1
Сорокавосьмилетний Остин Браун, тоскливо взирающий на морскую синь с террасы своего средиземноморского дома, ровно три десятилетия назад, в желтой футболке с крылатой эмблемой и синих сатиновых трусах до колен, наматывал круг за кругом на велотреке спортивного общества «Сокол» российского города Сталинграда.
Собираясь осушить бокал водки, потеющий в ароматном утреннем воздухе, г-н Браун не ведал, что празднует юбилей. Именно 18 июня 1938 года на областном соревновании юных физкультурников он несся навстречу финишной ленточке, ощущая взмокшей спиной и окаменевшей от напряжения поясницей, что оставил далеко позади обессилевших соперников.
Где-то за каменной стеной забвения, отвоеванного в упорной борьбе с надоедливой памятью, остался этот день с трепещущими в небесной лазури яркими вымпелами спортивных обществ, с широко распахнутыми окнами близлежащих домов, на подоконники которых налегли любопытствующие жители коммуналок, с тонконогой девчушкой в красном галстуке, несущей букет лохматых пионов.
Победители-физкультурники, награжденные памятными медалями и кубками, были выстроены в центре стадиона. Гремели репродукторы: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», и группа пионеров с цветами, численно соответствовавшая количеству призеров, рванулась к спортсменам от главной трибуны. Все юные ленинцы достигли цели, лишь самая маленькая, с наглаженным бантом в светлой косице, направлявшаяся именно к нему, споткнулась, растянувшись на траве во весь рост. Но рук, ухвативших букет, не разжала. Неловко поднялась и уже с красно-зелеными ссадинами на коленках и вспыхнувшими от стыда щеками нерешительно направилась к своему подопечному – единственному, оставшемуся без цветов. Он и сам шел к ней через зеленое поле в центре тысячного амфитеатра, широко улыбаясь и протягивая руки, – восемнадцатилетний золотой призер велогонок, черноглазый Остап Гульба.
Первенец мастера-бригадира орденоносного сталинградского тракторного завода был назван Остапом в честь героя известной повести Гоголя, потрясшей воображение заканчивающего вечернюю школу зрелого отца семейства. Второй сын Тараса Гульбы, выходца из глухой приднепровской деревушки, был рожден двумя годами позже и получил имя Андрий. То, что старший сын гоголевского Бульбы, Остап, положительными моральными качествами не отличался, коммуниста и передовика производства не смутило. Имя хорошее, знаменитое, а уж воспитание и коллектив помогут парню стать полноценным членом общества. И не ошибся. Гражданин Страны Советов Остап Гульба с малых лет являл собой пример превосходства социалистической морали над индивидуалистической психологией дореволюционного строя. Его мать, урожденная Клавдия Пучкова, по всем своим тайным признакам ждала дочку Майю. Но этот мальчик, появившийся на свет с избыточной созидательной энергией и активным благорасположением к жизни, стал ее гордостью и надеждой. Чернявый и быстроглазый, как цыганенок, он был спор во всем, к чему ни прикасался. А занимался Остап, неизменно лидируя, сразу многим: возглавлял школьный учком, затем комсомольскую ячейку, был отличником учебы и ГТО, брал призы на физкультурных соревнованиях, солировал под гармонь народные песни и уже с малолетства мечтал о кругосветном путешествии и покорении Эльбруса.
Семья Гульбы вообще тяготела к просвещению и общественной работе. Клавдия, имевшая возможность пристроить своих сыновей в заводской детский сад, посещала вечерами кружок марксистско-ленинской подготовки, а сам глава семьи, забрав детей после смены домой, рассаживал их на дерматиновом диване и читал вслух чрезвычайно увлекший его роман французского писателя Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Тарас читал медленно, с выражением, в ответственных местах помогая себе ритмическим покачиванием указательного пальца. Младшенький Андрий засыпал, а четырехлетний Остап никак не мог усидеть на месте, успевая во время отцовского чтения провертеть гвоздем дырку в диване (уж очень было интересно узнать, что там скрипит) или отколотить кончик хобота каменному слонику, самому маленькому из семерки, шествующей по деревянной диванной полочке по самому краю крахмальной салфеточки-«ришелье». Но вечерние читки продолжались, и к шести годам Остап уже и не мыслил жизни без французского графа, пытаясь самостоятельно разобраться в мелких буковках. Если бы в эти годы Бог послал Гульбе еще одного сына, он с неизбежностью был бы назван Эдмоном.
После окончания школы с отличием, Остап поступил на вечерний юрфак, хотя мог бы учиться и на дневном, но рвался по стопам отца к станку.
К двадцати годам «гарний хлопчик» Остап уже получил шестой токарный разряд, имея кучу физкультурных грамот, большой стаж общественной работы, права автоводителя грузового транспорта, полученные в заводском клубе, и множество заглядывающихся на него девчат, в основном, правда, «сохнущих по углам», без надежды на взаимность. К женщинам комсомолец Гульба относился серьезно, на легкие свиданки не разменивался, а, в соответствии с положениями морального кодекса рабоче-крестьянского государства, стремился к созданию крепкой, здоровой и многочисленной семьи.