Йохим готовился к заключительной операции – той ринопластике, недостатки которой он когда-то живописал Нелли. Увы, изучение новейших данных в этой области не добавило ничего интересного – ставка в основном делалась на мастерство и профессионализм хирурга. Йохим был убежден, что починить нос, даже находящийся в значительно более плачевном состоянии, чем у мадемуазель Грави, он сумеет. Сейчас же задача намного усложнялась – он должен был вернуть этому сложному биологическому прибору не только функциональные особенности, но и тот первозданный вид, без которого ее лицо попросту будет другим.

Йохим рассматривал фотографии Алисы, разбросанные повсюду в его комнате. Он знал наизусть каждый изгиб и линию, но продолжал вчитываться в изображения и удивляться. Анатомическая алгебра не могла объяснить гармонии: все время что-то оставалось за пределами рационального. Как же здесь все было виртуозно и непросто – в этом лице! Этакое совершенство, создаваемое одним взмахом кисти, одним штрихом – но штрихом гения. Линия лба, следующая к самому кончику носа, была упрямой и насмешливой. Видимо, выпуклость лобной кости и чуть вздернутый кончик носа находились в некоем постоянном диалоге, выявляя объемную сложность характера своей владелицы. Форма и вырез ноздрей – о боже! Йохим лишь подозревал, что красота – вещь очень тонкая. А теперь он должен был сотворить ее своими руками.

…Операция сильно затягивалась. Леже никак не мог понять, почему так нервничает и чего же добивается Динстлер: все возможное было сделано в первые сорок минут. Когда он наконец счел свои действия завершенными, то поднял руки в окровавленных перчатках – знак капитуляции.

Ощущение поражения не покидало Йохима на протяжении тех мучительных дней, когда послеоперационные осложнения не давали возможности оценить окончательный результат. Он без конца наведывался к пациентке, словно надеясь проникнуть взглядом под толщу повязки.

Однажды, плутая рано утром в раздумьях по парку, Йохим наткнулся на Алису. Присев на корточки, она кормила белок орешками. Услышав шаги, Алиса предостерегающе подняла руку:

– Тихо, тихо, не спугните: сейчас к еде подбирается вон тот крупный самец. Он очень осторожен, но эти орешки так заманчивы…

Йохим замер за спиной Алисы, а метрах в трех от него, разглядывая человека черными бусинами, застыл зверек с торчащими кисточками на ушах. Мгновение длилась немая сцена: зверек колебался между протянутой рукой Алисы, наполненной орехами, и инстинктом осторожности.

Хруст ветки под ногой Йохима – и белка пустилась наутек, мелькая пушистым рыжим хвостом.

– Вот видите, доктор Динстлер, – Алиса поднялась, отряхивая платье, – такие чудные зверьки, но меня боятся. Даже в животных заложено эстетическое чувство. Я слишком ужасна.

– Нет уж, испугался этот ваш трусливый самец именно меня. И согласно вашей теории – неспроста. Моя некрасивость отталкивает.

Алиса с интересом посмотрела на Йохима:

– Вы что, решили мне подыграть? Хотите перехватить инициативу? Не выйдет. Я вас огорчу – вы вполне симпатичный, обаятельный мужчина.

Они направились по тропинке вдоль пруда.

– Мы так давно и близко с вами знакомы, мадемуазель Грави, а, в сущности, совсем не знаем друг друга. Я все время изучал ваши фотографии и насочинял бог весть сколько сказок про чудесную девочку Алису. Наверное, мне и не надо знать большего…

– Тем более, что чудесной девочки уже нет. Она превратилась в чудище. Тоже как в сказке.

– А прекрасный принц ее расколдовал… – в тон Алисе добавил Йохим. – Когда-то для меня это было очень серьезно, то есть что я – отнюдь не прекрасный принц. Я хорошо понимаю, что в интересе мужчины к своей внешности есть нечто патологическое. Такая патология у меня была с детства. Нет-нет, не то, что вы думаете! – испуганно замахал руками Йохим. – Я был очень неприятным ребенком, неуклюжим подростком и остро переживал свою внешнюю непривлекательность. Это стало навязчивым комплексом. Но только потом я понял, что относился к своему лицу, телу, к этому, как утверждают индусы, плотскому скафандру, заключающему нашу бессмертную душу, как относится придирчивый критик-эксперт к плохо сделанной вещи – к халтуре, к низкопробному ремеслу… Вам трудно меня понять. Полноценность личности накрепко связана с физической полноценностью. Вам, от природы одаренной совершенством, трудно понять ощущение недоделанности, второсортности, которое сопутствует некрасивости. Так в обществе респектабельных людей обладатель рваной обуви воровато подсовывает ноги под стул, а человек, обделенный приличной внешностью, редко обладает настолько сильными личностными качествами, чтобы пренебречь этим и не чувствовать себя обиженным. Кроме того, очень часто именно внешние качества, и чаще всего у женщин, предопределяют жизненный успех.

– Да, чувствуется, что вы ведете «обстрел» этой темы из противоположного «окопа». Потому что какие-то жестокие люди вбили вам в детстве мысль о неких физических недостатках, а у вас не нашлось сил противостоять внушению – вы вошли в роль, свыклись с ней и теперь рассматриваете все вокруг с позиций «лишенца», переоценивая чужие привилегии. – Алиса чувствовала, что заводится. Ее жизненный опыт свидетельствовал совсем о другом. – Да, я была милашкой, куколкой и, наверное, очень счастливым ребенком… Я не знаю, какую роль в моей женской судьбе играла моя внешность, – но, поверьте, доктор, никакой жар-птицы я не ухватила. Напротив все время будто расплачивалась за что-то…

Алиса поправила свою повязку и они некоторое время молча шли рядом.

– Речь не обо мне. Разговор-то у нас теоретический. Если бы вы были повнимательнее, доктор Динстлер, то заметили бы, что часто принимаете за красоту фикцию, видите то, что вам показывают. Особенно умеют пустить пыль в глаза женщины. Самоуверенность, жизнерадостность, ощущение своей привлекательности – и все. Все вокруг уже восторженно ахают – «хороша»! Вот, например, наша Жанна. Как вы ее находите, чисто теоретически, конечно?

– Жанна очень милая. Это тот тип женщины, которой всегда кто-то добивается. Наверное, уже в школе у нее было полно ухажеров.

– Но при этом она коротышка, толстоногая и нос у нее – просто пуговка! Ага, квалифицированный эксперт, – вас провели. И правильно, я думаю, и ее сынишка, и замечательный муж, да и мы все вокруг, с удовольствием, да именно с удовольствием смотрим на нее. Она радует… Не то что ваша, временами очень кислая, физиономия…

– Я доволен, мадемуазель Грави, что сегодня работаю ковриком у ваших ног, – вам даже нравится по нему топтаться. Да, и возможно – это моя истинная профессия, – обрадовался Йохим разговорчивости своей замкнутой пациентки.

– Кстати, а где сейчас муж Жанны? Он, кажется, шофер на дальних рейсах? – вдруг поинтересовалась Алиса.

– Не знаю толком. В сущности, я нелюдим и малообщителен. Верно, оттого, что дурные люди внушили мне с детства, что у меня отвислый нос. – Йохим шутливо вздернул подбородок, изображая самодовольство.