2
— Здравствуйте, я к вам от Наташи Успенской. Ведь вам нужна гувернантка для мальчика?
Лиза остановилась на пороге, глядя на хозяйку квартиры, не предлагавшую ей войти. Инга Широбокова, о которой говорила ей невестка, оказалась худощавой женщиной лет сорока, со следами былой если не красоты, то оригинальности. Она была одета в узкую черную юбку, засыпанную сигаретным пеплом, и в мягкий серый пуловер; русые прямые волосы падали на плечи, Инга то и дело отводила их от глаз, рассматривая Лизу. Злой она, во всяком случае, не казалась — уже хорошо.
Из комнаты выглядывал маленький пухлый мальчик — наверняка ее сын Антон.
— Вам нужна гувернантка для мальчика? — повторила Лиза, и Инга наконец кивнула, приглашая ее в прихожую.
Несколько месяцев, прошедших после Германии, показались Лизе вечностью.
Утром она с тоской думала: вот новый день начинается, надо вставать. Никогда с ней такого не было, раньше каждый новый день казался счастливой загадкой, и она с замиранием сердца ждала, что принесет он ей…
Первым не выдержал Николай.
— Лиза, — спросил он однажды вечером, когда уже был выпит чай и все они собирались спать, только Наташа хотела почитать еще что-то перед завтрашней лекцией. — Можешь ты нам наконец сказать, что ты все-таки собираешься делать дальше?
— Коля! — укоризненно сказала Наташа. — Разве Лиза ничего не делает? Она очень мне помогает, неужели ты не видишь? И ты, между прочим, каждый день ешь роскошный обед…
— Я не про то, — поморщился Николай. — Пусть живет у нас, разве мне жалко? Я ведь о ней беспокоюсь. Взрослая девка, двадцать один год стукнул — ни профессии, ни перспектив.
Лиза слушала брата, опустив глаза. Как назло, именно сегодня позвонила из Новополоцка мама и, едва не плача, говорила почти то же самое.
— Лизочка, хоть домой уж приезжай, раз там не прижилась, — слышалось в телефонной трубке. — Чего ж теперь сидеть в этой Москве, я думала, может, учиться пойдешь или замуж выйдешь…
Жизнь снова шла по тому же кругу, который казался пройденным год назад. Это состояние — «ни профессии, ни перспектив» — уже и тогда казалось Лизе невыносимым. А теперь, после той жизни, которую увидела она, встречаясь с Виктором, после любви к Арсению, после Германии — снова чувствовать себя девчонкой? Ей казалось, что она готова на все, лишь бы вырваться из этой замкнутой безнадежности…
Поступить в какой-нибудь институт, конечно, было бы хорошо, и мама бы успокоилась. Но Лиза давно уже поняла: ее не тянет ни к одной профессии, для которой необходимо окончить институт. А учиться просто так, лишь бы время провести, она не хотела…
Когда Наташа сказала ей, что какая-то знакомая ищет гувернантку для внука, Лиза встрепенулась. Гувернантка — все-таки это не няня к младенцу: она уже позвонила не по одному объявлению и убедилась, что всюду нужны либо няньки к годовалым крошкам, либо солидные рекомендации, которых у нее не было.
Она даже не стала расспрашивать Наташу, что представляет собой ее знакомая — в конце концов сейчас это не так уж важно: Лиза была уверена, что найдет общий язык с кем угодно.
И вот перед ней эта Инга в засыпанной пеплом юбке. Смотрит недоверчиво, точно заранее уверена, что Лиза ей не подойдет. Непонятно почему, Лизе показалось, что она уже видела эту женщину — что-то знакомое было в ее лице…
— Пройдите, пожалуйста, в комнату, — протянула Инга словно нехотя.
Усевшись в глубокое, чуть проваленное кресло под торшером, Лиза огляделась. Странная комната! Вроде и мебель дорогая, но какая-то вся обтертая. В углу роскошного ковра — въевшееся пятно: похоже, что там пролили суп.
— Вы курите? — спросила Инга.
— Нет.
— Тогда кофе выпейте. Кажется, еще не остыл.
С этими словами Инга подвинула Лизе одну из чашечек, почему-то стоявших на низком журнальном столике.
— Надо же, я как будто знала, что вы придете, — засмеялась Инга. — Вот и кофе приготовила на двоих!.. Скажите, а вы действительно работали с ребенком в Германии?
— Да.
Лиза отвечала односложно из-за непонятной растерянности: странная женщина сидела перед ней! О чем она думает, что скажет в следующую минуту — кажется, она и сама этого не знает.
— Но мама мне говорила, тот мальчик был постарше, чем Тоша?
— Да, он уже учился в школе, — объяснила Лиза. — Но это не так важно: ведь ваш сын тоже скоро пойдет.
— Не знаю, — Инга наморщила лоб. — Он такой болезненный… И читать не умеет до сих пор… Скажите, — она вдруг встрепенулась, — а вы могли бы научить Тошу читать?
— А разве это трудно? — осторожно спросила Лиза.
— Нет-нет, не думайте, он вполне нормальный мальчик, — торопливо произнесла Инга. — Просто у меня нет времени, вы понимаете — нет времени на это! — Голос ее почему-то задрожал, она нервно сжала руки, и костяшки ее пальцев побелели. — Я не могу ничего поделать: у меня нет времени для собственного сына, так уж сложилась моя судьба!
Лиза поняла, что сейчас Инга начнет рассказывать о своей судьбе. Неожиданно она почувствовала себя легче: ничего особенного нет в этой даме, просто нервная, избалованная, но, кажется, неплохая. Может быть, и правда у нее какие-то особенные трудности в личной жизни — но сейчас Лизе не хотелось разговаривать об этом.
Она вообще не любила, когда какой-нибудь случайный сосед по купе начинал изливать душу, заставляя выслушивать свои жалобы и сетования, или бабулька в очереди принималась расспрашивать, замужем ли она да есть ли у нее парень…
— Я думаю, мы с Тошей быстро научимся читать, — сказала Лиза, подмигнув мальчику, который так и не вошел в гостиную, по-прежнему выглядывая из-за двери. — Правда, Тоша?
Мальчик смутился и спрятался совсем.
— Кроме того, — продолжала Инга, кажется, уже забыв о Тошином чтении, — мне необходимо, чтобы вы оставались с ним вечерами — ну, хотя бы два раза в неделю, предположим. Или лучше три — да, три раза в неделю, подходит вам это?
— Подходит, — ответила Лиза. — А днем?
— Конечно, и днем — да-да, и днем, примерно через день, мы это с вами обсудим подробнее, если договоримся. И плачу я по пять долларов в час — вам, вероятно, передали. Вообще-то это муж мой платит, но он сейчас во Франции, он там в длительной командировке, но скоро, вероятно, вернется, вы его непременно увидите.
«Зачем мне видеть ее мужа?» — мельком подумала Лиза. Но она уже перестала обращать внимание на большинство Ингиных фраз — к чему, если та сама забывает, о чем говорила, едва успев договорить до точки?
— Когда мне прийти? — спросила Лиза.
— Завтра! — быстро ответила Инга. — Приходите завтра, и пораньше, пожалуйста: мне надо быть в мастерской с утра, для меня это, знаете ли, лучшие рабочие часы, ведь я художница, вам передали?
— Я приду к девяти, — сказала Лиза, вставая. — До завтра, Инга Владимировна.
— Вы можете называть меня просто Инга. Неужели я кажусь такой старой, что вам хочется называть меня по отчеству? А мне, между прочим, всего тридцать пять!
«Я думала, больше, — про себя удивилась Лиза. — Впрочем, какая разница?»
— Вот вы выглядите очень молодо, — болтала Инга, провожая ее до двери. — Ведь вам всего двадцать один год, правда? У вас вся жизнь впереди, вас Лиза зовут? Извините, я не спросила, но мне Элечка уже говорила, что вас зовут Лизой, по-моему, прелестное имя!
Лиза едва дождалась, когда Инга захлопнет дверь. Хорошо, что ей придется общаться с мальчиком, а не с мамашей! Но пять долларов в час — в это просто поверить невозможно! Кажется, эта Инга решила разорить своего супруга. Впрочем, ей-то какое дело? Главное, теперь она сможет снять квартиру — нет, пожалуй, все-таки не квартиру, а комнату в коммуналке. Конечно, можно жить у Коли, никто не гонит — но Лиза чувствовала: ей нужно жить отдельно, она не может зависеть ни от кого. Кроме единственного человека, с которым ее свяжет не комната и не деньги. Но кто он, этот человек, да и есть ли он вообще на свете?..
Так волшебным образом переменилась не только жизнь Инги Широбоковой и ее сына Тоши.
Снять комнату Лизе удалось не сразу. Во-первых, выяснилось, что деньги Инга будет платить раз в две недели, и, значит, придется подождать. Во-вторых, не так уж это оказалось легко, найти комнату в нормальной коммуналке — тем более что Лиза не хотела посвящать в свои планы Колю и Наташу.
Она срывала язычки телефонных номеров со всех столбов, звонила, приходила посмотреть — и ужасалась. Господи, неужели можно жить в этих мрачных трущобах, и это называется «просторная комната в центре»! То воды горячей нет, то ванной, с потолка течет, сыро — Лиза представить себе не могла, что в Москве существует подобное жилье!..
Наконец какая-то сердобольная старушка, пытавшаяся сдать смежную комнату в обмен на уход за собой, посоветовала Лизе съездить на Банный переулок.
— Уж там-то найдешь, детка! — убежденно говорила она. — Туда все ходют, кого только нет!
Заплеванный закоулок неподалеку от грязного здания бань испугал Лизу не меньше, чем мрачные комнаты в старых домах. Какие-то небритые мужчины подходили к ней, предлагая:
— У меня живи, зачем тебе комнату снимать? Мы с тобой сживемся…
Апрельское солнце ласково касалось Лизиных волос; она расстегнула куртку и растерянно огляделась. Ей казалось, что она многое повидала за те два года, что прошли после Новополоцка, но здесь она чувствовала себя совершенно беспомощной. Толпа людей, глаза у всех то испуганные, то хитрые, то печальные, то злые, то просто усталые… Неужели здесь можно что-то найти?
— Квартиру ищете, девушка? — неожиданно услышала она.
— Да. — Лиза обернулась на этот спокойный голос.
Перед ней стояла немолодая женщина — как раз из тех, с усталыми глазами. Одета она была не бедно, но без роскоши — и по крайней мере аккуратно; это сразу расположило к ней Лизу. Женщина была чем-то похожа на ее маму — с той же печатью постоянной заботы на лице.
— Вам квартира нужна или комната? — спросила женщина.
— Вообще-то комната: на квартиру просто денег не хватит, — объяснила Лиза. — А вы что, сдаете?
— Сдаю. В самом центре комната, на Грановского.
Сердце у Лизы забилось быстрее: конечно, эта комната наверняка не многим лучше тех, что она уже видела, но не может же такая домашняя, спокойная женщина быть содержательницей какого-нибудь притона! Непременно надо посмотреть. Лиза чувствовала, что наконец нашла то, что искала…
До улицы Грановского они доехали вместе с женщиной — ее звали Тамара Сергеевна.
— Вы понимаете, — рассказывала она по дороге, — у нас так сложились обстоятельства: Ирочка — это моя дочка, Ирочка, — вышла замуж, и, конечно, молодые хотели жить отдельно от нас. Мы-то давно уже в Митине живем, квартиру там получили с мужем двухкомнатную, а Ирочка хоть и с нами жила, да была прописана на Грановского — чтоб комнату сохранить. И вот вышла она замуж, мы ремонт сделали — чтобы им там чистенько было. А они — Господи, что делать! — пожили три месяца, и все! Говорят, не сошлись характерами… Разве можно так, надо же раньше думать, а потом жениться, правда?
Тамара Сергеевна смотрела на Лизу, словно ожидая подтверждения своим словам, но Лиза молчала. «Странно, — думала она. — Почему это такие женщины считают меня просто-таки своей ровесницей, да еще ждут, что я сейчас начну осуждать беспутную молодежь? Неужели я выгляжу так положительно?»
— Вот, решили комнату сдать. Раньше-то мы боялись сдавать — мало ли кто попадется, сейчас люди такие стали, не приведи Бог, комнаты лишишься. А сейчас нам деньги нужны: Ирочка-то у нас беременная…
Все это было Лизе не слишком интересно, но слова Тамары Сергеевны успокаивали ее: похоже, хозяева — нормальные люди, и обстоятельства у них нормальные.
Они вошли в мрачную арку через чугунные ворота, прошли через двор. Лифт не работал, и на четвертый этаж пришлось подниматься пешком.
— Это часто так, — объяснила Тамара Сергеевна. — Мы потому молодого кого-нибудь искали, не гонять же стариков наверх, правда?
В длинном коммунальном коридоре было полутемно.
— Лампочку никак не заменим, — снова объяснила хозяйка. — Вроде видно, ну и ладно, почему мы должны менять, раз не живем, пусть соседи…
— А много соседей? — поинтересовалась Лиза.
— Да комнат-то много, но почти все давно переехали — вот как и мы, в Митино там или еще куда по окраинам. Здесь прописан кто-нибудь, а жить не живут — ждут, может, фирма дом купит, квартиры будут давать. Кому сейчас охота в коммуналке жить, хоть бы и в центре… Семья одна живет без детей, Ольга живет Воронцова — и все. Вы будете четвертая.
Комната действительно оказалась чистой — видно, что ремонт сделали совсем недавно. Диван, письменный стол, платяной шкаф — больше мебели не было.
— Мы все-таки не слишком много здесь оставили, — сказала Тамара Сергеевна с некоторым смущением. — Вы же понимаете, лишней мебели у нас нету, раз Ирочка здесь не живет…
— Вполне достаточно, — успокоила ее Лиза.
Кухня разительно отличалась от комнаты: все та же грязь, уже знакомая по другим подобным квартирам, немытая посуда на чужом столе.
— А вот ваш стол, — показала хозяйка. — Он-то чистый все-таки…
Они вернулись в комнату. Лиза подошла к окну: кремлевские башни видны были невдалеке. Нет, все-таки неважно, какая здесь кухня — разве она собирается готовить для себя что-то особенное?
Самой большой удачей оказалось то, что хозяйку не смутило отсутствие у Лизы прописки. Тамара Сергеевна внимательно изучила ее паспорт и вздохнула:
— Что ж, с пропиской, конечно, было бы лучше, но вы производите такое хорошее впечатление. И потом, ведь вы не лицо кавказской национальности, едва ли вас станут проверять милиционеры…
О цене тоже договорились быстро.
— Можете хоть завтра переезжать, — сказала хозяйка. — Ключ я вам дам, как только заплатите за первый месяц, и живите себе на здоровье. Только белье постельное возьмите свое — у нас, знаете, не избыток…
Инга заплатила ей на следующий день. Лицо у нее было довольное.
— Ты себе не представляешь, Лиза, — сказала она, протягивая зеленые купюры. — Впервые в жизни я не волнуюсь за Тошу, потому что он с тобой! Посмотри, ребенка не узнать, он стал такой веселенький, не плачет, когда я ухожу. Неужели мне наконец повезло?
Лизе действительно легко было с малышом: он оказался покладистым, спокойным и умненьким — даже странно, почему его до сих пор не научили читать. Слушать, как читала Лиза, он готов был часами, и самой большой его мечтой было — научиться читать самому.
Но общение с Ингой угнетало. Безалаберность, легкомыслие этой женщины утомляли Лизу, хотя она давно уже поняла, что нет никакого смысла осуждать людей за то, что они такие, какие есть, а не такие, какими их хотелось бы видеть. Ей часто вспоминались слова Виктора: не надо ждать от людей иного, чем они могут дать…
Но часами выслушивать Ингины откровения, изливаемые под крепкий кофе с ликером и сигаретами, казалось Лизе невыносимым.
— Ну, подумай сама, что у меня за жизнь, — начинала Инга, вернувшись откуда-нибудь и едва присев в кресло в гостиной. — Зачем я вышла замуж за Широбокова, ума не приложу. Ты ведь домой не торопишься? Так, хотелось стабильности, ведь ты вспомни, какое тогда время было — ужас! У папы карьера пошатнулась, все растерялись — как тут было не схватиться за соломинку. И потом, мне казалось: бизнесмен, солидный, ему нужна солидная семья, чтобы жена была приличная и интеллигентная, не какая-нибудь… А ты бы видела его коллег, этих… Слов нет! Я все-таки не понимаю: вот наш Юра — это моего брата Юрой зовут, я тебе говорила? — он ведь тоже в бизнесе, он очень большая фигура, в него даже стреляли, ты представляешь, а ведь стреляют только в самых важных, да? Так вот он — совсем другой. Он такой интеллигентный, веселый, живет как-то понятно, как все нормальные люди живут. А мой Широбоков — что ему надо, что он за человек — не понимаю…
Лизе становилось тоскливо: она не знала, что за человек бизнесмен Широбоков, и ее это совершенно не интересовало. Уже за то можно было посочувствовать, что в жены ему досталась Инга…
— А Слава, конечно, хороший любовник, но разве можно с ним жить? — продолжала Инга. — У него всякие завихрения, я понимаю, он человек искусства, но ведь мне надо думать о ребенке, о его будущем.
Слова Инги сливались в одну бесконечную фразу, и Лиза ждала одного: когда эта фраза завершится. Какой-то Слава, мысли о ребенке — кто бы говорил!..
Но платила Инга исправно, и Лизе не хотелось с ней ссориться. Где найдет она такую работу — необременительную и за приличные деньги? Только иногда, вечерами, в тусклом свете одинокой лампочки, одолевали ее невыносимые мысли: это и есть моя жизнь, и об этом я мечтала — коммуналка с вонючим коридором, взбалмошная барыня как единственная опора, а впереди?..
Только теперь, с головой окунувшись в самостоятельную жизнь, Лиза поняла, что имел в виду Виктор, когда говорил в день их расставания: учтите, Лизонька, убогая жизнь не для вас.
Нет, ей не хотелось побольше денег — как выяснилось, для себя ей нужно было немного; ее не манили сверкающие витрины на Тверской и дорогие автомобили. Не раз и не два она с благодарностью вспоминала Виктора, впервые показавшего ей роскошь этих ресторанов и машин как нечто само собою разумеющееся — как будто для того, чтобы никогда больше не стали они для нее целью жизни… Но однообразие, но беспросветность — вот что было невыносимо!
Однажды пришло письмо из Италии: Розали, ее кёльнская подружка, напоминала обещание приехать в Милан. Лиза едва не заплакала, прочитав торопливые и веселые строки. Господи, неужели все это было: Кёльн, Бетховенский парк, Рози… И ведь правда казалось тогда, что Милан — где-то неподалеку, и ничего не стоило собраться и махнуть туда — просто так, посмотреть музеи и навестить подружку.
Конечно, можно накопить денег, у Коли занять — и поехать туда сейчас. Но Лиза ясно ощущала: из той жизни, которою она живет теперь, не ездят никуда, и дело вовсе не в деньгах…
Первое время она почти не встречалась с соседями. Даже странно, ведь их, Тамара Сергеевна говорила, было не меньше трех? Но за обшарпанными дверями комнат в бесконечном коридоре было тихо, на кухне тоже никто не появлялся. Лизе даже страшновато становилось по ночам: одна в огромной пустой квартире, да и весь этот мрачный старый дом кажется пустым…
Ольга Воронцова появилась через неделю. Однажды утром Лиза услышала, как кто-то включил воду в ванной; потом простучали каблуки в коридоре, зашелестела бумага на кухне. Она торопливо оделась и вышла из комнаты.
На кухне у стола с заплесневевшей посудой стояла молодая женщина — кажется, чуть постарше Лизы — и разворачивала что-то, завернутое в засаленную газету. Она была довольно красива, но Лиза тут же отметила про себя, что таких женщин она не видала с новополоцких времен: слишком уж вульгарно была накрашена соседка, слишком небрежно одета — темные потные круги виднелись под мышками, темнели корни отросших, крашенных в бело-желтый цвет волос…
— Жарища какая, — сказала соседка, оборачиваясь на звук Лизиных шагов. — Жарища, пылища, а только еще май начался! Ты, наверно, жиличка, в Иркиной комнате живешь? Тебя как звать? — И, не дожидаясь ответа, женщина продолжала: — А я Ольга, соседка.
— Да, мне Тамара Сергеевна говорила, — сказала Лиза. — Только я не знала, куда ты девалась. Меня Лизой зовут.
— Да были дела кое-какие, — неопределенно повела плечами Ольга. — Отдохнула недельку… Сейчас к начальству пойду объясняться — откроют рот. Я ведь дворничихой тут, — объяснила она. — А ты ничего… — Ольга окинула Лизу оценивающим взглядом. — Юбочка какая… Где купила?
— Так, портной один сшил знакомый, — ответила Лиза.
Не объяснять же Ольге, что юбку шили в Доме моделей самого Никиты Берсенева…
— Ладно, потом поговорим, — сказала Ольга. — Тороплюсь сейчас. Я вечером дома буду сегодня. Слушай, — неожиданно спросила она, — а пива у тебя нет?
— Нет, — ответила Лиза, слегка удивившись.
— Башка болит-отваливается, — объяснила Ольга. — Ринат, сволочь, сэкономил на водке, взял дряни какой-то — а я мучайся теперь. Ну ладно, до вечера!
И, торопливо вытерев руки о газету, она вышла из кухни. «Такая, значит, соседка, — подумала Лиза. — Что ж, выбирать не приходится».
Лиза вернулась к себе в комнату, присела у стола. На столе лежала открытая косметичка, и Лиза машинально достала из нее зеркальце.
Никогда прежде она не рассматривала себя с таким непонятным чувством: во взгляде ее была безнадежность. Нет, она не казалась самой себе ни постаревшей, ни подурневшей — странно было бы, если бы такие мысли посещали ее в двадцать один год. Ее большие зеленые глаза были все так же широко открыты, и взгляд по-прежнему казался удивленным — хотя мало что могло бы удивить ее теперь. И легкие светло-пепельные пряди, свивающиеся в прозрачные завитки, по-прежнему придавали ей сходство с нежной бабочкой, присевшей на цветок.
Но выражение ее лица совсем переменилось: оно больше не светилось тем ожиданием неотменимого счастья, которое так восхищало Виктора всего два года назад. Печалью веяло от Лизиного лица, и печаль эта казалась особенно необъяснимой в сочетании с ее юностью…
Лиза тряхнула головой, отложила зеркальце. Пора к Инге: сегодня та намеревалась уехать на целый день. Что ж, тем лучше, каждый час чего-то ведь стоит. И, по правде говоря, лучше уж сидеть с Антошкой в запущенной Ингиной квартире, чем бродить по городу в одиночестве или прислушиваться из своей комнаты, не пришла ли соседка.
Лиза вернулась, когда Ольга уже была дома: из-под дверей ее комнаты выбивалась полоска света, оттуда раздавались смех и шум.
— Пришла? — Ольга выглянула в коридор, услышав Лизины шаги. — Заходи — у меня гости, посидим.
— Да я устала сегодня, — попробовала отказаться Лиза; ей совсем не хотелось сидеть с Ольгиными гостями.
— Да брось ты — устала! Я, думаешь, не устала — намахалась метлой, да еще металл пришлось грузить. Надо ж и расслабиться, не все нам вкалывать! Нам с тобой дружить надо, мы тут одни теперь живем — Загорецкие-то переехали.
— Ладно, я зайду, — сказала Лиза. — Переоденусь только.
В Ольгиной комнате было так накурено, что Лиза, никогда не обращавшая внимания на сигаретный дым, едва не закашлялась. Вокруг стола, заставленного бутылками и мисками с едой, сидели двое мужчин; Лиза не сразу рассмотрела их в синем чаду.
— А, соседка! — сказал один из них, увидев ее. — Проходи, не стесняйся, мы люди простые. Пить что будешь — вино есть, водка.
— Вино, — ответила Лиза, садясь.
«Зачем я пришла? — подумала она. — Теперь придется посидеть, не убегать же…»
Ольга, похоже, уже выпила не один стакан: ее блекло-голубые глаза с подведенными зелеными стрелками подернулись поволокой, она то и дело хохотала, отстраняясь от мужчины, предложившего Лизе выпить.
— Пашка, не лапай, а то Ринат заревнует!
— Да чего ты, Оль, не убудет же, сдурел он, что ли, ревновать! — убеждал Пашка, пощипывая ее округлую попку, обтянутую кожаной юбкой. — Правда, Ринат?
— Чего вон девушка подумает? Да ты садись, Лиза, не обращай на него внимания.
— А чего ей думать — нормально сидим, и она с нами сядет! Выпей, Лиза, закуси — редисочка есть, рыба хорошая.
Неожиданно Лизе захотелось выпить: просто невозможно было сидеть здесь на трезвую голову. Она отхлебнула из стакана, подвинутого Пашкой — вино оказалось дешевым портвейном. Но голова закружилась сразу, и уже не так противно было смотреть, как тискает Ольгу один из ее гостей.
Второй гость, напротив которого оказалась за столом Лиза, был гораздо моложе потрепанного Пашки. Пожалуй, он был даже красив, этот Ринат. На вид ему было лет двадцать пять, у него было смуглое лицо, черные глаза и черные прямые волосы, как у индейца из американского фильма. Он прищуривался, затягиваясь сигаретой, и внимательно смотрел на Лизу. Конечно, он тоже был пьян, но взгляд у него оставался живым, глаза поблескивали.
— Вас Лиза зовут? — спросил он, и Лиза даже вздрогнула, услышав его «вы». — Вы что, тоже в жэке работать будете?
— Да она комнату Иркину снимает, — ответила за Лизу Ольга. — А ты что, уже глаз положил? Смотри у меня!
— А сами где работаете? — продолжал расспрашивать Ринат, не обращая внимания на Ольгины слова.
Лиза объяснила, где работает; язык у нее уже слегка заплетался: она давно не пила, да к тому же действительно устала, целый день проведя с Тошкой.
— А он носильщиком работает на Курском, — объяснил Пашка. — Там все ихние, татары. А мы с Ольгой в жэке дворняжим, вот и познакомились, а, Лиза?
Он подмигнул Лизе, но каждое движение уже давалось ему с трудом: видно, давно сидели. Словно в подтверждение Лизиной догадки, Пашка пробормотал:
— Тебе бы раньше прийти-то, а сейчас мы, понятно, ослабли… Может, Оль, спать ляжем — допьем, что есть, и ляжем?
— С тобой, что ли? — Ольга снова хохотнула. — Я с Ринатиком лягу, чего мне с тобой. Лизу вон уговаривай!..
Несмотря на старание держаться, Ольга тоже казалась уставшей: голова ее то и дело падала на плечо Пашке, и, пытаясь взбодриться, Ольга опрокидывала стакан за стаканом.
— Ты, Лиз, не обращай внимания — это мы похмеляемся, — пробормотала она. — Мы ж неделю гуляли у Ринатика, ясное дело, устали. Вот выспимся сегодня — и будем завтра как огурчики, да, Ринатик? Иди ко мне, мой хорошенький!..
Но Ринат не собирался к засыпающей Ольге: он смотрел только на Лизу, и она отводила глаза — слишком уж откровенным был его взгляд.
Но отделаться от Ольги было, видимо, не так-то просто. Она встала, пошатываясь, обошла стол и села на колени к Ринату.
— Ты на меня смотри, на меня, чего на чужую девку смотришь? — прошептала она страстно и похотливо. — Пускай она идет, сейчас Пашку тоже в загорецкую комнату вынесем…
Прижавшись к Ринату распирающей кофточку грудью, Ольга заерзала у него на коленях — то ли пытаясь разгорячить его, то ли от собственного нетерпения. Не отводя глаз от Лизы, Ринат начал расстегивать Ольгину блузку; движения его были неторопливыми и властными.
Лиза встала и, не прощаясь, пошла к двери. Да и с кем было прощаться: Пашка уже спал, уронив голову на стол, Ольга была занята Ринатом, а ловить на себе его взгляд, раздевающий ее так же, как руки раздевали Ольгу, — Лизе было противно…
Она вышла в полутемный коридор, притворила за собой дверь и зашла в ванную. Холодная вода освежила ее, но сразу заболела голова — слишком уж дешевый был портвейн, даже утра ждать не пришлось. Она с трудом дошла до своей комнаты, повернула ключ изнутри, упала на кровать. Сон сморил ее сразу, несмотря на головную боль; последним вялым движением она стянула с себя платье, бросила на стул.
Какие-то длинные водоросли снились ей, они липли к лицу, цеплялись за руки, Лиза сбрасывала их с себя, но водорослей было так много, что невозможно было избавиться от них…
Ее разбудил стук в дверь, неожиданный и осторожный. С трудом вынырнув из липкого сна, не понимая, в чем дело, Лиза вскочила с кровати и, даже не набросив халат, открыла дверь.
Ринат обнял ее прямо на пороге, одной рукой сжимая Лизину талию, другой поворачивая ключ в замке.
— Кто это, ты что? — вскрикнула Лиза, пытаясь освободиться из его крепких рук.
— Не кричи ты, не бойся, я это, — прошептал он так, словно Лиза ждала его. — Не кричи только, ну, пойдем, пойдем же…
Лиза уперлась руками в его грудь, но вырваться ей не удалось — словно вальсируя, Ринат провел ее через всю комнату и повалил на кровать.
Рубашка его была расстегнута, и Лиза почувствовала прикосновение жестких волос на его груди. В нее вжималось его мускулистое тело, его губы жадно искали ее губ… Она отворачивалась, пыталась оттолкнуть его, задыхалась в его частом дыхании — и неожиданно обмякла, перестала сопротивляться…
Она сама не понимала, как это вдруг произошло и почему. Всем телом своим она почувствовала, какой он крепкий: мускулы его подрагивали, весь он изогнулся, вжимаясь в нее.
Неожиданно Лиза поняла: она не хочет сопротивляться ему, ей передается его нетерпеливая страсть, ей хочется, просто бешено хочется, ощутить в себе эту напряженную плоть — весь он был такой же властный, как его губы…
Больше года прошло с тех пор, как она ушла от Арсения, первого и единственного, кого любила — и с тех пор ни один мужчина не поцеловал ее, не говоря уже о большем. И вот теперь все ее тело задрожало в объятиях этого случайного мужчины, вошедшего ночью…
Она не заметила, когда Ринат успел снять рубашку, сбросить брюки. Он скользнул к ней в постель как-то мгновенно. Раздвинул ее ноги, быстро опустил вниз руку — и Лиза застонала, почувствовав торопливое прикосновение его гибких пальцев…
Впрочем, он не терял времени на ласки: обхватил Лизины плечи, приподнялся — и ей показалось, что он обрушился на нее сверху, потом задвигался размеренно и ровно. В глазах у нее потемнело, она приподнялась ему навстречу, вжалась в него снизу и изогнулась под ним, едва сдерживая вскрики…
Наслаждение пришло к ней почти мгновенно; Ринат еще двигался, пронзая ее тело собою, потом и он задрожал, потом грузно опустился на нее, вдавил в постель.
Лиза не могла прийти в себя после всего, что произошло так стремительно. За окном уже светало — она не знала, сколько времени спала до его прихода, — и в предрассветных сумерках Лиза видела его профиль на подушке: Ринат уже лежал рядом с нею. От него сильно пахло водкой, но, как ни странно, он совсем не казался пьяным.
— Хорошо… — выдохнул он. — Ох и сладко же, давно так не было с бабой… А ты, видно, давно без мужика?
Лиза не ответила: ей стыдно было смотреть в его сторону, она едва не плакала. Она с удовольствием выставила бы его за дверь, но как теперь это сделать — после того, как сама отдалась ему? Скорее бы он ушел или хотя бы замолчал!..
— Я у тебя досплю, — вдруг пробормотал он. — Там Пашка наблевал, Ольга спит, я у тебя досплю…
Этого только не хватало! Лиза затрясла его за плечо, но Ринат уже отвернулся к стене и захрапел, не дожидаясь ее разрешения.
Лиза быстро соскользнула с дивана, набросила халат. Отвращение к нему, к себе, ко всему на свете охватило ее. «Господи, да как же это могло произойти со мной! — мелькнуло в голове. — Совершенно незнакомый человек, да я и думать о нем не думала, как же это?» И это наслаждение, пронзившее ее…
Неожиданная мысль поразила ее, заставила вздрогнуть: а ведь он всего несколько часов назад был с Ольгой, даже в ванную, наверное, не зашел после этого… Лиза вскочила, бросилась в коридор. Тугие струи горячего душа обрушились на нее, она терлась мочалкой с таким остервенением, как будто собиралась смыть собственную кожу.
Душ немного успокоил ее. Вернувшись в комнату, Лиза взглянула на спящего Рината без прежнего содрогания. В конце концов при чем здесь он? Он просто пришел к понравившейся женщине, как сделал бы любой мужчина, живущий так, как живет он. И женщина пустила его к себе в постель, как пускала его к себе Ольга, и все произошло так, как он и ожидал…
«Это я опустилась в такое убожество, что дальше некуда, — думала Лиза. — Зачем тогда были все мои усилия, зачем было вырываться из Новополоцка — чтобы здесь, в Москве, жить той жизнью, какой живут на самом дне: в сизом сигаретном дыму, в запахах водки и потного тела, в тусклых коммунальных коридорах заброшенной квартиры?..»
Неужели это она, Лиза, сидела с Виктором в директорской ложе Большого, читала Флобера в тишине комнаты на Воротниковском, ожидая, когда придет с работы Арсений? А уж Германия, поездка в Шлезвиг с влюбленным Паулем — это вообще невозможно было представить…
Лиза взглянула на часы: половина восьмого. Она достала из чемодана нераспечатанную пачку французских таблеток: их как-то подарила ей Розали, потрясенная рассказом Лизы о сделанном аборте. Лиза выпила таблетку, удивляясь собственному спокойствию — точно аспирин приняла.
Она надела платье, собираясь уходить; Ринат по-прежнему храпел в ее постели. Неизвестно, когда он проснется, но не оставаться же здесь, дожидаясь этого! Было воскресенье, Инга не ждала ее сегодня, и Лиза решила поехать к брату: только там, в уютной квартире, среди любящих ее людей, она вспоминала, что существует другая жизнь…
Но не успела она дойти до порога комнаты, как дверь сама распахнулась ей навстречу. Ольга, полуодетая, с черными пятнами туши под глазами, ворвалась в комнату, как вихрь.
— Ты-ы! — закричала она. — Сука, стерва, парня моего вздумала отбивать?!
С этими словами она вцепилась Лизе в волосы, одновременно выталкивая ее в коридор. Лиза настолько не ожидала появления Ольги, что не успела даже отшатнуться от нее.
— С ума ты сошла, что ты делаешь?! — вскрикнула она, пытаясь освободиться из цепких Ольгиных рук.
— Я с ума сошла? Нет, вы гляньте на эту блядь, я же еще с ума сошла! У кого он в койке спит, а?! Думаешь, я выпила, так теперь все можно?! Я тебе, паскуде, волосенки-то повырву!
Наверное, Лиза не смогла бы избавиться от разъяренной Ринатовой возлюбленной, действительно рвавшей ее волосы, если бы не его собственное неожиданное вмешательство. Ольгин визг способен был разбудить мертвого, и Ринат вскочил, точно подброшенный пружиной. Одним прыжком он оказался рядом с женщинами и быстрым, коротким ударом отбросил Ольгу от Лизы.
— Взбесилась, сучка?! — крикнул он. — Мало тебе? Кто тебя сюда звал, твое какое дело, с кем я сплю?
От его удара Ольга отлетела к стене, сползла на пол, зажимая рукой подбитый глаз.
— Ты чего, Ринатик, чего? — заплакала она. — Неужто тебе меня мало, что ты к ней побежал? Хочешь, хоть сейчас можешь трахнуть, хоть сейчас!
Это зрелище — униженная женщина, ползающая у ног разгневанного мужчины, — так потрясло Лизу, что, не помня себя, не оглядываясь, она побежала по коридору ко входной двери. Вслед ей неслись Ольгины рыдания.
