, а взгляд его устремился на Ларису.

— Лариса, могу я называть вас так?

— Конечно, — тихо ответила она.

— Так вот, Лариса, я пришел к вам по делу. Вас это не удивляет?

— Мне трудно сейчас говорить, но я постараюсь вас выслушать. Может быть, это отвлечет меня…

— Я очень ценил Артема и отдаю должное его памяти. — Амбросимов выразительно поглядел на Ларису. — Конечно, стоило бы отложить разговор до более благоприятного момента, но дело не терпит отлагательств. Я буду краток. Речь идет о вашем фильме, который частично финансирую я. Мне бы хотелось, чтобы съемки были закончены, конечно, через какое-то время, когда вы окрепнете и снимете траур.

— Да… я бы тоже этого хотела, мы с Артемом очень хотели, чтобы фильм получился…

Амбросимов сел в кресло, положил ногу на ногу, заговорил вкрадчивым деловым тоном:

— Фильм непременно получится, в этом я абсолютно уверен. С такой актрисой, как вы, он просто не может не получиться! — Он улыбнулся одними губами.

— Я… Я не знаю… Это Артем, идея была его, — проговорила Лариса слабеющим голосом. — Все сделал он, заставил меня работать так, как я никогда не работала… — Она с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. Но нет, только не при этом человеке… Он скоро уйдет, и тогда она сможет дать волю разрывавшим ее чувствам, отпустить до предела натянутые нервы.

Но он, кажется, не собирался уходить, а продолжал сидеть, вальяжно развалившись в кресле. Закурил, щелкнув массивной золотой зажигалкой. Сказал деловито:

— У меня есть некоторые соображения, которые я хотел бы обсудить с вами.

— Прямо сейчас? — спросила Лариса упавшим голосом, изумленно посмотрев на него.

— Да, именно сейчас. Это важно.

— Но… Нет, это невозможно, в другой раз, — запинаясь, проговорила она.

— Но вы же сами согласились меня выслушать, Лариса. — Амбросимов усмехнулся. — Понимаю ваше состояние и не стану вас долго задерживать. Но речь идет о больших деньгах, это не терпит отсрочки. Я слишком много вложил в этот проект и не намерен терять свои деньги. Более того, я не занимаюсь благотворительностью и рассчитываю получить на этом определенную прибыль. Надеюсь, это понятно?

— Но я не в состоянии сейчас обсуждать это! Как же можно в такой момент говорить о деньгах! — голос Ларисы срывался на плач.

— О деньгах можно говорить всегда. — Амбросимов усмехнулся. — Потому что именно они определяют истинное положение вещей.

— Боже, какой цинизм! — вырвалось у Ларисы.

— Думаю, не больше, чем ваш, — снова усмехнулся Амбросимов. — Мне многое о вас известно.

Лариса почувствовала, как ее заливает холодный пот. Снова застучало в висках. Побледнев, она спросила:

— Что вы имеете в виду?

Амбросимов поглядел ей прямо в глаза и произнес жестко:

— Вам не нравится говорить о деньгах, но вы охотно ими пользуетесь. По-моему, мы стоим друг друга.

Лариса молчала. Этот человек загонял ее в угол. Ей становилось все страшнее от его пронзительного взгляда, от его ироничного, даже издевательского тона. Не в силах выносить это дальше, она спросила напрямик:

— Что вы от меня хотите, Захар Эдуардович?

— Не так уж много, — улыбнулся Амбросимов. — Во-первых, вы возобновите съемки сразу после похорон.

— О Боже… — простонала Лариса. — Вы должны понять, это невозможно, я совершенно не в состоянии!

— Это возможно, — спокойно сказал он. — А во-вторых, работу над фильмом продолжит другой режиссер, а этот ваш Астахов будет отстранен от дальнейшей творческой и прочей деятельности.

Лариса вздрогнула, как от удара. Неужели он знает об их отношениях? Нет, это нелепо, этого не может быть! И она переспросила срывающимся голосом:

— Кто? Астахов? Какой Астахов? Почему? О чем вы?

— Браво, Лариса! Какой спектакль! — Амбросимов выразительно хлопнул в ладоши. — Нет, вы все-таки превосходная актриса. Хотя сейчас вы слишком переигрываете. Конечно, траур и скорбь вам к лицу, но не стоит, я думаю, так преувеличивать ваши страдания передо мной.

— Что?.. Что вы сказали?!

— То, что вы слышали, — произнес он. — Я не столь доверчив и наивен в личных делах, как ваш покойный муж. И я не собираюсь содержать на свои деньги вашего любовника.

— Господи! Да это безумие какое-то! — вскричала Лариса. — С чего вы взяли!

— Я же сказал, что мне все известно, — усмехнулся он.

— Я не хочу вас слушать! — закричала Лариса. — Уходите! Немедленно убирайтесь!

— Перестаньте. — Амбросимов брезгливо поморщился. — Я не играю в дамские игры, когда речь идет о деле. Мне нужен этот фильм, и мне нужны вы. — Он сделал выразительную паузу, потом заговорил уже более мягко: — Поверьте, я не настолько циничен, как вам кажется, я даже менее циничен, чем вы, Лариса. При жизни Артема я и не пытался посягать на вас, хотя вполне мог это сделать. Теперь вы свободны, между нами нет никаких препятствий, а терпеть в качестве соперника какого-то слабоумного мальчишку я совершенно не намерен.

Лариса молчала, обхватив руками голову. В висках, нарастая все громче, назойливо отстукивал метроном, заглушая язвительный голос. Она подумала, что даже если все сейчас происходит на самом деле, это очень похоже на недавнее наваждение… Не исчезнет ли сейчас Амбросимов, не растворится ли в воздухе, не ускользнет ли в клубящийся густой туман к говорящему сверчку? Но он не исчез, не растаял, он все еще находился рядом с ней, и голос его звучал вполне отчетливо и реально.

— Итак, — продолжал Амбросимов, — я даю вам несколько дней, чтобы вы окончательно пришли в себя. Артем был моим другом, и я отдаю должное его памяти. Сразу после похорон приступим к работе. Поверьте, я стану для вас не менее надежной защитой и опорой, чем был он. Вы поскорбите в меру, как подобает благородной вдове, а потом заблистаете звездой первой величины. Об этом я позабочусь. И забудьте этого Астахова, он не достоин вашего внимания. Многие вообще считают его «голубым», да и вообще…

Лариса схватила сигарету, прикурила дрожащей рукой. В голове застучало так гулко и громко, что, казалось, она готова была вот-вот разорваться.

— Я и так о нем забыла… — каким-то чужим голосом произнесла она.

— Вот и прекрасно. Умница. Будем считать, что мы договорились. У меня есть еще кое-какие соображения по этому поводу, но не буду сейчас вас больше утомлять. Вернемся к нашему разговору через некоторое время.

— Вернемся… — прошептала Лариса.

— И еще. Я прекрасно помню, как вы отказали мне один раз по телефону. Я человек самолюбивый, и этого было вполне достаточно. И ведь отказали не из-за Артема, которого я уважал и ценил, а из-за этого сопляка! Но теперь я вас не оставлю, вы ведь просто пропадете без меня. Надеюсь, вы меня поняли?

— Поняла… — как эхо повторила Лариса.

В это время появилась Вика с подносом, на котором дымились кофейные чашки.

— Еще раз приношу мои соболезнования. Если вдруг захотите меня увидеть — дайте знать. — Амбросимов протянул Ларисе визитку. — По одному из этих телефонов можете передать для меня информацию.

— Спасибо, — совсем обессилевшим голосом произнесла Лариса.

— Разрешите откланяться. — Амбросимов склонился к ней, поцеловал руку, потом шагнул к двери.

— А кофе? — спросила Вика.

— Благодарю. — Он поглядел на часы. — В следующий раз. Я и так слишком задержался.

Когда он ушел, Лариса испуганно поглядела на Вику и спросила:

— Скажи, этот человек приходил на самом деле? Я действительно с ним разговаривала?

— Да, все было именно так, — ответила Вика.

— Лучше бы это был сон, — сказала Лариса. — Этот человек страшнее, чем самый страшный сон… Мне страшно, Вика, так страшно! Кругом одна чернота! — Вдруг Лариса спросила испуганно, увидев возникшую в комнате фигуру мужчины: — А это кто?

— Это доктор. Он поможет тебе, — ласково сказала Вика.

Доктор протянул к ней руки, запахло каким-то лекарством. Лариса прикрыла глаза и мгновенно погрузилась в темноту. Она уже не чувствовала, как он взял ее руку и пощупал пульс, не слышала, как за дверью Амбросимов, прежде чем покинуть ее квартиру, тихо давал какие-то указания охраннику, не видела, как охранник заглянул в комнату. Все это происходило уже за пределами ее сознания. Чашка кофе, принесенная Викой, так и осталась на столе нетронутой.

Потом вдруг откуда-то хлынул голубоватый свет. В мерцающих искрах рядом с Ларисой опять оказалась Вика, с интересом поглядела на нее и спросила участливо:

— Ты правда разговаривала со сверчком? И что он тебе говорил?

— Много чего… Вот сейчас его нет, может, еще появится, сама услышишь… Надо только, чтобы было тихо, — ответила Лариса. — Ты мне поверила, да?

Наступила полная тишина, а голос Вики продолжал доноситься уже откуда-то издалека.

— Значит, так. Если этот сверчок говорил тебе всякие гадости, его надо извести. Эй, ты, гадкое насекомое, вылезай-ка сюда!

— Не надо так, Вика, — испугалась Лариса. — С ним лучше осторожно… Мне кажется, он что-то знает, что-то такое, чего не знаю я… Знаешь, он мне картинку показал.

— Что за картинку?

— Все, что было там, в аэропорту… Я до сих пор не верю, что это правда. Если бы это была галлюцинация! Как ты думаешь, может такое быть?

— Я думаю, быть может все, — рассудительно ответила Вика. — А ты помнишь, что еще видела на картинке?

— Да… Там был человек в маске, он бежал… Потом остановился, и я почувствовала, что он и есть убийца. И я должна его узнать, так сверчок сказал…

— В маске? — переспросила Вика. — Это очень странно. Я думала, убийцы в масках бывают только в боевиках, а в жизни они выглядят иначе. Правда, я их никогда не видела.

— Я тоже. — Лариса молча выпила глоток воды, дрожащей рукой поставила стакан на стол, опустила голову. — Вика, это я, я во всем виновата! Все из-за меня!

— Да что ты глупости говоришь! — возмутилась Вика. — Грешно, честное слово.

— А сверчок считает…

— Эй, вы, господин сверчок, если вы не трус, быстро явитесь сюда! — громко произнесла Вика. — Иначе я буду считать, что вы спасаетесь от нас позорным бегством. И вообще я могу считать вас кем угодно. Может, вы и есть тот самый убийца в маске, а?

Вдруг Лариса услышала равномерный зудящий стрекот, схватилась за уши, закрыла их руками.

— Ты что? — испуганно спросила Вика. — Тебе плохо?

— Это у меня в голове… — прошептала Лариса. — Или это он. Ты что-нибудь слышишь?

Вика прислушалась, и Ларисе показалось, что и она теперь слышит странные незнакомые звуки.

— Да, что-то есть, — тихо сказала она. — Наверное, это и есть сверчок, он не хочет, чтобы его считали трусом, вот и появился.

В ответ на ее слова звуки стали громче и яснее, и, казалось, в них появляются отдельные внятные фразы.

— Конечно, это он. — Лариса бессильно откинулась на спинку дивана.

— Тогда давай слушать, — сказала Вика. — Пусть расскажет все, что знает.

— Ничего не расскажу, но всю правду покажу, если взгляд вас не обманет — скоро все на место встанет, — пропел где-то в углу комнаты тоненький голосок.

Лариса схватила Вику за руку.

— Ты слышала?

— Ага… Давай смотреть.

Снова в воздухе появился светящийся круг, и внутри него стало возникать изображение. Все та же сцена в аэропорту, но словно с другой точки. Толпа людей вокруг упавшего Артема, вот подбегают санитары, кладут его на носилки, накрывают простыней… Вдруг под простыней возникает легкое движение, какой-то человек наклоняется над носилками, на секунду замирает в этой позе, потом распрямляется, отчетливо видно его лицо… Это мужчина средних лет, высокий, с коротко остриженными темными волосами и очень странным лицом, похожим на гипсовую маску, с неприятным, недоброжелательным, словно пронизывающим насквозь взглядом. Еще мгновение он стоял неподвижно, потом начал медленно таять в окружающем пространстве, и все вокруг, словно изображение на засвеченном фотоотпечатке, потемнело, слилось в однообразное серое пятно и скрылось в густой мгле…

Очнулась Лариса от странного крика, который звучал сначала откуда-то издалека, а потом, словно электрический разряд, ударил внутри головы и вырвался наружу. И увидела в полутьме огромные испуганные глаза Вики на побледневшем лице.

— Лялечка, родная. — Вика подбежала, обняла ее, прижала к себе, стала гладить по голове. — Успокойся, это все пройдет, все пройдет…

— Ты видела? — прошептала Лариса, глядя на Вику.

— Что ты сказала? — Вика встревоженно поглядела на нее. — Что я должна была видеть?

— Картинку, которую сверчок показал.

— Сверчок? Прости, о чем ты? — спросила Вика испуганно. — Объясни мне, что случилось. Пожалуйста. Тебе обязательно надо выговориться.

— Господи, Вика! Я… я ничего не понимаю. Мы только что с тобой разговаривали, мы вместе смотрели, что он показал… Эта картинка, в светящемся круге, и потом… потом человек, худой, с «дипломатом» в руках… Я видела его, точно видела! Он стоял там, рядом, в толпе… А потом пришел ко мне…

— Лялечка, родная моя, успокойся, ничего страшного, просто тебе сон приснился, сейчас все пройдет.

— Ты не смотри на меня так, а то я подумаю…

— Что ты подумаешь? Выкинь все из головы!

— Знаешь, Вика, это я во всем виновата! — воскликнула Лариса. — Это меня Бог наказал за мой идиотский роман. Я никогда не прошу себе этого, никогда!

— Не говори так, не надо. — Вика взяла ее за руку. — Твой роман здесь ни при чем. Не думай об этом, а то опять тебе что-нибудь начнет казаться. Здесь доктор. Хочешь, я позову его?

— Доктор… Господи, у меня опять была галлюцинация! Это невозможно! Я так больше не могу! Он сможет привести меня в порядок?

— Наверное, сможет. Только нужно какое-то время. Ты такое пережила, что сразу все не пройдет. Ты не можешь все сразу вспомнить, вот тебе и кажется Бог знает что… Это, наверное, защитная реакция…

— А ты выходила из комнаты? — спросила Лариса, пристально глядя на нее.

— Нет, — ответила Вика. — С тех пор как ушел этот Амбросимов, я не выходила. Ты дремала, а я сидела рядом. Во сне ты вздрагивала, разговаривала с кем-то, но я ничего разобрать не могла. Потом ты очнулась и сказала мне про какого-то сверчка…

— Значит, сюда, кроме тебя, никто не заходил?

— Доктор заходил несколько раз. Сказал, что лучше тебя не трогать. Когда ты проснешься, он придет, даст тебе лекарства.

— А я с ним не разговаривала? — продолжала допытываться Лариса.

— Нет.

— А с кем я разговаривала?

— Только со мной, с Амбросимовым и охранником. Больше ни с кем. Еще ты с кем-то разговаривала во сне, но ничего понять было нельзя.

— Ладно. Значит, мне все примерещилось. Наверное, я доктора приняла за кого-то другого, кого вообще не существует… А кого-то за доктора… Они все путаются, путаются у меня в голове! — вдруг закричала Лариса, срываясь на истерику.

— Лялечка, да не думай ты ни о ком, — попыталась успокоить ее Вика.

— Оставь меня, оставьте меня все! Я не могу, не могу больше! Я схожу с ума… — пробормотала Лариса, рухнула на диван и зарыдала.

С этого момента жизнь Ларисы Сосновской погрузилась в черную бездну, по краю которой она ходила последние несколько месяцев, изводя себя сомнениями, муками совести и невозможностью сделать выбор между двумя мужчинами, которых она любила. Но теперь, после гибели Артема, начался новый отсчет времени, протекающего в еще более беспросветном мраке. Артем был убит, это был факт, о котором знали все, о котором скоро заговорят с экранов телевизоров, напишут в газетах, а может быть, уже заговорили и написали… На нее обрушилось огромное настоящее горе, заслонило все. Казалось, оборвана последняя надежда, и надо принять существующий факт, страшный непреодолимый факт совершенного преступления, жертвой которого стал Артем.

В то же время душа Ларисы, в которой именно теперь наступила полная ясность и был сделан единственный и окончательный выбор, не желала принимать этот факт, отторгала его как нелепость, как явную ошибку судьбы. Ей нужен был только Артем, которого она любила целиком и безраздельно, отбросив все остальное как ненужное и случайное. Все существо Ларисы раздваивалось, рассудок не мог примириться с душой, безумные видения мешались с реальностью. Она ни с кем больше не могла разговаривать, никого не хотела видеть.

Вика склонилась над ней, но Лариса оттолкнула ее, забилась в истерике. Вика выбежала в коридор, испуганно позвала доктора. Тот появился сразу, со своим маленьким чемоданчиком, быстро вытащил ампулу и шприц, ловко схватив Ларисину руку, быстро сделал укол.

Лариса вздрогнула, вскрикнула, сжалась в комок, потом медленно распрямилась на диване и замолчала. И снова ее окутала темнота.

Через несколько минут приехал Валера Ермолаев, мрачный, бледный, с осунувшимся лицом. Вика выбежала ему навстречу.

— Наконец-то. — Она обняла его, прижалась лицом к его небритой щеке.

— Как Лариса? — спросил он тихо.

— Сейчас спит. Ей доктор укол сделал.

Валерий снял плащ, оглянулся на охранника.

— Пойдем на кухню, там покурим и поговорим.

— Конечно. Я тебе кофе сделаю. Ты просто на себя не похож. Может быть, съешь что-нибудь?

— Да какое там! Кусок в рот не полезет. Я бы сейчас водки выпил, — сказал Валера.

Вика достала из холодильника неоткупоренную бутылку, открыла, налила в две рюмки, одну протянула Валере. Они поглядели друг на друга и выпили молча, не чокаясь. Потом Вика сказала:

— Знаешь, Лариса совсем не в себе. То плачет, то бредит, даже во сне что-то бормочет, разговаривает с кем-то.

— Да, плохо дело. — Валера закурил, потом налил еще рюмку и опрокинул разом. — Не помню, когда выпивал в последний раз, а сейчас просто не могу… Я ведь в морге был.

— Господи, — ахнула Вика.

— Представляешь, еле нашел… Вообще какой-то идиотизм. Из одной больницы посылают в другую, все несут какую-то чушь. Я мотался как угорелый из Склифа в Кремлевку, оттуда еще куда-то… И здесь — бардак совковый! Наконец нашел — меня пускать не хотят. Охранник, как баран упертый. Объясняю, что я не просто друг, а его зам, документы показываю. Начальство вызвал. Скандал устроил. Еле прорвался. Ну, показывают мне его. Так его узнать невозможно… Голова прострелена, лицо почти целиком закрыто. А когда открыли… Господи, лучше бы я не видел. Это ужасно. Смотрю и не верю, будто не он… Честное слово, если бы мне показали в другом месте, я бы не опознал его…

— А может, и правда не он? — с надеждой спросила Вика. — Может, они там перепутали что-то?

— Да что ты! — Валера посмотрел на нее с каким-то отчаянием. — Я ведь документы видел. Он это, точно он… Не знаю, как Ларисе сказать.

— Не надо ей говорить, она и так не в себе, — вздохнула Вика. — Я очень беспокоюсь за нее. Она мне рассказывала про говорящего сверчка, который к ней приходит, какие-то картинки показывает… Ей кажется, что он что-то знает такое, чего она не знает. Слушать страшно. А тут еще этот приходил, Амбросимов, снова довел ее до слез.

— А что ему надо было? — возмутился Валерий.

— Он сначала выразил соболезнование, а потом попросил меня уйти. Я не слышала, о чем они разговаривали. Только когда он ушел, на Ляльку страшно смотреть было. Она совсем стала невменяемая. Потом ей доктор укол и сделал.

— Ладно, черт с ним, с Амбросимовым. У него денег до хрена, он ведь наш фильм финансирует.

— Вот оно что! — удивилась Вика. — А я и не знала.

Валерий выпил еще рюмку, потом уронил голову на руки и замолчал. Вика встала, подошла к нему, обняла за плечи. Он медленно поднял голову, странно посмотрел на нее и пробормотал:

— Ты… прости меня, я… нельзя распускаться, я понимаю, — у него слегка заплетался язык.

— Валерочка, милый. — Вика еще крепче обняла его. — Знаешь, я так боюсь за тебя! Ведь если с тобой что-то случится, я тоже с ума сойду, я свихнусь, хуже, чем Лялька.

— Да ты что, Вика…

— Я, может, глупости говорю, но это правда, правда… Давай никогда не будем с тобой расставаться, никогда больше… — Голос Вики сорвался, она прошептала сквозь слезы: — Не хочу тебя потерять.

Валерий встал, отстранил от себя Вику, поглядел ей в лицо и произнес очень серьезно совершенно протрезвевшим голосом:

— Выйдешь за меня замуж?

— Конечно, выйду, — ответила Вика.

В это время в квартире зазвонил телефон. Охранник взял трубку и, недолго поговорив с кем-то, заглянул в кухню.

— Извините, там какой-то Астахов звонит.

Валерий выхватил у него трубку.

— Здравствуй, Костя, это Валерий.

— Слушай, я только что узнал. Какой кошмар! — подавленным голосом проговорил Астахов. — Как Лариса?

— Плохо, — ответил Валера.

Астахов тяжело вздохнул, потом спросил:

— Может, помощь моя нужна?

— Помощь твоя не нужна, Костя. Тут полно народу.

— Я приеду сейчас. Я должен сказать ей…

— Лариса спит. Ее лучше не трогать.

— Я все равно приеду.

— Как хочешь. Только с Ларисой поговорить тебе сегодня вряд ли удастся. Но если считаешь нужным — приезжай.

Лариса спала, вздрагивая во сне. Вдруг ей стало казаться, что она смотрит на себя со стороны, будто она лежит в своей комнате, на диване, а вокруг происходит что-то, какое-то движение, звуки, разговоры, только слова ускользают, движущиеся фигуры уходят в туман, очертания предметов размыты, а она сама медленно вращается по кругу вместе с диваном в непонятном пространстве, среди мелькающих в темноте отблесков света… Но вот контуры стали проясняться. В это время в квартире раздался назойливый звонок в дверь.

Кого-то впустил охранник. В прихожей послышались негромкие голоса. Потом приоткрылась дверь в комнату, и он вошел… Когда Лариса увидела этого человека, она почти не удивилась. Он был точно такой же, как на последней картинке, показанной ей сверчком. Тот самый, с пронзительным взглядом, сухощавый, в сером костюме, с плоским «дипломатом» в руках. Он улыбнулся, мягко произнес:

— Как вы себя чувствуете, Лариса Александровна?

— Мы с вами встречались раньше? — удивленно спросила Лариса, приглядываясь к его лицу.

— Нет, мы раньше не встречались, — ответил он уверенно. — Извините, не представился. Следователь по особо важным делам Стручков.

— Что? — вырвалось у Ларисы. — Сверчков?

— Нет, не Сверчков, а Стручков. Представьте, у меня такая фамилия, обычная русская фамилия, происходит от «стручка», а не от «сверчка». Она вам не нравится? — Он снова мягко улыбнулся.

— Я… Нет… — пробормотала Лариса.

— Так вот, — сказал Стручков. — Теперь я буду вести дело. Мне бы хотелось побеседовать с вами, если вы, конечно, в состоянии. Я постараюсь вас не утомлять. Если вы устанете или вам станет нехорошо, мы тотчас же закончим. Я знаю, что пришлось вам пережить.

— Откуда вы знаете? — резко спросила Лариса.

— Это нетрудно представить, — печально сказал он.

Лариса приподнялась, посмотрела ему прямо в глаза и спросила напрямик:

— Вы были там?

— Конечно, нет, — ответил он спокойно, отводя взгляд в сторону. — Если бы я был свидетелем всех преступлений, которые я расследую, мне не пришлось бы их расследовать. — Потом он поглядел на Вику и очень вежливо попросил: — Вы не могли бы оставить нас одних? Мне бы хотелось побеседовать с госпожой Сосновской без посторонних свидетелей.

— Да, конечно, — произнесла Вика как-то смущенно и тотчас выскользнула за дверь.

Теперь, когда они остались наедине, Ларисе вдруг показалось, что он нарочно не смотрит на нее. Может быть, он боится, что она его узнала? А она узнала его. Это он стоял там, в толпе, а потом шел рядом с носилками. Он что-то знает, что-то такое, о чем не может сказать, вот и прячет глаза… А голос его… Внезапно в нем почудилось что-то странное, что-то знакомое, будто она уже слышала этот голос… То хрипловатый низкий, то вдруг взлетающий высоко и словно напевающий… Что же это за голос? Где же она могла его слышать?

— Могу я задать вам несколько вопросов? — вежливо спросил Стручков. — Повторяю — только в том случае, если вы в состоянии сейчас со мной говорить.

— Не знаю, — сказала Лариса. — Не знаю, что я в состоянии делать, а что нет. Но мне кажется, я видела вас и слышала ваш голос… Вы держали в руках мою сумку, не давали мне ключи от машины, делали врачу какие-то тайные знаки… Вы нарочно стояли ко мне спиной, чтобы я не узнала ваше лицо. То самое лицо, потом оно появилось на аэровокзале, в толпе… Я даже уверена, что это были именно вы, господин Сверчок…

— Я не Сверчок, а Стручок, неужели так трудно запомнить. — Он сурово посмотрел на нее. — Вы не могли меня видеть, это абсолютно исключено. Я находился в это время совершенно в другом месте, а там вы меня видеть точно не могли. Наверное, вы приняли меня за кого-то другого, это вполне естественно в вашем состоянии, это я могу понять, но…

— Да что вы можете понять? — Лариса встала и двинулась на него. — Что ты можешь понять, проклятый сверчок?! Что ты там плел про маску и все остальное? Ну-ка выкладывай!

В этот момент она увидела Вику, промелькнувшую за дверью. Она хотела войти, но охранник схватил ее и не пустил в комнату. Конечно, все было нарочно подстроено. Это сверчок нанял охранника, чтобы он следил за Ларисой. Сейчас он что-нибудь сделает с Викой, а потом возьмется за нее. Какое у него страшное лицо! И эти глаза, словно горящие угли, прожигающие насквозь. От них становится жарко и больно, словно ожоги появляются на теле. Но что же с Викой? Лариса рванулась к двери, но этот тип перехватил ее за руку и удержал силой.

— Успокойтесь, вам не надо туда, — сказал он скрипучим медленным голосом, словно проскрежетало ржавое железо.

— Пустите меня! — закричала Лариса.

— Не надо так спешить, не надо в петлю рваться, не лучше ли пожить, чем с жизнию расстаться, — пропел он пискляво и вдруг громко захохотал, а рука его, впивавшаяся в Ларисину руку, стала холодной как лед.

Лариса, сделав невероятное усилие, сумела вырваться от него и бросилась из комнаты. Но вдруг споткнулась о загнувшийся край ковра, упала на пол. Он с хохотом наклонился к ней, прямо на глазах превращаясь в Амбросимова. Это было его лицо, его шея с толстой золотой цепью… Лариса нащупала на полу какой-то металлический предмет, кажется, это была ручка его «дипломата», приподняла и со всей силы запустила в него. Раздался отвратительный визг, в комнате вспыхнуло пламя, потом что-то задымилось, все заволокло едкой густой темнотой, среди которой на секунду вспыхнула яркая Картинка. На ней промелькнуло лицо Артема, живое, подмигивающее, улыбающееся, и после этого все исчезло…

— Он жив! Жив! — в отчаянии закричала Лариса.

— Постарайтесь взять себя в руки, — сказал Амбросимов, снова превратившись в следователя Стручкова и помогая ей подняться с пола. — Ваш муж убит, убит, убит…

— Нет! Неправда! — закричала Лариса в отчаянии, но голос почему-то не слушался, словно не мог пробиться сквозь толщу воды.

— Это правда. — Следователь Сверчков, или Стручков, осторожно придерживая ее за руки, усадил в кресло. — Ваш муж убит, а я расследую это убийство. Это вы убили его своей изменой. Вы не любили его, и он умер от горя. Он убит, убит горем, убит вашей изменой… И вас будут судить за убийство…

— Нет, только не ты, мерзкий стручок, проклятый сверчок!

— Ну зачем же так грубо, — пропищал кто-то в углу. — Ты сама виновата, ты все перепутала! Разве я могу сам себя показывать тебе на картинке?

— Кто ты? Скажи мне, наконец, — взмолилась Лариса.

— Да вот он я, — усмехнулся следователь Стручков, выползая на четвереньках из-под занавески.

Лариса поглядела на него, но в тот же миг все вокруг окутал клубящийся густой туман, в котором Стручков, прямо на глазах превратившись в огромного сверчка, исчез, а в воздухе, на том месте, где только что он находился, снова появился светящийся круг. В этом светящемся круге возникло вдруг лицо Артема — живое, смеющееся, он что-то говорил, казалось, что он зовет ее. Но вот оно начало блекнуть, голос стал почти неслышен. Лариса протянула руки, попыталась удержать его, но он все отдалялся от нее, уходя в неведомое небытие.

Теперь у Ларисы осталось только одно желание — немедленно умереть и оказаться рядом с Артемом, в том мире, куда его забрали у нее. В безумном порыве она вскочила и бросилась к окну… Что было дальше, она уже не понимала, не видела, не слышала и не чувствовала…

На четвертый день после трагического происшествия в аэропорту Шереметьево-2 к воротам одного из старых московских кладбищ подъехал похоронный кортеж, сопровождаемый несколькими милицейскими машинами. Дежурившие у въезда охранники проверили у прибывших документы, раскрыли ворота и пропустили их на территорию. Автобус медленно тронулся по асфальтированной аллее, следом за ним направилось еще несколько машин со спецсигналами, но вскоре они остановились на внутренней площади, из них вышли люди в черных костюмах, в основном мужчины, и направились дальше пешком вслед за автобусом.

У въезда на кладбище появились солдаты с автоматами, у ограды — милицейские патрули. Их осаждала всевозможная пресса, пытаясь прорваться внутрь, но туда никого не пропускали. Разъяренные телевизионщики и газетчики подняли шум, требовали немедленно вызвать организаторов похорон и представителей властей. В конце концов, после напряженных переговоров, их стали пропускать небольшими группами внутрь, но производить съемки разрешили только с определенного расстояния, не приближаясь непосредственно к могиле.

Над кладбищем светило осеннее солнце, его косые лучи падали на пожелтевшую листву деревьев, отражались в граните памятников и надгробий. Автобус остановился на некотором расстоянии от оцепленной охранниками территории. Несколько мужчин вытащили из автобуса закрытый гроб, погрузили на тележку и покатили к свежевырытой могиле. За ними следом двинулось еще несколько человек — правительственные чиновники, известные банкиры, депутаты Государственной думы, сопровождаемые личными телохранителями, следователь по особо важным делам Сверчков в окружении своих помощников.

Валерий Ермолаев, молчаливый и печальный, держал под руку заплаканную Вику. Чуть в стороне толпились почти все члены съемочной группы, включая Константина Астахова, институтские подруги Ларисы. Не было здесь только самой Ларисы Сосновской.

Амбросимов, строгий и элегантный, бросил презрительный взгляд на Костю Астахова, потом подошел к Валерию и тихо спросил:

— Как Лариса Александровна?

— Плохо, Захар Эдуардович, — ответил Валерий.

— Да, не ожидал, что все именно так обернется, — вздохнул Амбросимов. — А какие прогнозы насчет ее состояния?

— Трудно сказать. Вы лучше поговорите с врачом, — ответил Валерий уклончиво.

— Конечно, так я и сделаю. Это очень важно. Я рассчитывал, что мы возобновим съемки фильма через несколько дней. Я беседовал с Ларисой, она тоже не возражала.

— И ей стало плохо именно после вашей беседы! — возмущенно воскликнула Вика.

— Не надо, милая, — прошептал Валерий, сжимая ее руку, и снова обратился к Амбросимову: — Боюсь, о съемках пока не может быть и речи, во всяком случае, в ближайшее время.

— Очень жаль, — произнес Амбросимов, оставив без внимания выпад Вики. — Кто бы мог подумать, что все так закончится.

— Ничего еще не закончилось! — снова вмешалась Вика.

— Что вы имеете в виду? — Амбросимов поглядел на нее с еле уловимой усмешкой.

— То, что все только начинается. Все закончится, когда найдут убийцу.

— К сожалению, даже если его найдут, в чем я совсем не уверен, Артема это нам не вернет, — произнес Амбросимов без всякой усмешки с искренней горечью в голосе. — Валерий, я хотел бы переговорить с вами как с продюсером о финансовой стороне фильма.

— Пока я еще не продюсер, а только консультант, но я к вашим услугам.

— Давайте встретимся завтра. Я не хочу надолго откладывать наш разговор, это очень важно.

— Что ж, давайте завтра.

Заиграла траурная музыка. Все замерли в ожидании. Потом один из чиновников произнес краткую дежурную речь перед закрытым гробом, заваленным свежими цветами. Снова заиграла музыка, сквозь звуки ее прорывались рыдания женщин, гроб стали медленно опускать в могилу. Когда все было закончено, скорбная толпа неторопливо двинулась к воротам. Ее стали осаждать журналисты, сумевшие пробиться поближе. Один молоденький корреспондент пытался брать интервью прямо на ходу, подбегая к каждой из известных личностей и направляя на нее телекамеру.

— Почему не было никакой гражданской панихиды? — спрашивал он у одного.

— Почему не открыли гроб? — задавал он вопрос другому.

Его отгоняли охранники, он возмущался, кричал:

— В нашей стране царит беззаконие! Свобода слова, свобода печати — только ложь и обман!

К Валерию Ермолаеву подбежала высокая худая журналистка с диктофоном.

— Правда ли, что Артем Сосновский собирался баллотироваться в мэры Москвы?

— Мне ничего об этом не известно, — сухо ответил он.

— Почему на похоронах не присутствует его жена? — спросила другая журналистка, молодая, энергичная, с небольшой видеокамерой в руках.

— Она нездорова и не может присутствовать.

— А чем она больна? — не унималась журналистка.

Рядом с Валерием появилась Вика и, глядя прямо в объектив камеры, громко спросила:

— А у вас часто на глазах убивали мужей? И вы, наверное, после этого чувствовали себя прекрасно?

— Но речь не обо мне, — стушевалась девушка. — Я просто веду репортаж. И я вообще не замужем.

Ее оттеснили.

— А я слышал, что он хотел выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, — заявил еще один корреспондент, обращаясь к пожилому чиновнику из Министерства внутренних дел. — Как вы можете это откомментировать?

— Пусть комментирует тот, от кого вы об этом слышали.

— Но мне не говорил это кто-то конкретный, просто я знаю, что ходят такие разговоры.

— Вот и занимайтесь слухами, — парировал чиновник.

— Вы считаете, что это было заказное убийство? — донимали расспросами следователя Стручкова.

— Скажите, а убийцу нашли?

— Вам удалось установить, кто его нанял?

— Проводится расследование. Когда мы будем располагать достаточной информацией, мы сообщим об этом, — уклончиво отвечал тот.

— Каковы мотивы убийства?

— Правда, что Сосновского убрали его политические конкуренты? Или это очередная мафиозная разборка?

— Вам все сообщат, когда будет возможно, — Стручков устало отмахнулся рукой от журналистов.

— Все ясно. Значит, вы ни на шаг не продвинулись! Следствие, как обычно, зашло в тупик, а преступник разгуливает на свободе! — выкрикнула молоденькая корреспондентка.

Не отвечая на дальнейшие расспросы и не обращая больше внимания на представителей прессы, Стручков присоединился к похоронной процессии, все направились к машинам и быстро покинули кладбище.

Спустя еще два дня Лариса очнулась в странном помещении среди светлых стен, на них висели какие-то картины. Большие окна, через которые проступал слабый свет, были задернуты полупрозрачными шторами. Где-то совсем тихо играла музыка, и звуки ее доносились словно издалека. Голова была тяжелой, будто чугунной, в висках что-то равномерно постукивало. Звуки музыки сливались со стуком метронома в висках… Кажется, это уже было когда-то… или вчера… Стук метронома напоминал о чем-то неуловимом, ускользающем, но как Лариса ни напрягала память, она не могла ухватиться за нить воспоминаний. Это мучило и раздражало ее. И еще очень хотелось пить.

Лариса попыталась приподняться в постели, но почувствовала невыносимую слабость. Что же это такое? Наверное, она вчера слишком много выпила, поэтому ей так плохо. Какое-то дурацкое похмелье, даже память отшибло. Где же это она? Почему не дома? Как попала сюда? И как выбраться отсюда, если нет сил даже голову оторвать от подушки? Почему такая большая комната и прозрачные занавески на окнах? А за занавесками что-то странное, словно окна расчерчены на клетки. Вдруг она поняла, что окна зарешечены, она видит прутья решеток, проступающие сквозь занавески. Решетки во все окна, большие, чугунные, как ее голова. И тут ее осенила страшная догадка. Если она не дома, если на окнах решетки, значит, ей отсюда не выбраться. Значит, она в тюрьме!

Но за что ее посадили в тюрьму? Что она такого сделала? Разве ока совершила преступление? Но раз она в тюрьме, то, наверное, совершила. Почему же она ничего не помнит и почему так болит голова? Какое отвратительное состояние… Надо вспомнить, что же такое было. Может быть, она напилась и что-то ужасное натворила? За это ее поместили в большую тюремную камеру с решетками на окнах. Надо все-таки попробовать встать и посмотреть, что там, за этими решетками. В каком она городе… или не в городе? А если в лесу, то это даже лучше. Из тюрьмы надо бежать, обязательно надо бежать, через лес, там будет труднее ее схватить… Но почему тюрьма, почему лес и что это вообще за бред? Нет, надо постараться хорошенько вспомнить все, что с ней произошло.

Она села в постели, огляделась. Голова вроде бы болела меньше. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на ней лежали фрукты на белой салфетке, стоял стакан сока, больше ничего. Лариса залпом выпила сок, мгновенно почувствовала голод, тут же съела большую сочную грушу, и ей захотелось закурить. Она открыла тумбочку, обшарила все внутри, но нигде сигарет не нашла. Стала осматриваться дальше. В комнате, где она находилась, кроме кровати и тумбочки, были небольшой столик, пара кресел, две двери. И она занялась исследованием. Осторожно поднялась на ноги и, придерживаясь за стену, отправилась в путешествие. Сначала приоткрыла одну дверь, там оказался стенной шкаф, в котором висел красивый махровый халат. Другая дверь вела в небольшую прихожую, а там была еще одна дверь. За ней Лариса обнаружила ванную и туалет, все было чистым, сверкающим, но только почему-то нигде не было зеркала. Ее это озадачило. Почему тут нет зеркала? Странно. Вернувшись в комнату, она подошла к окну, отодвинула прозрачную занавеску и отчетливо увидела за ней красивую плотную штору в крупную клетку, которую она приняла за решетку. Это ее рассмешило. В общем, при ближайшем рассмотрении помещение на тюрьму совершенно похоже не было. И в то же время это не был ее дом.

Где же все-таки она находится? Может быть, это какой-то санаторий? Но тогда почему она здесь одна? Где Артем? Они ведь всегда отдыхали вместе. Наверное, он скоро появится… Или он опять в командировке, в одной из своих бесконечных командировок?

Лариса так устала от проделанного путешествия по странному незнакомому помещению, что через минуту без сил опустилась на кровать. Вдруг приоткрылась дверь и в комнате появилась девушка в изящном белом халатике.

— Добрый день, Лариса Александровна. Я медсестра Вероника. Как вы себя чувствуете? — спросила она очень вежливым, доброжелательным голосом.

— Кажется, неплохо, — ответила Лариса. — Только немного голова болит. Где я?

— Вы в клинике, с вами здесь все будет в порядке. Скоро к вам придет Евгений Борисович.

— Кто он такой?

— Самый замечательный врач на свете, — сказала сестра с искренним восхищением.

— Кажется, я опять брежу, — пробормотала Лариса и откинулась на подушку…

— Нет, вы не бредите. Евгений Борисович вам все объяснит. Вам нравится у нас?

— Да, наверное, только я еще не очень освоилась…

— Хотите кофе, чаю?

— Я бы выпила кофе, если можно, — сказала Лариса. — И еще очень хочется курить.

— Кофе сейчас принесу. А вот насчет сигарет…

— Поняла, — улыбнулась Лариса. — Вы должны спросить разрешение у Евгения Борисовича. Да кто же он, царь и Бог?

— Вы скоро его увидите.

Вероника вышла и вернулась ровно через пять минут с маленьким подносом, на котором стояла чашечка горячего кофе, а рядом лежало пирожное и какое-то красивое печенье.

— Спасибо, — сказала Лариса. — Скажите, а что со мной было? Я плохо помню… Когда я здесь оказалась? Сегодня или вчера?

Вероника поглядела на нее взглядом учительницы, которая не любит выслушивать от учеников лишние вопросы.

— Вам все расскажет Евгений Борисович. Вы не волнуйтесь, Лариса Александровна.

— Можете звать меня просто Лариса.

— Хорошо, с удовольствием. Вы совсем молоденькая и такая красивая. Я бы очень хотела подружиться с вами.

— Конечно, мы обязательно подружимся… — ответила Лариса растерянно. Ей очень хотелось поскорее понять, что с ней, что вообще произошло за последнее время. Как она попала в эту клинику… Но расспрашивать Веронику было бессмысленно, она явно не желала отвечать. И все же Лариса спросила: — Вероника, скажите, а что это за клиника и чем я больна?

— Лариса, милая вы моя, — ласково сказала девушка. — Евгений Борисович все вам скажет, а я… я не имею права без его ведома выдавать какую-либо информацию, понимаете? У нас с этим очень строго.

— Понимаю, — вздохнула Лариса и сделала глоток кофе. — Очень вкусно.

— Вам правда нравится? — обрадовалась медсестра.

— Правда. Мне вообще здесь нравится, теперь я понимаю это. А главное, тут нет сверчка…

Сказав это, Лариса вдруг испугалась. Почему она вспомнила о сверчке? Именно о сверчке? Наверное, это важно, сверчок имеет для нее какое-то особое значение, только она никак не припомнит, какое именно. Но она точно знает, что без сверчка спокойнее.

Вероника посмотрела на нее без всякого удивления и стала деловито рассказывать:

— У нас тут нет ни сверчков, ни тараканов, ни других насекомых, а на первом этаже живет большой рыжий кот. Поэтому ни мыши, ни крысы тоже не заводятся, хотя вообще в Москве их очень много.

— Но я о другом сверчке… — сказала Лариса.

— О каком же? — улыбнулась Вероника.

— О говорящем…

— Да, я знаю, сверчки поют и словно разговаривают. У них какие-то особые вибрации, напоминают иногда человеческий голос.

Лариса замолчала, подумав не без удивления, что у этой славной девушки на все готов ответ. Наверное, ее трудно чем-нибудь удивить. Вероника, Вика…

— У вас красивое имя, — сказала Лариса. — Если сокращенно — то Вика?

— Да, меня так многие зовут.

— Мою лучшую подругу тоже зовут Вика, только она Виктория.

— Очень приятно, что напоминаю вам о вашей лучшей подруге. Хотите что-нибудь еще?

— Спасибо… Все хорошо. Даже голова прошла.

— Наверное, это от кофе. У вас низкое давление…

— Да, может быть… — сказала Лариса, пытаясь изо всех сил вспомнить, как она попала сюда. — Знаете, это смешно. Сначала я почему-то подумала, что попала в тюрьму. У вас такие интересные шторы, будто решетки.

— Ну надо же! Кто бы мог представить, — Вероника даже всплеснула руками. — Если вам шторы не нравятся, их можно заменить.

— Не стоит. Я ведь уже поняла, что это не тюрьма. Потом мне показалось, что я в санатории…

— Вы почти угадали. Наша клиника действительно похожа на санаторий.

— Скажите, а где мой муж? — спросила Лариса. — Он придет ко мне?

— Ваш муж… — Вероника как-то замялась.

— Он опять в командировке? Да?

— Лариса, я позову сейчас Евгения Борисовича, он все вам объяснит! — торопливо произнесла Вероника и двинулась к двери.

— Нет-нет, не уходите. — Лариса задержала ее рукой. — Я не хочу быть одна… — И вдруг что-то тревожное и страшное вспыхнуло в ее сознании, пронзив резкой болью все ее существо. Яркий свет, очертания каких-то непонятных предметов, огромное пространство, залитое кровью, и чернота… Лариса вскрикнула, закрыла руками лицо и заплакала навзрыд.

— Не надо, не надо… — Вероника присела рядом с ней, очень осторожно дотронулась рукой до ее головы, ласково погладила по волосам. — Не надо…

Лариса продолжала безудержно рыдать, а Вероника только растерянно глядела на нее, гладила по голове, прижимала к себе и молчала…

— Так-так, — раздался приятный мужской голос. — Ну вот мы и пришли в себя. Это очень хорошо.

Лариса с трудом приподняла голову и сквозь слезы увидела перед собой худощавого мужчину с приятным лицом и аккуратными короткими усиками. В нем вроде бы не было ничего особенного, но весь его облик излучал какое-то удивительное спокойствие.

— Веронюшка, оставь нас ненадолго, — сказал он, с улыбкой поглядев на медсестру. — Только сначала принеси сигареты.

— Это… вы мне? — спросила Лариса.

— Конечно, вам ведь хочется закурить.

— А вы-то откуда знаете? — Лариса поглядела на него и снова всхлипнула.

— Догадался, — тихо произнес он и приложил палец к губам. — Я вообще догадливый.

— Вы — Евгений Борисович? — спросила Лариса.

— Да. Вы тоже очень догадливая. Еще меня называют Джеком Потрошителем, но это шутка. На самом деле я человек добродушный, никого не потрошу. Хотя и врач.

Глядя на него, Лариса вдруг перестала плакать, слабо улыбнулась и тихо спросила:

— А где я нахожусь? Как я попала сюда? Вероника обещала, что вы мне все объясните.

— Конечно, я все вам объясню, — ласково сказал Джек, глядя на нее. — Можете даже не сомневаться. Находитесь вы в частной психиатрической клинике, я — ваш лечащий врач, а привезли вас сюда ваши друзья, очень славные люди. Сначала господин Ермолаев созвонился со мной по телефону, потом вместе с очаровательной Викторией и доктором на своей машине доставил вас сюда.

— Я, кажется, так долго спала… А когда меня привезли? Сегодня или вчера? — спросила Лариса. — Просто ничего не понимаю…

— Ну, скажем, не вчера и не сегодня, а немного раньше, — загадочно произнес Джек.

— Значит, я здесь давно! — испуганно воскликнула Лариса. — Мне мерещатся всякие ужасы, у меня галлюцинации… Я сумасшедшая, Евгений Борисович? — Она попыталась приподняться, но как только оторвала голову от подушки, снова почувствовала тяжесть и боль в голове, нарастающий шум в висках.

— Да упаси вас Бог! Вы совершенно нормальный человек, просто вас мучает мигрень. — Джек взял ее за руку, осторожно нащупал пульс. — Лежите, ни о чем не беспокойтесь. Сейчас пройдет…

Лариса ощутила вдруг легкое покалывание, которое, словно слабый электрический ток, стало расходиться по всему телу. Ощущение было довольно странное, но приятное. В голове шум прекратился, пробежал легкий холодок, будто ветерком подуло, боль постепенно затихла и прошла. Перед глазами стала возникать чудесная картина — залитый солнцем песчаный берег, легкие волны с белыми кружевными гребешками, густо-зеленая поверхность моря искрится, словно по ней рассыпали упавшие с неба звезды… Тишина, покой, легкий шелест прилива… Потом все исчезло, и перед Ларисой снова появилось спокойное лицо Джека.

— Как это у вас получилось? — с удивлением спросила Лариса.

— Да очень просто. Я ведь врач, а главная задача врача — лечить больных.

— А как вы узнали, что у меня голова болит? — Лариса посмотрела на него с возрастающим интересом. — Вы что, ясновидец?

Джек рассмеялся.

— Скажите еще — колдун, маг и чародей! Да здесь мистика совершенно ни при чем. Все причины просты и ясны. Вы пережили сильный шок, который наложился на нервное истощение. Потом этот странный доктор, кажется, его фамилия Торохов, напичкал вас лекарствами. Похоже, он сам испугался, не знал, что с вами делать, вот и стал глушить вас транквилизаторами, антидепрессантами и прочими психотропными препаратами. Я просто в ужас пришел от такой передозировки. Конечно, нехорошо осуждать своего коллегу, но мне кажется, он был не прав. Еще бы у вас после всего этого голова не болела!

— Но она совсем прошла!

— Вот и славно, — сказал Джек.

Лариса с жадностью поглядела на лежащую на столике пачку сигарет.

— Теперь мне можно закурить?

— Думаю, можно. — Джек протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой.

— Знаете, когда-то раньше в больнице мы бегали курить под лестницу, прятались от сестер.

— Ну, во многих больницах и сейчас так, — сказал Джек.

Он почти все время как-то исподволь, незаметно смотрел на Ларису. Она почувствовала это только сейчас, настороженно подняла глаза, их взгляды встретились. И Лариса с удивлением обнаружила, что глаза этого человека словно светятся, излучая понимание, сочувствие, доброту.

— Как странно все… — прошептала она. — С вами так легко и спокойно, а я вас в первый раз вижу…

— Так и должно быть, — сказал он серьезно. — Я ваш врач и ваш друг. Главное — это взаимное доверие и понимание.

— Но вы сказали, я пережила шок… Я смутно помню, что было что-то страшное, стараюсь об этом не думать, но оно само вдруг возникает. Какая-то неясная картинка, ее заливает кровью… Я помню, что-то случилось с моим мужем, не знаю что, не хочу знать, не хочу верить… Но ведь должна знать, что произошло, я должна знать правду! Иначе я просто сойду с ума! Вы ведь не станете меня обманывать?

— Конечно, не стану. — На его лице появилось сосредоточенное выражение. — Но важно, чтобы вы сами вспомнили. А я буду помогать вам. Мы вместе отправимся в это нелегкое путешествие. Но, мне кажется, сейчас вам надо немного отдохнуть. Мы и так разговариваем слишком долго для первого раза.

— Нет, я не хочу отдыхать!

Лариса села в постели. На этот раз голова совсем не кружилась. И вдруг будто пелена спала с ее глаз, перед ней, словно кадры в ускоренном показе, замелькали короткие вспышки недавних событий. Она увидела как наяву аэропорт, залитый дождем, здание аэровокзала… Артема, идущего вместе с толпой прилетевших пассажиров… Но вот он почему-то покачнулся и стал падать. И вдруг все останавливается, он лежит на полу… Короткий стоп-кадр. Экран заливает красным, это кровь… Она побежала к нему, прорываясь сквозь милицейский кордон, ее попытались остановить, она закричала…

Джек молча смотрел на нее, готовый в любую секунду прийти на помощь.

— Господи, да я все помню, все! — Лариса схватила с тумбочки сигарету дрожащей рукой, из глаз полились слезы.

Джек обнял ее, как маленького ребенка, ласково погладил по голове. Ослепленная пронзительным светом стремительно нахлынувших воспоминаний, она уткнулась головой ему в плечо и заплакала навзрыд.

— Ну вот и хорошо, — проговорил он. — Ты ведь все вспомнила, девочка, бедная моя девочка. Теперь станет легче. Плачь, не надо сдерживаться. Слезы очистят душу и смоют твой страх…

Его участие, его слова неожиданно странным образом подействовали на Ларису. Она почувствовала непреодолимое желание выговориться, рассказать ему все, что было с ней, всю свою жизнь, счастливую, веселую и грешную, безумную, беспутную, страшную и трагическую. И она стала рассказывать, сначала сбивчиво, путано, то и дело замолкая и теряя силы. Но постепенно ей становилось легче, сознание делалось все яснее, голос звучал более уверенно. Это была отчаянная исповедь, произнесенная на одном дыхании, в которой Лариса старалась ничего не утаить и не приукрасить. Она говорила о своей безумной любви к Артему, которую осознала по-настоящему только после его гибели, о романе с режиссером Астаховым, возникшем, как стихийное бедствие, о своих мучениях, сомнениях и раскаяниях, говорила, ничуть не щадя себя. За все время ее рассказа Джек ни разу не перебил ее, только слушал очень внимательно и при этом осторожно держал за руку. От его руки исходило какое-то приятное тепло, которое словно наполняло Ларису силами.

— Евгений Борисович, а вы женаты? — вдруг спросила Лариса.

— Да, я женился полгода назад, в первый раз. — Джек улыбнулся.

— Всего полгода назад? — удивилась Лариса. — А до этого никогда не были женаты?

— Представьте себе, я прожил много лет убежденным холостяком. В женщинах видел исключительно пациенток и даже не помышлял о женитьбе. Но, видно, Бог решил посмеяться над моей гордыней и подослал ко мне Лизу.

— А как это было? — с интересом спросила Лариса.

— Это удивительная история… Я влюбился в нее по телефону. Когда-нибудь расскажу, если вам и правда интересно.

— Вы… и теперь ее любите?

— Очень люблю, — спокойно ответил Джек. — Как-нибудь вы ее увидите и, думаю, меня поймете. Она иногда заезжает в клинику.

Лариса помолчала, потом вдруг спросила смущенно:

— А вы не осуждаете меня за измену?

— Я вообще считаю, что ни один человек не вправе судить другого за что бы то ни было, особенно если это касается области чувств. С нами со всеми происходят иногда невероятные вещи. Каждый может влюбиться без памяти и в самое необыкновенное, и в совершенно заурядное существо, переломать всю свою жизнь, а потом думать с удивлением — что же это было со мной? Зачем я это сделал?

— А с вами было такое? — тихо спросила Лариса.

— Ну, такого именно не было, но всякого другого случалось предостаточно. Но что было, то было, и мы не можем изменить то, что уже совершилось. Не казните себя за свои прошлые поступки, к любому поступку можно подойти с осуждением, с оправданием и с пониманием. Когда приходит понимание, оценка уже не требуется. Совершенный вами поступок занимает свое место в прошлом, а вы начинаете жить настоящим.

— Кажется, я поняла, — вздохнула Лариса и, помолчав немного, стала рассказывать о странном говорящем сверчке, который преследовал ее в последнее время. И тут Джек задал ей несколько вопросов, неожиданно проявив к этому сверчку особый интерес.

— Постарайтесь вспомнить как можно подробнее все, что говорил и показывал вам сверчок, — произнес он с самым серьезным видом.

— Вы не считаете, что это бред? — удивилась Лариса.

— Я думаю, в этом стоит разобраться… Что-то в этом есть, — неопределенно ответил Джек. — Возможно, это ваша обостренная интуиция что-то подсказывает вам, обретая форму таких странных образов…

— Да, — вдруг оживилась Лариса. — Знаете, я вспомнила, сверчок, то есть он, этот образ, сказал такую странную фразу: «Вот тебе одна подсказка — у тебя в финале сказка, если ты ее поймешь, то к разгадке ключ найдешь…» Это что-то значит, Евгений Борисович?

Джек выслушал Ларису с явным интересом и сказал:

— Знаете, это может быть очень важно… Я бы хотел прочитать ваш сценарий. А теперь, пожалуй, я вас оставлю на некоторое время. Сейчас вам принесут ужин. Вероника будет все время поблизости, вы сможете позвать ее в любой момент. Я выпишу вам кое-какие лекарства, совершенно безвредные, которые будут поддерживать ваше эмоциональное состояние и вашу память. И поразмышляю на досуге о вашем сверчке.

— Спасибо, Евгений Борисович, — произнесла Лариса.

— Вам не за что меня благодарить. Во всяком случае, пока. Мы просто побеседовали, и я получил от этого огромное удовольствие. Вы очень интересный человек, прекрасный рассказчик. Возможно, я сумею сделать для вас что-нибудь полезное, и тогда в благодарность вы пригласите меня на премьеру вашего фильма.

— Если он когда-нибудь будет, — вздохнула Лариса.

— Конечно, будет, — улыбнулся Джек, вышел из палаты и направился в свой кабинет.

Через минуту он опустился в кресло у письменного стола, взял телефонную трубку и набрал номер. Услышав встревоженный мужской голос, сказал:

— Добрый вечер, Валерий. Надеюсь, не разбудил вас?

— Да что вы, Евгений Борисович, еще только одиннадцать. А вы можете звонить нам вообще в любое время. У вас какие-нибудь новости?

— Хочу вас обрадовать, наша подопечная сегодня пришла в себя, мы с ней часа два беседовали.

— Слава Богу! — воскликнул Валера. — Ну и как она?

— Я считаю, что для начала совсем неплохо. Она практически все вспомнила, но память восстанавливалась постепенно, поэтому ей и самой было легче. Конечно, завтра она может выдать реакцию, но я уж постараюсь принять все меры, чтобы не началась депрессия. Думаю, вы можете ее навестить.

— Конечно. А в какое время?

— Да как вам удобно. В любое время после двенадцати. Она будет рада видеть вас с Викой.

— Мы обязательно приедем.

— Кстати, после разговора с ней у меня к вам тоже возник целый ряд вопросов, и не только медицинского плана.

— С удовольствием на них отвечу, если смогу, — сказал Валерий.

— Я даже телевизор смотреть не успеваю. Как там продвигается следствие, что-нибудь стронулось с места?

— Пока абсолютно ничего. Во всяком случае, следователь Стручков так занят, что не может уделить мне время для разговора, я в основном общаюсь с ним по телефону. От меня он отделывается одними и теми же общими фразами, но почему-то все время настаивает на встрече с Ларисой.

— Это любопытно, — сказал Джек. — Он и мне звонил несколько раз. Ну хорошо, об остальном поговорим завтра. Всего вам доброго.

— И вам также. Спасибо за помощь.

— О помощи еще говорить рано. Пока мы только сделали маленький первый шажок в сторону выздоровления, а впереди еще большая работа.

— Тем более спасибо, — сказал Валерий.

— Рад быть полезен. Спокойной ночи.

Джек положил трубку, задумался, устало прикрыв глаза. Со стороны могло показаться, что он дремлет, но на самом деле в его сознании шла интенсивная работа. Он мысленно анализировал полученную за день информацию. История болезни Ларисы Сосновской почему-то особенно заинтересовала его, и не только история болезни, но и вообще все, что происходило с ней и вокруг нее. Джек стал сопоставлять ее сбивчивый рассказ о ее муже Артеме Сосновском, о его трагической гибели с тем, что слышал об этом из официальных источников, и обнаруживал в том и другом очень много странного. Теперь в нем говорил уже не только врач и психоаналитик, а некий доктор Ватсон, которым он иногда в шутку сам себя называл, склонный проводить независимые детективные расследования.

Характеристика личности Артема Сосновского, отрывочные сведения о его деятельности, данные Ларисой, создавали в воображении Джека совершенно определенный образ, который был ему очень симпатичен. Ему стало жаль, что он не успел познакомиться, а возможно, и подружиться с этим человеком, просто так, без всякой определенной цели. То, что такого человека хотели убить многие, не вызывало никаких сомнений. Он, судя по всему, был умен, удачлив, богат, остроумен, независим в суждениях, азартен и бесстрашен. Когда человек обладает такими качествами, а при этом в дело замешаны деньги, власть, популярность, даже слава, то трудно рассчитывать на спокойную и долгую жизнь… Но своим обостренным чутьем Джек улавливал в этой истории что-то совершенно нелогичное, не лежащее на поверхности, что-то здесь было не так. Он не мог понять, откуда именно исходит ощущение какой-то нелепости в этой драматической, а по сути банальной истории, и желание разобраться в ней все больше захватывало его. Джек открыл глаза, закурил и снова потянулся к телефону.

В офисе частного детективного агентства раздался телефонный звонок.

Дежурный сотрудник снял трубку.

— Слушаю вас.

— Привет, Стас, — произнес Джек. — Чем занят наш великий сыщик?

— Евгений Борисович, он ведь сегодня на премьере «Испанских фантазий» в Храме Искусств, между прочим, со своей и вашей женой! Разве вы не знали? — удивился сотрудник.

— Извини, знал, сам очень хотел с ними поехать, да только моих пациентов пока оставлять нельзя… — вздохнул Джек. — У меня склероз, черт возьми.

— У вас? — засмеялся Стас. — Никогда в жизни не поверю.

— Ладно, неудачная шутка, — сказал Джек. — А из театра он поедет домой?

— Сначала дам по домам развезет, а потом собирался заехать. Во всяком случае, обещал. Нам тут надо срочно с бумагами разобраться по прошлому делу.

— Да, Храм Искусств — это не ближний свет, все-таки Подмосковье, — произнес Джек задумчиво. — Но если Митька обещал, значит, точно будет. Пусть позвонит мне в клинику, у меня есть для него кое-что.

— Вы же можете связаться с Дмитрием Сергеевичем по мобильному, если что-то срочное, — сказал Стас.

— Нет, я не буду звонить ему по мобильному, потому что с большим уважением отношусь к театру и считаю, что разговаривать по телефону во время спектакля неприлично. Ты просто передай ему, что я звонил.

— Обязательно передам, Евгений Борисович.

Закончив разговор по телефону, Джек вышел из кабинета, задумчиво прошелся по коридору, потом, осторожно приоткрывая двери, заглянул в палаты. Все его пациенты мирно спали. Лариса тоже спала, на ее лице застыло спокойное выражение. После своего ритуального вечернего обхода Джек вернулся в кабинет и услышал телефонный звонок.

— Привет, — пробасил в трубке Дмитрий Сергеевич. — Ты меня искал?

Назад: Часть первая

На главную: Предисловие