8
Машина на хорошей скорости шла по шоссе. За окнами мелькали желто-зеленые поля и холмы, кустарник, редкие перелески, аккуратные хутора — одним словом, Литва. Латвия с ее лесами осталась позади, с каждым километром Ника все дальше и дальше удалялась от моря, от Юрмалы, от Лиелупе… И от Кирилла. В салоне «Мерседеса» негромко играла музыка, радио «Ностальжи» передавало старые песни. «Любовь, похожая на со-он, — пела Пугачева, — cчастливым сделала мой до-ом…» Сумка с Никиными вещами стояла в багажнике, а она вглядывалась в несущуюся навстречу дорогу, не вспоминая о прошлом, не загадывая будущего, и боялась повернуть голову. Потому что рядом с ней, кажется, сидел мужчина ее мечты. Он уверенно вел сказочную белую машину, и Ника готова была ехать всю оставшуюся жизнь. Если бы кто-то раньше сказал Нике, что она способна на подобное безрассудство, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. А сейчас как будто ничего и не было: ни года жизни с Кириллом, ни слез, ни ссор, ни подозрений, ни этой дурацкой затеи с переодеванием и отомщением — ничего. Вся прежняя жизнь отодвинулась так далеко, что казалась нереальной. Ника улыбнулась и подумала, что, наверное, существует какой-то закон: стоит раз волевым усилием поломать привычный ход жизни, и потом изменится абсолютно все. Как в горах: столкнешь один камешек, а вслед за ним пойдет целая лавина. Таким камешком, вызвавшим лавину в ее жизни, стала эта глупая затея с поездкой за Кириллом в Лиелупе. А теперь оказалось, не за Кириллом она поехала, а за собственным счастьем…
Они с Андресом просидели в кафе часа два, не больше. И этого времени Нике хватило, чтобы перестать замечать все вокруг. Весь мир сосредоточился в карих глазах ее нового знакомого. После получасового разговора Ника уже знала, что зовут его Андрес Инфлянскас, он наполовину русский, наполовину литовец, живет то в Вильнюсе, то в Москве, в Риге сейчас по делам, но сегодня вечером уже уезжает. А еще через полчаса выяснилось, что он отлично разбирается в живописи — и в классике и в авангарде; любит Марка Шагала, Илью Машкова, пейзажи Куинджи и портреты Рокотова. Насчет Куинджи Ника с ним не согласилась — она считала Куинджи слишком приторным, хотя ей нравился «Христос в Гефсиманском саду». Правда, находилась эта картина в Крыму, в Алупкинском дворце, поэтому ее мало кто помнил. А Андрес помнил, что еще больше подняло его в Никиных глазах.
Проявленное Никой знание живописи Андреса ничуть не удивило: придерживаясь легенды, она представилась Лизой Владимирской, студенткой искусствоведения. Представилась — и почти сразу об этом пожалела. С Андресом Нике захотелось быть самой собой. Пусть бы он с таким восхищением смотрел не на придуманную голубоглазую и пышногрудую Лизу, а на нее настоящую, на Веронику Войтович, у которой тоже есть масса достоинств.
После того как была выпита не одна чашка кофе, Ника предложила немного прогуляться. Они спустились к морю и не торопясь побрели вдоль берега в сторону Дзинтари. Разговор, так легко и непринужденно бежавший в кафе, прекратился, но Ника не чувствовала никакой неловкости. Рядом с Андресом ей было хорошо просто идти и молчать. И она шла медленно, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки, подставив лицо свежему ветру, дувшему с моря.
— Правда, хорошо здесь?
Она обернулась. Он был совсем близко, его светло-карие глаза смотрели прямо в ее голубые, зрачки в зрачки.
— Лиза, я хочу вам кое в чем признаться. — Голос Андреса прозвучал чуть виновато. Вообще-то Ника сразу заметила, что едва заметный акцент делает речь Андреса слишком мягкой и даже какой-то неуверенной… Особенно по контрасту с его безусловным мужским обаянием и заметной в нем скрытой силой. И этот контраст нравился Нике все больше и больше.
— Что такое? — словно завороженная, она не могла отвести взгляда от его глаз. Это длилось всего две-три секунды, но Нике они показались годами. И за это время ниточка, связавшая их в кафе, стала прочнее каната. Наконец она сделала над собой усилие и опустила ресницы.
— Ну, что вы такое успели натворить? — насмешливо спросила Ника, пытаясь шуткой ослабить возникшую между ними связь. Но Андрес шутки не принял:
— Я специально приехал сегодня, — тихо сказал он, по-прежнему глядя ей в глаза. — Я приехал увидеть вас. Вчера, в Сигулде… — Он запнулся, словно опять подыскивал нужные слова. Ника затаила дыхание.
— Вчера, когда я вас увидел… Словом, я понял, что не могу вас потерять. Мы должны были еще раз встретиться. Вы не сердитесь, что я так говорю?
— Что? — Ника верила и не верила. Нет, этого не может быть, так не бывает! Вернее, бывает, но только в книгах и фильмах. С ней-то уж точно этого быть не может! — Что вы сказали?
— Я приехал сегодня, чтобы увидеть вас, — повторил он. — Вы на меня не сердитесь?
Значит, все правильно, она не ослышалась.
— Сержусь? — Она не понимала, о чем он. — Я — сержусь? Господи, ну конечно, нет!
Ника посмотрела на Андреса. Наверное, обычно он выглядит сильным и уверенным в себе, но сейчас у него вид провинившегося школьника. Выражение растерянности и смущения так явно не вязалось с его внешностью, что это выглядело даже забавно. Ника заулыбалась, сначала робко, а потом все шире и шире. Через минуту она уже смеялась. В глазах Андреса мелькнули недоумение и обида, но потом Никин смех вызвал у него ответную улыбку. А еще через минуту они оба просто покатывались со смеху, глядя друг на друга.
Отсмеявшись, Андрес сделал строгое лицо и сказал:
— Вообще-то я не вижу ничего смешного в том, что захотел вас увидеть.
— Я тоже, — слегка смутилась Ника. — Извините. Просто просьбы и извинения вам как-то не слишком идут.
— Почему? — четко очерченные брови Андреса взлетели вверх. — Я произвожу впечатление самоуверенного дурака?
— Ой, нет, я просто не так сказала. Я хотела… Мне очень приятно то, что вы сказали… — Ника совсем запуталась, замолчала и смотрела на Андреса с растерянной улыбкой. — Нет, правда, очень приятно…
— А мне приятно это слышать. — Он дотронулся до ее руки, и смущения как не бывало. Нике показалось, что в том месте, где пальцы Андреса коснулись ее кожи, осталось ощущение тепла — словно руку покалывали маленькие иголочки. А он не торопился убирать свою ладонь.
— Вы долго еще собираетесь пробыть здесь?
— Где? — Ника не сразу сообразила, о чем он спрашивает.
— В Юрмале. Вы ведь живете в «Лиелупе»? Когда кончается срок вашей путевки?
— Ах, это… Нет, я здесь не по путевке. Просто снимаю комнату у знакомых.
Брови Андреса снова взлетели вверх:
— Не совсем обычный отдых.
— Почему? — не поняла Ника.
— Сейчас можно купить любую путевку в любой дом отдыха на любой срок. В Булдури, в Дзинтари, в Дубултах — где хотите. Все наполовину пустует. Зачем же создавать себе лишние трудности?
Ника пожала плечами и улыбнулась:
— Значит, я люблю трудности.
Не объяснять же ему историю с Кириллом! Но Андрес, слава Богу, и не стал ее больше ни о чем расспрашивать.
— Так, значит, вы не связаны никакими сроками и сама себе хозяйка, — задумчиво протянул он.
— В общем-то да, а что?
— Дело в том… — он опять запнулся, словно подыскивая нужные слова, — дело в том, что мне завтра вечером надо быть в Каунасе…
— Ох, — сразу огорчилась Ника. — В самом деле? И это обязательно?
А она уже представила себе долгие совместные прогулки, поездки в Ригу и по окрестностям! Неужели они так и расстанутся, едва познакомившись? Да она в жизни себе этого не простит!
— К сожалению, обязательно, — Андрес тоже был заметно огорчен. — Я должен буду задержаться там дня на три-четыре, потом мне, может быть, придется съездить на пару дней в Вильнюс. Я хотел спросить: могу я рассчитывать застать вас здесь через неделю?
— Через неделю? — у Ники вытянулось лицо. — Ой, нет, боюсь, так долго я здесь не задержусь. Но ведь вы бываете в Москве?
— Не так часто, как бы мне хотелось.
Они замолчали. Нике вдруг стало очень грустно, просто отчаянно грустно. Хотелось расплакаться: ну что это такое, не может быть, чтобы они сейчас вот так взяли и расстались. Еще неизвестно, что будет в Москве. Курортные знакомства редко продолжаются после отпуска…
— Вы знаете… — начал Андрес и замолчал. Ника с надеждой взглянула на него. Такое впечатление, что он обдумывает какой-то план, но сказать не решается.
— Что?
— Может быть, с моей стороны это будет непростительной дерзостью, но я подумал… Вас ведь здесь ничто особенно не держит?
— Нет… — Ника все еще не могла понять, куда он клонит.
— Когда вы хотели вернуться в Москву?
— Ну, через неделю, а может быть, и раньше… — Ника не стала говорить, что подумывала уехать хоть завтра.
— Еще раз извините за дерзость, — Андрес говорил медленно, тщательно подбирая слова, — но мне пришло в голову, что вы могли бы поехать со мной. Если бы захотели.
— Как? — такого предложения Ника не ожидала.
— Поймите меня правильно, я не имел в виду ничего плохого. — Андрес снова дотронулся до ее руки. — Я закажу вам отдельный номер в гостинице.
— Но ведь это… Это же очень дорого! — выпалила Ника и тут же смутилась.
Андрес улыбнулся:
— Не беспокойтесь об этом. Будете моей гостьей. Это вы мне сделаете одолжение, если позволите целую неделю наслаждаться вашим обществом. Вы когда-нибудь бывали в Каунасе?
— Нет…
— Подумайте: древняя архитектура, улицы, которым пять веков, городская площадь со знаменитой ратушей. А музей Чюрлениса! Вы должны все это увидеть своими глазами! Соглашайтесь!
— Но… — Ника не знала, как быть. С одной стороны, хотелось принять предложение Андреса, но остатки здравого смысла не позволяли ей это сделать. Она же видит его второй раз в жизни! Мало ли что…
Ника посмотрела ему в лицо. Нет, не может быть, чтобы он задумал что-то плохое! И все-таки соглашаться — полное безумие! Андрес словно уловил ее колебания:
— Скажите «да»! Я гарантирую вашу безопасность и обещаю хорошо о вас заботиться. В конце концов, вы можете позвонить в Москву родителям или подруге, объясните, что отправились со мной в путешествие. Если хотите, можете указать номер моей машины и паспортные данные. А хотите, я сам с ними поговорю?
И правда, можно позвонить Машке! Хотя… Ника снова взглянула на Андреса и твердо сказала:
— Я вам верю.
— Так вы согласны? — от радости у него просветлело лицо. — Согласны?
— Да. Когда мы должны выехать?
Андрес улыбнулся:
— Чем раньше, тем лучше.
Так все и случилось. И теперь Ника сидит в белой роскошной машине и смотрит, как навстречу несутся литовские хутора, и ни о чем не жалеет. Еще час-другой — и они будут в Каунасе.
