Натали никак не могла разжечь камин. Ветер задувал в трубу, выталкивал дым в комнату и гасил огонь. Поленья не загорались, хотя не были сырыми. Все комнаты были холодными, только в кухне можно было создать хоть какой-то уют.

Что говорил Уоллес? Одно-единственное полено не загорится, два тоже, а из трех получится костер. Он умел разжигать огонь, она — нет. Она опустилась на колени, раздувая теплющийся огонек. Коврик у камина был куплен ими когда-то на благотворительном аукционе. На каминной доске стояли корзина для пикников, часы с таймером, подаренные тетей Маргарет на первую годовщину их свадьбы. Все в этом доме — и простыни, и наволочки на подушках, и чашки, из которых они пили утренний кофе, — напоминало об их совместной жизни, о коротких, но безоблачных днях отдыха.

Она представила в своем воображении такую картину: вдова в бешенстве ходит из одной комнаты в другую, зажигает везде свет и уничтожает вещи, хранящие память о лживом муже. Натали была готова поддаться такому порыву и едва сдержала себя.

Чтобы как-то успокоиться, она нарушила собственное правило не принимать никаких снотворных препаратов и проглотила таблетку валиума, который обнаружила в тумбочке Уоллеса. Потом она, не раздеваясь, легла в постель, прикрывшись его халатом. Уже в полусне она вспомнила, как Уоллес учил ее разжигать камин. Он сначала сжигал пару старых газет, положенных сверху поленьев, прогревая теплым воздухом трубу и создавая в ней тягу. Но было слишком холодно вставать, идти к камину и предпринимать новую попытку зажечь огонь. Ей вообще не хотелось двигаться. Сон наконец одолел ее. Ей казалось, что она проспала всего несколько минут, но когда она открыла глаза, за окном вовсю светило солнце.

Чувствовала она себя отвратительно, выглядела ужасно. Глаза покраснели, лицо опухло. Надо было привести себя в порядок и продумать план действий на предстоящий день. Прежде всего следовало заставить себя встать с кровати и принять душ. В полдень здесь должна появиться Линн Браун — ее адвокат. В холодильнике был запас замороженных продуктов, но зелень в огороде подмерзла из-за ранних холодов, и придется съездить в город за салатом и овощами.

Оставшиеся до полудня три часа Натали решила провести вне дома. Вид зеленых лужаек и прозрачных водяных каскадов, переливающихся из одного пруда в другой через гранитные плотины, навевали воспоминания о радостных днях, проведенных здесь с Уоллесом. Усилием воли она постаралась хоть на время отогнать мысли о трагическом финале. Ведь были же в их жизни счастливые минуты, которые не забываются.

Она надела потертые джинсы, шерстяной свитер грубой вязки, широкополую шляпу и перчатки, чтобы защитить руки, когда она будет возиться в земле. В сарайчике она отыскала коробку с луковицами бледно-желтых нарциссов. Они с Уоллесом давно собирались их высадить, но все никак не хватало времени. Она сделает это прямо сейчас и посадит цветы у дальнего конца центрального пруда.

Толкая перед собой тележку с садовыми инструментами, Натали направилась туда, по дороге проверяя, все ли в порядке в саду. К своему удовольствию она не обнаружила ни норок мускусных крыс, разрушающих земляные берега, ни плавающих в воде водорослей. Мускусные крысы были бедствием для сада. Война с ними велась постоянно, но они были слишком хитры, чтобы попадаться в расставленные ловушки. Вместо них она обнаружила попавшегося в капкан незадачливого енота. С грустью она похоронила бедное маленькое существо в неглубокой ямке. Потом она занялась садом. Она возилась в земле уже около часа и почти закончила работу, когда где-то неподалеку хрипло залаяла собака. Вооружившись длинными граблями, Натали пошла узнать, в чем дело. Она обнаружила возле дома огненно-рыжего сеттера, яростно лающего на теннисный мячик, вероятно случайно залетевший сюда с соседского корта. Собака была достаточно старой на вид, но устрашающих размеров.

Натали собралась с духом и крикнула:

— Эй, пошла прочь!

С детских лет она боялась собак. В четыре года во дворе дома своего дяди она сделала открытие, что дергать собаку за уши очень опасно. Раньше ей не приходилось иметь дела с домашними животными из-за того, что родители ее часто переезжали из одной страны в другую. Ее одинокий неженатый дядюшка, наоборот, держал в своем доме целую свору псов, часто приблудных. Он охотно подбирал их на улице и возился с ними. С широко открытыми от удивления глазами крохотная девчушка доверчиво втянулась в игру с громадным псом, который в ответ жестоко покусал ей лицо. Лучший пластический хирург Бостона сотворил чудо, но память о неожиданной боли и свирепости животного сохранилась у Натали на всю жизнь. Она испытывала страх, но одновременно страстно желала иметь собаку, преданную и послушную ее воле. Начав самостоятельную жизнь вне стен родительского дома, она, чтобы доказать самой себе, что детские страхи преодолены, купила немецкую овчарку и провела в ее обществе ужасный месяц. Мысль, что рядом в квартире находится могучий зверь, не давала ей спать по ночам. Наконец Майк спас ее от нервного срыва, заменив без долгих разговоров овчарку на болонку, которую принес ей в корзине. Это была скорее не собака, а кукла. Болонка прожила с Натали много лет и в прошлом году тихо и мирно скончалась. Вряд ли общение с болонкой было убедительной проверкой храбрости Натали.

Завидев собаку, она испытала унизительное чувство страха, хотя этого сеттера можно было не опасаться по причине его дряхлости. Он часто прибегал через лес с соседней фермы попить прозрачной холодной воды из пруда. С каждым разом седина на его морде становилась все заметнее, шерсть редела, и Натали с грустью думала, что это его последний визит. Но он появлялся вновь и вновь, а сегодня, видимо, был такой бодрящий воздух, что старый сеттер обрел энергию и начал лаять и бросаться на мячик, словно шаловливый щенок.

— Ну ладно! — согласилась Натали. — Раз тебе так хочется…

Она подняла мячик и зашвырнула его подальше в густую траву. С счастливым визгом сеттер умчался за ним. Натали побрела обратно к пруду, но пес догнал ее с мячиком в желтых зубах, положил мяч у ее ног и снова залился лаем.

— Отстань!

Пес не послушался. Натали закинула мяч как можно дальше и вернулась к нарциссам. Пес побежал за мячом, но что-то помешало ему продолжить игру. Он рыл лапами землю у амбара и лаял отчаянно. Это уже начало раздражать Натали.

— Раз так, я отведу тебя домой!

Она направилась к амбару. Мяч закатился в глубокую дыру между камнями.

— Ты хочешь, чтобы я достала его? Я туда не полезу.

Пес застонал и лег на землю, как будто умирая. Натали уступила. Она надела садовую перчатку, легла на живот и сунула руку в нору. Интересно, что за зверь обитает там? Она пыталась дотянуться до дна. Пес, получив свой мячик, затих. И тут она услышала странный звук, похожий на писк комара. Но никакой комар не мог появиться в осеннем саду после морозной ночи.

Звук повторялся через одинаковые промежутки времени. Он был настойчив и почему-то вызывал тревогу. В голове Натали мелькнула догадка: кто-то упорно вызывает ее по радиотелефону. Но аппарат находился в доме, и его сигнал не мог быть услышан отсюда через закрытые окна. Источник звука был где-то совсем близко, вероятно, в амбаре, но там не было никакого телефона.

Она, прислушиваясь к непрекращающимся сигналам, с усилием приоткрыла тяжелую дверь и вошла в амбар. Там было холодно и темно. Только тонкий луч света проникал через перегородку, за которой Уоллес оборудовал себе когда-то нечто вроде маленького кабинета. Ни телефона, ни электричества туда не проводили, только окошко да керосиновая лампа для освещения и круглая железная печурка для тепла.

Но звук явно доносился отсюда. Натали была озадачена. Когда настойчивый писк наконец прекратился, она шагнула за перегородку и выглянула в окно. Под ним находилось как раз то место, где она выуживала мячик из-под фундамента. Натали вновь огляделась. Вместо письменного стола Уоллес установил здесь древнее бюро с поднимающейся крышкой. Оно запиралось, но в замке торчал ключ. Она повернула его, замок щелкнул. Натали приподняла крышку. Ящик имел несколько отделений. Запахло старым деревом, пылью и слегка одеколоном, которым обычно пользовался Уоллес. Одно из отделений было заполнено бумагами. Натали колебалась. Это было вторжением в частную жизнь другого человека, пусть близкого ей, пусть умершего, но другого… Между ними никогда не возникало разговора на тему: это вещь моя, а это твоя. И все же каждый из них имел право на уединение. Пару раз в месяц Уоллес проводил здесь какое-то время. Он сидел на вращающемся стуле перед этим старинным бюро и читал или просто размышлял, устремив взгляд в пространство. Возясь в саду, Натали иногда поглядывала на окно и видела его склоненную голову или ловила его улыбку, когда он смотрел на нее. Несколько часов, проведенных им в покое и одиночестве, как бы подпитывали его, заряжали дополнительной энергией.

Натали решилась. Ее рука коснулась сложенных в ящике бумаг. Первые же попавшиеся на глаза и прочитанные ею строчки отдались болью в сердце. Это были письма и записки, которые она когда-то писала ему: «Буду дома в четыре… Скоро вернусь… Люблю… Люблю тебя…» Милая домашняя переписка. Оказывается, он бережно хранил все эти пустяковые бумажки!

Натали почувствовала, что вся дрожит, и зажгла печурку. Тоненькие щепки быстро разгорелись. Металл стал раскаляться, постепенно выгоняя холод из комнаты.

Натали согрела руки у огня и вновь вернулась к бюро. Она обнаружила коробку с газетными вырезками, несколько кассет с музыкой Моцарта, старые календари, номера альманаха «Старый фермер», перочинные ножи, какие-то марки, снова газетные вырезки. Опуская руку все глубже и глубже в ящик, она как бы ворошила прошлое любимого человека, вскрывая все новые пласты его жизни. На самом дне одного из отделений лежал дешевенький кассетник. Там были еще начатые пачки крепких сигарет, которые он, вероятно, изредка курил тайком от нее, хотя торжественно заявлял, что покончил с вредной привычкой. Бумажка, где были тщательно выписаны все размеры Натали — от обуви до перчаток, заставила ее заплакать. Она вытерла слезы и вновь продолжила свой печальный поиск, перебирая открытки, старые каталоги. Сначала она решила, что стопка каталогов занимает весь ящик, отведенный для них. Она выдвинула ящик до конца. Он оказался короче других. За ним была пустота. Нагнувшись, Натали заглянула туда. В этой пустоте к стенке бюро был прикреплен плоский коричневый телефонный аппарат. В момент, когда она обнаружила его, вновь раздался звук. Тот самый, что она слышала раньше, — писк, похожий на комариный. Непонятное чувство, похожее на изумление, смешанное с ужасом, внезапно парализовало ее. Она боялась притронуться к аппарату.