15
Когда они шли к машине по подземному гаражу, находившемуся под больницей, Адам взял Кори за руку.
— Можно задать вам один вопрос? — спросил он.
Кори кивнула.
— Как вы выдерживаете каждый день такую нагрузку?
— Думаю, я просто привыкла.
— А вы никогда не боитесь?
— Всегда боюсь.
— И как же вы преодолеваете страх?
— О, я изобрела собственную иерархию страхов.
— Как это?
— Я всю жизнь чего-то боялась, вот я научилась делить страхи на более и менее страшные. Когда я была ребенком и мы часто переезжали, я каждый раз боялась, что не смогу ни с кем подружиться на новом месте. А потом мы перестали переезжать — и вскоре умерла моя мама. — Кори сделала паузу. — Когда я приехала в Нью-Йорк и начала работать ординатором, то все время боялась, что не справлюсь. Потом, когда я начала специализироваться в хирургии, боялась, что совершу ошибку и убью пациента. — Снова пауза. — Все эти годы я любила Дэнни и боялась, что никогда не смогу с этим справиться. А потом он объявился в Нью-Йорке, и мы поженились. — Она посмотрела на Адама. — А теперь это…
— А вы никогда не думали о том, что Дэнни снова бросит вас?
— Нет, я не думала об этом. Когда пробуешь начать все сначала, то гонишь от себя все мысли о том, что снова может случиться что-то плохое.
— Он был единственным мужчиной, которого вы любили? — продолжал расспрашивать Адам.
Интересно, что же такого было в этом человеке, что заставляло Кори ему довериться?
— Единственным, — эхом отозвалась Кори.
— И не было больше никого за все эти десять лет?
— Это звучит странно, да?
— Не то чтобы странно, но немного необычно.
Кори молча протянула ему ключи.
— Вы поведете машину?
Адам отпер дверцу, подождал, пока Кори усядется, и сел за руль. Они молчали, пока выезжали со стоянки, пока двигались по узким улочкам с названиями Нью-Йорк, Флэтбуш и Нострэнд-авеню. Они обгоняли «хонды» и «шевроле», которые везли рабочих с заводов и фабрик, а белые «ниссаны» с затемненными окнами и пассажирами, возможно одурманенными кокаином, шурша шинами, обгоняли их.
— Это торговцы наркотиками среднего уровня, — прокомментировала Кори. — Что ж, продолжительность их жизни на десять лет больше, чем у дельцов более высокого класса. Восемьдесят процентов торговцев наркотиками хотя бы раз в жизни попадают на операционный стол в мое отделение со стреляными ранами. А пятьдесят процентов из них так и не выходят из больницы.
— А вы не боитесь ездить здесь одна по ночам?
— Здесь существует определенная система, тут ты быстро смиряешься с тем, что тебя постоянно обгоняют. — Кори принялась объяснять еще какие-то особые правила выживания в этом потоке движения. Адам прервал ее:
— В общем, нужно всегда оставлять достаточно места, чтобы быстро оторваться от погони, да?
Кори улыбнулась.
— Нет ничего хуже, чем оказаться зажатой в потоке машин в два часа ночи, даже не обеспечив себе путь к отступлению.
— А муж не волновался по поводу того, что вы ездите домой по ночам?
— Все задают мне этот вопрос.
— И каков же ответ?
— Мы никогда с ним это не обсуждали.
— Странно.
— Всегда очень трудно представить себе, о чем разговаривают и как живут другие люди, потому что у всех людей свои отношения и своя динамика.
— Дэнни любил вас так же сильно, как вы его?
Кори почувствовала себя так, словно ей вылили на голову ушат холодной воды.
— Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом, — сказала она. — А об ответе на последний вопрос вы, может быть, догадаетесь сами…
— Извините, — сказал Адам, почувствовав себя полным идиотом. — Кто назвал вас Кориандр? Кори ответила, глядя прямо перед собой:
— Этот вопрос мне тоже задают довольно часто.
— И каков же ответ на него?
— Моя мать была аргентинкой, ей хотелось колоритного, не в духе Новой Англии. Что-нибудь прямо противоположное тому, как назвал бы меня отец, если бы это позволили решить ему. Мама часто говорила, что каждого человека представляет себе в цвете. Я напоминала ей красный. — Кори улыбнулась и отвела взгляд от окна. — Вы когда-нибудь пробовали кориандр?
— Наверное, да, — сам того не подозревая, быстро ответил Адам, пытаясь вспомнить, действительно ли это так.
Проехав по улицам Линден и Кейтон (там жили немецкие евреи, которые, возможно, пытаясь воссоздать атмосферу страны, откуда были изгнаны, и давали названия улицам), они оказались перед въездом на сквер Форт Гамильтон.
— Теперь вы мне расскажите о своем браке, — неожиданно попросила Кори.
— Может быть, лучше о моем разводе? Даю вам честное слово: это намного интереснее.
— Почему бы не начать сначала?
— Ну что ж, я уже говорил вам о Еве и том парне из ФБР…
— О Еве? — перебила Кори. — Вы шутите?
Адам покачал головой.
— Нет, я не шучу, но это уже совсем другая история.
— Может, мне будет интереснее послушать именно ее?
— Может быть, — улыбнулся Адам.
Кори наклонилась вперед.
— Итак, что же произошло с Евой… Нет, я все же не могу в это поверить!
— Все началось однажды утром, месяцев за шесть до того, когда Ева впервые увидела того парня. — Адам выглядел смущенным. — В то утро, проснувшись, Ева заявила, что ей хотелось бы общаться с другими людьми, непохожими на тех, кто ее окружает.
— Вы должны были сказать ей, что на свете не бывает других людей.
Адам рассмеялся.
— Если бы я подумал тогда об этом, то, наверное, так бы и сказал.
Он рассказал Кори о своем ранении и о том, как встретился в больнице с Евой. О том гневе, который испытал, когда жена бросила его. Сейчас Адам считал, что злость его объяснялась скорее уязвленным самолюбием. Больше всего он жалел о том, что не может просыпаться каждое утро под одной крышей со своим ребенком.
— У вас девочка или мальчик? — поинтересовалась Кори.
— Дочь, — ответил Адам.
— Она живет с вашей бывшей женой?
— Да. И с ее новым мужем. Но я стараюсь видеться с Пенни как можно чаще. А вы? — сменил тему Адам. — Почему вы так долго ждали, прежде чем забеременеть?
Возможно, Кори и расстроил этот вопрос, но она не подала виду.
— Скорее всего, это живая иллюстрация к выражению «Бог дал — Бог взял», — сказала она.
Адаму захотелось протянуть руку и прикоснуться к руке Кори — такой милой и изящной, той самой, что как раз лежала между ними на сиденье.
— Это хорошо, что вы так близки с отцом, — бросил пробный камень Адам.
— Я не видела его целых три года до того, как это произошло…
— Почему?
— Он не одобрял мой брак.
— Но сейчас он встал на вашу сторону…
— Что ж, кровь сильнее пепла, — тихо произнесла Кори.
Теперь они ехали мимо длинных пирсов, вдающихся далеко в загрязненный залив, отделяющий Нью-Йорк от Нью-Джерси.
— Мне почему-то хочется быть с вами абсолютно честным во всем, — сказал Адам, — а это, возможно, не лучший выход…
— Для вас или для меня? Адаму захотелось рассказать Кори о визите ее отца. Но он все же сдержал обещание, данное Палмеру.
— В этом деле слишком много противоречий, — сказал он.
— У всех у нас много противоречий…
— Но мои противоречия касаются работы.
— А мои — жизни.
— Может быть, вы хотите сначала рассказать мне о своих?
— Не знаю. У меня такое ощущение, что, если мы сумеем разрешить ваши, мои испарятся сами собой.
Адам поглядел на Кори, сдерживая улыбку, и сказал, кивнув:
— Мне хочется задать множество вопросов о вас и вашем муже, но я все время себя останавливаю. Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я немедленно сказал бы все, что пришло мне в голову.
— А что вы хотите знать? Были ли мы близки, счастливы и многое другое, о чем вы пытаетесь разузнать у меня и всех, кто меня окружает, с тех пор, как все это случилось?
— Например…
— Возможно, Дэнни и я были настолько заняты работой, что просто забывали иногда поговорить. Может, это были просто отговорки, а на самом деле Дэнни просто не собирался посвящать меня ни в какие свои проблемы, рассказывать мне, что происходит в его жизни.
— Кори, по целому ряду причин мне очень хотелось бы понять всю эту историю целиком и полностью.
— Почему бы нам не обсудить все это за едой? — Она улыбнулась. — Это будет уже в третий раз из трех.
— Что вы имеете в виду?
— Всякий раз, когда мы с вами оказывались в ресторане, я неизменно теряла аппетит.
— Все дело в тональности наших прежних разговоров. Что ж, попробуем еще раз, — тихо сказал Адам.
— Разумеется, — сказала Кори. — Но только давайте поедем куда-нибудь поближе к моему дому, чтобы можно было поставить машину в гараж… Пока у меня еще есть гараж. Там рядом есть вполне приличный бар.
— А почему не Чайна-таун? — удивился Адам. — Разве вы не хотите отведать что-нибудь из цзешуанской или кантонской кухни?
— Нет. Я предпочла бы поесть в более эстетичной обстановке.
— А не в более оригинальной?
Кори ответила, что ничего не имеет против китайской кухни, но только если ею можно насладиться в каком-нибудь тихом, уютном месте без флюоресцентных ламп и покрытых линолеумом полов — там, где готовят из свежих продуктов и можно не сомневаться, из чего сделана начинка яичного рулета.
— Пожалуй, это действительно называется эстетично, — сказал Адам.
— Недалеко от моего дома есть одно такое место.
— Что ж, когда мы подъедем достаточно близко, объясните мне, как проехать к гаражу.
Они поехали дальше на запад по Одиннадцатой авеню. Подъезжая к Двадцать третьей улице, они увидели довольно своеобразное сборище женщин. Одни, молодые и миловидные, были одеты в нижнее белье, выношенное и потертое, как рабочая одежда, другие успели состариться и растолстеть, стоя на этой улице по многу лет.
— Средняя продолжительность их жизни — сорок лет, — снова прокомментировала Кори. — Так что тем, что выглядят старухами, на самом деле лет тридцать.
— Откуда вы все это знаете?
— Прежде чем я попала в штат Бруклинской больницы, многие из них были моими пациентками: я работала по две ночи в неделю в больнице Рузвельта. Это было чудовищно!
— Вы не можете спасти весь мир, Кори.
— Нет, — грустно согласилась она. — И даже свой собственный мир.
Они добрались наконец до китайского ресторанчика неподалеку от дома Кори. Заведение это было без претензий, но довольно уютное. Кондиционеры работали не на полную мощность, так что посетителям не приходилось поеживаться в струях холодного воздуха, войдя в зал, и томиться от жары к тому моменту, когда пора расплачиваться и уходить, как это обычно бывает в ресторанах Нью-Йорка в июле и августе. В этом ресторане было все, что любили они оба: кантонская и цзешуанская кухня и вполне эстетичная обстановка — приглушенный свет, льняные скатерти и начинка яичного рулета, не вызывавшая никаких подозрений.
Им указали на банкетку за столиком в углу, и перед Адамом и Кори возникла первая задача: сесть рядом или напротив друг друга. Кори проскользнула вперед и положила с одной стороны от себя кошелек, а с другой — несколько пакетов, сделав тем самым свой выбор. Адам сел напротив. Они сделали заказ и, когда принесли чай и закуски, остались наконец одни.
— Я люблю его, — безо всякого вступления сказала Кори. В словах ее прозвучал вызов, но, кроме того, в них можно было услышать все, что угодно: «помоги мне пережить эту боль», «докажи, что он жив», «докажи, что он умер», «вызволи меня из этой тюрьмы», но никогда не забывай о призраке, стоящем между нами, «иди сюда», «уходи», «оставайся», «исчезни», «займись со мной любовью», «не смей даже пробовать». От Кори шли самые разные сигналы, как от судна, терпящего кораблекрушение в открытом море.
Что мог он сказать?
— Что я могу сказать? — вслух повторил Адам.
— Никакие слова не заставят меня его разлюбить.
— Тогда что же я могу сделать?
— Вы можете сказать мне, что означает этот миллион долларов. — Ее испуганные глаза цвета янтаря были полны боли.
— Это часть большой и сложной проблемы, — сказал Адам, поглаживая пальцем кромку бокала. — Я могу солгать вам, а могу сказать правду. Чего хотите вы?
— Правду.
— Именно этого я и боялся… — Адам смотрел на Кори с необыкновенной нежностью и старался, чтобы голос его звучал как можно мягче. — Помните, тогда, в Мексике, я сказал вам, что у меня появился свидетель, который готов дать показания против вашего мужа?
Кори кивнула, не сводя глаз с Адама. Он молча вынул из нагрудного кармана документы и протянул Кори. Те места, которые ей необходимо было прочитать, Адам пометил желтым фломастером. Это были показания Фернандо Стампы, та их часть, где речь шла о пяти пустых чеках общей суммой на миллион долларов, которые он подписал. Там как раз говорилось о том, как Дэнни Видал предъявил эти чеки к оплате, зная, что они не обеспечены, и в четверг накануне четвертого июля вышел из банка с миллионом долларов наличными. Кори смотрела на бумаги с таким выражением, словно ей давали пощечины. Тем не менее она заставила себя прочитать до конца. А потом перечитать. И еще раз перечитать. Наконец Кори положила бумаги рядом с тарелкой и подняла глаза на Адама.
— Мой муж жив, — абсолютно спокойно произнесла она. — В тот день, покидая банк, он точно знал, что больше не вернется туда.
Пожалуй, ее голос звучал как-то уж слишком спокойно.
— Он спланировал все это с начала до конца, — продолжала она, кивнув головой. Губы ее, тронутые слегка помадой, начали дрожать.
— Совсем не обязательно, — сказал Адам, прекрасно понимая, что, безусловно, лучше покончить с неопределенностью раз и навсегда.
Кори покачала головой.
— Как вы можете говорить это мне, если не верите в это сами? Вы ведь никогда в это не верили — даже до того, как получили вот это. — Кори подняла бумаги. — Вы с самого начала были уверены, что он жив.
— Если я и изменю свое мнение, то только потому, что не хочу видеть, как вы страдаете. Это стало для меня гораздо важнее, чем доказать свою правоту в этом деле.
— Смерть — не мнение, Адам, это состояние.
— Вы очень много для меня значите, Кори.
— А я по какой-то непонятной причине завишу от вас больше, чем от кого-либо другого, — мягко ответила Кори. — Но это не меняет действительности.
— Может быть, в жизни существует несколько уровней действительности…
— Но почему он так поступил? — спросила Кори, выбрав тот уровень, который был для нее наиболее важен.
— Он многим рисковал ради этого миллиона долларов. Очевидно, считал, что это важно для вас.
— В таком случае, он не имел ни малейшего понятия о том, что для меня по-настоящему важно. — Кори взглянула на Адама. — Как же могут два человека быть настолько близки и в то же время не знать друг о друге главного?
— Бывает ведь, что двое не чувствуют себя одинаково близкими, — тихо сказал Адам, протягивая руку через стол, чтобы взять за руку Кори. Теперь, прикоснувшись к ее ладони, он снова вернулся к вопросу о деньгах. — Хорхе сказал, когда привезет деньги?
Кори убрала руку.
— Он сказал, что свяжется со мной.
— Когда?
— Этого он не сказал, но сообщил, что уезжает в Мексику и объявится либо до отъезда, либо сразу по возвращении.
— Я не хочу допрашивать его, пока он не передаст деньги.
— Тогда вам придется увидеться со мной еще раз. Или по крайней мере поговорить по телефону.
Адам покачал головой. Боже, что говорит эта женщина! Как будто для него не было пыткой находиться вдали от нее! Однако сейчас он предпочел не отклоняться от темы разговора.
— Вам приходилось когда-нибудь встречаться с человеком по имени Маккинли Свейзи?
— Нет, не думаю.
— А ваш муж упоминал это имя?
— Я не помню.
Адам полез в карман и достал оттуда фотографию Свейзи.
— Вы узнаете этого человека?
Несколько секунд Кори внимательно изучала снимок.
— Нет, — наконец твердо произнесла она. — Я никогда не видела его раньше. А кто это?
— Он — один из подозреваемых в этом деле, — ответил Адам, убирая фото обратно в карман. — Ваш муж никогда не давал вам повода думать, что он использует деньги «Интер федерейтед» в политических целях?
Наконец прозвучал тот самый вопрос, которого так боялась Кори. В ее жизни всегда было много такого, что она чувствовала, но не имела возможности узнать наверняка. Это началось давно, в Кордове, когда Дэнни бросил ее и уехал в Буэнос-Айрес. Уже тогда она понимала, почему Дэнни пропал из ее жизни вместо того, чтобы пропасть вместе с другими в подвалах Морской инженерной академии. Но когда Кори снова встретила Дэнни в Нью-Йорке, она не удержалась и поверила, что все изменилось и то, что началось тогда в Аргентине, давно закончено. Но что же она знала на самом деле? Вместо того, чтобы ответить Адаму, она сама задала вопрос:
— Вы сказали мне правду обо всем?
Глаза их встретились, несколько секунд оба молчали.
— Нет, — сказал наконец Адам. — Не обо всем. А вы?
— Тоже нет.
— Тогда мы квиты.
— Мне нужно выйти на воздух, — быстро сказала Кори. Она подвинулась к краю банкетки и подхватила свои вещи. Адам не стал просить счет — он просто оставил на столе несколько мятых банкнот — тридцать или сорок долларов. Задержавшись, чтобы забрать документы, оставленные Кори на столе, Адам поспешил догнать ее и взять под руку. Они вместе вышли из ресторана и молча пошли по улице. Адам по-прежнему сжимал руку Кори.
Сейчас между ними существовали только движения — Кори сделалась вдруг словно глухой, внезапно поняв, сколько еще она не знает, и немой от сознания того, что единственный человек, которому она доверяет среди всего этого кошмара, не говорит ей всей правды. Но больше всего Кори пугало то, что, не зная почти ничего, она в то же время знала слишком много. От недобрых предчувствий Кори то прошибал пот, то охватывала дрожь, и она едва сдерживала слезы. Через секунду ей уже приходилось подавлять в себе желание громко рассмеяться тому, что Дэнни жив, но еще через мгновение она вспоминала, что он снова бросил ее, на этот раз даже не сказав ни слова… Кори шла, опираясь на руку Адама, заставляя себя что есть силы не погрузиться с головой в этот кошмар. Путь длиной в три квартала показался Кори самой долгой дорогой в ее жизни.
«Иди, девочка, — говорила она себе. — Если ты дойдешь сейчас до дома, то дойдешь в этой жизни куда угодно». Наконец они оказались перед домом Кори. К двери подошел швейцар.
Кори повернулась к Адаму и хотела что-то сказать, но он ее опередил.
— Вы хотите, чтобы я проводил вас наверх?
Кори молча кивнула. Адам снова взял ее под руку и повел к лифту. Они поднялись на четырнадцатый этаж и оказались в фойе с отделанными шелком стенами, мраморными полами, с огромным зеркалом на стене и бронзовой люстрой над головой. Адам отпустил руку Кори, подождал, когда она отопрет дверь, и вошел вслед за ней в квартиру.
Все произошло мгновенно — еще секунду назад Кори стояла на пороге своего дома в здравом уме и твердой памяти, а через мгновение она уже рыдала вне себя на груди Адама Сингера. Он же просто молча держал ее в своих объятиях, и Кори была благодарна ему за это. Он не бормотал обычную в таких случаях ерунду, которую произносят скорее от неловкости. И только после того, как Кори перестала рыдать и немного отстранилась, хотя и не настолько, чтобы освободиться из объятий Адама, вся жизнь с Дэнни вдруг сделалась ей ясна целиком и полностью. Кори хотела рассказать об этом Адаму в нескольких предложениях, просто чтобы покончить с этим раз и навсегда — и то, как она встретила этого красавца-аргентинца, образованного, эрудированного и обаятельного, и то, как все это было словно одним долгим объятием — с самого начала до самого конца. Вместо этого она выскользнула из объятий Адама и прошла в гостиную. Адам прошел за Кори и сел в кресло напротив. Он очень удивил Кори, когда просто, но решительно произнес:
— Я люблю вас.
Кори испугалась. Нет, она была просто в ужасе.
— Этого не должно было случиться…
— Возможно, это еще одна действительность, с которой нам предстоит справиться…
Кори выдернула несколько ниток из обшивки кресла.
— Я не могу ничего сказать о своих чувствах по поводу этой новой действительности, — сказала она.
— А все-таки о чем мы сейчас говорим? — спросил Адам, улыбаясь едва заметно.
Вопрос был задан в надежде на то, что даже после всего случившегося Кори не потеряла окончательно чувство юмора. Она действительно улыбнулась.
— О моих чувствах к вам, — произнесла Кори тихо и увидела, как напрягся Адам, чтобы расслышать ее слова.
— Тогда почему вы должны что-то объяснять?
— Потому что все это неправильно.
— А что было правильно — влюбиться в Дэнни Видала и жить в этом аду?
— Это совсем другое, — упрямо сказала Кори. — Я замужем за этим человеком.
— Если он мертв, то вы его вдова, а если жив, то последнее, что стоит делать в этой жизни, — оставаться его женой.
— И в том, и в другом случае вам надо бежать сломя голову и от меня, и от всей этой гнусной истории.
— Вы действительно так считаете? — спросил Адам и добавил, когда Кори не ответила: — Завтра я улетаю в Хьюстон.
Кори была почти в панике:
— И сколько же вас не будет?
Она снова увидела на лице Адама выражение заботы и нежности с легкой примесью грустного сожаления.
— До завтрашнего вечера, если только ничего не произойдет. Но я позвоню вам…
Кори терзали противоречивые желания.
— Можно поехать с вами?
Если бы он не так сильно заботился о Кори, это предложение наверняка показалось бы ему заманчивым.
— Будет лучше, если я полечу один, — ответил Адам.
— Когда вы узнаете что-нибудь определенное?
— Возможно, скоро, — сказал он. «А возможно никогда», — подумал про себя.
Кори оставалось только успокоиться и ждать, постараться справиться с смущением и отчаянием. Кори поднялась, чтобы проводить Адама.
— Найдите моего мужа, — тихо сказала она. Ей потребовалось все ее мужество, чтобы произнести эти слова, и еще больше мужества — чтобы по-прежнему этого хотеть.
Адам понял.
— Постараюсь, — сказал он.
Когда за ним закрылась дверь, Кори осталась одна в крошечной прихожей. Она почувствовала себя одинокой и абсолютно никому не нужной. Она снова оставалась с тем, что у нее было до того, как нашла Дэнни, — или это он тогда нашел ее? Теперь ничего уже нельзя было утверждать точно, все было туманно — мотивы поступков, чувства, причины событий. «Одна, совсем одна. Берите, кто хочет, — думала Кори, медленно бредя в спальню. — Вот только брать уже почти нечего».
