2
— Извините, вам не попадалась вот эта девушка? — уже в который раз задавал Максим один и тот же вопрос, доставая из кармана паспорт в бордовой обложке и открывая его на третьей странице.
Там, на обычной фотографии три на четыре, те, к кому он обращался, могли видеть миловидную девушку со спокойным, даже чуть усталым взглядом. Светлые прямые волосы обрамляли ее по-детски круглое лицо. Ничего особенного или примечательного. По виду — умненькая девчушка. Впрочем, таких довольно много, перепутать ничего не стоит.
— Нет, вроде не попадалась, — отвечали одни за другими одетые в белое или голубое санитарки и медбратья. — А там — кто его знает, разве ж всех упомнишь… — обычно добавляли они, — тут все мелькают, как на конвейере — на лицо-то не всякий раз смотрим…
Максим терпеливо кивал, потом благодарил, извинялся за беспокойство и тут же искал глазами следующую жертву. Он знал, что делал. Рано или поздно ему должны были ответить: «Да, такая у нас была». Или: «Ищите эту девушку там-то и там-то». Он нисколько не сомневался в успехе своей операции, поэтому каждая новая неудача не огорчала его, а лишь прибавляла решимости.
И наконец терпение его было вознаграждено. В одной из шатровых палаток, где располагались санчасти, он обнаружил санитарку (кстати, она заметно хромала на одну ногу), которая с первого взгляда на фотографию узнала его обладательницу.
— Была! — низким грубоватым голосом сказала она и, пробежав глазами фамилию и имя, вдруг обрадовалась. — Точно! Вероникой звали… Как щас помню — длинноногая такая!
— Это правильно, — подтвердил Максим. — Значит, особая примета тоже совпадает… Бабуля, — проникновенно продолжал он. — Расскажите мне, пожалуйста, про эту девушку все, что помните. В каком состоянии она была, куда потом ее отправили… Если помните, конечно.
— Отчего же не помнить — помню, — ответила хромая санитарка. — У нас тяжелых не было, в основном шоковые или слегка поцарапанные. У твоей Вероники… — Она вдруг осеклась. — А кстати, ты кем ей приходишься-то?
— Жених, — пожал плечами Максим и изобразил на лице юношескую скромность.
— А-а-а… — протянула санитарка. — Понимаю. Ну вот, значит, поступила она к нам слабенькая, в ссадинах. Обработала я ее, уложила…
— А когда это было, не припомните? — перебил ее Максим.
— Помню, что вечер был, темнело уже. Наверное, из завала ее достали — и сразу к нам. Ногти у нее были все переломаны…
Максим судорожно сглотнул, отчетливо увидев перед глазами тонкие, почти детские руки Вероники с ровными, похожими на маленькие лопатки ногтями. Бедная Веруня!
— Еще? Еще что помните?
— Потом кричала она ночью. Мать с отцом звала. Брата.
— Брата? — удивился Максим. — Какого еще брата?
— Вроде как двоюродного, — пояснила санитарка. — «Максим!» — все кричала — «Максим!»
— Как она кричала?! — насторожился юноша.
— «Максим» кричала…
— А почему вы решили, что Максим — это двоюродный брат?
— Ну, он же приехал за ней потом.
— Брат?
— Ну да, Максим. Приехал и забрал ее куда-то к родным.
— Что значит — забрал? Она что — сама не передвигалась?
— Может, и передвигалась, но с трудом. Слабая она была, спала плохо. Среди ночи мне говорит: «Кошмары меня замучили. Уколите мне снотворное». Ну я ей и уколола. Швейцарское лекарство. С него у нас спали все, как сурки. Вот и утром она не пробудилась. Прямо спящую он ее и увез.
Всегда спокойный, при этих словах Максим почувствовал, как сердце начало биться у него в груди, словно молот об наковальню.
— А он не говорил, куда? — ледяным голосом спросил он, стараясь не выдавать волнения.
— Говорил. Да только вот этого я не запомнила…
— А как хоть он выглядел?
— Ну, такой плотный, в камуфляже. Решительный такой, быстрый… Машина, говорит, у меня…
— А какая у него была машина?
— Понятия не имею… А почему это ты все спрашиваешь да спрашиваешь? — прищурилась на Максима санитарка.
Он спрятал Вероникин паспорт обратно в карман и посмотрел на санитарку печальными зелеными глазами.
— Просто меня зовут Максим, — ответил он и, не дожидаясь, что она скажет дальше, отправился к выходу. — Спасибо вам за информацию! — бросил он на ходу и выбежал на улицу.
Мысли его лихорадочно цеплялись одна за другую. Что это еще за тип в камуфляже? Вероника никогда с такими и не общалась… И выдавал себя за двоюродного братца. За родного, значит, не решился — слишком уж смахивало бы на вранье… Получается, что Веронику попросту выкрали…
Максим шагал по улице, и голова его гудела от сменяющих друг друга страшных догадок и предположений. В какой-то момент ему стало по-настоящему страшно. Ведь такое похищение могло быть и опасным для ее жизни! Мало ли что это за тип в камуфляже, а может, сексуальный маньяк…
Из раздумий его вывел знакомый голос, который послышался с противоположной стороны улицы:
— Макс! Эй, Макс! Стой!
Это была Анька. Максим быстро перешел на другую сторону. Если бы она не окликнула его, сам бы он ни за что ее не узнал. Вся в черном, волосы спрятаны под платок, лицо худое, бледное.
— Привет… — стараясь держаться спокойно, сказала она.
— Привет… — грустно и в то же время бодро отозвался Максим.
Про Аньку он тоже все знал: землетрясение отняло у нее обоих родителей. Она была у них единственной дочерью.
Но как же сама она умудрилась спастись? Насколько он знал, Анька жила в новом квартале, который рухнул подчистую при втором же толчке. Спасенных там практически не было. Наверное, неудобно спрашивать ее об этом… Но Анька опередила его вопрос.
— Ну, как ты? Слышала, лежал в больнице?
— А! — махнул рукой Максим. — Это все ерунда. Видишь — как новенький. Ты лучше расскажи, как тебе удалось уцелеть?
Анька опустила глаза.
— Если бы не Артем… — Она отвернулась и закусила пухлую губу, чтобы не заплакать. — Мы с ним были в школе, в подсобке. Ну, ты знаешь. Мы-то выбрались… А родители… — Голос ее сорвался.
Максим шагнул к ней и слегка приобнял за плечи.
— Ладно, перестань. Анька, ну не надо. Это очень хорошо, что ты была в ту ночь с Артемом. По крайней мере, кто-то остался жив. И перестань себя мучить. Ты ни в чем не виновата.
Анька несколько раз всхлипнула и полезла в сумочку за платком.
— Что, поступать в Москву теперь не поедешь? — тихо спросила она.
— Вообще-то собираюсь, — ответил Максим. — Правда, на эмгэушные экзамены я уже опоздал… Попробую предъявить справку о том, что я жертва землетрясения… Может, разрешат сдать, в порядке исключения… Слушай, а ты случайно не знаешь, где Вероника?
Он не стал пересказывать Аньке загадочную и жуткую историю, услышанную в передвижной санчасти. Лучше сначала выведать, что известно ей. И вообще, вряд ли стоит сильно распространяться о Веронике — ведь для родителей она уже давно в Москве и благополучно избежала землетрясения.
— А разве она не уехала в Москву? — тревожно вскинула взгляд Анька.
— Представь себе, не уехала. Правда, это секрет. Родители думают, что она уже там.
— Значит, она была здесь во время землетрясения!
— Вот такая история… — пожал плечами Максим и слегка улыбнулся.
Анька вытаращила на него серые влажные глаза.
— И ты так спокойно об этом говоришь!
— Потому что она жива… Я точно это знаю… Я давно бы ее разыскал, но я сам только вчера сбежал из больницы. Значит, ты не видела ее и ничего про нее не знаешь…
— Ее-то я не видела, — задумчиво сказала Анька, — но зато я видела Томку.
— Ты видела Тома?! Когда? — громко воскликнул всегда невозмутимый Максим.
— Точно не помню. Кажется, в прошлые выходные. Я увидела его случайно, из окна машины. Мы ехали на дачу к знакомым. Смотрю — несется по обочине дороги…
— Это точно был он?
— Точно — не точно! — хмыкнула по своей привычке Анька. — Да этого черта ни с кем не спутаешь. Томка это был. Язык набок, худой весь.
— Где? В каком месте? — нетерпеливо перебил ее Максим.
— На Южно-Сахалинской дороге. Где именно — не помню.
Максим слегка встряхнул Аньку за плечи — как обычно поступал с друзьями — и горячо поблагодарил.
— Молодчина! Глазастая! — сказал он. — Ну ладно, мне пора. Значит, будем развивать эту гипотезу… — загадочно закончил он.
— Какую еще гипотезу? — переспросила Анька, но Максим, махая ей рукой, уже удалялся на другую сторону улицы.
— Счастливо! — крикнул он черной, как вороненок, Аньке — и та печально кивнула.
Максим направлялся домой. Кажется, теперь он точно знал, что ему делать.
