В детстве Линда Джонсон мечтала стать моделью. Стены ее спальни были обклеены страницами модных журналов. Они жили тогда в пригороде Манчестера. Но когда ей исполнилось четырнадцать, произошло два события: отец, журналист, получил работу в столичной газете бульварного толка, а Линда сразу после переезда в Лондон здорово прибавила в весе. Она стала толстой – настолько толстой, что ей пришлось выбросить из головы все мечты о карьере манекенщицы. Картинки из модных журналов она тоже выбросила. Вскоре отец устроил ее на работу в свою газету, в отдел новостей, и Линда устремилась к новой цели: она решила стать знаменитой журналисткой.

Самым большим огорчением в жизни Линды была ее старшая сестра Элис. Ей как будто нарочно удавалось все, о чем Линда могла только мечтать. Высокая, стройная, с врожденным чувством стиля, Элис даже заняла первое место в конкурсе молодых талантов журнала «Вог»! Все прочили ей блестящую карьеру модели, но она закончила Дэрхэмский университет и в двадцать шесть лет уже работала редактором отдела мод в журнале «Картерс». Конечно, не «Вог» и не «Харперс», но издание вполне авторитетное. Этого не могла отрицать даже снедаемая завистью Линда. Элис стала известной журналисткой, Элис хозяйничала в мире моды, в том мире, о котором так мечтала Линда. Элис жила и дышала модой двадцать четыре часа в сутки. Ее окружали издатели, фотографы, модели, дизайнеры. Бесконечные разговоры на животрепещущие темы: как по-новому подать серию белых рубашек или хлопчатобумажных платьев, что бы такого нового и интересного придумать про воротник «поло» или новую коллекцию бархата… а тут еще и главные конкуренты из «Женского журнала» украли у Элис идею – настоящее нарушение авторских прав!

В отчаянной попытке что-то предпринять Линда изменила имя на более стильное – Линди, для солидности прибавила свое второе имя и превратилась в Линди-Джейн Джонсон. Она решила прославиться на поприще журналистских расследований частной жизни знаменитостей. Отец подыскал ей местечко в одной из воскресных газет с достаточно сомнительной репутацией. Платили там хорошо, и Линди-Джейн впервые почувствовала себя хоть в чем-то лучше сестры, которая, несмотря на всю свою незаменимость, получала в журнале гораздо меньше. Но тут, как назло, Элис предложили стать стилистом рекламной компании известнейшего модельера, и Линди-Джейн опять оказалась далеко позади.

Она жаждала заполучить что-нибудь сенсационное, например, застукать принца Уэльского в баре для голубых, или добыть неопровержимые доказательства того, что Хилари Клинтон – транссексуалка, или поведать миру, что ее тихий манчестерский сосед на самом деле кошмарный серийный убийца, – кошмарнее Дэниса Нильсена! – и уже успел хладнокровно перерезать пол-Кентукки. В общем, нужен сюжет, который купят в Нью-Йорке и после которого Линди-Джейн сразу пригласят на пост главного редактора «Вэнити фэр». Головокружительная карьера сестры, за которой Линди-Джейн следила с немой и бессильной завистью, постепенно давала новое направление ее недалеким, но проворным мыслишкам. Элис рассказывала о своей работе, Линди-Джейн внимательно прислушивалась и скоро начала понимать, что модели, а в особенности супермодели, играют в мире моды все большую роль. В восьмидесятых успех журнала мод зависел главным образом от таланта фотографа. Стивен Майзелс, Брюс Уэберс, Патрик Демаршельер – все держалось на них. Теперь же, в девяностые годы, верх берут супермодели. Они как будто захватили власть. Какой стремительный взлет! Вот только за счет чего? Тут явно что-то нечисто. Так у Линди-Джейн появилась новая цель: скандальное разоблачение какой-нибудь супермодели.

Но вот беда – Линди-Джейн совсем ничего не знала о жизни моделей. Оставалось только одно: проглотить все свои обиды и пригласить дорогую сестрицу на обед.

– Ну что за гнусная работа! – воскликнула Элис вместо приветствия, когда около часу дня в ее кабинет вошла Линди-Джейн. – Этот француз-сифилитик – обойдусь без имени – грозится лишить нас рекламы на двести пятьдесят тысяч фунтов, если мы не сделаем сюжета по его уродским моделям. Ну и куда мы пойдем обедать? Я очень люблю арабскую кухню….

Линди-Джейн передернуло. Еще одна прелестная черта сестрицы! Она обожает кулинарную экзотику. Итальянская или французская кухня – это, видите ли, слишком скучно, обыкновенно. Что ж, лучше не возражать – тайны супермоделей того стоят. Линди-Джейн безропотно подчинилась сестре и потащилась за ней следом по Мэйфэр к «Шеперду». Разумеется, пешком. «На гимнастику времени не хватает, вот и стараюсь побольше ходить», – объясняла Элис.

– Маме на Рождество что-нибудь уже присмотрела из своих новых поступлений? – спросила Линди-Джейн, хотя ее всегда возмущало, что Элис слишком вольно распоряжается образцами продукции, которые фирмы присылают в отдел моды.

– Ничего! Вот для папули есть – одеколон «Живанши джентльмен», он у нас уже полгода в шкафу пылится. Что делать с мамулей – ума не приложу! А ты что подаришь?

Линди-Джейн терпеть не могла этих «папуль» и «мамуль». До университета Элис звала родителей только «папа» и «мама».

– Да книгу, наверное. – Они как раз проходили по Керзон-стрит мимо книжного магазина.

– Зачем? Она все равно читает только журналы с выкройками. – Элис подняла голову и остановилась перед витриной. – Боже, вот это да! Смотри!

– Куда? – Обычная книжная витрина.

– «Миссис де Винтер».

– Кто-кто?

– Да не кто, а что, глупышка. Книга, прямо перед тобой. Она сейчас первая в списке бестселлеров. Продолжение «Ребекки».

– Ну и что?

– Это же специально для меня! У нас сейчас как раз пойдут шляпки с вуалями. Помнится, книжка начинается с похорон Беатрисы, сестры Максима де Винтера. Все встречаются на похоронах…

– И что там происходит?

– Ох, дорогая, ради Бога. Я не читаю книжки – только обзоры. Я уверена, получится отлично! Нужно развить сюжет. Я должна вернуться в офис. Пообедаем на следующей неделе. Шляпки и вуали… это будет очень грустно и чувственно. Представь себе – кладбище, Максим де Винтер и эта маленькая мышка, на которой он женился после Ребекки. Мы оденем ее в темный костюм или пальто этого жалкого французишки и сделаем акцент на шляпках. Надо срочно позвонить Филипу Трейси.

Элис вытащила радиотелефон. Кричала она так, что оборачивались прохожие.

– Все будет черное! Шляпки и вуали, длинные черные перчатки, большие серебряные распятия и охапки белых лилий. Черно-белое ретро. Фотограф – Питер Линдберг, надо его уговорить. Нет, дорогой, только не в студии. Все будет как в романе. Мэндерли или что там поближе. Посмотрите по справочнику. Пусть Джеральдина возьмет мои записи по коллекциям и свяжется с этим французом. Нужны темные костюмы! Скажите этой практикантке… как ее зовут? Что, тоже Джеральдина? Не может быть! Ладно, пусть она пороется в наших закромах и выберет шляпы подраматичнее. И думайте о натуре. Ищите поместье с часовней и старинным кладбищем! Я буду к пяти.

Элис повернулась к Линди-Джейн.

– Ты видела в американском «Картерсе» последнюю серию по мотивам знаменитых картин? Ну, конечно, нет. Ты в этом отношении не лучше мамули. Так вот, Лебедь в костюме от Вивьен Вествуд делает там «Качели» Фрагонара… Они сняли ее в таком потрясающем месте! Вот это натура! Если бы еще была часовня…

– А где это? – спросила с притворным интересом Линди-Джейн. Как Элис удается сохранять авторитет в мире моды, если за нее все делают помощники? Да, чем скромнее твое положение, тем больше приходится работать.

– Где-то в Уилтшире. Особняк Люси Фрэзер. Видимо, это друзья родителей Сван.

Линди-Джейн тут же навострила ушки. Супермодель Лебедь – таинственная штучка. Никому о ней толком ничего не известно, кроме того, что она – девушка из высшего света. Линди-Джейн даже не знала ее настоящего имени.

В офисе Элис занялась самым важным вопросом: кого же снимать в этой одежде? Стали перебирать моделей.

– Нет, это настоящая стерва. Наша должна быть зашуганной и пугливой мышкой, вообще без гонора – но чтобы от нее дыхание перехватывало… Есть еще предложения или звоним в агентства?

Практикантка подалась вперед. Элис взглянула на нее почти с удивлением. Разве она умеет говорить?

– Ну?

– Я вчера в обед зашла за подругой в «Мне семнадцать лет»… – Элис смотрела на нее, как на больную. – У них были пробы для сюжета «Поцелуй на людях». И там снимали девушку. Как раз такую, как вы говорите. Она ужасно волновалась, прямо съежилась от страха, а когда парень ее поцеловал, чуть ли не упала в обморок. Вот она и правда похожа на мышку, но такой потрясающей красавицы я в жизни не видала. Я даже стащила фотографию и…

Элис выхватила снимок из ее рук.

– Джеральдина, дорогуша, – сказала она через минуту, – почему бы тебе не позвонить своей маленькой подружке из «Мне семнадцать лет» и не узнать, кто агент этой девушки. О, благодарю… – Кто-то протянул ей номер американского «Картерса» с фотографиями Сван. Элис нашла в справочнике телефонный номер Люси Фрэзер. – Люси, как дела? Скажите, у вас есть часовня? Нет, дорогая, часовня. Нет, я не выхожу замуж, это для… Ах, у вас ее нет. Спасибо, не надо. Нет-нет, ничего. До свидания, Люси.

Линди-Джейн стояла за спиной сестры, и ей не стоило особого труда записать себе номер Люси Фрэзер.

Вечером она ей позвонила.

– …и пишу книгу о Фрагонаре. В вашем доме снимали фотосерию для журнала мод по мотивам «Качелей». Почему именно у вас? У вас есть работы этого художника? Ах, у вас есть качели… Действительно, как это я сразу не догадалась. Ну и как прошли съемки? Правда? Лавиния? Какая Лавиния? Лавиния Крайтон-Лейк? Это и есть Лебедь? Ах, ну разумеется. А она никак не связана с теми Крайтонами-Лейк, у которых убили – как это ужасно – няню? Их дочь? Благодарю, миссис Фрэйзер, вы мне очень помогли.

Так-так, думала Линди-Джейн, опуская трубку, Лебедь – не кто иная, как сестричка Гарри Крайтона-Лейк, который столь загадочно исчез сразу после убийства. Так-так!

– Послушай, милая, – взорвался фотограф. – Я здесь для того, чтобы работать. И ты здесь для того, чтобы работать. Тебе, наверное, за это платят. И мне платят. Мне нет дела до твоих переживаний. Возьми себя в руки!

Шел дождь. Тесс дрожала от холода посреди кладбища, ежилась, сжимала руками плечи, чтобы согреться.

– Ради Бога, выпрямись! Черт, я даже не вижу костюма! Ох, нет, опять все не то…

Тесс расплакалась – в четвертый раз за утро. Ей дали такой шанс, и все опять рушится…

Эмбер, которая делала Тесс грим, бросилась на помощь.

– Ну-ну, успокойся! Не надо портить слезами такое прелестное личико! Все будет хорошо. Он просто идиот. Не обращай на него внимания. Помни, что ты – красавица. Ты нужна ему не меньше, чем он тебе.

Тесс выдавила слабую улыбку благодарности.

– Почему ты не вмешиваешься? – спросила Линди-Джейн сестру. – Ты же главная, разве не так?

– Только не на съемках. Тут всем командует фотограф. – Линди-Джейн не знала, что Элис немного кривит душой. По-настоящему профессиональный редактор обычно входит во все тонкости съемки лично. Но Элис частенько перекладывала ответственность на других и теперь осталась верна себе. – Я, конечно, догадывалась, что он свинья, но не думала, что до такой степени. Надо было пригласить Питера.

– Питера? – переспросила Линди-Джейн.

– Питера Линдберга. С этой красавицей мы за один раз никак не управимся.

– Она такая худенькая, Элис. Я видела, как она переодевалась в отеле. Кожа да кости. Ребра так и торчат. Ужасно!

– Неважно. Зато на фотографиях она – мечта. А ты что – будешь писать о моделях-дистрофичках?

Линди-Джейн сказала, что ей якобы заказали статью о моделях – иначе Элис и на пушечный выстрел не подпустила бы ее к съемочной площадке. Модели-дистрофики? Почему бы и нет? Звучит неплохо.

– Посмотри на нее, Элис. У нее же зуб на зуб не попадает. Она сейчас упадет в обморок! Да сделайте что-нибудь!

Но к Тесс уже бежал с огромным зонтиком Бобби Фокс. Он обнял ее за плечи и увел под крышу мавзолея, на каменную скамейку. Бобби – ассистент фотографа, именно он разбудил Тесс сегодня утром в половине шестого – на полчаса раньше остальных: лицу модели требуется время, чтобы отойти от сна и обрести свежесть. Бобби позвонил Тесс, но трубку никто не снял. Пришлось подниматься в ее комнату. Она спала. Рыжие пряди рассыпалась по подушке, молочно-белая спина с россыпью веснушек обнажена. Несколько секунд Бобби не мог двинуться с места и наконец решился осторожно тронуть спящую девушку за плечо. Тесс резко вскочила и села на постели. Видно, она спала так крепко, что не сразу вспомнила, где находится. Очнувшись, Тесс схватила простыню, чтобы прикрыться, но Бобби успел увидеть крошечные острые соски на ее почти плоской груди. У него перехватило дыхание. Его так сильно потянуло к ней, что он даже удивился. Ведь не первый же раз он видит обнаженную женскую грудь! Но эта девушка была сказочно прекрасна.

И вот теперь она стоит и трясется от холода.

– Что случилось, милая? – спросил Бобби. – Поссорилась с приятелем?

– У меня нет приятеля.

– А что тогда?

– Это мрачное место…

– Боишься привидений? Не бойся. Всех давно похоронили и надежно закопали. Никто тебя не тронет. И потом – я же рядом, с тобой. Я не дам тебя в обиду.

– Я стала моделью только затем, чтобы купить маме новую инвалидную коляску… Она парализована… Но ничего не получается. Я не заработала ни пенни, и теперь меня уволят. Я должна агентству за фотопробы…

– Я бы сделал их для тебя бесплатно. А сейчас послушай, милая, постарайся успокоиться. Этот фотограф не будет церемониться. Он может в любую минуту все бросить и уйти со съемок. Но ты справишься. Давай, возвращайся и покажи им, на что ты способна. Договорились? А теперь посмотри на меня и улыбнись.

Тесс улыбнулась дрожащими губами и взглянула на Бобби. Он был очень красив – волосы длинные, шелковистые, лицо правильное, чистое, почти девическое. Он наклонился и нежно поцеловал ее в шею.

– Ты для меня самая прекрасная девушка в мире, – прошептал Бобби.

С этими словами Тесс прошла через всю съемку. «Ты для меня самая прекрасная девушка в мире», – повторяла она как заклинание. Бобби был рядом – перезаряжал камеры, подмигивал, улыбался…

С помощью Бобби она пережила эти съемки. Правда, под конец парень, которого пригласили на «роль» Максима де Винтера, в шутку толкнул ее в спину, как будто хотел столкнуть в могилу. Тесс в ужасе закричала. Снова на помощь пришла Эмбер и увела ее в гостиницу, переодеваться. Тесс так переволновалась, что попросила Эмбер побыть в комнате, пока она спустится в душ. Это была старая гостиница, без ванной в номере.

– Похоже, я схожу с ума, – сказала она Бобби. Он уже упаковал все оборудование и зашел за ней. – Могу поклясться, что слышала в душе щелчки камеры. Безумие какое-то!

– Да уж, – откликнулся Бобби, – но я этого так не оставлю.

Вместо того, чтобы отвезти Тесс домой, он привел ее к себе в гости и приготовил огромную миску спагетти с соусом.

– Я не ем этого, – Тесс пришла в ужас. – Я останусь без работы, если растолстею.

– Ты бы могла без малейшего ущерба для фигуры съесть десять таких тарелок. Так что налетай. Это приказ. И прими лекарство. – На столе появилась бутылка «Корво». – Будем лечиться.

– Откуда у тебя такая уверенность? Ты столько мне наготовил… А вдруг я тебя разорю?

– Не разоришь. А откуда уверенность, сейчас объясню. Просто надо знать, чего хочешь в жизни. Я, например, всегда хотел быть фотографом. Закончил высшие курсы, взяли в студию. Сейчас я ассистент, работаю с лучшими профессионалами, учусь у них, а через годик открою собственное дело. А ты сама пока не знаешь, чего хочешь, так мне кажется. Надо стремиться к успеху, надо верить в себя. Ты же сама пришла в агентство, сама сделала первый шаг, что тебя теперь останавливает? Ты могла бы стать супермоделью. Да, этот фотограф сегодня тебя совсем замучил, но с ним все мучаются. Зато как он потом говорил о тебе! Я сам слышал. Фотографии, мол, будут просто потрясающие.

Бобби уговаривал ее, льстил, заставлял поверить в себя, отметал все ее жалобы и возражения. В конце концов они оказались в постели, но Бобби не стал спешить. Два часа прошло, прежде чем Тесс лишилась девственности. Бобби зажег вокруг кровати высокие свечи, сделал Тесс массаж с душистым маслом. Он осторожно втирал масло в ее сливочно-белую кожу, и, когда она успокоилась и расслабилась, его рука скользнула ей между ног, к рыжим завиткам волос. Он ласкал ее долго и нежно, пока не почувствовал, что она готова его принять.

Уже почти рассвело, когда он проник в ее плоть и повел ее за собой, так же уверенно, как за давешним разговором. Он целовал ее маленькие соски, пока они не превратились в твердые и упругие шарики.

Конечно, она влюбилась и скоро шагу не могла без него ступить. Она по-прежнему терялась перед камерой, и Энджи в конце концов стала посылать ее только на те пробы, где мог оказаться Бобби. Только рядом с ним Тесс работала по-настоящему.

Энни Такер, мама Тесс, очень беспокоилась за нее. Энджи, правда, уверяла, что все будет хорошо, но Энни не нравилась работа дочери. И вот однажды утром подтвердились самые худшие опасения.

Энни сидела в киоске и никак не могла понять, почему сегодня так странно ведут себя постоянные клиенты мужа. Отводят глаза, спешат уйти. Наконец очередной знакомый похлопал ее по руке и сказал:

– Не расстраивайтесь, милая. Она просто еще слишком юная. У нее все наладится.

– У кого? О чем вы говорите? – изумленно спросила Энни. Покупатель протянул ей свежий выпуск «Миррор» и зашагал прочь.

Огромный заголовок на первой полосе гласил: «А ЕСЛИ С ВАШЕЙ ДОЧЕРЬЮ СЛУЧИЛОСЬ БЫ ТАКОЕ?» И ниже: «Модели-дистрофики! В постоянной борьбе с лишним весом начинающая модель Тесс Такер довела себя до дистрофии…» Тут же красовалась нечеткая фотография обнаженной Тесс с торчащими, как у скелета, ребрами и позвонками. Энни Такер закрыла киоск и уговорила соседку немедленно отвезти ее в агентство «Этуаль».

Конечно, все это фальшивка. Тесс не дистрофик, уж Энни-то это знает. Статья была подписана: Линди-Джейн Джонсон. Фотограф не указан. Видимо – предположил Бобби – Линди-Джейн притащила с собой кого-нибудь из Лондона. Фотограф спрятался в душевой, дождался Тесс и сделал несколько кадров. Какой удар судьбы! Как Тесс его выдержит? И Бобби, как назло, должен уехать на две недели в Милан, на съемку. Так что Тесс придется бороться самой.

Но Грейс Браун решила иначе.

– Возьми ее с собой, Бобби. Сделай одолжение. Ей сейчас лучше всего уехать из страны. А в Милане она понравится. Там любят рыжеволосых и белокожих. Итальянцы от них просто без ума, ведь среди местных женщин это большая редкость. Пусть девочка набирается опыта. Там полно журналов, все они доходят до нас. Если она замелькает в итальянских изданиях, у нее и здесь будет полно заказов. Возьми ее с собой, Бобби.

– Ладно, – сказал Бобби, но в глубине души задумался: во что это все может вылиться?

– …Поэтому мы отправили ее вместе с Бобби Фоксом в Милан. Итальянцам, будем надеяться, она понравится, – рассказывала домашним Энджи, собирая ужин. Кэтлин, Майкл и Джинни слушали, раскрыв рты. Рассказы о всеобщей любимице Тесс Такер, история ее взлетов и падений воспринималась ими как бесконечная и увлекательная мыльная опера. Каждый вечер ждали новую серию. И Энджи оказалась совершенно не готова к бурной реакции Патрика.

– Эта дрянь меня бросила! Сначала мать, теперь Тесс. Как она могла уехать, ничего мне не сказав? И что это за тип, Бобби Фокс?

– Патрик, ради Бога, это уж слишком. Бобби Фокс – ее парень. С тобой она едва знакома. Вы виделись всего один раз…

– Не один! Не один! – хором закричали младшие.

– О чем вы?

– У них были свидания, правда, Патрик? Они пили кофе в Сохо и в Ковент-Гарден. Кофе! Здорово, да? – Джинни засмеялась. Патрик ударил кулаком по столу и выбежал из комнаты.

– Патрик влюбился! Патрик влюбился! – запели сестрицы. Энджи велела им замолчать.

На следующий день на работу позвонил отец.

– Что ты сказала Патрику вчера вечером? Он ушел из дома. Сбежал. Сказал, что хочет найти мать. Энджи, тебе придется бросить работу в агентстве и вернуться в семью. Все в шоке. Ты должна быть здесь. Больше никакой работы, твое место дома, с детьми.