Кириченко стремительно шагнул к Натали, и она отпрянула.

— Моя личная жизнь вас не касается, госпожа Стюарт-Невски. Вы собирались поговорить со мной на другую тему. Пожалуйста, я слушаю вас.

Натали еле сдержала нервный смех. Ее страх перед Кириченко испарился. Возможный глава заговорщиков — генерал Лапшин и офицер грозного КГБ делят одну любовницу на двоих. Смехотворная ситуация. Взаимопроникновение и полное слияние противоборствующих структур. Кириченко ждал, пока Натали придет в себя. Догадывался ли он о причине ее странного поведения?

— Ваш муж…

— Его убили, вы знаете?

— Знаю.

— Помогите мне найти убийцу.

— Как?

Натали постаралась изобразить наивную чужестранку.

— Генерал Лапшин сказал, что вы хороший сыщик.

— Я не сыщик, а если бы и был им, то какое мне дело до преступления, совершенного в Америке?

— Наша полиция уверяет, что убийца иностранка.

— Ну и что из этого следует?

— Уоллес часто бывал в России. Может быть, это как-то связано… У него здесь могли быть враги.

— И эти глупые измышления вы намеревались со мной обсуждать? Больше вам нечего мне сказать?

— Этого разве недостаточно?

— Нет. Боюсь, я ничем не помогу вам, госпожа Невски.

— Но вы могли бы привлечь милицию… специалистов для расследования.

— Расследования чего?

Натали чувствовала, что ступает на тонкий лед. Пустить ищеек по следам Уоллеса, начать копать его прошлое означало разоблачение всей его деятельности и грозило опасностью его помощникам.

— Вероятно, моя просьба действительно выглядит странной… Я не подумала. Простите, что отняла у вас время пустой болтовней.

Но Кириченко, видимо, не удовлетворился ее объяснениями.

— Почему вы выбрали именно меня в собеседники?

— Мы познакомились на приеме… и…

— Вы познакомились там со многими. Друзья вашего мужа — Лапшины, отец и сын, могли помочь вам.

— Они не связаны с милицией, а вы все-таки…

— Это не причина.

Натали боялась солгать. Кириченко, казалось, просвечивал ее насквозь.

— Я видела вас в «Астории» в день приезда… Вы следили за мной. Наша встреча в Москве не была простым совпадением.

— Ерунда. Нас не интересует покойный американский коммерсант еврейского происхождения. А еще меньше — его вдова.

Гнев вспыхнул в душе Натали. Антисемитский подтекст в произнесенной Кириченко тираде был оскорбителен.

— К вашему сведению, он был наполовину русский, из донских казаков. И Россию считал своей второй родиной. Я ухожу. Вы не сможете вызвать мне такси?

— Такси ждет вас на улице. То самое, на котором вы прибыли сюда, — спокойно произнес Кириченко без всякого лукавства или торжества.

Он подал ей жакет, вывел на лестничную площадку и удалился к себе в квартиру, захлопнув дверь и оставив Натали в темноте. Освещая себе путь фонариком, Натали выбралась на улицу, прошла дворами. Таксист заметил ее издали и предупредительно открыл дверцу. Он даже не спросил, куда ее везти, а молча доставил в «Асторию», так же молча взял деньги и тут же отъехал.

По вечерам в ресторанном зале «Астории» бушевал оркестр. Русские, посещающие ресторан, требовали, чтоб за их денежки играли неважно что, но обязательно очень громко. Это называлось музыкой «под котлетки». Руководила оркестром эффектная, ярко накрашенная дама с вытравленной до седины копной волос. Иногда она позволяла себе сыграть соло на тамбурине, чем вызывала буйный восторг публики. Затем без паузы продолжались танцы. Солидные мужчины и женщины, вероятно, с партийными билетами в кармане получали здесь разрядку от суровых трудовых будней, проведенных за учрежденческими столами и телефонами. Это нельзя было назвать танцами, скорее это были дикие пляски, махание руками и ногами, немыслимые прыжки и подскоки для растряхивания в желудках только что проглоченной пищи. Строгое партийное руководство само было не против сплясать «казачок». Еда, питье и пляски считались признаком лояльности, сплоченности коллектива и душевного здоровья. Борьба Горбачева за трезвость обходила номенклатуру стороной. Она касалась только широких народных масс.

Натали сунула метрдотелю несколько долларовых бумажек, и он тут же указал ей на свободный спрятанный за колоннадой столик подальше от оркестра и площадки для танцев. Отсюда был виден весь зал. Над танцующими кружился многогранный зеркальный шар. Он вертелся, освещенный разноцветными прожекторами, отбрасывая блики на стены, украшенные лепниной в стиле «рококо» и огромными, до потолка зеркалами. На каждом столе из серебряных ведерок торчали бутылки шампанского — неизменные спутницы русского ресторанного веселья. Все вокруг шумело, мелькало, крутилось. Можно было представить, какая круговерть творилась в головах подвыпивших гостей, но в этом хаосе Натали, привыкшей к тысячам ресторанных залов во время бесчисленных деловых поездок, думалось легче, чем в тиши кабинета.

Она достала из сумочки блокнот и карандаш и начала, как всегда поступала, выстраивать на бумаге различные факты в стройную схему, находить последовательность и логическую связь между ними. Листки постепенно покрывались буквами, аббревиатурами, цифрами. Это был ее собственный, только ей понятный код.

Пункт первый. Вполне вероятно, что заговорщики проникли в высшие структуры КГБ, иначе бы органы давно стерли их в порошок. Валерий Кириченко не тот человек, с кем Дина могла бы связаться по велению чувств. Значит, она действовала с определенной целью.

Пункт второй. Уоллес не обманывался. Действительно, он натолкнулся на нечто важное в политической жизни, и это нечто связано с так называемыми Миллионерами.

Пункт третий. Дина убила Уоллеса. Она действовала в интересах Миллионеров. Значит, им было важно убрать Уоллеса, причем очень спешно.

Пункт четвертый. Что мне делать?

Здесь Натали поставила только вопросительный знак и перешла сразу к пункту пятому.

Если Грег и Джервис недооценивали Миллионеров, не верили в серьезность их намерений, то это происходило потому, что они не верили Уоллесу Невски, считали его информацию ложной. Их можно было понять, но нельзя простить. Натали и себя не могла простить за то, что сомневалась в Уоллесе… Она совершала одну ошибку за другой. Сначала упорно отметала всякую мысль о его причастности к смертельно опасным секретам, а потом приняла таких заблудших детей, как Люба и Елена, за главных действующих лиц драмы. Паутина, сплетенная Уоллесом, должна была охватывать не только их. Его реальные агенты сохранили себя, но только пока не дают о себе знать. Много лет Уоллес плел свою сеть, и, наверное, он делал это не для забавы. Ему попалась крупная рыба. Этим он засветил себя, заставил врага действовать поспешно и безжалостно. Так кто же тот всезнающий и осторожный, ничем не выдавший себя информатор Уоллеса?

Вероятно, он следит за Натали. Ведь то, что Уоллес вывез из России, еще не найдено и не дошло до адресата. Смерть Уоллеса не поставила точку в этом деле.

Она мысленно вернулась к разговору с Кириченко. На его месте она, вероятно, поступила бы точно так же. Даже если для него было новостью, что убийство Уоллеса совершено русской преступницей, ему незачем открыто проявлять к этому интерес. Он действовал по правилам той организации, в которой служит: хранить все секреты при себе. Будет ли он расследовать убийство, выйдет ли он на Дину? И здесь знак вопроса, как и в четвертом пункте.

Что делать? Или поставить вопрос по-иному: что она, Натали, хочет сделать? Рискнет ли она взять на себя неоконченную миссию Уоллеса? Совершить то, ради чего он подставил себя под удар? Сорок лет он собирал и передавал сведения о России президентам США. Он не предпринимал никаких активных действий, и поэтому риск был минимален. Что-то заставило его пренебречь правилами игры, установленными им самим.

Взрыв еще не произошел, часовой механизм еще тикает, но уже пролилась кровь, есть первые жертвы. Сам Уоллес, Марго Крейн, Люба. По всей вероятности, Натали следующая в списке. Грег вовремя дал совет: бежать без оглядки, все забыть, окунуться в текущие дела. Забыть о мести, когда убийца разгуливает на свободе и продолжает убивать? Забыть, что Уоллес отдал жизнь за дело, которое он считал важным, даже святым своим долгом? Заткнуть уши, закрыть глаза, пренебречь его жертвой? Даже не узнать, что это был за сизифов труд? Да, она вправе очистить мозг от тягостных дум, наутро очаровать министра Ростова, подписать с ним деловое соглашение и улететь домой! И все! Все будет забыто и похоронено вместе с памятью об Уоллесе Невски. Никто ее в этом не упрекнет, никто ничего не узнает. Никто, кроме десяти поколений Стюартов — дипломатов и миссионеров, взирающих на нее с небес. Если не Натали, то кто? Если не сейчас, то когда?

Свидание за ленчем с Ростовым было назначено на следующий день. Потом чай с Иваном Старковым в Институте Америки. «Неохваченным» из старых знакомых Уоллеса оставался только Федор Шелпин. Она позвонила ему от стойки администратора. Он с восторгом принял ее приглашение на послеобеденную рюмочку бренди, но попросил разрешения явиться с супругой.

Неопределенного возраста и бесцветной внешности, жена Шелпина пила только минеральную воду и со страхом поглядывала на Натали, принимая ее, видимо, за содержательницу этого ночного притона для иностранцев, где спаивают ее мужа неведомыми ей напитками. Федор водил ее для страховки, в качестве щита, за которым можно укрыться от возможных обвинений в слишком тесных контактах с иностранными гостями. Он в этот вечер сменил свой итальянский костюм плейбоя на строгий двубортный пиджак с такими широкими плечами, что его головка почти утонула в них. Поначалу он вел себя нервно, его прежняя живость куда-то испарилась. Он с отсутствующим видом рассматривал свою почти нетронутую рюмку и молчал, целиком отдав инициативу в руки Натали. Надеясь, что жена Шелпина когда-нибудь удалится в дамскую комнату, Натали без устали работала языком. Она сообщила о том, что снимок фасада «Союзпушнины» появится в скором времени на обложке «Пипл» и что это будет великое событие.

Муж и жена согласно кивнули и продолжали скучать. Он цедил по капле коньяк, она от смущения глотала стакан за стаканом боржоми. Натали сменила тему. Она теперь распространялась о любви Уоллеса к России.

— Вам это известно, мистер Шелпин. Ради России он был готов на все! Вы понимаете, о чем я говорю?

Шелпин с опаской взглянул на супругу и произнес:

— Да. Он был большим другом Советского Союза и «Союзпушнины».

— И вашим?

— И моим, — поколебавшись, подтвердил Шелпин.

— Ему все в России было интересно. — Натали «вела» Шелпина, как рыбу на крючке. — И природа, и промышленность, и культура, и даже конфликты и противоречия в обществе.

Жена Шелпина, вероятно, подумала, что Натали пьяна. О каких конфликтах в СССР может идти речь? В советском обществе нет никаких противоречий!

Ее мысли муж выразил именно этими словами, добавив:

— На Западе часто говорят и пишут о каких-то разногласиях и заговорах. У нас их нет и быть не может. У нас даже забастовок не бывает. На одной шестой части земного шара обитает единый и сплоченный советский народ. Кроме идеологии, наше единство скрепляет еще и материальная сила. У нас больше танков, чем в любой другой стране мира. Если где станет беспокойно, туда можно послать танки.

— Я понимаю, что внизу всегда все спокойно, но наверху… Уоллес мне говорил, что есть группы, фракции…

Неподдельный ужас преобразил лицо супруги Шелпина. Сильные эмоции придали этому невыразительному личику даже некую привлекательность.

— У нас не принято говорить о политике в ночном клубе, — вдруг произнесла она почему-то по-английски.

Шелпин совсем растерялся. Он выглядел несчастным.

— Дашенька, позвони домой. Как там наши деточки?

Даша посмотрела на него подозрительно. Он успокаивающе погладил ее по руке.

— Будь добра, Дашенька! Мне неудобно покидать госпожу Невски. — Он начал извиняющимся тоном зачем-то объяснять Натали: — У нас дома внуки одни. Маленькие мальчик и девочка. Наша дочь развелась и устроилась на работу в Новосибирск. Там трудно с жильем. Вот такая ситуация.

Как только Даша ушла, Натали не стала терять время.

— Я знаю, вы работали на Уоллеса.

Шелпин одним глотком осушил рюмку. Натали жестом подозвала официанта и попросила принести полную бутылку. Шелпин, не останавливаясь, выпил подряд несколько рюмок.

— Сейчас вы чем-то напуганы. Раньше вы были не такой…

— На то есть причины.

— Догадываюсь. Я хочу спросить вас…

— Ничем не могу помочь.

— Один-единственный вопрос. Почему вы это делали, мистер Шелпин?

— Что я делал? Он не так прост, этот Шелпин, не так глуп и не так труслив.

— Что придавало вам мужества помогать Уоллесу на протяжении стольких лет?

Шелпин потер рукой грудь под своим пиджаком. Казалось, его сейчас хватит сердечный приступ.

— Он вдохновлял меня. — Шелпин с трудом нашел нужное слово.

— Могу я тоже вас вдохновить?

— На что?

— В день своей смерти, в день, когда его убили, Уоллес привез что-то тайно из России. Я не знаю, что именно, и не знаю, где он это спрятал. Помогите мне…

В это время вернулась озабоченная Даша.

— Дети в порядке, но не желают ложиться спать без бабушки и дедушки.

Начались поспешные сборы, выражения благодарности за приятный вечер и пожелания спокойной ночи. Пока супруга поправляла шляпку у зеркала в гардеробе, муж настоял на том, чтобы проводить Натали до лифта. Всего полтора десятка шагов через вестибюль. Шелпин страшно торопился. Он шептал почти неразборчиво:

— На рассвете… У Петропавловки. Восточный бастион… Купается…

— Кто купается?

— Мужчина. Распахните пальто, покажите ему ваши жемчужные бусы. Если вы будете одна, он даст знак…