Как только на твоем горизонте появится первое облако, ты должен покончить с гонками. Обещай мне, — неустанно твердила ему мать. Она совершенно не разбиралась в моторах и рассуждала о его делах с житейской мудростью крестьянки.

Он раз за разом подтверждал свое обещание, чтобы успокоить мать, измученную вечным страхом за него, преданного одной страсти — гоночным автомобилям.

Много лет прошло с тех пор, как первая тучка омрачила небосвод над его головой. Потом были и другие тучи, новые грозы обрушивались на него, внутреннее напряжение накапливалось и росло, но Мистраль неизменно участвовал в гонках. И побеждал. Участвовал и побеждал.

Мистраль Вернати был самым быстрым пилотом в истории мирового автомобилизма. Он уже четырежды становился чемпионом мира в «Формуле-1» и теперь готовился к пятой победе, стремясь сравняться с легендарным Мануэлем Фанджио. После этого он решил оставить спорт. Не для того, чтобы сдержать наконец слово, когда-то данное матери. Просто ему было уже тридцать восемь, появились признаки усталости.

У него было все, что только можно взять от жизни: слава, богатство, красивые женщины, бурные переживания и счастливая семья.

Когда его спортивная карьера только начиналась, никто бы не сделал ставку на этого неугомонного, вечно голодного и немного угловатого парня.

— Сорвется на первом же повороте, — предрекали одни.

— Его корни уходят в песчаные дюны Романьи. Его будущее зыбко, как мираж, — глубокомысленно замечали другие.

Мистраль родился в живописном городке Чезенатико, в бедняцком доме, окна которого выходили прямо на так называемые «консервы» — старинные колодцы для хранения рыбы. В последние десятилетия они стали достопримечательностью, но было время, когда в них на плотно утрамбованном снегу хранили съестные припасы для всего города.

Его отец, Талемико, был рыбаком. Он ловил сардины, кильку, хамсу и другую мелкую рыбешку, добывал морские черенки , эти «устрицы для бедных», а мечтал поймать кита, прославиться, заработать кучу денег и пересказывать свои истории друзьям и знакомым.

Мать Мистраля, Адель Плувен, была родом из Прованса. Дерзким мечтам сына она противопоставляла свой крепкий крестьянский здравый смысл.

После смерти Талемико, не вернувшегося с моря в ненастную зимнюю ночь, Адели пришлось самой заботиться о себе и о сыне. Она пошла работать медсестрой и неожиданно обнаружила удивительную способность — быстро и практически безболезненно делать уколы. Седалища жителей городка она изучила, как собственную кухню, и с гордостью говорила на живописном романьольском диалекте, по-французски раскатывая букву «р»: «Никто так не умеет делать уколы, как я. У меня рука легкая. Вторую такую специалистку еще надо поискать». Ученое слово «специалистка» Адель произносила с особенным смаком, и вскоре оно стало ее прозвищем.

Она назвала сына Мистралем в память о холодном и суровом северо-западном ветре своего родного Прованса. И сын оправдывал это имя, прокладывая себе дорогу в жизни с неукротимостью урагана.

В это прекрасное сентябрьское воскресное утро Мистраль готовился в пятый раз завоевать звание чемпиона мира в «Формуле-1». Чемпионат проводился в Монце , где за пятнадцать лет до этого Мистраль начинал свою карьеру в «Формуле-3».

По окончании соревнований он намеревался уйти из спорта. Пусть люди вспоминают его как живую легенду. Он войдет в историю автомобилизма как Нуволари и Фанджио.

Мистраля Вернати любили не только поклонники автогонок. Он нравился всем, потому что был красив, отважен, у него было золотое сердце, а в придачу еще и золотые мозги.

Идеально сочетая в себе неукротимый азарт и трезвый расчет, Мистраль достигал целей, недосягаемых для других. И все же, трезво глядя на себя со стороны, он понял, что пора уходить. Он шел от победы к победе, понимая, что он уже не «номер первый», что на трассе появились гонщики, превосходящие его по спортивным качествам, настоящие асы, ждущие только суперклассной машины, чтобы занять первое место на пьедестале почета.

Одним из таких асов был Рауль Ромеро, его товарищ и наследный принц, которого сам Мистраль открыл, привел и чуть не силой навязал команде. Он жал до отказа на педаль акселератора, но Мистралю еще ни разу не пришлось глотать пыль из-под колес машины Рауля: этого не позволяли железные законы спортивной «конюшни».

Когда эксперты смотрели на Мистраля как на необъезженного мустанга, сам он видел в себе чистокровного скакуна, рожденного побеждать. Теперь же, когда все считали его непобедимым чемпионом, Мистраль понимал, что ничего больше не может дать «Формуле-1». Его звезда была на закате, и он решил уйти прежде, чем его миф рухнет, рассыплется искрами, как комета, мгновенно прочертившая небосклон и тут же забытая.

Мистраль возглавлял турнирную таблицу, набрав по итогам года восемьдесят четыре очка. За ним шел Марио Анджели на «Бенеттоне», бывший победитель в чемпионате мира, набравший шестьдесят четыре очка. Рауль Ромеро занимал третье место. В его активе были пятьдесят восемь очков и неизбывная жажда победы.

Контракт Мистраля с командой истекал в конце года. После Монцы он собирался участвовать в розыгрыше «Гран-при» Португалии, Японии и Австралии скорее в качестве болельщика, а не пилота. Он хотел выиграть свой пятый чемпионат мира, чтобы уйти красиво. После этого он собирался заняться делами — своими компаниями в Париже, Милане и на Лазурном берегу. Он решил, что будет посвящать много времени своей любимой, детям и матери. Адель так и не смогла примириться с тем, что ее сын избрал карьеру гонщика. Теперь она наконец перестанет бояться за его жизнь.

Мистраль никому не сказал ни слова о своем решении, даже Марии, своей спутнице жизни. Только в августе, во время тренировок на трассе в Монце, он впервые намекнул об этом ей и членам команды.

Был обеденный час, все они сидели в ресторане, выходившем окнами на гаражные боксы. Было очень жарко, и Мария с облегчением думала о шале в Швейцарских Альпах, неподалеку от Сент-Морица, где она оставила детей под присмотром Рашели. Они с Мистралем собирались туда на следующий день сбежать от немилосердной августовской жары и духоты.

— С грустью вспоминаю семидесятые годы, — начал Мистраль, обращаясь скорее к самому себе, чем к остальным. Все присутствующие примолкли, ожидая продолжения. — Это было прекрасное время. Вспоминаю Лауду, Фиттипальди, Андретти, Петерсона, Стюарта, — он с упоением перечислял своих кумиров. — Когда я был мальчишкой, они были моими героями. Люди любили их, а они готовы были жизнь отдать, лишь бы не разочаровать своих поклонников. Гонки были захватывающим приключением, а не бизнесом. Мы упивались, глядя на них, а они упивались гонками. Сегодня пилота, умирающего на трассе, можно считать сумасшедшим. Все так автоматизировано, что создается впечатление, будто сидишь за экраном компьютера, а не за рулем машины. Таких асов больше нет. Спонсоры обхаживают нас, как барышень на выданье, и переплачивают нам, чтобы укрыться от налогов. Инженеры разрываются на части, чтобы нас обслужить и дать нам самые надежные и быстрые «болиды».

Мария изумленно смотрела на Мистраля громадными золотисто-зелеными глазами. Никогда она не слышала от него подобных рассуждений, хотя они были знакомы с детства и она знала о нем все. Мистраль всегда вглядывался в будущее с ненасытной жадностью, никогда не жалея о том, что оставлял позади. Растроганная и немного растерянная, Мария любовно положила руку ему на плечо.

Ее любимый был красив, сложен, как античный атлет, крепок телом и духом. В его улыбке было что-то детское и обезоруживающее, хотя взгляд голубых глаз, особенно ярких по контрасту с густыми черными волосами, был решительным и смелым.

Мария полюбила Мистраля, когда была еще девчонкой, и продолжала любить его в течение долгих лет, пока они были в разлуке. Когда они встретились вновь и поняли, что созданы друг для друга, у нее уже была дочь по имени Фьямма.

Впервые увидев девочку с кротким личиком и рыжими, как осенняя листва, волосами, Мистраль от неожиданности лишился дара речи и долго не мог прийти в себя: у Фьяммы был синдром Дауна. Чуть раскосые глаза смотрели на него дружелюбно, с веселым любопытством.

— Фьямма — это дар божий, — строго предупредила его Мария. — Ты должен любить ее не меньше, чем меня. Иначе наша совместная жизнь невозможна.

Мистраль стал нежным отцом для Фьяммы и утверждал, что о более прекрасной дочери не мог бы даже мечтать. От его союза с Марией впоследствии родился маленький Мануэль, черноглазый, с черными, как смоль, волосами.

Мария гордилась своими детьми и спутником жизни. Слова, только что произнесенные Мистралем, вселяли в нее надежду на скорое окончание бродячей жизни. Они смогут наконец осесть в своем большом доме в Модене, вдали от бурлящих автодромов и великосветской карусели.

Он взглянул на нее, погладил по руке и улыбнулся.

— Разве не так, Мария? — спросил он, ища ее одобрения. — Сегодня уже нет таких классных пилотов, как в прежние времена. Если бы не телевидение, нас, чемпионов «Формулы-1», никто не знал бы в лицо.

Джордано Сачердоте, спортивный директор команды, решил вмешаться и развеять скептицизм Мистраля.

— К тебе это не относится. Тебе не нужна телереклама, чтобы привести толпу в восторг, и ты это прекрасно знаешь. А ложная скромность тебе совершенно не к лицу.

Прежде чем стать спортивным директором престижной команды «Формулы-1», Джордано руководил рекламным агентством. Одним из самых солидных его клиентов был Петер Штраус, владелец фирмы «Блю скай» («Самые популярные джинсы в мире», — гласили рекламные щиты). У Джордано была сильно развита творческая жилка, идея создания автогоночной команды под маркой «Блю скай» принадлежала ему, и Штраус, страстный поклонник автоспорта, принял ее с восторгом.

Заручившись безоговорочной финансовой поддержкой магната, Джордано оставил рекламу и с головой окунулся в новое предприятие. Он нанял чудо-механика, инженера Андреа Сориа, и ухватил за лацкан Мистраля Вернати, гонщика, мечтавшего заключить договор с «Феррари». Между Джордано и Мистралем с первой же встречи возникло взаимопонимание, вскоре переросшее в крепкую дружбу.

— Ты не понял, — уточнил Мистраль. — Я не набиваюсь на комплименты. Просто я хотел сказать, что мир автогонок сильно изменился за последние двадцать лет и в теперешнем виде он меня не устраивает. Если работа не доставляет удовольствия, она становится проклятием, — закончил он с горечью.

— Все меняется, — заметил Сориа. — Мир, машины, публика, мы сами и наши мнения. Только чемпионы остаются чемпионами, — добавил он.

Рауль Ромеро внимательно следил за дискуссией, не сводя ледяного взгляда с Мистраля. Из слов чемпиона он заключил, что момент его собственного торжества близок. Именно он выбьет из седла старого ковбоя, сбросит его в пыль на арене родео.

— Сегодня все считают, что победа гонщика — это дело рук и исключительная заслуга механиков, — вновь заговорил Мистраль. — «Блю скай» предоставляет мне самую лучшую машину, — значит, я должен победить. Ты не согласен со мной, Рауль?

Юноша улыбнулся, оставив вопрос без ответа.

— Когда я впервые тебя увидел на гонках «Формулы Инди» , я вспомнил себя в твоем возрасте. Ясный ум, стальные нервы и огромное желание победить. Я в твои годы так же сильно жал на газ. Тебе не хватало профессионализма, но в «Формуле Инди» это не в счет, а я был уверен, что со временем твой уровень повысится.

— Да уж. Мистраль мне проходу не давал, пока я не заключил с тобой контракт, — вмешался Джордано. — Я уступил просто от отчаяния. Конечно, он не ошибся на твой счет, но, если бы он не взял меня измором, ты не перешел бы так скоро в команду «Формулы-1».

— А я-то думал, что в этом есть и моя скромная заслуга, — насмешливо протянул Рауль. Было заметно, что ему неприятно напоминание о долге благодарности по отношению к Вернати.

— Кой-каким трюкам я тебя научил, — чемпион попытался сгладить ситуацию. — Всего остального ты добился сам. У тебя это в крови.

— Благодаря тебе я повысил свой класс, в «Формуле-1» это главное, — признался Рауль. — Надо иметь класс и хоть каплю мозгов в голове, верно, чемпион? О смелости говорить не полагается.

Поначалу Мистраль решил не вступать в спор.

— Вот именно, — кивнул он. — Как говорил один английский генерал, если армия нуждается в героях, это плохая армия.

— А если пилоту нужна смелость, значит, он плохой пилот, — Рауль был явно убежден в обратном.

— Ты думаешь, что, проявив всю свою храбрость, сумеешь меня опередить? Или я ошибаюсь? — спросил Мистраль, переходя в открытую атаку.

Застарелые, долго скрываемые разногласия вышли наружу, и теперь могло произойти все, что угодно. Еще одно неосторожное слово из уст Рауля грозило разрушить атмосферу сотрудничества, обязательную для любой спортивной команды, а это повлекло бы за собой неприятные последствия для гонщиков, механиков, инженеров и для «конюшни» в целом. Соперничество внутри команды гасилось при помощи особой системы сдержек и противовесов. Таков был первый урок, усвоенный Раулем при подписании контракта с «Блю скай».

Нужные слова вертелись у него на кончике языка, его распирало желание крикнуть прямо в лицо авторитетному собранию, что единственным настоящим чемпионом является он, Рауль Ромеро. Конечно, он бы всех шокировал, нарушив законы «конюшни», окружавшие защитной броней первого пилота, но в действительности оберегавшие прежде всего огромные капиталовложения спонсоров, многомиллиардные прибыли, которые они делили между собой по окончании каждого спортивного сезона.

Раулю надоело подбирать объедки, которые сотрапезники на пиру бросали ему из милости. Теперь, когда он догадался о намерении Мистраля оставить спорт, ему больше не придется ждать. Можно попытаться отнять первое место у товарища по команде прямо здесь, в Монце. Если это удастся, его личная заслуга будет особенно велика: ведь он вечно вынужден соревноваться в невыгодном для себя положении, ему никогда не дают машины, отрегулированной в точности так, как ему бы хотелось. Он победит, сделав ставку именно на свою отчаянную смелость, которую Мистраль постоянно высмеивает. Ему хотелось крикнуть: «Я вам покажу, кто чемпион!»

Вместо этого он одарил Мистраля вежливой улыбкой:

— Я не хочу и никогда не смогу опередить тебя, Мистраль. И ты это прекрасно знаешь.

Но никто ему не поверил.

В это жаркое и душное утро в середине сентября автодром в Монце напоминал растревоженный улей.

Тысячи разгоряченных болельщиков толпились у трассы и на трибунах в ожидании старта. Повсюду продавались разноцветные флажки, майки и каскетки с эмблемами знаменитых клубов. Все чаще и чаще громкоговорители повторяли оглушительные предупреждения насчет мер безопасности для зрителей и участников. Молодежь, протанцевавшая всю ночь под гром рок-ансамблей прямо на параболической кривой автодрома, теперь занимала места поближе к трассе, надеясь полнее насладиться выступлением своих кумиров. В боксах и трейлерах царило бурное оживление. Механики и техники хлопотали вокруг «болидов», доводя их до полной кондиции. Телекамеры всего мира вели прямой репортаж о подготовке к соревнованиям, то и дело демонстрируя телезрителям несметную толпу собравшихся на автодроме болельщиков.

Мистраль был фаворитом. Во время хронометрированных тренировок он завоевал для себя первую стартовую позицию. Рауль Ромеро был вторым. Эксперты полагали, что команде «Блю скай» победа практически гарантирована.

Мистраль и Мария прибыли на автодром на вертолете. Как всегда, она сопровождала его до самого бокса, а затем уединилась в жилом отсеке громадного трейлера и следила за гонкой по телевизору. Она предпочитала одиночество, не желая стоять в гудящей толпе и выслушивать чужие комментарии и болтовню. В последние дни перед состязаниями Мария старалась не отходить от Мистраля, избегала общества друзей. В доме на колесах их поджидал Анджело, слепой физиотерапевт, долгие годы готовивший чемпиона к гонкам. Перед каждым заездом он делал Мистралю массаж, чтобы снять напряжение прежде всего в шейных мышцах, наиболее подверженных вибрации. Под руководством Анджело Мистраль буквально изнурял себя особыми упражнениями для укрепления плечевого пояса.

Маттео Спада, врач команды, измерил давление Мистраля после массажа и прослушал сердце. Маттео знал Мистраля еще с того времени, когда чемпион был простым механиком, доводчиком гоночных автомобилей. Маттео и Анджело, как и Мистраль, были родом из Романьи. Вместе с некоторыми другими земляками, членами команды, их окрестили в кругах «Формулы-1» «романьольским кланом».

Официантка предложила Марии ячменного кофе, а Мистралю по распоряжению врача — большую порцию специального напитка, насыщенного витаминами.

Чемпион надел новенький, с иголочки, огнестойкий комбинезон «Спарко» небесно-голубого цвета: это была фирменная расцветка клуба «Блю скай». Было десять часов утра. Через полчаса начнется разминка, свободные тренировки на трассе. Мистраль подошел к Марии, нежно погладил ее по щеке и сказал:

— Все в порядке, не волнуйся.

Это были первые слова, обращенные к ней с тех пор, как они вылетели на вертолете. Она молча кивнула в знак согласия и закрыла за Мистралем дверь. В окно она видела, как он шел к боксам своей характерной упругой походкой.

Потом Мария поднялась на второй этаж большого дома на колесах, где располагалась кухня. Повар был занят приготовлением обеда. Перед гонками они всегда обедали здесь, прячась от назойливых репортеров.

— Почему-то ужасно хочется есть, — призналась Мария. — Это, наверное, на нервной почве.

Повару Примо было под шестьдесят. Земляк самого Энцо Феррари , он был настоящим кудесником диетической кухни и умел готовить вкусно, не злоупотребляя при этом тяжелыми и жирными соусами.

— Как всегда, — заметил он шутливо, приветствуя ее понимающей улыбкой.

Всякий раз перед началом гонок Марию одолевал зверский голод: это была нервная реакция на стресс, и Примо прекрасно ее понимал. Он хорошо изучил гастрономические вкусы и пристрастия всех членов команды. Мистраль не выносил чеснока и лука, Джордано и его жена Сара в огромных количествах поглощали салат, приправленный оливковым маслом, Мария питала слабость к пирожным со взбитыми сливками, инженер Сориа ел только отбивные на вертеле.

Жилой трейлер «Блю скай» уже много лет был для Примо родным домом. Ему прекрасно жилось в двенадцатиметровом караван-сарае на колесах, с белыми по голубому полю надписями по бокам. Помимо ультрасовременной кухни и бара, сверкающего медью и зеркалами, здесь были еще комната отдыха и гостиная темного дерева с бархатной обивкой, отделанная стеклопластиком ванная и, наконец, кабинет дирекции с телефонами и компьютерами, где проводились совещания.

Повар поставил перед Марией тарелку с многослойным бутербродом. Она проглотила его вмиг, словно разрешаясь от длительного поста.

— Спасибо, Примо, очень вкусно, — улыбнулась Мария.

— Все будет хорошо, Мария. Как всегда, — успокоил ее повар.

Мария взглянула на часы. Десять. Мистраль уже на треке вместе с остальными. Она надеялась, что при разминке в машине не обнаружатся неполадки, не выявленные во время техосмотра.

С годами Мария приобрела знания и чутье настоящего механика. Она знала, что четыре часа, отделяющие окончание свободной тренировки от начала соревнования, можно использовать для устранения мелких неполадок, например, для регулировки давления в шинах. Если же обнаруживаются более серьезные отклонения, времени на их исправление не остается. Но знала она и то, что механики и техники трудились всю ночь напролет, проверяя в машинах каждый винтик.

— Спасибо за все, Примо, — сказала Мария. — Пойду подожду Мистраля. Она вернулась в гостиную и принялась из окна наблюдать за боксами. Если ее чемпион пройдет от гаражей к трейлеру один, значит, все в порядке. Если же она увидит его с Джордано или с Андреа, это может означать возникновение чего-то непредвиденного.

Мистраль возвращался к трейлеру один. Он шел свободной, легкой походкой, и все же Марию охватило странное беспокойство, которого не могли рассеять даже яркие солнечные лучи прекрасного сентябрьского утра. Она отметила про себя, что черные пряди, вьющиеся надо лбом, придают Мистралю вид ребенка. Она безумно любила его и теперь вдруг почувствовала, как привычное волнение, связанное с приближением старта, вытесняется в ее душе всепоглощающим страхом, какой-то острой необъяснимой тревогой.

Ей вспомнился тот обед в ресторане, когда Мистраль заговорил о канувших в Лету героических временах автомобильных гонок. Он тогда бросил вызов молодому товарищу по команде, почти что спровоцировал его. Не в его духе было искать ссоры или разжигать чью-то злобу, почему же он в тот раз так странно себя повел? Хотел и в пятый раз во что бы то ни стало стать чемпионом мира или решил вызвать друга на соревнование?

Выглянув в дверь, она увидела, как Мистраль вошел в тень натянутого тента. Громкоговорители верещали, не умолкая, многоголосое эхо прокатывалось над автодромом. В воздухе чувствовался запах масла, ревели прогреваемые двигатели, толпа напоминала огромный муравейник. Оставалось четыре часа до старта, но от грохота моторов уже сейчас перехватывало дух.

Мария улыбнулась Мистралю, и вдруг откуда ни возьмись рядом с ним возникла коренастая фигура Рауля Ромеро. На его губах блуждала загадочная улыбка. Он приветственно помахал ей рукой и направился к своему трейлеру. Прицеп у него был поменьше и оборудован на скорую руку. После стычки в августе Джордано сделал все, чтобы они с Мистралем не встречались чаще, чем было абсолютно необходимо.

Мистраль вошел в трейлер. Мария постаралась придать себе беспечный вид.

— Он еще доставит тебе немало хлопот, — заметила она, кивнув головой в сторону Рауля.

Мистраль вошел в раздевалку.

— Вечная история! — воскликнул он. — Я знал другого парня, похожего на него. Та же наглая ухмылка, та же злая хватка.

Он говорил о тех далеких временах, когда сам прокладывал себе дорогу в мире автоспорта, расталкивая всех локтями, а Мария была лишь смутной тенью, воспоминанием о далеких годах юности.

— Бьюсь об заклад, что этим парнем был ты, — усмехнулась она.

— Угадала, милый мой Рыжик, — ответил Мистраль, взъерошив ее медные волосы.

— А ну-ка снимай комбинезон, — скомандовала Мария. Прозвище, когда-то придуманное ее отцом, возвращало обоих к годам отрочества. — А кто в то время был чемпионом?

— Великий Фрэнсис Мосс. Ты же это прекрасно знаешь. Человек, достойный восхищения. Просто у него сердца было больше, чем ума. У меня-то с мозгами все было в порядке, а вместо сердца кусок льда.

— Вот именно. А то бы ты не бросил меня, чтобы гонять на мотоцикле и увиваться за каждой встречной юбкой, — сказала она, смеясь, хотя в голосе Марии можно было услышать горечь.

Мистраль в трусах и в майке откинулся на спинку дивана.

— Ты и сама понимаешь, что Рауль лучше меня, — проговорил он почти равнодушно. — Все это знают. Это колесо крутится быстро, как говорят. Но ему придется следовать за мной, пока я не уйду с трассы.

— То есть пока ты в пятый раз не завоюешь титул? — уточнила Мария. Свернувшись клубочком у его ног, она обняла его колени. — Зачем тебе еще одна победа? Ты лучше всех, Мистраль, — в ее голосе слышались близкие слезы.

— Я последний в ряду, — с горечью признался Мистраль. — Вот уже много месяцев мне кажется, что ограждение на трассе сжимается вокруг меня, тучи на горизонте сгущаются, я слишком часто оглядываюсь через плечо, опасаясь, что меня обойдут. Ну вот, теперь я все сказал. Оставь меня одного. Ты же знаешь, мне нужно сосредоточиться.

Он как бы воздвиг стену между собой и окружающим миром. Мария тихонько поднялась и вышла. Мистраль сделал ей важное и страшное признание, заставившее ее похолодеть.

На Мистрале был голубой комбинезон фирмы «Блю скай». Сиденье «болида», сделанное на заказ, облегало его, как перчатка. Он поднял глаза: на ослепительно синем небе не было ни облачка. Найдя оптимальное положение, он почувствовал, что слился воедино со своей одноместной машиной и теперь воспринимает и координирует все ее реакции как свои собственные. Механик приторочил его к сиденью в трех местах: плечи, талию и бедра. Мистраль и его «Блю скай» стали единым целым.

Когда мотор зарычал, по его телу прошла дрожь, как от электрического разряда. В один чудесный миг граница, отделявшая человека от автомобиля, исчезла. Теперь им предстояло дрожать, пульсировать, страдать и бороться вместе, преодолевая до финиша пятьдесят три витка по кольцевой трассе длиной в 5750 метров. Воздух вокруг него струился маревом из-за разогретых моторов.

Мистраль превратился в сплошной комок нервов, охваченный двуединым желанием: мчаться, как ветер, и победить.

По условному сигналу он подъехал вместе с остальными к стартовой загородке и занял полюсную позицию. Немного позади, справа от него, встала «Блю скай» Рауля Ромеро. Во втором ряду расположились Марио Анджели на «Бенеттоне» и Кристиан Ферре на «Феррари», за ними следовали МакЛарен, Уильямс, Лотус, Тиррел, Лижье, Собер, Минарди, Джордан, Лярусс.

Мистраль ехал под номером первым, Рауль под номером вторым. На старт вышли двадцать шесть соперников. Всех, вне зависимости от гоночных качеств их «болидов», обуревала жажда победы.

Взмах зеленого флага дал старт ознакомительному кругу. Мистраль чувствовал себя отлично. Он знал трассу как свои пять пальцев. Эта бесконечная, коварная асфальтовая лента вызывала у него ощущения, сравнимые разве что с блаженством, которое испытывает человек в наивысший миг любовного единения. Монца была его трассой, точно так же, как Мария была его женщиной. Никто и никогда их у него не отнимет.

Машины вернулись на стартовую прямую и вновь заняли исходные позиции. Взгляды гонщиков были прикованы к красному семафору. Еще несколько невыносимо долгих мгновений, и они помчатся вперед, как одержимые.

Между включением зеленого сигнала семафора и выключением красного реакция гонщика занимает в среднем две десятых доли секунды. Реакция Мистраля чуть превышала по времени полторы десятых: это было одно из его сильных мест. Он стартовал, как ракета, в то самое мгновение, когда стал гаснуть красный сигнал. Впритирку следом за ним шла вторая «Блю скай», а за ней «Бенеттон» и «Феррари».

Старт является одним из самых волнующих моментов соревнования, он может решающим образом повлиять на ход и результат гонки.

Мистраль в одиночку промчался по прямой до двойной слаломной арки , увенчанной рекламой шин «Гудъир», оставив в нескольких метрах позади группу преследователей во главе с Раулем Ромеро.

Чемпион был спокоен. Ни у кого на этом отрезке не хватило бы мощности и разгона, чтобы попытаться опередить его. Даже у Рауля, который, конечно же, так легко от него не отстанет. Следя за ним в зеркальце заднего обзора, Мистраль подумал, что единственным местом, где мальчик мог бы попробовать его обогнать, была узкая горловина арки.

Одним нажатием кнопки он переключил ход и вошел в первый вираж на скорости сто сорок километров в час, а когда вышел, на спидометре было сто сорок девять. Приближаясь к большому повороту, он увеличил скорость до двухсот пятидесяти километров в час.

В это солнечное сентябрьское воскресное утро жара казалась ему непереносимой, особенно в тяжелом огнеупорном комбинезоне. Вылетев из-под моста с рекламой «Кампари», он позволил себе вновь бросить взгляд в зеркальце. «Блю скай» Рауля Ромеро цепко и неумолимо сидела у него на хвосте. Почти бок о бок с ней мчался Марио Анджели на «Бенеттоне». Мистраль переключил скорости, чтобы вписаться в вираж «Роджа». Он чувствовал себя уверенно и без напряжения переносил убийственную вибрацию машины.

На входе в двойной вираж «Лезмо» он дошел до двухсот пятидесяти в час, еще больше увеличил скорость на втором повороте и вышел с показателем сто девяносто. Стремясь выжать из своего тела максимум возможного, он старался размеренно и глубоко дышать.

При подъеме из туннеля Мистраль опять взглянул в зеркальце: Рауля не было видно, он остался совершенно один. Теперь ему нужно было войти в вираж «Аскари», непосредственно примыкающий к параболической кривой, узкой в начале и постепенно расширяющейся, уходящей в бесконечность. Ее предстояло преодолеть на постоянном ускорении.

Мистраль был предельно сосредоточен. Не будь его концентрация столь полной, он непременно вспомнил бы о происшествии, случившемся с Уорвиком на этом самом месте два года назад.

Хронометражист команды сообщил ему по радио, что третий круг он прошел быстрее: одна минута двадцать четыре и сто двадцать семь сотых секунды.

Мистраль удовлетворенно улыбнулся, но сразу же снова помрачнел. Он прекрасно знал, что способен на большее: во время тренировок на противозаносных шинах он проходил круг за минуту и двадцать одну секунду.

Более твердая резина, которой он пользовался сейчас, хорошо держала дорогу в эту адскую послеполуденную жару. Однако он знал, что в середине гонки придется поменять покрышки. Мистраль запросил по радио информацию о положении остальных. Марио Анджели его не беспокоил. Под «остальными», не говоря об этом вслух, он подразумевал Рауля.

— Все в порядке, — успокоил его инженер Сориа. — Что касается Рауля, он знает, что не должен переусердствовать.

Мистраль поморщился: эти заверения были ему неприятны. Он предпочел бы, чтобы Рауль мог состязаться свободно, на равных с ним, в полную силу. Он хотел победить честно, а не благодаря командной стратегии, оберегавшей его от натиска молодого аргентинца. В любом случае у Мистраля было одно неоценимое преимущество: профессионализм, приобретенный за годы участия в гонках.

Было что-то пугающее в отчаянной решимости парня помериться с ним силами. Возможно, он угадал ее причину, но так и не нашел случая все открыто обсудить с Раулем. Когда-нибудь он непременно это сделает.

Но сейчас он был сосредоточен исключительно на ходе гонки. «Болид» вел себя отлично: безупречное равновесие, шасси нужной жесткости, идеальное сцепление колес с грунтом на повороте и при торможении.

Проезжая мимо боксов, он заметил сигнал, возвещавший ему улучшение результата на несколько сотых секунды по сравнению с предыдущим кругом.

На пятнадцатом витке он вдвое опережал пятерых конкурентов, а от Рауля, возглавлявшего группу преследования, его отделяло двенадцать секунд. Судьба была к нему благосклонна на втором вираже «Аскари», где «Бенеттон» Марио Анджели вылетел за пределы полосы, положив конец дуэли, начатой на старте. Казалось, что теперь у пары «Блю скай» больше нет соперников, способных подорвать их превосходство. Вновь промчавшись мимо боксов, он увидел плакат, предписывающий номеру второму сменить покрышки. Речь шла о машине Рауля. Мистраль подумал, что мальчик, наверное, задал своим шинам слишком большую нагрузку. Сам он, выбрав очень твердую резину, мог еще продержаться какое-то время.

На двадцатом витке и ему поступил приказ вернуться в бокс, но Мистраль проигнорировал его, сказав себе, что остановится лишь после увеличения разрыва, отделявшего его от Рауля. Он полагал, что второй «Бенеттон» и «Феррари», шедшие у него за плечами, значительно затруднят Раулю возвращение на прежнюю позицию после обязательной остановки.

Он гнал с той же страстью, что и двадцать лет назад, всей душой мечтая о «Гран-при», чтобы красиво завершить великую карьеру, вырвать у судьбы последний рекорд и навсегда остаться в памяти зрителей, следивших за ним и поклонявшихся ему все эти годы. Его никогда не забудут. Его имя останется навечно, как имена Фанджио, Нуволари, Вильнёва.

Казалось, мечта вот-вот сбудется. Накручивая виток за витком, он шел вперед победным маршем. Вихрем вылетев из виража «Роджа», он вышел на переходную прямую и взглянул в зеркальце заднего обзора. То, что он увидел, сбило его с толку: «Блю скай» Рауля Ромеро необъяснимым образом оказалась прямо у него за спиной. Каким чудом аргентинцу удалось наверстать секунды, отделявшие его от чемпиона в момент последнего сообщения по радио? Почему из боксов ему ничего не сообщили? Единственным разумным объяснением было то, что мальчик, видимо, как и он сам, проигнорировал приказ вернуться в бокс. К этому моменту шины Мистраля были уже сильно изношены, он понимал, что придется остановиться. Но у Рауля покрышки наверняка в еще более ужасном состоянии. Опасные мысли рождались в его голове, грозя разрушить защитный барьер, воздвигнутый чемпионом между собой и остальным миром, и ставя под вопрос исход гонки.

Мистраль был наедине со своей машиной. Ему предстояло принять решение, рассчитывая только на собственные силы. Перед глазами молниеносно мелькнул красный флаг в желтую полоску: сигнал о пролитом масле на трассе. Предупреждение не помешало ему войти в двойной вираж «Лезмо» на скорости свыше двухсот семидесяти километров в час. Сколько раз он игнорировал указания из боксов, лишь бы не дать себя обогнать? Ему все всегда сходило с рук. Его хладнокровие и ум вели его верной дорогой, опровергая опасения администраторов команды. Однако на этот раз он утратил привычную наблюдательность и сдержанность.

Рауль наседал на него: это был вызов, и Мистраль его принял. Между товарищами по команде завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Рауля занесло на скользком от масла дорожном полотне. Стремясь обогнать Мистраля, он задел заднее колесо его «болида». Пытаясь уклониться от столкновения, Мистраль не сумел избежать удара о бордюр ограждения. Правое переднее колесо отломилось, смятая машина перевернулась и по касательной протаранила ограждение. Двигатель отскочил прочь, автомобиль раскололся надвое. И двигатель, и задний мост, подпрыгивая, покатились по асфальту.

Мистраль все еще был в кабине, прочно пригвожденный к сиденью. От нового удара, отколовшего заднюю часть машины, ремни лопнули. Мистраль почувствовал, что его тело, словно освобожденное от силы земного притяжения, взмывает ввысь, к сентябрьскому небу, обложенному на горизонте тучами. Потом, под леденящий кровь крик обезумевших от ужаса зрителей, он провалился в черную бездну.