Глава 16
Фон Трипп приказал охраннику, на поясе у которого висело железное кольцо с ключами, открыть дверь камеры. Заскрежетали петли, изнутри шибануло таким зловонием, что и офицер, и солдат скривились. Во всех камерах пахло одинаково – из-за сырости и еще, разумеется, из-за того, что камеры никогда не чистили.
Ослепнув от яркого света, Ариана поначалу не могла ничего разглядеть. Она потеряла счет времени и теперь уже не могла сказать, сколько здесь пробыла. Однако, услышав шум, она наскоро вытерла глаза, попыталась стереть размазавшуюся тушь. Она даже успела кое-как пригладить волосы, слушая, как в замке скрежещет ключ. Может быть, есть какие-то новости об отце и Герхарде? Ариана молилась Господу Богу, мечтая только об одном – лишь бы вновь услышать родные голоса, но все звуки заглушали лязг и скрип металла. Прищурившись, девушка увидела, что в проеме стоит высокий светловолосый офицер, который привел ее сюда накануне.
– Извольте выйти из камеры и следовать за мной.
Ариана с трудом поднялась, опираясь о стену. Фон Трипп едва удержался, чтобы не подхватить ее под локоть, – девушка казалась такой хрупкой, такой беззащитной. Но когда их глаза встретились, он не прочел в ее взгляде мольбы о помощи. На него смотрела весьма решительная молодая женщина, которая явно была намерена бороться до последнего и старалась изо всех сил сохранить чувство собственного достоинства. Ее волосы, еще недавно аккуратно уложенные в узел, растрепались и рассыпались по плечам, похожие на пшеничные колосья. Юбка измялась, запачкалась, и все же от этой барышни, несмотря на ужасающее зловоние камеры, по-прежнему едва уловимо пахло дорогими духами.
– Сюда пожалуйста, фрейлейн.
Фон Трипп сделал шаг в сторону и стал позади арестованной, следя за каждым ее шагом. И в то же время сердце его разрывалось от жалости. Девушка расправила худенькие плечики, вскинула голову и решительно зацокала каблучками по ступенькам. Один раз она покачнулась и едва удержалась на ногах – очевидно, закружилась голова. Фон Трипп терпеливо ждал, пока она соберется с силами. Ариана почти сразу же взяла себя в руки и стала подниматься дальше, благодарная конвоиру за то, что он не крикнул и не подтолкнул ее.
Но Манфред фон Трипп был не похож на остальных. Разумеется, Ариана знать этого не могла. Если она была прирожденной леди, то обер-лейтенант считал себя человеком чести. Он ни за что не позволил бы себе толкнуть женщину, накричать на нее или, упаси Боже, ударить. Некоторые сослуживцы не могли простить ему подобной щепетильности. Капитан фон Райнхардт относился к своему заместителю без особой симпатии, но, впрочем, в армии личные отношения ничего не значили. Командир есть командир, и подчиненный обязан выполнять его приказы беспрекословно.
На верхней площадке лестницы обер-лейтенант решительно взял арестованную за локоть и провел по уже знакомым коридорам. Фон Райнхардт сидел, как и вчера, за письменным столом, насмешливо улыбаясь и попыхивая сигаретой. Фон Трипп щелкнул каблуками, развернулся и исчез.
– Добрый день, фрейлейн. Приятно провели ночь? Надеюсь, вам было удобно в вашей… комнате?
Ариана молчала.
– Садитесь, садитесь. Прошу.
По-прежнему не произнося ни слова, она села и посмотрела ему в глаза.
– К сожалению, у нас до сих пор нет известий от вашего отца. Боюсь, мои наихудшие предположения недалеки от истины. Ваш брат тоже не появлялся. Это означает, что с сегодняшнего дня он считается дезертиром. В связи с этим ваше положение, дорогая фрейлейн, является крайне незавидным. Можно сказать, вы находитесь всецело в нашей власти. Может быть, вы все-таки соблаговолите сообщить мне то, что вам известно?
– Ничего нового, отличного от вчерашнего, сообщить вам не могу.
– Очень жаль. В этом случае, фрейлейн, не буду тратить мое и ваше время на пустые разговоры. Предоставлю вас вашей участи. Сидите в камере и ждите, пока у нас появятся какие-нибудь новости.
«О Господи, сколько это может продолжаться?» – хотела крикнуть Ариана, но на ее лице не дрогнул ни единый мускул.
Капитан встал и нажал на кнопку. Секунду спустя в дверях вновь появился фон Трипп.
– Гильдебранда опять нет? Какого черта? Всякий раз, когда я его вызываю, он болтается невесть где!
– Извините, господин капитан. Лейтенант, кажется, обедает.
Вообще-то Манфред понятия не имел, куда подевался Гильдебранд, да его это, по правде говоря, и не интересовало. Гильдебранд вечно удирал со своего рабочего места, а коллеги должны были выполнять за него обязанности рассыльного.
– Ладно, отведите задержанную обратно в камеру. И скажите Гильдебранду, что я хочу его видеть.
– Слушаюсь.
Фон Трипп повел Ариану обратно. Дорогу она уже знала – длинные коридоры, бесконечные лестницы. По крайней мере можно было дышать, двигаться, смотреть по сторонам. Ариана не возражала бы, чтобы эта вынужденная прогулка продолжалась несколько часов. Все лучше, чем сидеть в маленькой грязной камере.
На лестнице они столкнулись с Гильдебрандом, который, довольно улыбаясь и насвистывая, поднимался им навстречу. Лейтенант с некоторым удивлением воззрился на фон Триппа и его спутницу. Его взгляд задержался на фигуре девушки. Накануне в Грюневальде лейтенант пялился на нее точно так же.
– Добрый день, фрейлейн. Не правда ли, у нас тут мило?
Ариана ничего ему не ответила, только взглянула уничтожающим взглядом. Гильдебранд недовольно скривился и спросил у фон Триппа:
– Ведешь ее назад?
Манфред равнодушно кивнул. Беседа с Гильдебрандом не доставляла ему ни малейшего удовольствия. Он терпеть не мог этого хлыща, да и других своих коллег. Но ничего не поделаешь, после ранения приходилось мириться с тыловой работой.
– Капитан хочет тебя видеть. Я сказал ему, что ты обедаешь.
– Я и в самом деле обедал, дорогой Манфред.
Лейтенант оскалился и двинулся дальше вверх по лестнице. Напоследок он еще раз оглянулся на Ариану, которая спускалась по лестнице все ниже и ниже, в самые недра подземной части здания, сопровождаемая Манфредом. Когда они уже были в тюремном коридоре, откуда-то донесся истошный женский крик. Ариана зажала уши, чтобы ничего не слышать, и испытала даже некоторое облегчение, когда дверь камеры захлопнулась у нее за спиной.
В следующий раз на допрос ее отвели три дня спустя. Капитан не мог сообщить ей ничего нового – лишь то, что ее отец и брат так и не объявились. Ариана ничего не могла понять. Одно из двух: или он, Райнхардт, лжет, скрывает от нее правду об отце и Герхарде, или же случилось нечто ужасное. Но не похоже было, что капитан играет с ней в какие-то игры. Коротко известив задержанную о том, что никаких новостей нет, капитан немедленно отослал ее обратно в камеру.
На сей раз ее сопровождал Гильдебранд. Его пальцы железной хваткой впились ей в руку, причем лейтенант постарался взяться повыше, чтобы коснуться пальцами ее груди. С арестованной он разговаривал отрывистыми фразами, словно имел дело с каким-то животным. Временами даже подталкивал ее, дергал и несколько раз многозначительно напоминал, что у него с собой хлыст.
Когда он доставил Ариану обратно вниз, то сказал охраннице, что проведет личный досмотр сам. Его руки медленно шарили по ее телу – спереди, сзади, снизу. Ариана вся сжалась, глядя на своего мучителя с ненавистью, а он лишь расхохотался. Перед тем как охранница захлопнула дверь камеры, Гильдебранд насмешливо бросил:
– Спокойной ночи, фрейлейн.
Ариана услышала, как он сказал, обращаясь к тюремщице:
– У вас тут есть одна, которую я еще не пробовал.
Ариана зажмурилась и вся обратилась в слух. Загрохотали ключи, раздался лязг открываемой двери. Потом стук каблуков. Через несколько мгновений она услышала женские крики, звуки ударов, потом наступила тишина, изредка прерываемая рычанием и какими-то животными стонами. Голоса женщины слышно не было, и Ариана никак не могла понять, что с ней сделал палач. Неужели забил хлыстом до смерти? Но какое-то время спустя до слуха Арианы донеслись тихие всхлипы, и она поняла, что женщина жива.
Прижавшись к стене, Ариана с ужасом ждала, что зловещий стук каблуков приблизится к ее двери, но этого не произошло – Гильдебранд направился к выходу. Ослабев от напряжения и страха, девушка сползла на пол.
Шли дни, недели. Ариану регулярно водили в кабинет к капитану, который каждый раз повторял одно и то же: о фон Готхарде и его сыне известий нет. К концу третьей недели Ариана уже была едва жива от усталости, голода, грязи. Она терялась в догадках, не могла понять, почему отец за ней не вернулся. Может быть, фон Райнхардт все-таки лжет? Что, если он скрывает от нее, что Герхард и отец тоже арестованы? Единственный вариант, о котором Ариана отказывалась даже думать, был слишком ужасен: а что, если отец и Герхард погибли?..
Однажды – это было ровно через три недели после ареста – назад в камеру Ариану сопровождал Гильдебранд. Чаще бывало, что в роли конвоира оказывался офицер со шрамом; пару раз за Арианой присылали других офицеров.
Но сегодня, к несчастью, Гильдебранд оказался на месте и сам тащил пленницу по лестницам. Ариана настолько ослабла, что несколько раз чуть не упала. Ее давно не мытые, спутанные волосы падали на лицо космами, то и дело приходилось отбрасывать их назад. Это непроизвольное движение по-прежнему сохраняло былую изящность, но ногти на тонких пальцах сломались, а от волос давно уже не пахло духами. Одежда Арианы выглядела просто кошмарно: кашемировый свитер, единственная защита от холода, висел мешком; юбка и блузка изорвались, а чулки Ариана выкинула еще в самом начале заточения. Гильдебранд поглядывал на нее с холодным любопытством, словно приценивался к овце или корове. В самом низу лестницы они столкнулись с обер-лейтенантом фон Триппом. Тот кивнул Гильдебранду, а на Ариану даже не взглянул. Он вообще избегал смотреть на свою пленницу, которая, казалось, была ему совершенно безразлична.
– Привет, Манфред, – с несколько непривычной фамильярностью поздоровался Гильдебранд.
Фон Трипп небрежно отсалютовал и бросил:
– Здравствуй.
Не удержавшись, он обернулся и посмотрел им вслед. Ариана, еле передвигавшая ноги от усталости, не заметила этого, но Гильдебранд ухмыльнулся и подмигнул сослуживцу.
Фон Трипп вернулся на рабочее место, сел за стол, но в душе у него все клокотало. Что-то Гильдебранд слишком долго задерживается. Прошло уже почти двадцать минут. Чем он там занимается? Неужели… Вот идиот! Нашел к кому приставать со своими домогательствами! Он что, не понимает, что эта девушка из другого теста, из другого мира? Она немка, барышня из хорошей семьи. Совершенно не важно, что там натворил ее отец. Гильдебранду сходило с рук, когда он позволял себе вольности с обычными арестованными, но Ариана фон Готхард – это уже чересчур. Впрочем, повадки лейтенанта Гильдебранда вызывали у фон Триппа отвращение и раньше. Теперь же чаша его терпения переполнилась. Манфред поспешно вышел из комнаты и бегом спустился по лестнице. На самом деле его возмутило даже не то, что отец девушки был солидным банкиром. Главное, что Ариана фон Готхард была почти ребенком. Фон Трипп боялся только одного – что опоздает.
Он выхватил у тюремщицы связку с ключами, а когда она хотела последовать за ним, рявкнул:
– Не нужно. Сидите здесь.
Бросив на нее суровый взгляд, он спросил:
– Гильдебранд там?
Охранница кивнула, и Манфред бросился вниз, к камерам, стуча каблуками по ступенькам.
По крикам он сразу понял, что Гильдебранд у нее в камере. Не теряя ни секунды, Манфред открыл дверь и увидел их обоих. Нагота Арианы была едва прикрыта обрывками одежды; по лицу сбегали струйки крови. Гильдебранд с раскрасневшимся лицом и свирепо выпученными глазами размахивал хлыстом, другой рукой держа Ариану за волосы. И все же по ярости, горевшей в ее глазах, по тому, что на ее бедрах каким-то чудом еще удерживались клочья юбки, фон Трипп понял – он не опоздал. Слава Богу!
– Марш отсюда! – рявкнул он.
– Тебе-то что? – возмутился Гильдебранд. – Эта девка – наша собственность.
– Она собственность рейха. Как и мы с тобой.
– Черта с два! Мы с тобой на свободе, а она в тюрьме.
– Значит, ее можно насиловать?
Мужчины с такой ненавистью смотрели друг на друга, что забившейся в угол Ариане показалось: еще миг, и лейтенант набросится с хлыстом на старшего по званию. Но у Гильдебранда все же хватило благоразумия сдержаться. Фон Трипп процедил:
– Марш отсюда, я сказал. Поговорим наверху.
Оскалившись, лейтенант бросился вон из камеры. Манфред и Ариана молча смотрели друг на друга.
Наскоро вытерев слезы и откинув с лица растрепавшиеся волосы, девушка попыталась хоть как-то прикрыть наготу. Манфред отвел взгляд. Дав ей время немного прийти в себя, он снова посмотрел на нее – прямо в пронзительно синие глаза.
– Фрейлейн фон Готхард… Приношу свои извинения… Мне следовало сообразить раньше… Я позабочусь о том, чтобы это никогда не повторилось. – Немного помолчав, Манфред добавил: – Поверьте, не все мы такие, как он. Я крайне сожалею о случившемся.
Фон Трипп говорил правду. Когда-то у него была младшая сестра, почти такого же возраста, как сейчас Ариана. Сам Манфред был гораздо старше – ему исполнилось тридцать девять.
– С вами все в порядке?
В приоткрытую дверь проникал свет, рассеивая царивший в камере полумрак.
Ариана кивнула и взяла у него платок, чтобы утереть стекавшую по лицу кровь.
– Да, кажется, я в порядке. Спасибо.
Фон Трипп даже не представлял, до какой степени она ему благодарна. Когда Гильдебранд на нее набросился, Ариана сначала решила, что он хочет ее убить, а поняв, в чем дело, испугалась еще больше – лучше убил бы.
Манфред долго смотрел на нее молча, потом глубоко вздохнул. Было время, когда он верил в эту войну, но теперь она вызывала в нем только ненависть. Из-за нее он лишился всего, что любил, чем дорожил. Он часто думал, что с таким же чувством наблюдал бы, как женщина, которую ты боготворишь, у тебя на глазах превращается в шлюху.
– Могу ли я для вас что-нибудь сделать?
Она улыбнулась ему, пытаясь привести в порядок изорванный свитер. Глаза у нее были огромные и печальные, как у несчастного, всеми покинутого ребенка.
– Вы и так сделали что могли. Если бы вы еще помогли мне связаться с отцом… – Собравшись с духом, Ариана задала вопрос, мучивший ее больше всего: – Может быть, он где-то здесь, в рейхе?
Манфред медленно покачал головой:
– Нет, нам ничего о нем неизвестно. Возможно, он еще объявится. Не отчаивайтесь, фрейлейн. Ни в коем случае не теряйте надежды.
– Хорошо, не буду. В особенности после случившегося.
Она снова улыбнулась, а он грустно посмотрел на нее, кивнул на прощание и вышел, заперев дверь. Ариана медленно опустилась на пол, все еще переживая случившееся. Само Провидение послало ей спасителя в лице этого обер-лейтенанта. Она сама не знала, какое чувство сейчас говорит в ней сильнее – ненависть к Гильдебранду или благодарность к фон Триппу. Странные они какие-то, эти нацисты. Попробуй-ка разберись в них.
Прошло больше недели, прежде чем Ариана вновь увидела этого человека. Со дня ее ареста миновал ровно месяц. Девушка все чаще думала о том, что с отцом и Герхардом, должно быть, произошло самое страшное. И все же она теперь не могла смириться с этой мыслью. Поэтому заставляла себя думать о настоящем, о врагах, о мести.
В тот день за ней пришел офицер, которого она видела впервые. Он грубо схватил Ариану за плечо и поволок сначала по коридору, потом вверх по лестнице. Когда Ариана споткнулась, он подтолкнул ее вперед, а когда она упала, обрушил на нее поток брани. Девушка еле передвигалась, обессилев от голода. Ноги были как ватные. В кабинет Дитриха фон Райнхардта вошла не элегантная юная барышня, как месяц назад, а оборванная, грязная дурнушка. Капитан воззрился на нее с брезгливым отвращением. Однако он отлично понимал, что аристократка всегда остается аристократкой. Если эту красоту привести в порядок, получится отличный подарок для какого-нибудь нужного человека. Самому капитану девицы были ни к чему – у него имелись иные пристрастия. Однако какого-нибудь любителя прекрасного пола такой подарок порадовал бы. Кого бы осчастливить?
Фон Райнхардт не стал тратить время на игру в вежливость – Ариана фон Готхард больше не представляла для него никакой ценности.
– Итак, к сожалению, вы мне больше не нужны. Нет смысла держать вас здесь, выкупа явно не последует, а лишние нахлебники нам ни к чему. Вы занимаете место, попусту переводите пищу. Хватит злоупотреблять нашим гостеприимством.
Ариана решила, что ее ожидает расстрел. Ей было уже все равно. Лучше смерть, чем другие возможные варианты. Проституткой в офицерском борделе быть она не желала, а сил выполнять физическую работу у нее уже не оставалось. Семью она потеряла, жить стало незачем. Если ее пристрелят – тем лучше. Ариана почти испытывала облегчение.
Но фон Райнхардт еще не закончил:
– Вас отвезут домой, где вы сможете взять кое-какие вещи. В вашем распоряжении будет один час. Ничего ценного брать не разрешается – ни денег, ни драгоценностей. Лишь самое необходимое. После этого будете заботиться о себе сами.
Так они не собираются ее убивать? Почему? Ариана смотрела на капитана с недоумением.
– Жить будете в женских бараках. Работа там найдется. Я поручу кому-нибудь отвезти вас в Грюневальд. Пока же подождите в приемной.
Ждать в приемной? В таком виде? Ариана по-прежнему была едва прикрыта лохмотьями, в которые превратилась ее одежда после схватки с Гильдебрандом. Какие же они все-таки мерзавцы!
– А что будет с домом моего отца?
Голос Арианы прозвучал хрипло – за минувший месяц она почти разучилась говорить.
Фон Райнхардт уже рылся в бумагах, на вопрос он ответил не сразу:
– Там разместится генерал Риттер со своими сотрудниками.
«Сотрудниками» генерала были четыре страстные дамы – эту коллекцию он тщательно собирал целых пять лет.
– Уверен, что генералу там понравится.
– Не сомневаюсь.
Ариане, ее отцу, брату, а раньше и матери в Грюневальде тоже жилось совсем неплохо… Когда-то все они были под этим кровом счастливы. Но потом в их жизнь ворвались нацистские ублюдки, все испортили, изгадили, а теперь еще и забирают родительский дом. На глазах у Арианы выступили слезы. Она хотела сейчас только одного – чтобы во время очередной бомбежки особняк в Грюневальде обратился в прах и пепел, погребя под обломками своих новых хозяев.
– Все, фрейлейн, разговор окончен. В пять часов вы должны явиться в свой барак. Кстати говоря, жить там не обязательно. Если вы найдете себе иной… ангажемент, можете сменить место жительства. Но разумеется, вы останетесь под нашим присмотром.
Ариана отлично его поняла. Если она предложит генералу Риттеру себя в любовницы, то ей позволят остаться под родным кровом. Сидя в приемной на деревянной скамье, Ариана вся дрожала от негодования. Единственным утешением была мысль о том, что, когда она попадет в Грюневальд, Хедвиг и Бертольд смогут насладиться делом своих рук – увидят ее избитой, израненной, грязной, оборванной. Пусть полюбуются, что сделала с ней их любимая нацистская партия. Они орали «хайль Гитлер», а расплачиваться пришлось ей. Ариана была настолько охвачена яростью, что не заметила, как к ней подошел фон Трипп.
– Фрейлейн фон Готхардт?
Она удивленно подняла глаза. С тех пор как Манфред спас ее от Гильдебранда и его хлыста, Ариана ни разу его не видела.
– Мне поручено отвезти вас домой.
Обер-лейтенант не улыбнулся, но зато теперь он смотрел не сквозь нее, как раньше, а прямо в глаза.
– Вы хотите сказать, что вам поручено отвезти меня в бараки? – холодно спросила Ариана.
Но тут же пожалела о своей резкости и вздохнула. В конце концов, этот офицер ни в чем не виноват.
– Извините.
Манфред медленно кивнул:
– Капитан сказал, что я должен отвезти вас в Грюневальд, где вы возьмете личные вещи.
Ариана склонила голову. Ее глаза на исхудавшем личике казались громадными. Сердце фон Триппа дрогнуло, голос смягчился:
– Вы уже обедали?
Ариана давно уже отвыкла от слова «обед». В ее гнилой камере пищу давали один раз в день, так что деления на завтрак, обед и ужин не существовало. Да эти помои и не заслуживали названия «пища». Лишь под угрозой голодной смерти могла Ариана заставить себя есть эту гадость. Поэтому она ничего не ответила, но Манфред понял все без слов.
– Понятно, а теперь мы должны идти.
Его жест и голос были безапелляционны, и Ариана послушно последовала за офицером. На улице, ослепнув от яркого солнечного света, она покачнулась, но удержалась на ногах. Глубоко вдохнула свежий воздух и села в машину. Там Ариана отвернулась от обер-лейтенанта, делая вид, что разглядывает длинный ряд бараков. На самом деле ей не хотелось, чтобы он увидел слезы у нее в глазах.
Несколько минут они ехали молча, потом Манфред вдруг остановил машину и обернулся к своей спутнице, по-прежнему сидевшей к нему вполоборота. Ариана, казалось, совершенно забыла, что рядом с ней находится посторонний человек – высокий светловолосый мужчина с добрыми глазами и импозантным дуэльным шрамом на щеке.
– Подождите меня, фрейлейн, я сейчас вернусь.
Ариана, не отвечая, откинулась назад, плотнее укутавшись в одеяло, которым снабдил ее провожатый. Она думала об отце, о Герхарде, мучаясь догадками и предположениями. Ей было удобно и уютно на мягком сиденье, под теплым одеялом. Подобного комфорта она не знала уже целый месяц.
Фон Трипп действительно вскоре вернулся. Он без слов протянул ей маленький, аппетитно пахнущий сверток. Внутри оказались две толстые сардельки, намазанные горчицей, и большой ломоть черного хлеба. Ариана посмотрела на еду, потом на Манфреда. Какой странный человек, подумала она. Мало говорит, но все видит. Чем-то он был похож на нее – та же грусть в глазах, та же обостренная чувствительность к чужой боли.
– Я подумал, что вы, наверно, голодны.
Ариана хотела произнести слова благодарности, но вместо этого просто кивнула и взяла сверток. Пусть этот человек с нею добр, но она все равно не должна забывать, кто он и чем занимается. Он фашистский офицер, сопровождает ее в Грюневальд, откуда она должна забрать свои личные вещи. Что такое «личные вещи»? Что взять, что оставить? И что будет с домом, когда война закончится? Получит ли она его обратно? Впрочем, какое это теперь имеет значение?.. Отца нет, Герхарда тоже нет, все утратило смысл. Отрывочные мысли, бессвязные образы мелькали у нее в голове. Ариане очень хотелось съесть сардельки сразу, до последнего кусочка, но она знала, что делать этого нельзя, и откусила совсем чуть-чуть. После того как ее целый месяц держали впроголодь и кормили всякими отбросами, следовало соблюдать крайнюю осторожность с мясной пищей.
– Ваш дом возле Грюневальдского озера?
Ариана кивнула. По правде говоря, вообще удивительно, что ей разрешают заехать домой. Очевидно, ее уже не считают арестованной.
Ужаснее всего была мысль, что родной дом теперь принадлежит нацистам. Произведения искусства, столовое серебро, драгоценности, меха – все это теперь достанется любовницам генерала. Автомобили, разумеется, тоже реквизируют. Банковские счета Вальмара фон Готхарда наверняка уже конфискованы. Нацисты могут быть довольны – им достался неплохой барыш. А что касается самой Арианы – для них она просто лишняя пара рабочих рук. Если, конечно, кто-нибудь не польстится на ее прелести… Ариана прекрасно понимала, чего можно ожидать от нацистов. Но она скорее умрет, чем станет наложницей какого-нибудь фашиста. Лучше провести остаток дней в их мерзких бараках.
– Еще немного вперед, – сказала она. – Дом будет слева.
Она вновь была вынуждена отвернуться, чтобы скрыть выступившие слезы. Дом был совсем близко, тот самый дом, о котором Ариана мечтала, лежа в темной камере; дом, где они с Герхардом смеялись, играли, дожидались возвращения отца; дом, где фрейлейн Хедвиг читала им сказки возле камина, где когда-то очень давно можно было увидеть чудесное видение, именуемое «мама». Теперь тот дом перестал существовать. Его отобрали нацисты. Ариана бросила на своего спутника ненавидящий взгляд. Он тоже принадлежал к их числу, а значит, имел непосредственное отношение к ужасу, разрушению, смертям, насилию. Да, он спас ее от Гильдебранда и купил немного еды, но это ничего не значит. Он член этой кошмарной шайки и при случае будет вести себя так же, как остальные.
– Это здесь, – показала Ариана, когда автомобиль повернул за угол; ее голос дрожал от волнения.
Фон Трипп замедлил ход и посмотрел на особняк с почтительным уважением. Ему захотелось сказать Ариане, что дом просто великолепен, что у него тоже когда-то был свой дом, почти такой же, как этот. Но жена и дети Манфреда погибли в Дрездене во время бомбежки, и теперь ему возвращаться было некуда. Родовой замок еще в самом начале войны «одолжил» один генерал, и родителям пришлось перебраться в Дрезден, где жила семья Манфреда. И вот все они погибли под бомбами. А генерал как ни в чем не бывало живет себе в замке. Там ему спокойно и уютно. Если бы семье Манфреда позволили остаться в родовом гнезде, трагедии бы не произошло.
«Мерседес» зашуршал шинами по гравию. Сколько раз Ариане доводилось слышать этот знакомый до боли звук. Если закрыть глаза, можно было представить, что сегодня воскресенье, отец привез ее и Герхарда домой после церковной службы и прогулки вокруг озера. Нет ни чужака в фашистской форме, ни лохмотьев, заменяющих одежду. У дверей, вытянувшись по стойке «смирно», застыл Бертольд, а внутри уже сервирован чай.
– Тьма – и больше ничего… – прошептала Ариана. Она вышла из машины и остановилась, глядя на родные стены.
– У вас всего полчаса, – вынужден был напомнить ей Манфред.
Ничего не поделаешь, таков был приказ капитана. Фон Райнхардт сказал, что они и так слишком долго провозились с этой девчонкой. «Туда и обратно, – сказал он. – И не спускать с нее глаз!»
Капитан боялся, что девушка потихоньку утащит из дома что-нибудь ценное. Кроме того, вполне возможно, что с ее помощью удастся обнаружить какие-нибудь тайники или секретные сейфы. В доме, разумеется, уже поработали специалисты, но вполне возможно, что им удалось обнаружить не все.
Ариана робко позвонила в дверь, ожидая увидеть знакомое лицо Бертольда. Но на пороге появился адъютант генерала. Он был очень похож на сопровождающего Арианы, только вид имел еще более суровый. Офицер с недоумением воззрился на оборванку и вопросительно перевел взгляд на фон Триппа. Тот отдал честь и объяснил, в чем дело:
– Это фрейлейн фон Готхард. Она должна взять кое-что из одежды.
Офицеры вполголоса поговорили о чем-то, потом адъютант сказал, обращаясь к Манфреду:
– Но там почти ничего не осталось.
Ариана изумленно приподняла брови. Как это ничего не осталось? В ее комнате было четыре шкафа, битком набитых одеждой. Быстро же они работают, подумала девушка.
– Мне много и не нужно, – проговорила она. Ее глаза вспыхнули гневом.
Ариана переступила порог. Все внутри осталось таким же, и в то же время все переменилось. Мебель и обстановка были нетронуты, но сама атмосфера в доме неуловимым образом преобразилась. Исчезли знакомые звуки, знакомые лица. Ни шаркающей походки Бертольда, ни прихрамывающей поступи экономки, ни криков Герхарда, ни уверенных шагов отца… Ариана надеялась, что хоть Хедвиг позволили остаться. Ведь она всегда была так предана своей любимой партии. Но на лестнице ей попадались сплошь чужаки. Главный салон превратился в приемную, и там сидели какие-то военные. В салоне было много мужчин в форме; денщики несли куда-то подносы с кофе и шнапсом. Горничные тоже были незнакомые. Ариане показалось, что она угодила не в свою эпоху – все, кого ты знала, давным-давно умерли, и в родных стенах обитают представители иного поколения. Ариана любовно провела пальцами по перилам и, ускорив шаг, взбежала на второй этаж. Обер-лейтенант не отставал от нее ни на шаг.
У дверей комнаты Вальмара девушка остановилась. Господи, где же все-таки отец и брат?
– Нам туда, фрейлейн? – негромко спросил фон Трипп.
– Что, простите?
Она резко обернулась, словно только сейчас поняла, что, кроме нее, в доме есть кто-то еще.
– Из этой комнаты вы должны взять свои вещи?
– Нет… Моя комната наверху. Но сюда мне тоже нужно будет зайти. Чуть позже.
Ариана вспомнила о томике Шекспира с потайным отделением. Возможно, книги уже нет. Не так уж это важно в конце концов. По сравнению с утратой отца, брата, дома…
– Хорошо, фрейлейн, но у нас очень мало времени.
Ариана кивнула и поднялась на следующий этаж, к себе. Вот комната, где ее арестовали по доносу Хедвиг. Здесь Ариана молила Бога о скорейшем возвращении отца, когда в дверях появился бравый Гильдебранд…
Ариана прошла через гостиную к себе в спальню. На дверь комнаты Герхарда она старалась не смотреть. Сейчас было не время предаваться ностальгическим воспоминаниям, которые не сулили ничего, кроме боли.
Пришлось подняться наверх, на четвертый этаж, чтобы взять из кладовки чемодан. Там располагались комнаты слуг, и в коридоре Ариана наконец встретила доносчицу – та, вжав голову в плечи, семенила к своей двери.
– Хедвиг! – уничтожающе процедила Ариана ей в спину.
Старуха вздрогнула и, не оборачиваясь, ускорила шаг. Она не могла заставить себя взглянуть в лицо своей воспитаннице, которую она предала. Но Ариана не собиралась так легко ее отпускать.
– Что, боитесь мне в глаза посмотреть?
Голос ее звучал негромко, почти вкрадчиво, но каждое слово было пропитано ядом. Тогда Хедвиг остановилась и медленно обернулась:
– Да, фрейлейн Ариана?
Она пыталась изобразить спокойствие, но в глазах таился страх, а пальцы, державшие стопку штопаного белья, мелко дрожали.
– Обслуживаете своих новых хозяев? Должно быть, они вами довольны. Мы тоже были вами довольны. Скажите-ка, Хедвиг, – Ариана больше не называла ее «фрейлейн», – теперь вы будете штопать их белье, присматривать за их детьми, а придет час, и вы их тоже предадите?
Руки девушки сжались в кулаки.
– Я не предавала вас, фрейлейн фон Готхард.
– Ах, какие у нас изысканные манеры! Значит, это не вы, а Бертольд позвонил куда следует?
– Вас предал собственный отец, фрейлейн. Он не должен был скрываться бегством. Герхард тоже поступил неправильно, он нарушил свой священный долг перед родиной.
– Да кто вы такая, чтобы судить о подобных вещах?!
– Я немка. Мы все сейчас обязаны быть судьями. Это наш долг, наше право. Мы должны сделать все, чтобы спасти Германию от гибели.
Так вот до чего дошло, подумала Ариана. Нет уже ни своих, ни чужих, самый близкий человек может оказаться врагом.
Вслух же она сказала:
– Германия и так уже погибла. Из-за таких, как вы. Это вы уничтожили моего отца, моего брата, мою страну. – По ее лицу текли слезы. Последние слова Ариана произнесла шепотом: – Я всех вас ненавижу.
Она отвернулась от своей старой няни, толкнула дверь кладовки и взяла оттуда чемоданчик. Фон Трипп безмолвной тенью следовал за ней. Внизу, в спальне, он зажег сигарету и молча наблюдал, как Ариана наспех сует в чемоданчик свитеры, юбки, рубашки, нижнее белье, несколько пар туфель покрепче. Время кружев и тонкого белья кончилось, теперь в жизни Арианы фон Готхард места для всей этой мишуры не будет.
Но даже самые скромные и практичные из вещей были такого качества и фасона, что вряд ли подошли бы для жизни в бараке. В этих юбках Ариана ходила в гимназию, в спортивных туфлях она смотрела, как Герхард играет в поло, и гуляла с отцом вокруг озера… Оглянувшись на конвоира, Ариана показала ему расческу, отделанную серебром и слоновой костью.
– Можно мне взять ее с собой? Другой у меня нет…
Манфред смутился и пожал плечами. Ему было странно смотреть, как девушка собирает вещи. С первой же минуты, едва она переступила порог дома, стало совершенно ясно, что она является здесь полноправной хозяйкой. Движения ее приобрели уверенность, поступь – властность. Она привыкла всем здесь распоряжаться, делать все по-своему. Что ж, в своем дрезденском доме Манфред чувствовал себя точно так же. Его особняк был ненамного меньше этого, а слуг, пожалуй, там имелось и побольше. Дом когда-то принадлежал тестю фон Триппа, а когда тот через два года после замужества дочери умер, молодая семья вступила во владение особняком. Прекрасное дополнение к родовому замку, который Манфред должен был унаследовать после смерти своих родителей. Вот почему стиль жизни Арианы фон Готхард был ему хорошо известен и понятен. Отлично понимал он и боль, которую доставляло ей расставание с родным кровом. Он до сих пор не мог забыть слезы матери, когда та узнала, что их замок на время войны будет реквизирован.
– А вдруг нам вообще не позволят сюда вернуться? – всхлипывая, спрашивала она у отца.
– Не говори глупостей, Ильзе, мы обязательно вернемся, – утешал ее тот.
И вот никого из них не осталось в живых. Когда война кончится и нацисты уйдут из замка, он будет принадлежать Манфреду. Если этот день когда-нибудь наступит. Впрочем, фон Триппа все это не так уж и волновало – все равно дома его никто не ждал. Без Марианны, без детей дом ему не нужен.
Такие мысли проносились в голове у обер-лейтенанта, пока он наблюдал за тем, как Ариана складывает вещи.
– Уж не собираетесь ли вы заняться альпинизмом, фрейлейн фон Готхард? – спросил он с улыбкой, видя, что она собирается взять с собой горные ботинки. Этим шутливым вопросом он хотел отогнать тягостные раздумья.
– А что? – накинулась на него Ариана. – Вы хотите, чтобы я мыла полы в бальном платье? Ваши женщины-нацистки поступают именно так? – Она саркастически прищурилась и сунула в чемодан еще один кашемировый свитер. – Вот уж не думала, что нацисты такие эстеты.
– Честно говоря, я сомневаюсь, что вам долго придется мыть полы. У вашего отца остались друзья, они о вас позаботятся. Кроме капитана фон Райнхардта, есть ведь и другие офицеры…
– Вроде лейтенанта Гильдебранда? – перебила его Ариана и после внезапно возникшей паузы пробормотала: – Извините…
– Я вас понимаю. Просто я подумал…
Она так юна, так хороша собой, что мыть полы ей совершенно не обязательно – наверняка будут и более интересные предложения. Но Манфред понимал, что Ариана права. Возможно, в бараке она будет в большей безопасности, чем в обществе субъектов, подобных Гильдебранду. Теперь, когда она вышла из тюрьмы, ей будет еще труднее уберечься от похотливых взглядов. Мужчины будут смотреть, как она натирает полы, сгребает листья, моет уборные. Эти огромные синие глаза, тонкое лицо, грациозные руки станут предметом жадного внимания. Ариана фон Готхард осталась беззащитной, теперь ей не уберечься. В бараке она будет почти так же бесправна и беспомощна, как в тюремной камере. Отныне эта девушка принадлежит третьему рейху. Она предмет, инвентарь вроде стула или кровати. При желании ею можно воспользоваться по назначению. Манфред не сомневался, что в охотниках недостатка не будет, и от этой мысли на душе у него стало совсем муторно.
– Наверно, вы правы, – сказал он вслух и не стал развивать эту тему.
Ариана уложила вещи и поставила чемоданчик на пол. На кровать она положила плотную юбку коричневого твида, коричневый кашемировый свитер, теплое пальто, комплект нижнего белья и замшевые туфли.
– Вы не возражаете, если я переоденусь?
Он молча кивнул, и она исчезла в соседней комнате. Вообще-то Манфред должен был находиться при ней неотлучно, но ни к чему было создавать ситуацию, мучительную для них обоих. В конце концов, не такая уж она преступница, чтобы наблюдать за каждым ее движением. Гильдебранд, разумеется, не упустил бы подобный шанс. Он непременно настоял бы на том, чтобы она переодевалась в его присутствии, да еще и полез бы к ней. Но Манфред фон Трипп в подобные игры не играет.
Вскоре она вернулась, одетая во все коричневое, лишь волосы, окружавшие лицо золотым ореолом, нарушали монотонную гамму. Когда она надевала пальто, Манфред непроизвольно потянулся, чтобы помочь ей, однако вовремя удержался. Роль конвоира давалась ему с трудом. Он даже не имел права взять у нее чемодан. Это противоречило его воспитанию, убеждениям, чувствам. Сердце обер-лейтенанта разрывалось от жалости к этой тоненькой, хрупкой девушке, которую насильно изгоняли из собственного дома. Но помочь ей он не мог. Избавил от насильника, накормил – большее было не в его власти.
На втором этаже Ариана остановилась у двери, ведущей в кабинет отца, и оглянулась на фон Триппа:
– Я хотела бы…
– Что там? – насупился он.
– Кабинет моего отца.
Что она еще задумала? Спрятанные деньги? Драгоценности? А может быть, дамский пистолет, с помощью которого она намерена защищаться от насильников, а то и продырявить голову ему, Манфреду?
– Может быть, обойдемся без сантиментов, фрейлейн? Там сейчас находится кабинет генерала… Вообще-то у меня нет полномочий…
– Прошу вас!
У нее был такой умоляющий, беспомощный вид, что фон Трипп не нашел в себе сил отказать. Он вздохнул, осторожно приоткрыл дверь. Внутри был только ординарец, раскладывавший на диване парадный мундир своего шефа.
– Вы тут один? – спросил Манфред.
– Так точно, господин обер-лейтенант.
– Отлично. Мы всего на минуту.
Ариана подошла к письменному столу, но ничего на нем трогать не стала. Потом остановилась у окна, посмотрела на озеро, вспомнила ту ночь, когда они с отцом разговаривали здесь о Максе Томасе, о Кассандре. Здесь же состоялась и их последняя беседа перед тем, как Вальмар и Герхард ушли. Ах, если б знать, что тот разговор окажется последним…
– Фрейлейн, – позвал Манфред.
Она сделала вид, что не слышит, всецело поглощенная видом на озеро.
– Фрейлейн, нам пора.
Она кивнул и только теперь вспомнила, зачем ей понадобилось зайти в кабинет. Книга!
Она с рассеянным видом подошла к полкам, еще издали приметив, где стоит томик Шекспира. Обер-лейтенант наблюдал за ней, надеясь, что она не выкинет ничего безрассудного, иначе придется докладывать начальству и девушку наверняка снова посадят за решетку. Но Ариана лишь провела пальцами по кожаным переплетам старинных книг. Спросила:
– Можно, я возьму на память одну из них?
– Думаю, да.
Просьба показалась обер-лейтенанту вполне невинной, да и времени оставалось в обрез – пора было возвращаться на работу.
– Только поскорее, пожалуйста. Мы потратили почти целый час.
– Да, извините… Я возьму вот эту.
Немного поколебавшись, Ариана выбрала потрепанную книгу небольшого формата. Томик Шекспира в немецком переводе. Манфред взглянул на обложку, кивнул и открыл дверь на лестницу.
– Прошу вас, фрейлейн.
– Спасибо.
Она прошла мимо него с высоко поднятой головой, внутренне торжествуя и в то же время опасаясь, что он заметит победное выражение ее лица. В книге хранилось последнее сокровище, доставшееся ей от отца: бриллиантовый перстень и обручальное кольцо с изумрудом. Ариана спрятала томик поглубже в карман твидового пальто, откуда книга никак не могла выпасть. Кольца матери – вот все, что у нее осталось. Два кольца и старая книга отца – это все, что осталось от ушедшей жизни. Ариана печально брела по коридору, в ее голове теснились образы из прошлого.
С чемоданом, который больно бил ее по ногам, Ариана была похожа на беженку – и это в собственном доме! Внезапно дверь справа по коридору распахнулась, и оттуда выглянул военный, весь обвешанный медалями.
– Фрейлейн фон Готхард? Какая приятная неожиданность!
Ариана была так удивлена, что даже не успела возмутиться. Генерал Риттер собственной персоной, нынешний хозяин ее дома. Генерал галантно протянул Ариане руку, словно они встретились где-нибудь за чаем в гостиной.
– Здравствуйте, – автоматически сказала она, и генерал тут же взял ее за руку, заглянул в ярко-синие глаза и улыбнулся, очень собой довольный.
– Счастлив видеть вас здесь.
«Еще бы, – подумала Ариана, – ты не был счастлив – такой особняк заполучил».
– Давненько мы с вами не виделись.
– Правда?
Она не помнила, чтобы они встречались прежде.
– Да, я видел вас… кажется, на балу в оперном театре. Вам было лет шестнадцать. – В его глазах вспыхнули искорки. – Вы были просто очаровательны.
Ариана задумалась, припоминая свой первый бал. Она тогда еще познакомилась с тем симпатичным молодым офицером, который не понравился Вальмару. Как же его звали?
– Разумеется, вы меня не помните, – продолжал генерал. – Прошло целых три года.
Ариане показалось, что он сейчас ущипнет ее за щеку или сделает что-нибудь в этом роде. К счастью, хорошие манеры, привитые ей с детства, помогли Ариане сдержать гримасу отвращения. Кое-чему ее Хедвиг все-таки научила…
– Как же, помню, – холодно, но вежливо сказала она.
– Неужели? – просиял генерал. – Надеюсь, вы будете меня здесь навещать. У меня бывают премилые вечеринки.
Он так сладко подсюсюкивал, что Ариану чуть не стошнило. Прийти к нему сюда на «вечеринку»? Лучше смерть. Мысль о смерти в последнее время казалась ей все более и более привлекательной – особенно теперь, когда Ариана начинала догадываться о том, какая участь ей уготована. Генералу она не ответила, но он не отступился и даже взял ее за локоть.
– Да-да, мы непременно увидимся вновь. У нас тут намечаются замечательные празднества. Вы непременно должны принять в них участие. В конце концов, ведь этот дом раньше был вашим.
Не был, а есть, подумала Ариана, едва удержавшись, чтобы не выкрикнуть это вслух. Она опустила глаза, чтобы генерал не прочел бушевавшую в них ярость.
– Благодарю вас.
Риттер красноречиво взглянул на фон Триппа и пальцем поманил адъютанта:
– Не забудьте позвонить фон Райнхардту и передать ему… приглашение для фрейлейн фон Готхард. Если, разумеется, ей уже не поступило какое-нибудь другое… приглашение.
Риттер знал, что в подобных делах следует проявлять осторожность. В последний раз для своей «коллекции» он увел очередную наложницу прямо из-под носа у другого генерала. В результате у него была масса неприятностей, чего девчонка на самом деле и не стоила. Конечно, Ариана фон Готхард – лакомый кусочек, но у генерала и без нее проблем хватало. Только что разбомбили два состава, шедших из Парижа с грузом картин и других произведений искусства. Это был личный трофей генерала Риттера. Конечно, он с удовольствием обогатил бы свой гарем за счет этой цыпочки, но дела, дела… Генерал еще раз улыбнулся, приложил ладонь к фуражке и скрылся за дверью.
Ариана положила чемодан на заднее сиденье, а сама села вперед. Голова ее была высоко поднята, но по лицу текли слезы, и она уже не прятала их от обер-лейтенанта. Пусть смотрит. Пусть видит, что они с ней сделали. Ариана оглянулась, провожая взглядом знакомые очертания родительского дома. Если бы в этот миг она посмотрела на своего спутника, то увидела бы, что его глаза тоже влажны. Манфред фон Трипп слишком хорошо понял смысл слов генерала Риттера. Судьба Арианы фон Готхард решена – ей предстоит пополнить число наложниц старого развратника. Разве что кто-нибудь перебежит Риттеру дорогу?