8
Первым делом Ника оглядела комнату. Здесь, похоже, собрались делать ремонт: обои со стен были ободраны и свисали неопрятными клочьями, вдоль потолка тянулась широкая трещина, окна небрежно залеплены газетой. Потом она посмотрела на часы — без пяти двенадцать. Не так уж долго она пробыла без сознания — всего около часа. Хотя голова еще гудела от той гадости, которой она надышалась, мысли потихоньку прояснялись.
Итак, ее похитили. Час от часу не легче! И с какой же, интересно, целью? Хотят получить что-то от Виктора. Что? И вдруг Нику осенило: кассета! Кассета с видеозаписью, на которой Андрес снимает слепки с ключей! Не будет кассеты — не будет и обвинения.
Внезапно Нику захлестнула волна слепой злобы. Глядя на нее, никто бы не подумал, что еще пару часов назад у нее не хватало сил добраться из ванной до кровати. Ну нет, она не допустит, чтобы этот негодяй ушел от наказания! Она не допустит, чтобы он жил и процветал где-нибудь за границей, в теплом месте! Он должен ответить за все: и за обман, и за притворство, и за то, как он обошелся с ней, и за то, как он хотел обойтись с дядей Павлом!
Ника до крови прикусила губу, стараясь не закричать, не кинуться к двери, требуя выпустить ее отсюда. Как она ни была зла, остатки здравого смысла подсказывали, что кричать бесполезно. Если бы ее крики мог кто-нибудь услышать, ей бы заткнули рот. А так она своим протестом только развлечет негодяев.
Ника снова села на пол у батареи, обдумывая создавшееся положение. Как она поняла из разговора, у нее есть время до десяти утра. Почти десять часов. Не так уж мало, но и не много, чтобы придумать, как выбраться отсюда.
Вдруг Нику словно подбросила внезапная догадка. Она бросилась осматривать окно. Интересно, какой здесь этаж? Ну хоть бы небольшая дырочка была в этой газете! Хоть бы какая-нибудь щелочка!
Нике повезло: вверху газета прилегала к стеклу неплотно, и ей удалось выглянуть наружу. При виде пейзажа за окном Ника опять чуть не вскрикнула, на этот раз от радости. Окна квартиры выходили на маленькую улицу, примыкавшую к Донскому монастырю! Значит, недалеко от квартиры Старцева, можно сказать, ее увезли в соседний дом.
Обрадованная открытием, Ника стала прикидывать, как действовать дальше. Прежде всего нужно открыть окно. Причем сделать это надо тихо, чтобы похитители там, за дверью, ничего не услышали.
Внутренние деревянные рамы были не только закрыты на задвижку, но и заколочены четырьмя большими гвоздями по всей длине. Нужно было найти инструмент, чтобы отогнуть их и вытащить. Что-то вроде пассатижей… Хотя подошла бы и простая металлическая проволока. Ника тоскливо оглядела комнату. Ничего, как назло, ничего подходящего! Она пошарила в карманах джинсов, но там ничего не было, кроме носового платка и ключей от дома на колечке с брелоком. Ника рассеянно повертела в пальцах ключи. Может быть…
Стоп! В качестве брелока на колечке вместе с ключами болтался складной маникюрный набор: пилочка для ногтей и щипчики. Щипчики были маленькие, почти игрушечные, но довольно прочные.
Ника быстро вытащила щипчики, внимательно осмотрела их и полезла на подоконник. Зацепив согнутую половинку верхнего гвоздя, она осторожно потянула ее на себя. Гвоздь, поддаваясь усилиям, неохотно распрямился. Потом Ника использовала щипчики как пассатижи, и одним гвоздем на ее пути к свободе стало меньше.
Операция по удалению остальных гвоздей заняла минут двадцать. После этого Ника распахнула внутренние рамы, готовясь проделать то же самое с гвоздями, заколоченными во внешние рамы. Но здесь окно запиралось на обычную задвижку. Ника распахнула окно, посмотрела вниз и все поняла.
Скорее всего гвозди в рамы были забиты не для того, чтобы Ника не могла открыть окно, а для того, чтобы рассохшиеся рамы не открывались. Похитителям и в голову не могло прийти, что окно на пятом этаже можно использовать для побега.
В первый момент Нику охватило отчаяние. Нет, на первый этаж она и не рассчитывала, но надеялась, что рядом найдется какой-нибудь балкон или пожарная лестница… Да хоть водосточная труба! Пожарная лестница действительно была, но на расстоянии пяти метров от окна, не меньше. И как до нее добраться, совершенно непонятно.
Ника высунулась еще дальше на улицу, посмотрела вниз, и на место отчаяния пришла надежда. Прямо под окном тянулся карниз. Правда, его нельзя было назвать широким, но удержаться можно. Во всяком случае, можно попробовать.
Дом был сталинской постройки, со стенами, сложенными из больших серых кирпичей. Неровные выступы вполне могли служить точкой опоры для рук.
Ника снова взглянула вниз. Пятый этаж сталинского дома располагался на уровне седьмого этажа обычной панельной башни. Высоковато…
На миг ей стало страшно — ночь, холод, узкий карниз… Однако, сказала себе Ника, если думать, что разобьешься, непременно разобьешься. И чем больше она будет здесь стоять, тем страшнее ей будет решиться. Кроме того, в любой момент в комнату могут войти.
Эта мысль заставила ее поторопиться. Ника сбросила куртку, чтобы не стеснять движений, села на подоконник и осторожно нащупала ногами поверхность карниза. Слава Богу, он не покатый, как в домах более поздней постройки. И слава Богу, что на ней кроссовки с рифленой нескользкой подошвой. Все будет хорошо. Она пройдет эти несколько шагов до лестницы, обязательно пройдет.
Пять метров — очень короткое расстояние, если отмерять его по ровной земле. И очень длинное, если эти метры пролегают по скользкому карнизу на высоте достаточной, чтобы сломать себе шею при падении. Сантиметр за сантиметром, цепляясь руками за серые камни стены, Ника продвигалась все ближе и ближе к желанной цели. Ей казалось, что ее путь от окна до лестницы продолжался три часа, на самом деле прошло не больше пятнадцати минут. Наконец ее пальцы впились в железные перекладины. Теперь самое страшное позади.
Ника слегка перевела дух, и почти тут же, не давая себе расслабиться, начала спуск. Только бы ее отсутствия не обнаружили, пока она не окажется на земле! Окна выходили во двор, а глубокой ночью двор, разумеется, был пуст. Раймонд может спуститься и поджидать ее внизу. Эта мысль словно прибавила Нике сил — лестницу она преодолела в считанные минуты, спрыгнула на асфальт и побежала в сторону Садового. Там людно, там есть милиция, наконец…
Сначала Никой владела только одна мысль: подальше, подальше от этого дома и от Раймонда. И она бежала — откуда только силы взялись! Но силы ее так же внезапно и оставили. Ника вдруг почувствовала, что страшно замерзла: без куртки, после кошмарного спуска по пожарной лестнице на ветру! От холодного железа пальцы превратились в ледышки и до сих пор не отошли. Вдобавок ко всему прочему еще и снег пошел — первый снег в этом году. Остановившись на углу Садового, Ника поняла, что до милиции она не дойдет, надо идти к крестному.
Павел Феликсович жил не так далеко, нормальным шагом минут пятнадцать. Ника попробовала собраться с силами, сделала два шага — и неожиданно для себя села прямо на мокрый тротуар. Проходившая мимо парочка остановилась.
— Девушка, вам плохо?
Парень помог Нике встать, его спутница встревоженно посмотрела ей в лицо:
— Вызвать «скорую»?
— Нет, не стоит, — Ника через силу улыбнулась. — Сейчас пройдет. Простите, у вас случайно нет жетона для телефона?
Парень порылся в карманах и протянул Нике коричневый кружочек.
— Спасибо, — она благодарно кивнула. — Все в порядке.
Но парень с девушкой проводили ее до ближайшего телефона-автомата и остановились поодаль, ожидая, не понадобится ли их помощь снова.
Телефон, как ни странно, работал. Ника набрала номер Старцева.
— Дядя Павел, это я, — сказала она. — Я на углу Садового. Приди за мной, пожалуйста. Дело в том, что я…
— Ника, родная! — вскричал Старцев. — Где ты? С тобой все в порядке?
— Да. Я у «Бригантины», в телефонной будке. — Ника почувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание. — Пожалуйста, забери меня скорее!
— Стой на месте, мы будем через пять минут.
«За пять минут он не успеет. — Ника медленно повесила трубку. — И кто это мы?»
Это было последнее, о чем она подумала.
Когда Ника открыла глаза, дневной свет уже лился из широких окон. Она лежала в своей прежней комнате в квартире Старцева, в той самой комнате, где она прожила почти семь лет. Правда, после того, как Ника окончательно переехала к себе на Беговую, Старцев сделал перестановку, превратив ее в часть своего музея, но Никин диванчик остался на своем месте. Именно на нем она сейчас и лежала.
— Ну, слава Богу, очнулась наша девочка, — услышала Ника знакомый ворчливый голос.
Она с трудом повернула голову — почему-то очень болела шея — и увидела старушку Анну Григорьевну, домработницу приятеля Старцева академика Ненашева. Анна Григорьевна подошла к дивану и укоризненно посмотрела на Нику:
— Ну можно ли всех так пугать? Принесли ее глубокой ночью, личико белое — ни кровиночки… Павел-то Феликсович уж места себе не находил! И этот твой совсем извелся. Еле выпроводила его — уж ему звонили-звонили, а он ни в какую! «Пока, — говорит, — в себя не придет, никуда не пойду!»
— Погоди-погоди, тетя Аня, — не поняла Ника, — какой это «мой»? Кто еще здесь был?
— Ну этот, который тебя принес, — сказала старушка. — Высокий такой, черный. Ничего не скажу, хороший мужик, хоть, конечно, уже не мальчик. Но все равно с твоим красавчиком не сравнить. Тот хоть и смазлив был, да глуп. А этот деловой, сразу видно.
Ника ничего не понимала. «Тот красавчик» — наверное, Кирилл; Анна Григорьевна его всегда недолюбливала. А «высокий, черный»… Неужели Виктор? Но что он делал в квартире дяди Павла?
— Ладно, лежи, пойду тебе поесть принесу. — Анна Григорьевна направилась к двери.
— Тетя Аня, я не хочу есть, — Ника попробовала остановить ее, но бесполезно.
— Еще чего скажешь — не хочу! — возмутилась старушка. — И супу поешь, и котлету с картошкой, и чайку горяченького с лимоном!
Дверь за Анной Григорьевной закрылась. Ника вздохнула — есть совсем не хочется, но придется подчиниться.
Интересно, долго она была без сознания? Настенные часы показывали без пятнадцати три. Значит, часов двенадцать, не меньше. Наверное, ей дали снотворное.
Дверь снова отворилась, и в комнату заглянул Старцев:
— Никушка, можно к тебе?
— Дядя Павел! — обрадовалась Ника. — Конечно, входи, зачем ты спрашиваешь!
Старцев осторожно приблизился к Никиному дивану, придвинул стул и сел рядом с ней.
— Ну и напугала же ты нас! Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — улыбнулась Ника. — Крестный, а кто этот «высокий и черный», что принес меня вчера к тебе?
— Как — кто? — удивился Старцев. — Виктор Владимирович. Мы же с ним вместе вчера… Как тебе удалось выбраться?
— Нет уж, — улыбнулась Ника, — сначала ты расскажи мне, что здесь у вас было.
— Да почти нечего рассказывать. — Старцев наморщил лоб. — В одиннадцать вечера мне позвонили и сказали, что тебя похитили. Почти сразу за этим звонком появился Виктор Васильевич и все объяснил. Им нужна была кассета, доказывающая вину…
— Я знаю, — Ника покраснела. Ей не хотелось даже слышать имя Андреса.
Павел Феликсович понял ее чувства и покачал головой:
— Не переживай так, деточка. Я ведь тоже в нем ошибся. Ну вот, а потом они дали послушать твой голос, чтобы мы убедились, что ты действительно в их руках.
— А потом? Что вы собирались делать?
Павел Феликсович болезненно улыбнулся:
— Отдать им кассету. Что нам еще оставалось? В десять Виктор Васильевич должен был с ними встретиться.
— И отдали? — Ника приподнялась на подушке.
— Нет, слава Богу, нет. Как тебе удалось от них сбежать?
Ника улыбнулась:
— Да уж удалось.
Ей не хотелось лишний раз волновать крестного, описывая опасное путешествие по узкому карнизу к пожарной лестнице.
— Скажи лучше, почему я так долго провалялась без сознания? Сейчас я себя вполне нормально чувствую.
— Еще бы! — улыбнулся крестный. — Виктор Васильевич, как только тебя принес, сразу вызвал врача. Тебе сделали укол, а потом еще дали снотворного.
— И что сказал врач?
— Нервное перенапряжение и упадок сил. Сегодня полежишь, а завтра будешь как новенькая!
Дверь отворилась, и в комнату вошла Анна Григорьевна с подносом, уставленным всякой снедью.
— Поговорили? — улыбаясь, спросила она. — А теперь самое время подкрепиться!
Виктор появился уже ближе к вечеру, когда за окнами опять стало темнеть. Ника, несмотря на протесты Старцева и Анны Григорьевны, уже поднялась с постели. Облачившись в свои старенькие джинсы, найденные у крестного в шкафу, и толстый свитер Павла Феликсовича, Ника сидела в глубоком кресле под мягким светом торшера и листала толстый том «Истории костюма». Розовый абажур отбрасывал теплые блики на нежную кожу, волосы не желали помещаться в небрежно завязанный на затылке хвостик и падали непослушными волнистыми прядками на лоб и уши, глубокая тень лежала на щеках от длинных ресниц… Виктор осторожно приоткрыл дверь, ему показалось, что он видит маленькую фею из сказки Андерсена. А когда Ника подняла зеленые глаза и улыбнулась, у него просто дух захватило: нет, не фея — перед ним сидела живая Русалочка. Так, и только так могла выглядеть героиня самой любимой детской истории. Когда-то, маленьким мальчиком, он плакал от бессилия, что ничем не может помочь несчастной Русалочке. И сейчас, став взрослым, он не перестал считать эту сказку одной из самых грустных. Русалочке, конечно, ничем не поможешь. А вот эту девочку он защитить может и обязан.
Однако он ничем не выдал своих чувств. Улыбнулся, придвинул стул к Никиному креслу и уселся напротив нее.
— Ну что, Вероника Павловна, должен вам сказать — вы молодец! Только уж теперь до суда я глаз с вас не спущу!
Что-то в его словах Нику задело, но она не позволила себе сосредоточиться и определить, что именно. Вместо этого она улыбнулась:
— Да ничего я такого не сделала! Мне бы не хотелось, чтобы Раймонд получил кассету. Кстати, вы знаете, кто он, этот Раймонд?
Виктор пожал плечами:
— Мелкая сошка, подручный Инфлянскаса.
— Вы его арестовали?
— Нет. Я думаю, он убрался из Москвы тут же, как только обнаружил, что вы пропали.
— Но, — встревоженно спросила Ника, — если кассета у вас, значит, Андреса будут судить?
— Во всяком случае, легальный въезд в Россию для него закрыт навсегда. А значит, с его бизнесом здесь покончено. — Виктор посмотрел на Нику. — Вы ведь и сами, наверное, догадались, что он не компьютерами занимался.
— Догадалась, — кивнула Ника.
Внезапно она вспомнила, что хотела спросить Виктора еще кое о чем:
— Если вы знаете Раймонда, — нерешительно сказала Ника, — значит, вы знаете и Мару?
— Мару Пономареву, танцовщицу из варьете, подружку Раймонда? — Виктор кивнул. — Знаю.
— А она, — Ника взволнованно прижала руки к груди, — она в этой истории какую роль играла?
Виктор пожал плечами:
— Да никакую. Бедная запуганная девочка. Она догадывалась, что там что-то нечисто, но наверняка ничего не знала.
— Она хотела меня предупредить… — Ника досадливо поморщилась, — а я ей не поверила. Как она сейчас?
— Насколько я знаю, по-прежнему танцует в ресторане.
Виктор хотел еще что-то сказать, но не успел: кто-то громко и настойчиво зазвонил в дверь, а через секунду в комнату вихрем ворвалась Маша:
— Ну что с тобой вечно происходит! Тебя на минуту нельзя одну оставить, тут же во что-нибудь вляпаешься!
— А ты откуда все знаешь? — удивилась Ника.
— Витя мне позвонил и рассказал. — Маша посмотрела на Виктора, вскользь улыбнулась ему, а потом опять гневно обратилась к Нике: — Ты же и не подумала! Я звоню тебе на работу, говорят — заболела! Звоню домой — никто не подходит. Еще чуть-чуть, и я бы поехала на Беговую ломать дверь. И ведь не в первый раз такие номера откалываешь! Ну что, трудно набрать номер и сказать, чтобы я не волновалась? Ты же вчера была в таком состоянии — вполне могла сделать с собой что угодно!
— В каком состоянии? — не понял Виктор. — Разве вчера еще что-то случилось и до того…
— Ничего не случилось, — перебила его Ника, делая Маше знак, чтобы та замолчала.
Но Маша и не думала останавливаться.
— Ничего не случилось, — повторила она, — только всю неделю ее мучила прогрессирующая депрессия. Последствия нервного срыва. Ты просто не видел, до чего она себя довела!
— До чего? — Виктор встревоженно посмотрел на Нику.
— Машка!
Ну зачем она все это ему рассказывает!
— Ни до чего я себя не доводила! — сердито сказала Ника. — И вообще, хватит об этом.
Маша с интересом посмотрела на нее:
— Это называется — лечи подобное подобным. Теперь буду знать, что для лечения последствий нервного перенапряжения необходима сильная встряска, желательно — опасная для жизни.
— Машка!
— Шучу. Но, как ни странно, в этом смысле похищение тебе пошло на пользу. Ты выглядишь куда лучше, чем вчера днем. Хотя вчера я над тобой изрядно потрудилась, но твои литовские друзья оказались визажистами что надо!
Когда часа через два гости ушли, Ника попыталась снова вернуться к изучению «Истории костюма». Но ничего не вышло — мысли блуждали далеко от книги. Ника чувствовала некую странность отношений, связывающих ее с Виктором. Да полно, можно ли вообще назвать словом «отношения» их легкое приятельство? Ну да, оно осложнилось серьезными происшествиями, даже преступлением. Но, с другой стороны, не будь преступления, они бы и не познакомились. Ника вряд ли бы его заинтересовала, а уж он ее не заинтересовал бы точно. Ника грустно улыбнулась, вспомнив, сколько усилий пришлось приложить Виктору, чтобы познакомиться с ней.
Итак, легкое приятельство, не более того. Ника стала перебирать в памяти весь сегодняшний разговор. Как он сказал? «Я до суда глаз с вас не спущу!» Только до суда над Андресом, то есть пока Нике будет угрожать опасность! А потом? Ника вздохнула. Вполне возможно, что потом они просто больше не увидятся. Да, скорее всего так и будет.
А вот Маше он, вероятно, будет звонить и дальше. Может быть, они даже будут встречаться, сразу видно, как им хорошо друг с другом. И сейчас они ушли вместе.
Ника опять вздохнула и сказала себе, что Машка заслуживает счастья. Пусть у них все будет хорошо! Но почему-то радости это ей не прибавило.
