2
Когда Динстлер попросил у Леже недельный отпуск для делового визита на родину, профессор не колеблясь отпустил его с полной выплатой зарплаты, не надеясь на возвращение. Однако, в означенный день тот появился в его кабинете в сопровождении молодой женщины и попросил часовую аудиенцию при закрытых дверях.
– Ванда – моя жена, – представил Динстлер профессору свою спутницу. – Мы с супругой имеем к вам серьезное предложение, господин Леже.
Пока посетитель обстоятельно и четко излагал профессору свои соображения, тот ерзал в кресле, испытывая смутное томление – что-то здесь все же было не так, а вот что? «Да просто я не могу смириться с мыслью, что австрийский слабак и романтик, проспав две недели, превратился в крепкого мужика с бульдожьей хваткой. Не могу признать, что раньше были всего лишь масочки: «бескорыстный Дон Кихот», «влюбленный Пьеро» – пудра и глицериновые слезы! Сейчас-то он настоящий и не случайно это дама рядом – не простая дама», – наблюдал исподлобья визитеров Леже.
Статная блондинка в строгом деловом костюме держалась очень корректно. Ее голубые, прямо смотрящие глаза, лучились любезностью и уважительным внимание, а высоко открытые узкой юбкой изящно скрещенные ноги в модных тупоносых лаковых туфлях наводили на мысль, что «коллеге Ванде Леденц» не чужды земные радости.
План Динстлера заключался в следующем. Профессор должен признать, что возглавляемое им направление лицевой пластики доведено до совершенства. До тупикового совершенства – nec nlus ultra. Дальше в этом направлении идти некуда. У него, у доктора Динстлера есть свои соображения и своя методика принципиально нового подхода к коррекции физического статуса, требующая серьезной экспериментальной отработки. Его жена – доктор Леденц – дипломированный фармацевт, прошедший хорошую школу на одном из закрытых химических предприятий Калифорнии. Ей предстоит возглавить поиск медикаментозной базы нового направления, суть которого пока должна сохраняться в строгой тайне: ведь речь идет о сенсационном научном открытии.
– Мне необходима маленькая, хорошо оборудованная лаборатория в стороне от любопытных глаз, небольшой надежный персонал и основательный кредит… Я не склонен к фантазиям, профессор, и отдаю себе отчет, что баснями сыт не будешь. И хотя абсолютно уверен в плодотворности своего эксперимента, набросал для вас вкратце программу финансового обеспечения долгосрочных поисков. Здесь в горах, недалеко от санатория, я открываю небольшой собственный филиал вашей клиники. Нет, нет, профессор – я не позволю прорваться воплю возмущения: естественно, иметь конкурента под боком вам вовсе нет резона, а вы еще не доросли до альтруизма. Я и не требую вас собственноручно накинуть себе петлю на шею. Мой филиал будет до поры до времени лишь работать в комплексе с этим санаторием. Я предусмотрел для него следующие направления: релаксационные процедуры – грязелечение, массаж, гипнотерапия и так далее и главное – различные методы корректировки фигуры от хирургических до терапевтических. Иногда, и лишь в тех случаях, когда вы сами направите к нам клиента, мы будем заниматься пластикой лица, преимущественно возрастных изменений и хорошо оплачиваемых травм. Подчеркиваю еще раз, что моя клиника будет очень небольшой на 5–6 пациентов, с условием полной конфиденциальности и высокого класса работы. Вся эта временная возня мне необходима лишь до тех пор, пока я не смогу пустить в ход отработанный, абсолютно сенсационный, профессор, можете не сомневаться, метод. И вот тогда-то мы с вами, господин Леже, выходим на совершенно иной уровень – уровень старателя, сидящего на золотой жиле…
– Или на пороховой бочке, – хмуро заметил Леже. – Судя по всему, предполагаемое «открытие» должно наделать много шума и принести много денег. А это, как известно, весьма чревато… Но это так – попутная ремарка. Я все же не пойму, уважаемый коллега, почему вы так уверены, что я должен охотно содействовать вашему начинанию? Из слепой жадности к каким-то весьма абстрактным будущим доходам? Из научного интереса или дружеского расположения? А может быть, я произвожу впечатление добродушного Санта Клауса?
– Увы, профессор, ничто из перечисленного вами мне не приходило в голову. Я просто знаю, что вы – именно тот человек, который станет моим деловым партнером, внеся 40% необходимой для открытия клиники суммы. 50% я рассчитываю получить от Брауна. Мы с супругой, взвалив на себя основную часть предстоящей работы по налаживанию новой методики – назовем ее условно «Пигмалион» – к сожалению, располагаем на сегодняшней день небольшой суммой. Подумайте, уважаемый профессор, – вы меня знаете. Я редко ошибаюсь, даже когда вам кажется, что я делаю глупости. Вернее – именно тогда, – Динстлер простодушно улыбнулся. – Ответ жду завтра вечером. И думаю, что вас не нужно предупреждать о полной конфиденциальности нашего разговора.
…Леже колебался. «Вложить значительную сумму в столь сомнительное предприятие, основываясь на каких-то смутных поисках и обещаниях? Нет, я не мальчик, поздно пускаться в аферы. А если в лоторее везения выскочил именно тот шальной шанс, которого ждешь всю жизнь, не переставая надеяться до последнего вздоха – а вдруг? Есть в этом новом Динстлере какая-то притягательная дьявольщинка – какая-то заманчивость невероятного. Убедительность абсурда». Профессор промаялся всю ночь, так и не приняв окончательного решения, а утром подписал чек – не глядя, чисто машинально.
Через два дня Динстлер имел необходимую сумму. Уговорить Брауна не составило труда. Остин очень обрадовался, услышав голос Йохима, не потребовалось ни визита, ни письменных гарантий займа – он лишь узнал банковский счет Динстлера, на который должен был перевести вклад. Проблема «пайщиков» решалась без особых хлопот: они послушно шли на зов идеолога «Пигмалиона», слетались, как мотыльки к огню. Они подчинялись ему без сопротивления.