Книга: Рыжие волосы, зеленые глаза
Назад: 2
Дальше: 4

3

Жан-Луи Кустадье решил взять с собой в Милан молодого ассистента, одного из самых способных своих учеников, племянника министра иностранных дел. Великий хирург чрезвычайно высоко оценивал профессиональные способности молодого человека, но даже будь его помощник полным тупицей, он все равно держал бы его при себе, чтобы использовать в нужный момент. Жан-Луи родился с инстинктом охотника, как другие рождаются с талантом поэта. Достигнув высот научной карьеры, он все еще продолжал искать новые возможности для продвижения вперед. Дальнейшее восхождение к вершине пролегало через политику и могло привести его к высокому креслу в министерстве здравоохранения. С этой целью он уже начал изучать наиболее оптимальные подходы, и его юный ассистент являлся составной частью стратегии.
Неустанную работу Жан-Луи по устройству собственного будущего прервало появление Флоретты, единственной женщины, которая была ему дорога и согрела его жизнь любовью. И с ее приходом воскресла старая проблема, загнанная вглубь, но так и не изжитая: его сын, который — будь на то его воля — вообще не появился бы на свет. Сын, о существовании которого он знать ничего не хотел в течение стольких лет, теперь возник перед ним, словно из-под земли.
Внезапная бледность и испарина, выступившая на лбу, так сильно изменили его привычный невозмутимый облик, что молодой ассистент не на шутку встревожился.
— Что-то не так, профессор? — спросил он с профессиональным участием, стараясь не напугать учителя еще больше.
В салоне первого класса было много пустых мест. Приветливая белокурая стюардесса подошла узнать, не желают ли господа чего-нибудь выпить. Жан-Луи решительно отказался.
— Все в порядке, — ответил он помощнику. — Все дело только в том, что я слишком мало сплю и совершенно не высыпаюсь. — Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
Ему хотелось остаться наедине с мучившей его проблемой: Флоретта Руссель и сын, от которого он отрекся ради карьеры.
Прошло больше двадцати лет, и вот теперь этот сын постучал в дверь его совести и востребовал свои права. Ребенок, в жилах которого текла его кровь, вырос и стал взрослым, а он ни разу не задумался о нем за все эти годы. Какой он теперь? На кого похож? На мать или на отца? Доведись ему встретить юношу на улице, он его и в лицо-то не узнает. Требовалось время, чтобы все осмыслить и попытаться понять.
Воркующий голосок стюардессы объявил о скорой посадке в аэропорту Линате. Со свойственной ему выдержкой и собранностью, выработанной годами суровой умственной дисциплины, Жан-Луи отбросил посторонние мысли и сосредоточился на предстоящем консилиуме у постели Мистраля Вернати, то есть на том, что являлось насущным в данную минуту. Графиня Онфлер встретила его в аэропорту. Жан-Луи Кустадье всегда был подвержен воздействию женских чар и, пока она, сидя в автомобиле, мчавшем их к городу, говорила о Мистрале, не сводил глаз с ее изящно сплетенных, длинных и стройных ног.
Графиню Анриет-Шанталь Онфлер сопровождал ее собственный адвокат Анри Жироду, совладелец юридической конторы «Руссель, Мандражье и Жироду», которая специализировалась по международному частному праву и считалась одной из лучших во Франции. Всю дорогу говорила только она, выражая опасение, что курс лечения, прописанный больному в госпитале в Милане, ничего, кроме вреда, не принесет его здоровью. Жан-Луи внимательно слушал, сохраняя полнейшую невозмутимость.
— Единственное, чего я хочу, это перевезти Мистраля в Париж, — подчеркнула Шанталь, — пока эти некомпетентные итальянцы не угробили его окончательно.
Вновь обретя свое обычное самообладание, Жан-Луи слушал ее с непроницаемым видом и без комментариев. Он дал слово Флоретте, что сделает все от него зависящее, чтобы не допустить перевода гонщика в другую больницу. Он дал ей это обещание с легким сердцем и с чистой совестью: высоко ценя знания и опыт итальянских коллег, профессор не сомневался, что в Миланском госпитале Мистраль находится в надежных руках.
— Вы прекрасно понимаете, профессор, что по закону ближайший родственник, а в нашем случае таковым является законная супруга, — подчеркнул адвокат Жироду, — имеет право выбрать для пострадавшего лечебное заведение, представляющееся ему наиболее подходящим.
Хирург продолжал слушать, ничем не выдавая своих мыслей и лишь предвкушая удовольствие от встречи со старым другом и коллегой Альдо Салеми, которого не видел много лет.
— Я считаю, что главное сейчас как можно скорее осмотреть пациента, — произнес он наконец, чтобы прервать затянувшееся молчание, и посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось еще полчаса.
Они прибыли в госпиталь с небольшим опозданием, вызванным автомобильными пробками в центре города, где движение было особенно сильным.
Встреча с Альдо Салеми в отделении интенсивной терапии, куда Шанталь и ее адвокат допущены не были, прошла сердечно. Жан-Луи сразу же отметил, что Мистралю обеспечены лечение и уход на уровне самых современных, первоклассно оборудованных клинических центров. Несмотря на коматозное состояние, в его здоровье наметились явные признаки улучшения, хотя осмотрительные врачи, наученные многолетней практикой, проявляли пока лишь сдержанный оптимизм в своих прогнозах.
— Десять часов спустя после операции мы отметили спонтанные дыхательные движения и удалили трубку из трахеи. Теперь больной дышит самостоятельно, — пояснил Альдо Салеми. — Отека мозга, к счастью, удалось избежать.
— Признаки выхода из комы? — спросил француз.
— Суди сам, — ответил Салеми. — Зрачки наконец-то выровнялись, реагируют на свет. Сухожильные рефлексы пока отсутствуют. Повторную томографию собираемся сделать прямо сейчас.
— Отлично, — кивнул Кустадье.
— Можем подождать результатов у меня в кабинете, — предложил Салеми, — если не возражаешь.
Жан-Луи дружески хлопнул его по плечу и улыбнулся в ответ на улыбку итальянца:
— Лучше не придумаешь.
Через несколько минут Салеми и Кустадье сидели, удобно устроившись в креслах, и вели дружеский разговор, какой обычно завязывается между коллегами, которые давно знакомы, уважают друг друга и годами не видятся.
— Как твоя жена? — спросил Жан-Луи.
— Относительно неплохо, если не считать проблем с климаксом. Перспектива старения приводит ее в ужас, она стала очень нервной. Целыми днями пропадает в гимнастических залах, институтах красоты, у дантистов и парикмахеров, а вечера проводит перед зеркалом, истязая себя каким-то средневековым пыточным приспособлением, правда, работающим от сети, которое надо прикладывать к особым стратегическим точкам на лице, чтобы не было морщин. Похоже, эта дьявольская штуковина, так называемая «пассивная гимнастика», действительно помогает. Во всяком случае до сих пор ей еще не приходилось прибегать к подтяжкам. Ну а твоя жена? — спросил он в свою очередь.
— Мы редко видимся, — ответил Жан-Луи. — Я мало бываю дома, остаюсь в клинике под любым предлогом. Всегда ведь найдется пациент, который требует особого внимания. Мы оба притворяемся, что верим в эту отговорку, и таким образом избегаем неприятных объяснений и ссор. Забавная все же штука — жизнь, — добавил он, покачав головой. — Я всю душу положил на то, чтобы купить себе престижный дом в центре Парижа, обставил его дорогой мебелью, картинами, старинными коврами. Нанял отличных слуг, профессионалов высочайшего класса, и теперь все мне завидуют. Но сам я при этом сплю в комнатенке, смахивающей на монашескую келью, а по утрам мне приходится зависеть от любезности дежурной медсестры, чтобы получить на завтрак чашку более или менее сносного кофе.
За разговором время прошло незаметно. Оба они бессознательно оттягивали, насколько возможно, наступление неприятной минуты, когда предстояло перейти к главному предмету встречи: переводу Мистраля в Париж.
— Если бы можно было начать сначала, что бы ты изменил в своей жизни? — спросил Салеми.
— Наверное, ничего, — задумчиво ответил Кустадье, — а может быть, все. Время учит ценить многое из того, чего просто не замечаешь, пока молод. Например, вот такие короткие встречи, доверительные разговоры со старым другом.
— Вот именно, — кивнул Салеми. — Но, увы, делу время, потехе час, и этот час истек, пора вернуться к работе. Так что ты решил? Заберешь чемпиона к себе? — спросил он напрямик.
Жан-Луи поднялся с кресла и сказал:
— У меня и в мыслях этого не было. Ему и здесь хорошо. Он в отличных руках.
Альдо Салеми улыбнулся другу:
— Это именно то, чего я от тебя ждал.
— Пойдем, надо довести это решение до сведения заинтересованных лиц, — подытожил француз.
— И все же, если жена потребует перевода, мы не сможем этому помешать, — вздохнул итальянец.
— Никто не отнимет у тебя твоего чемпиона, — возразил француз.
— Откуда у тебя такая уверенность?
— Доверься мне, — невозмутимо обещал Жан-Луи, не вдаваясь в подробности.
Томография обозначила значительное улучшение состояния больного. Три дня спустя после операции гематома практически исчезла. Кустадье подверг Мистраля новому тщательному осмотру.
— Ты еще более дотошен, чем я думал, — довольно усмехнувшись, заметил Альдо Салеми.
— Надо же мне оправдать астрономический счет за консультацию, который я представлю графине Онфлер.
— Есть у тебя прогнозы относительно выхода из комы?
— Мы можем полагаться только на статистические данные, но ты не хуже меня знаешь, что их значение весьма относительно. Они хороши для медицинских конгрессов. Ну а так, на глазок, думаю, дня через три-четыре он должен прийти в себя.
То, что произошло, когда оба специалиста покинули отделение интенсивной терапии, всех застало врасплох, кроме Жан-Луи. У входа в отделение их поджидала Шанталь со своим адвокатом. Они уже начали проявлять признаки нетерпения.
— Итак, профессор, вы его видели? — набросилась на него Шанталь, даже не пытаясь скрыть свое возбуждение.
— Я осмотрел его со всем возможным вниманием. Я подверг его самому тщательному обследованию, — заверил ее хирург.
— Значит, вы согласны со мной? Моего мужа необходимо перевезти в Париж!
Жан-Луи не ответил.
— У вас какие-то сомнения? — насторожилась Шанталь.
— Нет. Это как раз тот редчайший случай, когда я могу поставить диагноз с математической уверенностью.
— Когда же мы отправляемся? — спросила она с довольной улыбкой.
— Мы? Хоть сию минуту, но ваш муж останется здесь. Его тут прекрасно лечат, и перевозить его сейчас, когда он явно идет на поправку, было бы чистейшим безумием и немалым риском.
Шанталь поглядела на него в растерянности. Она не верила своим ушам.
— Вы хотите сказать, что возражаете против перевода моего мужа в Париж?
— Я считаю своим долгом отговорить вас от рискованного мероприятия, которое может прервать процесс медленного, но неуклонного выздоровления.
Поглощенная разговором, Шанталь не заметила, что двойные стеклянные двери за ее спиной распахнулись, позволяя большой группе репортеров, должным образом проинструктированных Флореттой, с огромным вниманием и в полнейшей тишине выслушать отчет о результатах консилиума. По ходу дела они заносили записи в блокноты.
— Мистраль Вернати не останется здесь больше ни минуты! — вскричала Шанталь срывающимся от волнения визгливым голосом. — Я его жена, и я подпишу требование о переводе. Всю ответственность я беру на себя.
Журналисты наперебой забросали ее вопросами, фоторепортеры защелкали вспышками, ослепительно засияли галогенные лампы, создававшие освещение для телекамер: все объективы были направлены на разъяренную Шанталь.
Назад: 2
Дальше: 4