В образе деловой женщины Натали Невски предстала в давно назначенный день на собрании акционеров. Для нее это был день тяжких испытаний. Истекли месяцы, отпущенные ей, чтобы доказать свое право на руководство «Котильоном». И вот теперь она держала отчет перед далеко не благодушно настроенной аудиторией. Пристальные взгляды были устремлены на нее и, казалось, впивались в нее острыми иглами. Ей вспомнились злобные глазки ночных хищников, растерзавших Дину. Тем хищникам требовалась живая плоть, этим — дивиденды на вложенные в дело доллары.

Прямо напротив Натали уселся Джефферсон Джервис. Подперев подбородок худой рукой, он прикрыл глаза тяжелыми веками, но сквозь узкие щелочки проглядывал взгляд коршуна, готового в любой момент взмахнуть крыльями и вцепиться в добычу. Он скопил за своей спиной большие силы — все старые меховщики и кредиторы были на его стороне и выступали единым фронтом против кандидатуры Натали на пост председателя совета директоров. Натали решилась на тактическую уловку. Вначале она притворилась разбитой в пух и прах и отступающей в панике.

— Я устала от дружеских советов, — заявила она. — Буквально только что мой лучший друг Билл Малкольм посоветовал мне забрать деньги из фирмы. Он предложил мне продать мои акции и вложить капитал в другое выгодное предприятие.

Билл Малкольм побледнел. Натали бесцеремонно обошлась с ним, разгласив их сугубо личный разговор. Но ее уже было не удержать. Она шла в атаку, сжигая за собой мосты.

— Я устала от попреков моих друзей-профессионалов, будто бы я не знаю, как шьются манто и жакеты, как кормятся норки и выводятся новые породы. Кое-что я узнала за последнее время, но это не мое дело, мои старые дорогие друзья! Друзья мои и покойного Уоллеса Невски, мое дело — зарабатывать доллары для владельцев акций, искать инвестиции для расширения производства и сбыта.

— Где эти доллары? Кредиторы хотят их пощупать и услышать хруст зелененьких, — подал наконец голос Джервис.

Коршун проснулся и расправил крылья. Вот-вот взлетит и клюнет.

— Деньги, полмиллиона долларов, дает Россия за наше технологическое участие в совместном производстве.

— Россия непредсказуема. Сегодня «да», завтра «нет». Сегодня один политический режим, а наутро после «бурной ночи» — другой…

Джефферсон Джервис поднялся из-за стола. Он был так высок ростом, что его маленькая хищная голова чуть ли не доставала до потолка. Его клюв и расширившиеся от ненависти глаза коршуна были где-то на уровне хрустальной люстры, нависшей над столом заседаний. Ярость Джервиса, его напор действовали на присутствующих гипнотически.

— Я вам приготовила сюрприз, — тихо в наступившей паузе произнесла Натали.

Предвидя схватку с Джервисом, она распорядилась, чтобы Джоан установила в зале старый английский репродуктор времен войны с Гитлером. Его Уоллес хранил среди домашнего хлама как реликвию. Не так сложно было подключить аппаратуру к действующему телефону. Она набрала номер Эдди Майлла. Тот откликнулся тут же из своей конторы. Примерное время этого звонка Натали обговорила заранее. Неповторимую интонацию всем известного организатора финансовых «пирамид», рыцаря народного капитализма, не мог подделать самый талантливый актер. Его многократно усиленный динамиками голос давил на слух притихших акционеров.

— Рад твоему благополучному возвращению, Натали, в родные пенаты! Поздравляю с удачным контрактом. Кажется, ты собралась внедрять капитализм в социалистическое сознание трудящихся масс?

— Согласись, Эдди, идея не так уж плоха… Теперь я продаю еще одну…

— Интересно. Какую же?

— Я хочу, чтобы ты взялся преобразовать «Котильон». Организуй холдинговую компанию, чтобы обеспечить уплату долгов и выкуп долей пайщиков.

Эдди хихикнул, и его смешок прозвучал через громкоговоритель зловеще. Он подействовал на всех, даже на Джервиса.

— Дорогуша! Я вымощу тебе путь золотыми монетами, особенно под нашу общую постель… Не побрезгуешь тем, кто не каждый день принимает ванну?

— Короче, Эдди! Ты говоришь об акционерном обществе открытого типа?

— Я всегда бью в одну точку. Только вот твой твердокаменный череп до сих пор не поддавался…

— Кажется, ты уже пробил в нем дырку.

— Неужели? Или ты стала другой, или мир перевернулся?

— И то, и другое… И третье, что пришло мне в голову: лучше я буду управлять открытым АО, чем «Котильон» вообще уплывет в чужие руки.

— Кто же научил тебя уму-разуму? Может, Билл Малкольм? Он вел долгую осаду.

— Скорее Джефферсон Джервис. Только в обратном смысле. Он давит на меня.

Джервис вздрогнул.

— А, этот! — протянул Майлл.

Обычное восклицание в репродукторе звучало многозначительно.

— Он умеет давить не хуже танка, но ты как-нибудь намекни ему, что у меня есть пара файлов в запасе… Наши дорожки когда-то скрестились… Если мы еще столкнемся лбами, то неизвестно, кто выкинет первым белый флаг.

— Ну так что, Эдди? Кто скажет первым: о'кей?

— Я давно сказал: о'кей!

— И я говорю: о'кей, Эдди.

Связь отключилась. Секунду собравшиеся отдыхали от грохота и треска динамика. Майкл, как мальчишка, едва сдерживал хохот. Джервис был непроницаем.

— Что все это значит? Это шоу? — спросил Сильверман, старый приятель Уоллеса, поддержавший на собрании позицию Джервиса.

— Это значит, что я сохраняю за собой пятьдесят один процент акций новой фирмы. Кто захочет, может конвертировать свой пай в «Котильоне» в новые акции. Остаться со мной или… проститься с «Котильоном». Джоан, передай факс Майллу, что я согласна на АО. Холдинговая компания будет называться НСН.

— Как расшифровать аббревиатуру НСН?

— Натали Стюарт-Невски.

Эл Сильверман обратился к Джервису:

— Мистер Джервис! Мы можем сейчас переломить ситуацию. Если вы заявите, что согласны выкупить долю пайщиков и гарантировать выплату долгов кредиторам, контрольный пакет останется у нас.

— Я не дую в пустую раковину… — сказал Джервис. — Свист в ушах — это еще не деньги. Пусть мальчишки забавляются этим на морских пляжах. Я хочу посмотреть, как долго Натали Стюарт-Невски продержится на свободной продаже акций. Взять в рекламу русскую демократию менее надежно, чем груди Дианы Дарби.

Джервис был откровенно груб, и в этой искренности было какое-то обаяние.

— У вас мужские яйца, Натали. Вы их унаследовали от Уоллеса.

«Как он посмел вспомнить Уоллеса? Он, который повинен в его гибели? Но Уоллес постоянно говорил: если что-то чуть-чуть изменилось в мире — это уже победа!» — размышляла Натали.

Сегодня Натали победила. Она, оставшись в одиночестве, долго просидела в кресле перед опустевшим столом заседаний. Когда-то разбогатевший предприниматель приобрел его, поставил в своем офисе, потом разорился, и Уоллес забрал его в счет каких-то долгов. Деньги тратятся или перетекают с одного банковского счета на другой, а такие предметы, как массивный стол для заседаний, кресла вокруг него, вечны и исправно служат новым владельцам.

Пайщики разошлись по домам, обещая в ближайшее время определить свою позицию в отношении новой компании. Чувствовалось, что их монолитное единство, скрепленное авторитетом Джервиса, начало давать трещину. Линн и Майкл отправились на деловой коктейль к Эдди Майллу для разработки дальнейшей стратегии. Даже верная Джоан покинула в конце концов офис, подчинившись настояниям Натали. Завтра предстоял не менее тяжелый и напряженный день, а Джоан несла на своих девичьих плечах груз множества забот. Сегодня вроде бы была одержана победа, но ощущения победы не было. Натали пришлось нарушить их взаимное с Уоллесом обещание во что бы то ни стало удержать «Котильон» за собой. Уже не будет прежнего чувства собственной, единоличной власти, зато прибавится суеты и новых обязательств. В будущей жизни было одно светлое пятно — рождение ребенка.

В дверь робко постучали.

Натали подняла глаза. Дверь тихонько приотворилась. В полумраке возник Грег. Он двигался робко и нерешительно и выглядел жалким.

— Джоан велела охраннику меня пропустить. Сказала, что я вполне безопасен.

Натали попыталась пошутить:

— А ты действительно безопасен?

Шутка не имела успеха. Грег не улыбнулся. Казалось, что его всегдашняя непринужденность покинула его и обаятельная улыбка никогда не засияет на его лице.

— Джоан сообщила, что Джервис побит. Ты уложила его на ковер.

— В каком-то смысле да… Но нет гарантии, что он не поднимется вновь.

— Все-таки я тебя поздравляю.

— Спасибо.

— Могу я подойти поближе?

— Ты можешь даже присесть. Ты же безопасен! — Натали усмехнулась. — Ты ведь только мальчик на побегушках. Не правда ли?

— Мне тяжело думать, что ты меня возненавидела.

— Откуда ты это взял? Я лишь очень… очень разочарована.

— От меня ничто не зависело. Я делал лишь то, что считал наилучшим выходом из положения. Пойми, ведь Уоллеса уже не было в живых. Я не мог предотвратить его смерть и не мог воскресить его. Ты мне не веришь?

Натали пожала плечами.

— Ты не вел себя как друг… как настоящий друг — мой и Уоллеса.

— Может быть, ты права. Но в остальном я не лгал тебе. Я хотел вырвать тебя из этой кровавой схватки и увезти с собой.

— Ты так старался… я знаю. Но почему?

— Потому что я люблю тебя… Я влюбился в тебя давно, когда тебе было еще только пятнадцать лет.

— Стоп, Грег! Оставим наши детские воспоминания в покое. Это уже все в прошлом… Я сейчас не готова слушать объяснения в любви.

— Но часы-то тикают. Время уходит.

— О чем ты говоришь, Грег?

— Диана Дарби позвонила мне.

— С чего это вдруг?

— Мы дружим давным-давно. Она была девушкой Уоллеса, а я вроде бы его приемным сыном.

— Я не догадывалась, что Диана испытывает к тебе материнские чувства.

— Диана знает меня лучше, чем кто-либо. Мой характер, мои склонности.

— Что же тебе сказала Диана?

— Что у тебя будет ребенок.

— Как она смела? — возмутилась Натали. — Это касается только меня и никого больше… Диана не имела права распускать язык.

— Она считает, что я могу помочь тебе. И она права…

— Мне не нужна ничья помощь.

— Разреши мне искупить хоть часть моей вины.

— Как?

— Я хочу позаботиться о ребенке Уоллеса. Помочь воспитывать его. Я в таком долгу перед Уоллесом… и перед тобой.

— Как посмотрит на это Салли?

— Мы уже расстались. Я снял квартиру в городе.

— Ты же работаешь в Вашингтоне?

— Да, но уик-энды я буду проводить здесь… рядом с детьми. Я не в состоянии оторваться от них… насовсем.

— Я тебе сочувствую, Грег. Теперь ты одинок…

— Если не считать адвокатов, занимающихся нашим разводом. У Салли осталось все — и богатство, и дети… На мою долю выпали адвокаты.

Гнев Натали утих, может быть, сказалась усталость. Одиночество Грега как-то слилось с ее одиночеством. Ее никто не ждал сегодняшним вечером так же, как и Грега. Она не возражала, чтобы Грег проводил ее до дома.

Они прошли несколько кварталов пешком. Грег уже не чувствовал себя побитой собакой, плечи его распрямились, походка стала уверенной. Натали неожиданно для себя почувствовала, что ей приятно присутствие красивого мужчины. А Грег был, несомненно, красив. Годы не изменили его. Он остался с виду таким же всепобеждающим викингом, как тогда, на яхте, в дни ее юности.

Мысль о том, что ей придется с ним расстаться и войти в пустую квартиру, причинила ей боль. Он не решался предложить ей провести вечер вместе в каком-нибудь ресторане, а она не хотела ему навязываться.

— Может, ты покажешь мне свое убежище? — спросила она.

Он был удивлен, но не подал виду, отделался шуткой:

— Еще пару дней назад я только и мечтал о том, чтобы затащить тебя в постель. Сколько я делал тебе подобных предложений! Помнишь?

— Ты меня неправильно понял. Просто мне вспомнилась вдруг пластинка, под которую мы танцевали в Новый год, когда мне было пятнадцать…

Грег наморщил лоб.

— Вот мелодию я помню… а слова — нет.

— А зря, — Натали улыбнулась. — Очень веселая песенка! И слова очень подходящие к случаю:

«Убежище» Грега занимало половину цокольного этажа скромного домика из серого камня в тихом районе. В гостиной единственное, но огромное окно выходило в палисадник, и низко нависшие голые ветви едва не скреблись в стекло.

— Как ты нашел такую берлогу в Нью-Йорке? Здесь так покойно, почти как на необитаемом острове.

— Редкий случай, когда мне улыбнулась удача! Парня, который жил здесь, выкинули с тепленького местечка в ООН. Я узнал об этом первым. Оказалось, что эта квартира мне почти по карману. Правда, плохи дела с меблировкой. Тут я уже выдохся. — Он обвел рукой пустую гостиную. — В спальне тоже негусто. Широкой кровати, о чем мечталось, пока не предвидится. Я смог обставить только комнату для ребятишек.

— Я могу одолжить тебе кое-какую мебель. У меня столько комнат, куда мне некогда, да и не хочется заходить.

— Ты же богатая женщина.

— Но не по твоим стандартам, Грег, — намекнула Натали на их разговор в ночном поезде. — Я вижу, ты коллекционируешь живопись.

Натали начала рассматривать картины.

Без мебели гостиная походила на картинную галерею.

— Салли — дай ей бог счастья! — вздумала дарить мне на дни рождения всякую мазню. Подозреваю, что она спала с художниками и получала их полотна в благодарность за доставленное удовольствие. Когда начало коллекции было положено, я уже сам пристрастился и стал покупать кое-что по своему вкусу.

Натали скользила взглядом по стенам, увешанным картинами. Вдруг она шагнула вперед и замерла.

— Эту я приобрел в Москве… — пояснил Грег, заметив, что Натали заинтересовалась картиной. — Безвестный русский художник, бедолага, но, по-моему, талантлив.

— Мне она нравится!

Может быть, эхо в пустой комнате было тому причиной, но тихие слова Натали прозвучали на удивление громко. Правда, Грег не заметил этого, как и того, что лицо Натали превратилось в застывшую маску. Грег в это время разглядывал содержимое своего холодильника.

— Чем бы тебя угостить? У меня должна быть бутылка шампанского, — донесся до Натали его голос из кухни.

«Мужики смотрят вслед уходящей от них навсегда любви…» Так, кажется, назвал картину художник Лева. Два парня смотрели вслед уходящей Дине. В их глазах были обожание и обреченность. Сам Лева именно так обреченно смотрел на Дину, когда она уходила от него, как оказалось, навсегда, в небытие.

Натали боялась, что Грег, заглянув ей в лицо, поймет, что она обо всем догадалась. Безмерность его предательства сначала ошеломила ее, потом в ней вскипела бешеная злоба.

А он, ничего не заметив, вышел из кухни, с торжеством помахивая бутылкой.

— Уверен, что глоток божественной влаги тебе не повредит! Все-таки сегодня есть что отпраздновать.

Искренность и благодушие, исходившие от него, были поразительны. Он, казалось, избавился мгновенно от тяжести своей вины, забыв все — и то, что он фактически убил Уоллеса, и то, что предавал интересы своей страны, и то, что обманывал женщину, которой постоянно клялся в любви.

Сердце Натали умерло вместе с Уоллесом. Но в ней утвердилось новое чувство, она прониклась новым желанием. Пребывание в России послужило толчком, а сейчас она поняла, как должна поступить.

Нет, Грег ничего не забыл, ничего не выбросил из головы. Он помнит все и продолжает играть с Натали в подлую игру по своим правилам. Он лжет ей и словами, и улыбкой, и взглядом. Он издевается над ней. Это он празднует сейчас победу, уверенный, что одолел Натали. Что ж, пусть эта уверенность останется с ним и в конце концов погубит его. Он сам давал в руки Натали возможность отомстить, и она этого шанса не упустит.

— Так ты категорически против шампанского? — настаивал Грег.

— Разумеется. Нам обоим придется соблюдать умеренность в употреблении спиртного долгое время.

— Ты сказала «обоим»? Я не ослышался?

Натали с трудом заставила свои губы шевельнуться и произнести шутливую фразу:

— Раз ты решил разделить со мной все заботы о ребенке, так уж начинай с сегодняшнего дня.