Как и планировалось, Ариана и Пол прожили в Истгемптоне до сентября, а после Дня труда вернулись в Нью-Йорк и занялись поисками квартиры.

Пол начал работать в банке у отца, а Рут помогала Ариане найти подходящее гнездышко для молодой семьи. Вскоре после того как Либманы отметили Рош-Гашана, им подвернулся очень уютный домик в районе Шестидесятых улиц.

Пол сразу же решил, что лучшего нечего и желать. Для начала было решено, что дом они возьмут в аренду, но владелец пообещал продать Полу эту недвижимость по истечении срока аренды. Молодую пару такие условия вполне устраивали. За время аренды можно будет решить, подходит им этот дом или нет.

Теперь надо было купить мебель. В этом молодым могла помочь Рут, у которой свободного времени было хоть отбавляй – Джулия и Дебби снова начали ходить в школу, да и забот с приемом и размещением беженцев стало заметно меньше. Рут почти неотлучно находилась рядом с Арианой, беспокоясь за ее здоровье.

– Ты встречаешься с доктором Капланом? – спросила свекровь.

Ариана, всецело углубленная в изучение образцов ткани для новых занавесок, рассеянно кивнула.

– Ну и когда ты у него была?

– В прошлый четверг.

Она на миг отвела глаза, а потом робко улыбнулась.

– Что он сказал?

– Что обмороки и рвота могут продлиться еще какое-то время.

– Он считает, что эти явления приобрели хронический характер? – еще больше встревожилась Рут, но Ариана успокоила ее:

– Вовсе нет. Наоборот, теперь это его больше не беспокоит. Он сказал, что сначала таким образом проявлялись последствия переутомления, а сейчас я расплачиваюсь за то, что произошло уже после моего приезда.

– Что он хотел этим сказать?

Внезапно до Рут дошел смысл этих слов. Она изумленно расширила глаза, и на ее лице появилась радостная улыбка.

– Ты что, беременна?

– Да.

– Ах, Ариана!

Рут вся засветилась от радости и бросилась обнимать невестку, но тут же взглянула на худенькую молодую женщину с новой тревогой.

– А ты для этого достаточно здорова? Что он говорит? Ты такая худенькая, не такая здоровенная кобыла, как я.

И все же Рут была так обрадована этой новостью, что крепко сжала руку Арианы и не хотела ее выпускать. Рут вспомнила, какое счастье когда-то доставило ей известие о том, что у нее будет первый ребенок.

– Он хочет, чтобы ближе к сроку я начала посещать специалиста, вот и все.

– Что ж, это вполне разумно. Кстати, а когда срок?

– В начале апреля.

Ариана внутренне вся сжалась от этой лжи, моля Бога только о том, чтобы Рут никогда не узнала правду о ребенке. Мысленно она пообещала себе и свекрови, что вырастит своего будущего ребенка достойным человеком. Пол сможет гордиться этим ребенком. Это ее долг по отношению к Полу. Когда она будет в состоянии, непременно родит мужу еще одного ребенка, а потом и третьего – детей у них будет столько, сколько Пол пожелает. Он имеет на это право, ибо ему суждено стать отцом ребенка Манфреда.

Шли месяцы. Пол мужал, готовясь к роли отца. Он помогал Ариане обустраивать детскую, сидел с ней рядом по вечерам, когда будущая мать вязала одежки для ребенка. Рут натаскала целый ворох вещей, оставшихся от ее собственных детей. Весь дом был завален чепчиками, носочками, платьицами, кофточками.

– У нашего жилища такой вид, словно ребенок уже родился, – сказал он за две недели до Рождества.

Пол считал, что его жена на шестом месяце, хотя на самом деле до рождения ребенка оставалось не более шести недель. Никому из окружающих большой живот Арианы не казался подозрительным, все относили это за счет ее субтильности. Полу же раздутый живот жены даже нравился, счастливый муж придумывал для него всякие забавные прозвища и взял себе за правило перед уходом на работу непременно дотронуться рукой до живота, причем два раза – на счастье.

– Не делай так! – верещала Ариана, которой было щекотно. – Он снова начнет брыкаться.

– Значит, это мальчик, – с важностью говорил Пол, прикладывая ухо к животу. – Думаю, из него получится отличный футболист.

Ариана стонала, закатывала глаза, смеялась.

– Да, он и так уже играет в футбол – моими почками.

Однажды утром, когда Пол ушел на работу, на Ариану накатило какое-то странное настроение, ностальгия по прежней жизни. Несколько часов она сидела в кресле, думая о Манфреде. Потом достала шкатулку с драгоценностями, примерила кольцо своего первого мужа. Она сидела и вспоминала их мечты, их планы. Что бы сказал Манфред, если бы узнал о ребенке? Какое имя захотел бы он ему дать? Пол настаивал, чтобы ребенка, если это будет мальчик, назвали Саймоном, в честь погибшего брата. Ариана понимала, что должна уступить мужу в этом вопросе.

Перебирая вещи, оставшиеся от прошлого, она наткнулась на конверт с фотографиями, спрятанный в самой глубине ящика, который запирался на ключ. Ариана разложила снимки и стала смотреть на лицо мужчины, которого когда-то любила. Она вспоминала прошлое Рождество, смотрела на офицерский мундир Манфреда. Не верилось, что снимки на рождественском балу были сделаны всего год назад. По щекам молодой женщины стекали слезы, и внезапно вошедший в комнату Пол так и застал Ариану с фотографиями в руках. Он подошел сзади и уставился на снимки – сначала с недоумением, потом с ужасом. Его взгляд был прикован к немецкой военной форме.

– Господи, кто это?!

С гневом и изумлением Пол смотрел на лицо Арианы, сиявшее на фотографии счастливой улыбкой. Рядом с ней стоял немецкий офицер. Услышав голос Пола, молодая женщина чуть не лишилась сознания от ужаса; она не слышала, как он подошел.

– Что ты здесь делаешь?

Слезы мгновенно высохли, она поднялась на ноги, прижимая к себе фотографии.

– Да вот, заехал домой, проверить, в порядке ли моя жена. Хотел пригласить ее пообедать где-нибудь, а она тут, оказывается, ведет какую-то тайную жизнь. Ты это делаешь каждый день, Ариана, или только по большим праздникам? – После ледяной паузы он спросил: – Может быть, ты объяснишь мне, кто это?

– Это… Он был немецким офицером.

Ариана смотрела на Пола с отчаянием. Меньше всего она хотела, чтобы он узнал правду таким вот образом.

– Это я вижу – по нарукавной повязке со свастикой. Может быть, сообщишь мне еще какие-нибудь подробности? Например, сколько евреев он истребил? В каком концлагере служил?

– Он не убивал евреев и не служил в концлагере. Этот человек спас мне жизнь. Он пришел на помощь, когда меня хотел изнасиловать один лейтенант, а потом помог мне, когда меня хотели сделать шлюхой при генерале. Если бы не он…

Ариана судорожно всхлипнула, прижимая к груди фотографию того, кто ушел из жизни семь месяцев назад.

– Если бы не он… меня скорее всего не было бы в живых.

Пол уже пожалел о своих резких словах, но, видя, как бережно она обращается с этими фотографиями, снова вспыхнул.

– Если твоя жизнь была в опасности, какого черта ты на снимке такая радостная?

Он вырвал у нее фотографии и к еще пущему своему негодованию увидел, что они сделаны на балу.

– Ариана, кто это?

Внезапно ему пришло в голову, что для Арианы это был единственный способ выжить. Значит, мать все-таки права. И он не имеет права упрекать Ариану за это. У нее не было выбора. Весь дрожа, он нежно притянул к себе Ариану, обхватил руками ее огромный живот.

– Милая, прости меня… Я на миг забыл, как все это было. Просто увидел мундир, немецкую физиономию, и внутри у меня все перевернулось.

– Я тоже немка, Пол, – тихо сказала она, глотая слезы.

– Да, но ты не такая, как они. Если тебе пришлось стать любовницей этого человека, чтобы избежать концлагеря, я ничуть тебя не осуждаю.

Он почувствовал, как Ариана замерла в его объятиях. Потом она медленно отстранилась и села.

– Так вот что ты подумал?

Она долго смотрела на него молча, затем так же тихо сказала:

– Ты думаешь, что я легла под мужчину, спасая свою шкуру? Знай же, что это не так. Я хочу, чтобы между нами больше не было лжи. После гибели отца и Герхарда этот человек – его зовут Манфред – отвез меня к себе домой и ничего не требовал взамен. Ничего. Он меня не насиловал, даже не прикасался ко мне. Он не делал мне ничего плохого. Он защищал меня, был моим единственным другом.

– Очень трогательная история, но не будем забывать, что этот человек в фашистской форме.

Голос Пола был холоднее льда, но Ариана не испытывала ни малейшего страха – она знала, что поступает правильно.

– Это верно. Но даже среди тех, кто носил фашистскую форму, попадались порядочные люди, и Манфред был одним из них. Мир не делится на черное и белое, жизнь гораздо сложнее.

– Спасибо за лекцию, моя милая. Но мне как-то трудно смириться с тем, что моя жена льет слезы над фашистом, который, оказывается, был ее дорогим «другом». Фашисты не могут быть ничьими друзьями. Неужели ты этого не понимаешь? Как ты можешь говорить подобные вещи? Ведь ты еврейка!

Пол впал в неистовство, но Ариана встала со стула, решительно покачала головой и перебила его:

– Нет, Пол, я не еврейка. Я немка.

Он сразу замолчал, а Ариана продолжала скороговоркой, боясь, что если остановится, то уже не сможет найти подходящих слов:

– Мой отец был честным немцем, банкиром. Ему принадлежал самый большой из берлинских банков. Когда моему брату исполнилось шестнадцать, он получил мобилизационную повестку. Отец решил не отпускать Герхарда в армию.

Ариана попыталась улыбнуться. Чем бы все это ни закончилось, говорить правду было невероятным облегчением.

– Мой отец никогда не симпатизировал нацистам. Когда они захотели отнять у него сына, отец решил, что мы должны бежать. Он составил план, согласно которому должен был сначала переправить в Швейцарию брата, а потом вернуться за мной. Но что-то разладилось, отец так и не вернулся. Наши слуги, люди, которым я так доверяла, – ее голос дрогнул, – донесли. Фашисты меня арестовали. Месяц меня держали в одиночной камере, надеясь получить выкуп в случае, если отец вернется. Но отец так и не вернулся. Целый месяц я провела в грязной, зловонной темнице, сходя с ума от голода и тревоги. Моя камера была вдвое меньше, чем кладовка горничной в доме твоей матери. Потом меня выпустили, потому что я уже не представляла для них никакой ценности. Фашисты забрали дом моего отца, все имущество, а меня выкинули на улицу. Но генерал, которому достался наш дом в Грюневальде, захотел еще заполучить в наложницы меня. Этот человек, – она показала дрожащим пальцем на снимок, – его звали Манфред, спас меня от них всех. Лишь благодаря ему я выжила. – У Арианы сорвался голос. – А во время штурма Берлина Манфред погиб.

Она взглянула на Пола, увидела, что его лицо стало непроницаемым, как скала.

– Значит, ты была любовницей этого поганого фрица?

– Неужели ты ничего не понял? Он спас мне жизнь! Или тебе до этого нет дела?

Ариана почувствовала, как в ней тоже нарастает гнев.

– Я понял лишь, что ты была любовницей фашиста.

– Значит, ты просто дурак. Главное, что я выжила. Выжила!

– Так ты его любила? – ледяным тоном осведомился он.

Арина почувствовала, что буквально ненавидит его в эту минуту. Ей захотелось сделать ему больно, ведь он тоже ее не щадил.

– Да, и очень сильно. Он был моим мужем. Мы и сейчас были бы женаты, если бы Манфред не погиб.

Какое-то время они смотрели друг на друга молча, осознавая смысл произнесенных слов. Когда Пол снова заговорил, его голос дрожал. Он показал на живот Арианы и взглянул ей в глаза:

– Чей это ребенок?

Ариана хотела солгать – ради ребенка, но почувствовала, что не может.

– Моего мужа, – твердо, с гордостью ответила она, словно эти слова могли вернуть Манфреда к жизни.

– Твой муж – я.

– Это ребенок Манфреда, – уже тише сказала она, понимая, какой удар наносит Полу. Еще мгновение, и у нее подкосились бы ноги.

– Что ж, спасибо, – прошептал Пол и, резко развернувшись, вышел.