Наталья Калинина
Девушка моего шефа
Девушка моего шефа
— Ты никогда не повзрослеешь, Метис.
— Я слишком стар для этого.
— С тобой можно поговорить серьезно?
Лев удостоил меня быстрым, но внимательным взглядом. Потом его глаза снова сосредоточились на темно-серой от дождя полоске асфальта.
— Говори, — сказал я, не выдержав паузы. Мне было любопытно. Любопытство — это то, перед чем я бессилен устоять.
— Она еще совсем ребенок. И я в некоторой степени чувствую себя ее… отцом. Но это, как оказалось, не стало преградой.
Он замолчал. Он видел меня краем глаза — у Льва потрясающее боковое зрение, в чем я имел возможность неоднократно убедиться. Я попытался придать моему лицу самое обычное выражение. Внезапно Лев повернул голову.
— Почему ты не спрашиваешь, куда мы едем?
— Хозяин — барин.
— Брось. Мы с тобой в первую очередь друзья.
Я неопределенно хмыкнул. Признаться, нелегко сохранить дружеские отношения с человеком, на которого работаешь.
— Куда?
— В мой новый дом.
— Ты говорил, там только фундамент и…
— Я врал, Метис. Но ты первый, кто узнает правду. Скорее всего и последний.
— Тяжелая ответственность.
— Боишься?
Лев снова удостоил меня взглядом.
— Вдруг не справлюсь. Проболтаюсь во сне. Или под пыткой.
Он положил правую руку мне на плечо и крепко стиснул его.
— Ты мой единственный друг, Метис.
— Час от часу не легче.
— Я люблю тебя за то, что ты остался таким, каким был в юности. И в Афгане.
— Каким?
— Брось притворяться. Сам знаешь. Ты не хотел бы задать мне парочку вопросов?
— Например?
— Знает ли о ней моя жена.
— О ком?
— Ее зовут Полина.
Я молчал. Я знал: лучший способ вызвать Льва на откровенность — не задавать вопросов.
— Мариша ни о чем не догадывается. Она давно смирилась с тем, что мои выходные принадлежат только мне. Она верит, что я напишу эту книгу.
— Она будет разочарована.
— Ошибаешься. — Лев усмехнулся, обнажив крепкие желтоватые зубы. — Мариша никогда во мне не разочаруется.
— Тебе повезло с женой.
— Да. Тебе тоже пора жениться. Это делает нас спокойней и уверенней в себе.
— Полине известно, что ты спишь в двух постелях?
Лев рассмеялся и нажал на газ. Мне показалось, машина вот-вот взлетит в обложенное серыми тучами небо.
— В отличие от тебя эта девочка никогда не задает глупых вопросов.
— А если узнает?
— Поймет все как нужно. Как понимаю это я. Хотя, черт, конечно же нет. Она еще совсем не знает жизни.
— Ты будешь ей хорошим учителем.
Он не уловил моей иронии — у Льва с этим делом не все в порядке. Он гордо расправил плечи и сильней нажал на железку. Дорога была прямой и гладкой. Я догадался, что ее проложили не так давно. Лев прочитал мои мысли.
— Неподалеку важный военный объект. Генералы не любят, когда их задницы подпрыгивают на ухабах. Они выложили приличную сумму. Зато идея и ее практическое воплощение целиком принадлежат мне. И как насчет твоей женитьбы?
— Нет времени размениваться на пустяки.
— Я, между прочим, не шучу.
Я повернулся всем корпусом и посмотрел на него с нескрываемым удивлением.
— Хочешь сказать, что повысишь мне зарплату?
— Хочу.
— Забавно. И совсем не в твоем стиле.
— Я изменил свой стиль. В отличие от тебя, я восприимчив к полезному опыту. Вернемся к нашему разговору позже.
Лев притормозил и резко повернул налево. Высокие розовоствольные сосны нехотя расступились, образовав широкое кольцо вокруг двухэтажного особняка из голубоватого с искрой кирпича. Вдоль пологой мраморной лестницы, ведущей на увитую шпалерными розами террасу, росли высокие цветы. У меня вырвалось восхищенное «А-аа». Глаза Льва торжествующе блеснули.
— Ты — мой друг. О работе ни слова, — сказал он, освобождаясь от ремня. — Она не знает, какой я занимаю пост.
— Незаконнорожденный сын нефтяного магната из Техаса, волей судьбы оказавшийся в нищей посткоммунистической…
— Что-то вроде этого. — Лев благодушно кивнул и улыбнулся. — Лина — замечательная фантазерка. Я поощряю в ней эту черту. Оружие я спрячу в сейф. — Лев протянул руку, и я послушно отдал ему свою «беретту» и «Макарова». — Здесь мы в полной безопасности.
Мы поднялись по лестнице и вошли в ярко освещенный зал со сверкающим паркетом и гроздьями электрических канделябров по стенам. На окнах были плотные шторы, а потому снаружи дом казался темным и пустым.
— Лина! — крикнул Лев.
Я услышал быстрый топот ног. Девушка появилась совсем не с той стороны, откуда я ожидал, и повисла на шее у Льва.
— Макс! Я так соскучилась! Мне показалось, мы сто лет не виделись!
Она тормошила его, заставляя кружиться вместе с ней по комнате.
— Постой! — Лев остановился и, взяв ее за обе руки, ласково отстранил от себя. — Загорела. Похорошела. Небось, не ждала меня?
— Ждала! — В ее зеленых глазах что-то вспыхнуло и заискрилось. Эта Полина оказалась очень даже сексапильной девочкой. Я искренне позавидовал своему боссу.
— Но ты не оделась. Я люблю, когда ты красиво одеваешься.
— Я ждала тебя к семи. Ты опоздал на целых полтора часа. Платье колючее. А лифчик мешает. И в туфлях ходить неудобно. Я ногу подвернула.
— Ах ты моя лесная колдунья! — Лев подхватил Полину на руки и сделал шаг в мою сторону. — Мой друг Олег Спесивцев.
— Метис, — сказал я и протянул девушке руку.
— Ты на самом деле метис? — серьезно спросила она и одернула сарафан, прикрывая оголившиеся коленки.
— Я на самом деле квартерон — у меня бабушка испанка. Но мои друзья — люди темные. Вы уж простите их, юная леди.
Полина захлопала в ладоши. Мне показалось на долю секунды, что она сейчас вырвется из рук Льва и бросится мне на шею. Конечно, мне это только показалось.
Мы ужинали при свечах. Лев затопил камин — в доме вовсю гнали холод кондиционеры. Я все время порывался уйти, но Полина каждый раз просила и даже приказывала мне остаться. Она шалила и много смеялась. У меня было такое ощущение, что она на самом деле дочка Льва, тем более, что он выглядел старше своих лет. Когда он ненадолго отлучился, Полина сказала:
— Замечательно, что ты приехал, Метис. Останешься?
Она протянула руку, быстро коснулась моей. И словно испугалась собственной смелости. Хотя не исключено, что это было всего лишь кокетство.
— Рад бы в рай, да грехи не…
— Он задержится до понедельника, а я завтра уеду, — услышал я сзади себя голос неслышно подошедшего Льва.
— Уедешь? Но ты ведь обещал…
— У нас впереди почти целые сутки. Это очень много, Зайка. Потом Метис расскажет тебе сказку.
— А тебя как прозвали? — поинтересовалась она. — У тебя ведь тоже есть прозвище, правда?
— Лев, — сказал он и самодовольно хмыкнул.
— Похож. Ты на самом деле похож на Льва. Лев, который родился в год Тигра. Ты, Метис, тоже родился в год Тигра?
— Да. Но мою шкуру забыли пересыпать нафталином и ее побила моль. А клыки… Словом, я долго проработал в цирке.
— Пора спать. — Лев поднялся, но Полина надула губки и попросила:
— Еще пять минут. Ну пожалуйста.
Лев послушно опустился в кресло.
— Я знал, что вы понравитесь друг другу. Метис умеет, когда надо, пустить пыль в глаза.
— Рад стараться… царь зверей.
Полина вдруг вскочила и уселась ему на колени, прижалась всем телом, потерлась щекой о его щеку.
— Он самый настоящий царь, — сказала она, обращаясь ко мне. — Я не знала, что такие бывают на самом деле. Я только в книжках про таких читала.
— Мог бы предупредить меня о своих планах.
— Зачем? Это твоя работа.
— А…
Я передумал задавать этот вопрос тем более, что Лев был погружен в свои мысли. Утро стояло замечательное. Сосновый лес был полон птичьего пения и свежести.
Внезапно Лев остановился и сказал, глядя на меня в упор:
— Я знаю, что ты дамский угодник. Хочу, чтобы Лина знала про этот тип мужчин. Но если ты посмеешь…
Он стиснул кулаки и зашагал по асфальтовой дорожке, ведущей в охраняемую чащу леса.
— Зачем взваливать непосильную тяжесть на и без того хрупкие плечи? Может, прикажешь меня кастрировать? Но сперва прибавь жалование и дай квартиру с видом на Кремль.
— Я пошутил. После меня ей не захочется связываться с таким, как ты.
Он изрек эту мудрость уверенным тоном. Я точно знал, что еще минуту назад он этой уверенности не чувствовал.
— Спит, — сказал Лев, когда мы завтракали на террасе. — Как и все дети, любит поспать. — Его физиономия приняла почти умильное выражение. — Кожа у нее как шелк. И всю ночь раскрывается. Никак не приучу спать в пижаме.
— Ты поедешь один?
— За мной заедет знакомый генерал. — Лев понизил голос до шепота. — У Вовки, как тебе известно, завтра день рождения. Ты уж извини меня.
— Сперва распиши по пунктам, что можно, а чего нельзя. Ты знаешь, что я люблю, чтобы все было по инструкции и без неожиданностей, — тоном канцелярского зануды завел я. — Надеюсь, девушка не станет проситься ко мне на колени.
— А, делайте что хотите. — Лев махнул рукой и опрокинул стакан с апельсиновым соком. — Если она шлюха по натуре, все равно не убережешь. Даже если под стеклянный колпак посадишь. — Он подождал, когда уйдет прислуга, менявшая скатерть, и добавил, глядя куда-то в сторону: — Но помни: я не всегда за себя отвечаю.
Потом, когда мы пили в беседке кофе с коньяком и курили сигары, Лев сказал:
— Я примитивен в сексе — так Мариша говорит. Правда, она сама не очень-то большой специалист по этому делу, хоть и всякие книжки читает, видик смотрит. Ты, я думаю, много чего знаешь. Научишь?
— Из меня никудышный теоретик. Лучше сходи в бордель.
— Был. И в Париже, и во Франкфурте. Не стоит у меня на проституток, хоть ты тресни. Как подумаю, что им каждый кому не лень сует в это самое место, сразу охота пропадает.
— В Афгане, помню, ты был не таким разборчивым.
— То, брат, было в молодости. А потом эти мусульманки себя блюдут. Правда, Коршунов оттуда трипперок привез, но он мог его и от своих педиков получить — ты же знаешь, он, как теперь говорят, двустволка. — Лев налил еще по рюмке коньяка. — Я иногда чувствую себя преступником. Ей ведь нет восемнадцати. Я ее уже три года знаю. Эх, как быстро летит время!
Три года назад Лев еще не был женат. Три года назад я уже работал на него и находился при нем что называется денно и нощно. Но ни о чем не догадывался. Я знал, что последние десять месяцев Лев пишет книгу. Автобиографическую, с экскурсами в высшие эшелоны власти, куда он попал каким-то чудом.
— А книжку я на самом деле пишу, — вдруг сказал он. — По утрам, когда она спит. Осталось совсем немного. — Он глянул на часы. — Сегодня Зайка разоспалась. Как ты думаешь, ей это понравится?
Лев достал из кармана спортивных брюк квадратную коробочку и, сунув ее мне под нос, щелкнул крышкой. Кольцо было очень дорогим и на мой взгляд безвкусным. Правда, во мне могла говорить зависть — я сроду не дарил женщинам ничего, кроме цветов и конфет.
— Ты делаешь ей подарки в каждый свой приезд?
— Да. — Лев гордо кивнул. — В прошлый раз подарил итальянское белье. У Лины богатый гардероб.
— Но она, как я понял, живет безвыездно в лесу.
— Пускай привыкает к красивым вещам. Роскошь делает женщину утонченной.
«И развратной», — захотелось добавить мне, но я промолчал. Все-таки я находился на службе.
Полина распорядилась, чтоб ужин накрыли на террасе.
— Макс вечно чего-то боится. То террористов, то каких-то снайперов. Откуда здесь снайперу взяться — под каждым деревом по амбалу стоит. — Она виновато улыбнулась. — Прости за блатной лексикон. Макс журит меня за это. — Полина подалась ко мне всем телом. Она сидела напротив, и нас разделяла только свеча в синем стеклянном плафоне. Она спросила тихо, глядя на меня в упор своими бирюзово-зелеными глазами: — Ты на него работаешь?
— Мы вместе учились в инязе, потом был Афган.
— А потом он сделал тебя своей «шестеркой». Так это у вас называется?
— Да. — Я постарался выдержать ее взгляд. — Но помимо прочего нас связывает…
— Знаю. Метис, а ты мог бы предать своего хозяина?
Я знал, что наша беседа фиксируется на пленку, потому решил не пускаться в философские рассуждения.
— Нет. — Я отвел глаза. — Даже под пыткой.
— А если ты вдруг влюбишься в меня? Кого предпочтешь предать? Эй, смотри мне в глаза.
— Я голубой. Меня даже Джуди Фостер не соблазнит.
— Я красивей ее. Правда?
Мне пришлось кивнуть.
— Пошли прогуляемся, — сказала Полина и, наклонившись ко мне, шепнула: — В оранжерее «жучков» нет. Мне сказал об этом один друг.
Я молча встал и подал ей руку.
— Нравится? — Она повертела у меня под носом рукой с подаренным Львом кольцом.
— Я в этом ничего не понимаю.
— Мужчины все такие щедрые? Или только те, кто постарше?
— Те, кто постарше, тоже не все одинаковые. Я никогда не дарю женщинам дорогих подарков.
— Ты еще молодой.
Полина на секунду прижалась к моему плечу.
В оранжерее росли розы. Судя по табличкам, самых диковинных сортов. Я не был на все сто уверен в том, что нас здесь не пишут.
— Лев любит розы. Интересно, с каких это пор?
— С тех пор, как встретил меня. — Полина сказала это очень серьезно. — Давай выпьем шампанского, а? — Не дожидаясь моего согласия, она достала из холодильника бутылку «Дом Периньон». — Макс ругается, когда я много пью. Он думает, я все еще ребенок.
Я наполнил два бокала, и мы выпили не чокаясь.
— Мне не с кем поговорить. — Полина села в плетеное кресло. — Ты тоже садись. Тебя ждет долгий рассказ.
— Ты непременно должна рассказать это мне?
— А кому же еще? Не гувернантке же или тренеру по теннису?
— О, мне кажется, Лев решил сделать из тебя светскую даму.
— Осенью мы поедем в круиз по Средиземному морю.
— Поздравляю.
— Поедешь с нами?
— Как прикажете.
Я пожал плечами.
— Ты славный, Метис. Ты в душе такой же ребенок, как и я. Может, даже еще больше. Женщины, как ты знаешь, рано взрослеют.
— Набиваешься в мамочки?
Она весело рассмеялась.
— Ни за что на свете. У меня отсутствует материнский комплекс. Меня саму всегда тянет под крылышко.
— Под лапу Льва, хочешь сказать?
— Да. А все остальное, это… это он так захотел, а я оказалась очень любопытной. Секс мне не понравился. Макс об этом не догадывается — притворяюсь, будто мне хорошо. Моя тетка говорила, ей никогда не было хорошо в постели. Но он такой ласковый.
Я усмехнулся.
— Как отец. Ты выросла круглой сиротой?
— Да. — Ее глаза погрустнели, но ненадолго. — У меня было ужасное детство. Мы с теткой жили в бараке и жрали всякую дрянь. Она всегда боялась, что меня изнасилуют какие-нибудь пьяницы и я стану панельной шлюхой. У нас это сплошь и рядом случалось.
— Где?
— В Николаеве.
— Но ты избежала участи быть изнасилованной пьяницей…
— Прекрати. — Ее глаза сердито блеснули. — Макс два года до меня не дотрагивался. Я сама виновата — все-таки он мне не родной отец, а я себе такое позволяла.
— А кто он тебе?
— Теткин двоюродный брат. Она откуда-то узнала его адрес и написала письмо, вложила в него мою фотографию. Я там хорошенькая, как ангелочек.
— Он мечтал стать отцом девочки-ангелочка с самых пеленок.
— Прошу тебя, Метис, побудь хоть пять минут серьезным.
— Слушаюсь, госпожа. — Я снова наполнил бокалы шампанским. Не каждый день доводится пить «Дом Периньон».
— Макс приехал. У него оказались какие-то дела в Одессе. Он показался мне поначалу таким старым.
— Первое впечатление обманчиво. К тому же львы не стареют. Молчу, — спохватился я, заметив в ее глазах укор.
— Он сказал тетке, что заберет меня к себе погостить. Сперва я жила на какой-то даче. Домработница заставляла меня насильно есть оладьи с икрой — я была ужасно худая, и Макс отдал распоряжение подкормить меня. Он приезжал, но очень редко. Я занималась с учителями. Английским и русским. Я была совсем неграмотная.
— Красивые женщины могут позволить себе все.
— Ты на самом деле голубой, Метис?
— А что это такое?
— Ты спишь с мужчинами и мальчиками.
— Нет. Но и с женщинами я тоже не сплю.
— Извини, я выразилась по-деревенски. Ты занимаешься с ними любовью.
— С кем?
Она весело рассмеялась.
— Макс прав — лучшей компании для меня не найдешь. Он ценит твой юмор?
— В пятьсот баксов плюс паек.
— Ты прозаичен, Метис. Хотя у тебя ужасно романтическая внешность.
— Ты читала Купера или Майн Рида?
Она задумчиво кивнула.
— В детстве книги были моим единственным развлечением. И утешением, — сказала она, потупившись.
— А теперь все затмил собой Лев. Или, как ты называешь его, Макс.
— Может быть. Я очень им увлеклась. Подпала под его влияние.
— Ну да, он тоже может сойти за героя любимой книжки. Читала «Маленькую хозяйку большого дома»?
Она нахмурила брови.
— Эту книжку я еще не прочитала. Макс говорит, это его любимый роман.
Я искренне удивился. Я и не подозревал, что мой босс читает что-то кроме детективов и сводок новостей. Разумеется, я не сказал об этом вслух. Вслух я сказал:
— Не люблю неблагодарных женщин. Правда, с благодарными быстро становится скучно.
— Значит, ты не голубой. — Она захлопала в ладоши и сделала большой глоток шампанского.
— Но вы, мэм, тем не менее в полной безопасности.
— Я буду благодарной. Вот увидишь. Если бы не Макс, я бы на самом деле расхаживала по панели. — Она брезгливо передернула плечами. — Они спиваются в двадцать. Или становятся наркоманками.
— Все до одной?
— Кое-кто идет работать на завод, выходит замуж за алкаша. Дети, аборты, мордобои.
— А если…
— Веришь в сказку о доброй фее?
— Явившейся в облике царя зверей. И вовсе не над чем тут смеяться, — изрек я наигранно нравоучительным тоном.
— Послушай, Метис, а у него… — Она замолчала и отвернулась. Я напрягся и полез в карман за сигаретами. — И мне дай, — попросила она. — Максу ни слова. Я покуриваю от него втихаря. Ты тоже считаешь, что курят только проститутки?
— Я не задумывался над этим. Некоторым женщинам идет сигарета.
— Метис… — Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. — Он женат, да? — сказала она, выпустив в меня струю дыма.
— Это имеет какое-то значение?
— Да или нет?
— Да.
Я вздохнул. Баксы можно заработать и в другом месте, а вот столовая у них отменная.
— Как ее зовут?
— Марина. Она сгодилась бы тебе в матери.
— Брак по расчету?
— В некоторой степени да. Мужчины любят обеспечивать себе спокойный тыл.
— Я так и знала. Он не похож на холостяка.
— На плейбоя тоже. Жена — это не сексуальное родство.
— Но и не духовное. Какое же?
— С возрастом многие начинают думать о потомстве.
— Макс уже позаботился об этом? Когда?
— Завтра его сыну год.
— Год назад в этот день он весь светился от счастья. — Она вздохнула. — Я была уверена, что это из-за меня.
— Ты не ошиблась. — Я протянул руку и коснулся ее плеча. — Неужели ты хотела бы родить львенка?
— Нет, — категорично ответила она. — Я не люблю маленьких детей. К тому же дети связывают, а я не хочу никакой ответственности. Метис, у тебя есть дети? Я покачал головой.
— Мы с тобой похожи. Я это сразу поняла. Не бойся, я ничего не скажу Максу. А как называет его жена?
— Максимом. Иногда Максимом Дмитриевичем.
— У нее нет фантазии.
— Послушай, детка, не пора ли тебе баиньки? — сказал я, вставая и притворно зевая. — Здесь такой воздух…
— Мне будет скучно одной. Особенно после того, что я узнала. Посидишь, пока я засну?
— Слуги настучат боссу.
— Боишься?
— Что мы больше не увидимся. К тому же, если честно, я не люблю гамбургеры и хот доги.
Она на секунду задумалась.
— Знаешь, где… моя комната? Я кивнул.
— В соседней стоит книжный шкаф. Откроешь дверцу и нажмешь на панель за «Античной мифологией». Сигнализация туда не проведена.
— Как я попаду в его кабинет?
— Очень просто. Одновременно с тем, как я войду к себе. На пульте загорится общая лампочка. Они не поймут, что открылись обе двери.
— Ясно. — Мне начинала нравиться эта игра. — Я сейчас поднимусь к себе и проникну на соседний балкон.
— Только не зацепи за штору.
— Постараюсь.
Мы с деловым видом сверили часы. Правильно говорят, что на работе нельзя пить. Тем более шампанское.
Я сел в кресло возле туалетного столика. Я видел в зеркало, как Полина скинула с себя одежду и юркнула под одеяло. Я вспомнил, как Лев рассказывал сегодня утром, что не может приучить Полину спать в пижаме. Честно говоря, я не знал, чего она от меня хочет. И чего хочу от нее я. Как-никак она была не просто девчонкой, а подружкой моего работодателя.
— Иди сюда, — велела она, выпростав из-под одеяла голые руки. — Сними туфли и ляг на кушетку. Макс сказал, что ты знаешь много сказок.
Я почувствовал себя разочарованным. Неужели я превратился в такого дремучего деда, что молодые красивые девушки отводят мне довольно скучную роль Бояна? Я растянулся на кушетке напротив кровати в туфлях. Это был своего рода протест. И она его оценила.
— Браво. Может, когда-нибудь мы станем любовниками. Нет, лучше сказать воз-люб-лен-ны-ми. Правда? Но так сразу нельзя. Даже если хочется. Сам себе потом станешь противным.
— Ты выбрала неудачное оружие мести. Во-первых, если это и случится, я не собираюсь трезвонить по всему свету. Во-вторых, мне кажется, Льву наплевать, с кем поиграет в любовь его львенок. Лишь бы только он не попал к нему под горячую лапу.
— Наплевать? — Она привстала, обнажив худые плечи. — Нет, ему вовсе не наплевать. Почему тогда вся прислуга и внутренняя охрана — женщины?
— Да? Оказывается, если бы не служба, я мог бы провести веселенькую ночку.
Она всерьез обиделась.
— Тебя никто не принуждал.
— Это уж точно.
— Надеялся, что я пущу к себе в постель?
— Боялся этого, как огня.
Она улыбнулась.
— Голубой Метис. Я теперь так и буду тебя называть.
— Можно задать нескромный вопрос?
— Валяй.
— Можешь ответить на него все, что хочешь, кроме правды, разумеется.
— Так и сделаю.
— Лев твой первый и единственный мужчина. Верно?
— Это два вопроса, — сказала она и почему-то вздохнула.
— Но ответ на них один. Угадал?
Она смутилась и даже, кажется, покраснела.
— Да.
— Тебе любопытно узнать, как это происходит с другими. Может, это на самом деле так здорово, как пишут в книжках.
— Ты глупый, Метис.
— Я Голубой Метис. Ты сама меня так окрестила.
Она снова улыбнулась.
— Я хочу выяснить, что за ощущение настоящая любовь. Ясно тебе?
— Спроси у Льва.
— Он этого не знает.
— Почему ты вдруг решила, что я…
Она вскочила и села в кровати. Я успел заметить, что у нее очень красивая высокая грудь.
— Я поняла это с первого взгляда.
— Интересно, на каком месте у меня это написано? — Я встал и подошел к зеркалу, притворившись, будто внимательно себя разглядываю. — И на каком языке.
Я услышал, как Полина всхлипнула. Этого еще не хватало! Ну да, детям нельзя пить много шампанского.
— Подойди ко мне. Ближе. Не бойся — я не собираюсь соблазнять тебя прямо сейчас. Если честно, я не знаю, как это делается.
Она плакала на моем плече. У нее были очень горячие слезы — я ощущал это сквозь рубашку. Я гладил ее по голой спине, при этом не чувствуя ничего, кроме жалости. Обычной слегка брезгливой жалости мужчины к плачущей женщине. Я знал: она представила сейчас, как Лев ложился в супружескую постель.
— Жена считает его примитивным. Я имею в виду секс. Возможно, у нее есть любовник.
— Этот мир устроен так гадко, гадко… — всхлипывала Полина. — Не хочу жить по его законам.
— Согласен. Лучше импровизировать. То есть плыть вольным стилем.
— Я хочу сделать ему больно, очень больно… Научи, как сделать ему больно?
— Продолжай вести себя как ни в чем не бывало.
— Я больше не смогу заниматься с ним любовью.
Я отстранил ее, держа за плечи и попытался взглянуть в зареванные глаза.
— Серьезно? А чем ты будешь с ним заниматься? Могу посоветовать конный спорт. Лев как огня боится лошадей. В особенности беременных кобыл.
Я рассказал, как в Афгане ему заехала копытом в живот брюхатая кобыла. Полина развеселилась. Обхватила меня за шею.
«Если здесь установлена скрытая камера, мне крышка, — думал я, напрасно пытаясь изобразить из себя бесчувственного истукана. — Не исключено, что Лев устроил мне проверку на вшивость. А, черт с ним, — мудро заключил я и обнял Полину. — Светиться так светиться».
— Спасибо тебе, Метис, — сказала она и, высвободившись, быстро скользнула под одеяло. — Извини — Голубой Метис.
Я встал и направился к холодильнику. Там тоже стоял этот чертов «Дом Периньон». Я представил, как Лев подает Полине в постель бокал с шампанским, как они пьют, переплетая руки, потом целуются…
Мне расхотелось шампанского, и я остановил свой взгляд на бутылке с «Туборгом».
— Я еще никогда не пила в постели шампанское, — услышал я жалобный голос Полины. — Пожалуйста, налей. Вообще предлагаю напиться ему назло. Он говорит, напиваются только девицы легкого поведения. Я придумала, как отомстить Максу, — я стану девицей легкого поведения.
Мы заснули в обнимку, хотя кроме слюнявых поцелуев между нами ничего не было. Полина напилась до бесчувствия. Я, признаться, выглядел не лучше.
Я проснулся по обыкновению в шесть и, быстро смекнув что к чему, тихонько встал и оделся. Потом огляделся по сторонам.
Одежда Полины валялась на полу. Я поднял кружевные трусики и аккуратно положил на кресло возле зеркала. Платье повесил в шкаф. Сполоснул в ванной бокалы. Пустые бутылки завернул в махровое полотенце. Избавлюсь где-нибудь в лесу.
Я подошел к окну и отогнул уголок шторы. Дождь. Это значит, что лодыри секьюрити сидят в будках. А если и ходят по дорожкам, то в своих капюшонах черта с два они меня услышат.
Я проник в кабинет и осторожно прикрыл за собой дверцу шкафа. Дверь на балкон была открыта. У меня по спине забегали мурашки.
Я увидел, как Лев расхаживает по крытой галерее внизу — с балкона его кабинета туда спускалась винтовая лестница. Потом я обратил внимание, что дверь кабинета закрыта неплотно.
Едва я успел проникнуть в свою комнату и, сорвав одежду, быстро скользнуть под одеяло, как услышал громкий стук в дверь. Она тут же открылась. Лев шагнул к кровати и сдернул с меня одеяло.
— Спишь, лодырь. Я уже полчаса как приехал. — Он принюхался. — Лакали за ужином шампанское?
— Да. Решил устроить проверку?
— Много чести. Тебе прежде всего. Генерал пригласил на холостяцкий ужин, потом парились в баньке. Я заехал за кое-какими бумагами.
— Мне одеться?
— Ты останешься. Она как, не очень переживает?
Его лицо приняло озабоченное выражение.
— Она очень скрытная, — уклончиво ответил я. — И непредсказуемая.
— Ты прав. Увы, мне пора. — Он нехотя встал. — Не давай ей много шампанского, ладно? — сказал он уже на пороге. — До завтра.
Я накрылся с головой одеялом и заснул облегченным сном грешника, успевшего купить индульгенцию до наступления Апокалипсиса.
— Поговорить нужно.
Я послушно встал с кресла и направился за ним в третий салон. Там, как мне удалось выяснить, не было этих зловредных «жучков».
— Пора покупать собственный самолет, — сказал я, развалившись на диване с сигаретой в руке.
— Не люблю выпендреж. Чем плох этот?
— Сменится власть — отнимут.
Лев усмехнулся и надел темные очки. В них он здорово смахивал на киношного мафиози.
— Власть сменится, люди останутся. Я, как ты знаешь, вне политики.
— Это тоже политика. Это…
— Хватит изображать из себя Караулова.
Я замолчал и отвернулся к окну. Через два с половиной часа мы должны были сесть во Владивостоке. Я чувствовал, как Лев ощупывает меня взглядом по частям. Именно чувствовал — у меня никудышное боковое зрение.
— Я хочу, чтоб ты женился.
— Что еще?
— Повторяю: хочу, чтоб ты женился.
— Это приказ?
— Ты свободный человек, Метис.
— Приятно слышать. От тебя тем более.
Лев щелкнул пальцами, и стюардесса принесла коньяк для него и сухой мартини для меня.
— Перед тобой откроются перспективы. Я позабочусь об этом.
— Не хочу работать в охране президента.
Лев сделал глоток коньяка и по-отечески снисходительно похлопал меня по плечу.
— Молодо-зелено. Из перекати-поля, как ты знаешь, даже настоящего костра не разведешь.
— И как скоро я должен превратиться в топливо для камина?
— Это уже серьезней. Чем скорей, тем лучше. У тебя есть девушка?
Я усмехнулся, окинув мысленным взором свои случайные и полуслучайные связи минувших лет. Смазливые мордашки, длинные ноги, красивое белье… Что еще?
— Я не хотел бы жениться на девственнице.
— Тебя никто не заставляет. Есть тут у меня на примете одна дама…
— У нас с тобой всегда были разные вкусы.
— Пожалуй. Но со стороны оно бывает видней. Тем более, я как никто другой желаю тебе добра.
— Искренне тронут.
Я приложил руку к груди и залпом допил свой мартини.
— Она приходится мне родственницей.
— Бабушкой, что ли?
Лев с трудом удержал улыбку. Марина говорила, он часто пересказывает за столом мои хохмы, и они дружно смеются.
— Татьяна твоя ровесница или годика на два моложе. Замужем не была, детей не имеет, образование высшее.
— Надеюсь, с пятым пунктом тоже все в порядке? — в тон ему спросил я.
— Можешь не сомневаться.
— Когда свадьба?
— Это зависит только от тебя. Дом в Кисляковском, как тебе известно, начнут заселять через три недели.
— Там уже все распределено.
— Ошибаешься. Президентский фонд не трогают до последнего.
— Понятно. Я бы хотел с отдельной спальней.
Лев обнял меня за плечи, наклонился к уху.
— Ты мне нужен, Метис. Очень нужен. Ты нашел к ней ключик. Она стала такой… ласковой и в то же время снисходительной. Еще две недели назад я и представить себе не мог, что смогу рассказать ей про сына, про Маришу. Теперь она сама про них расспрашивает. И я не чувствую в ее голосе ни ревности, ни злости.
— Решил меня отблагодарить? Надеюсь, у моей будущей жены есть дом во Флориде или на худой конец в Испании?
— Будет. Все будет. Все зависит только от тебя. Между прочим, я не собираюсь настаивать на кандидатуре моей родственницы. Если у тебя есть кто-то на примете, я не буду вставлять палки в колеса.
— Подумаю.
— Как долго?
— Это зависит от того… Нет, это ни от чего не зависит. Правда, я бы не отказался узнать, что за всем этим стоит.
Лев снова щелкнул пальцами, и стюардесса принесла нам то же самое. Только теперь это была двойная доза.
— Сделка, — сказал Лев, как только она ушла. — Между двумя старыми добрыми друзьями. Надеюсь, ты еще не вычеркнул меня из списка своих верных друзей?
— Допустим.
— Допустим, вы с женой поселяетесь в «Лесной розе». Вам отводят отдельные апартаменты, вас обеспечивают полным пансионом. До Москвы на машине сорок минут. В вашем распоряжении персональный шофер.
— Понятно. И овцы сыты, и волки целы.
— Я мог бы поселить тебя одного, но…
— Там даже в сортире камера.
— Не в этом дело. — Лев с брезгливым видом сосал кусочек лимона. — Мне нужно, чтоб было ощущение семьи. У Лины никогда не было настоящей семьи.
— Она может не ужиться с моей супругой. Ты что, потребуешь в таком случае развода?
— Да, — на полном серьезе изрек Лев. — Послушай, мне пришла в голову идея: мы познакомим их заранее.
— Я в тебе разочаровался. — Я отодвинул от себя недопитый бокал с мартини и отвернулся к окну. — Вот если бы ты сказал, что прежде чем кого-то мне подсунуть, ты проведешь с ней ночку-другую в постели, я бы оценил твою дружбу. А так — прости, но я обиделся.
Лев что-то соображал. Я знал, он порой злился на меня за мое словоблудие, хотя, думаю, больше из зависти. Когда-то мне завидовал весь факультет, а там были еще те Цицероны.
— Ты ей пока ничего не говори, — сказал Лев. — Может, она на самом деле будет против. Да и эта Татьяна, как мне кажется, мегеристая баба. А твоя как, не очень вредная?
Я расхохотался. Лев смотрел на меня с удивлением. Потом заулыбался сам.
— Ладно, не будем с этим делом спешить. Но дело в том, что я обещал показать Марише Италию.
— Когда?
— В конце августа. Всего две недели. У меня язык не поворачивается сказать Лине правду. Тем более, что…
— …В сентябре вы едете в круиз.
— Да. — Он снял свои мафиозные очки и взял меня за руку. — Тебе придется пожить в «Лесной розе». Иначе Лина соскучится. К тому же оттуда и позвонить будет непросто. Ну и как?
— Ничего не поделаешь — работа. — Я вздохнул. — Там по крайней мере есть с кем сразиться в бильярд?
— Спасибо. — У Льва растроганно поблескивали глаза. — Ты настоящий друг.
— Нравится?
У Полины были длинные прямые волосы удивительного пепельного оттенка, в которые она воткнула несколько мелких белых розочек. Сиреневое платье — Лев отвалил за него почти тысячу баксов — было его прощальным подарком.
— Очень. — Я даже зажмурил глаза. — Он так просил, чтоб ты прошлась в нем по подиуму. Думаю, ты первая женщина, у которой хватило ума сказать Льву «нет».
Она рассмеялась и присела в реверансе, обнажив загорелую ногу. Дело в том, что платье выбирал я. Думаю, Лев и не подозревал об этом глубоком разрезе сбоку.
— Он бы не разрешил мне носить его. — Полина подмигнула. — У тебя замечательный вкус.
— Нас увековечили для потомков. — Я махнул рукой в сторону дома. — От объектива не скроешь ничего.
— Он не увидит эту пленку до отъезда. А потом мне хоть трава не расти. — Полина скинула туфли и закружилась по траве. — Буду танцевать и веселиться ночи напролет. — Она подскочила и положила руки мне на плечи. — Ты хорошо танцуешь, Голубой Метис?
Я сделал шаг назад и обернулся. К тому времени я знал, где спрятаны камеры. Соответственно знал и те места, которые оказались за пределом съемочной площадки. Электронщики, оборудовавшие «Лесную розу», были либо недалекими ребятами, либо отнеслись к этому делу халатно.
Я пошел по тропинке вправо. Там, за голубыми елками, была круглая площадка. Полина засмеялась и, подхватив обеими руками подол платья, бросилась туда вприпрыжку, в два счета обогнав меня.
— Предпочитаю рок-н-ролл, но могу сделать исключение. Для красивой девушки. — Я обнял ее за талию и слегка прижал к себе. — Аргентинское танго.
Она чудесно пела. Танцевала еще лучше. Я на ходу скинул туфли. Очень жаль, что наш танец не запечатлелся на пленку для потомков.
— Ты чудо, — прошептала Полина и, покачнувшись, увлекла меня за собой в заросли флоксов. — Ой, мое парижское платье!.. Как ты думаешь, его можно стирать?
— И гладить тоже. — Я уперся руками в землю и посмотрел ей в глаза. И в ту же секунду вскочил на ноги.
— Ты куда?
— Предлагаю глотнуть холодного пива.
Она томно потянулась, потом быстро встала и крепко прижалась ко мне сзади.
— Погоди минутку…
Ее сердце билось где-то на уровне моего пояса. Очень сильно билось. Еще бы — мы танцевали минут пятнадцать без передышки.
— У меня в Москве невеста, — сказал я.
— Она не увидит. — Полина вдруг резко толкнула меня в спину обеими руками, и я чуть было не пропахал носом. — У тебя на самом деле есть невеста?
Она стояла, уперев руки в бока, и смотрела на меня в упор. Меня неприятно поразило выражение ее лица — оно было хищным и каким-то надменным.
— Это голубая мечта нашего общего друга. Я привык выдавать его желания за действительность.
— Макс хочет женить тебя? — Она тряхнула волосами и, взяв меня под руку, увлекла в сторону беседки: — Зачем, интересно, ему это нужно?
— Завидует моей свободе.
— Я тоже завидую. — Она на какую-то долю секунды прижалась щекой к моему плечу. — Как ты думаешь, Макс часто вспоминает обо мне?
— Утром и вечером, а еще во время ланча и файв о’клока. Да, я забыл: он пообещал думать о тебе, когда будет писать доклад для своего шефа.
— Он сейчас не пишет никаких докладов, — сказала она и жадно припала к запотевшей кружке с пивом.
— Хочешь сказать, Сундук будет импровизировать?
Она подняла глаза от кружки. Они были темные и очень грустные.
— Как ты думаешь, если бы я была женой Макса, он бы завел любовницу? — спросила она слишком серьезным тоном.
Я пожал плечами. Я искренне не знал ответа на ее вопрос.
— А ты?
Это прозвучало не менее серьезно.
— Не люблю спать на двух перинах. Помню, бабушка говорила, что мужчина, который спит в слишком мягкой постели, рано становится импотентом.
Полина вскочила с табуретки, чмокнула меня в щеку и тут же вернулась на место.
— Я не поеду без тебя в этот круиз. Я уже сказала об этом Максу.
— Он проглотил?
Она кивнула.
— Ничего себе. Так можно и безработным остаться.
— Он тобой ужасно дорожит. — Полина поставила пустую кружку на стойку и глянула на меня в упор. — Только честно: ты спал с его Мариной?
— Даже если бы я этого захотел, у меня бы… ничего не получилось от страха.
— А если захочешь со мной? Получится?
В беседке, насколько я знал, «жучков» не было. Правда, в зарослях неподалеку болтались секьюрити с радиотелефонами.
— Нет, — сказал я, затравленно озираясь. — Не захочу.
— Почему?
— Не в моих это правилах — заниматься сексом на рабочем месте.
— А если это не секс, а…
Лев оказался прав — мне на самом деле пора жениться. Сейчас на горизонте возникла бы моя милая супружница и прочитала мораль на тему моего безнравственного поведения. Уж лучше добровольно сдаться в плен какой-нибудь сварливой бабенке, чем очутиться во власти…
Я разбежался и, как был, в шортах и в майке, нырнул в бассейн. Мне, как и Льву, нравятся бассейны с прохладной водой.
— За руль сядешь ты.
Лев загорел и словно покрылся матовым блеском. Рядом с ним я чувствовал себя бледной поганкой.
Мне нравилось водить его «мерс». Тем более, что мы оба любим космические скорости.
Они привезли с собой кучу кофров. Хорошо, я догадался встретить Льва на двух машинах.
— Куда? — поинтересовался я, нахально обгоняя гаишника в «девятке».
— Отвезем Маришу домой, потом в офис.
— Ясно.
— Ты сказал по телефону, есть срочные депеши.
— Да.
Я видел в зеркальце расплывшееся лицо Марины. Три года назад она была клевой бабенкой. Роскошь и безделье далеко не всем на пользу.
Впрочем, вполне возможно, что во мне еще не умер люмпен.
— Хорошо отдохнули? — спросил я, обращаясь в Марининому отражению.
Ответил Лев:
— Скукотища. Рим похож на гигантскую толкучку. Но магазины там суперклассные. Правда, Мариша?
Она ответила кивком и сдавленным вздохом. Мне показалось, Марина чем-то расстроена. Кардинально, а не по какому-то пустяку.
— Откуда депеши? — Лев повернул голову в мою сторону. — Небось, из Нового света?
— Именно.
Я ни разу не был в офисе в его отсутствие. И по телефону с ним не разговаривал.
— Боюсь, придется заняться этим с места в карьер. У них сейчас сколько времени?
— Семь утра. Они начинают в десять.
— Чертовы капиталисты. — Он повернул голову в сторону Марины: — Ужинать не жди. Вообще я бы тебе советовал переночевать у родителей. Утром заберу вас вместе с Вовкой.
— Но я хотела…
— Я сам проветрю квартиру. Там наверняка душно. В Москве, как ты знаешь, жаркое лето.
— Ты когда за нами приедешь?
Лев с полминуты изучал циферблат своих новых «своч».
— В девять тридцать. В десять тридцать совещание. Давай на Ленинский, — распорядился он и откинулся на подголовник кресла.
Он пробыл наверху не больше пяти минут. Сказал, усаживаясь на место:
— Едем в «Лесную розу». Я и представить себе не мог, что буду так скучать по Лине. Надеюсь, у вас там все в порядке?
— Да, — сказал я, выруливая на «кирпич». Люблю умышленно нарушать правила.
— Может, соизволишь сообщить подробности?
— Мы по тебе скучали.
— Она не догадалась, что я был на отдыхе?
— Догадалась. Сразу же.
— Сомневаюсь. Я сказал ей, что еду в Бразилию и Аргентину по делам. — Лев беспокойно заерзал на сиденье. — Правда, там сейчас сезон ливней и вряд ли можно так загореть, но Лина наверняка не знает об этом.
— Выкрутишься как-нибудь.
— Что значит — выкрутишься? Я привез ей целый чемодан подарков.
— Их выбирала Марина?
— В общем да. — Он достал сигарету, хотя в машине обычно не курил. — Я ничего не понимаю в этих чертовых размерах. Я сказал, это для племянниц.
Я представил двух Львовых племянниц и невольно улыбнулся. Я знал, Марина не ладит с семейством старшей сестры Льва. Догадываюсь, каким дерьмом она набила чемодан. Он по своему обыкновению угадал мои мысли.
— Она только размеры уточняла. Все выбирал я.
— Понятно.
Ливень застал нас на выезде из Москвы. Он был такой сильный, что пришлось сбавить скорость.
— Лина меня не ждет, — сказал Лев, закуривая новую сигарету. — Сегодня среда.
Я молча кивнул.
— Ну и как вы проводили время?
— Без особых происшествий. Я научил ее играть в бильярд.
— Молодец.
— Так прямо и спроси: сексом занимались?
— Ну, ну. — Лев загасил в пепельнице недокуренную сигарету. — Честно говоря, я соскучился по твоим штучкам. Мариша правильно выразилась — ты вроде соуса для спагетти, то бишь для нашей безвкусной жизни. В Италии бедняки и те едят спагетти с соусом.
— Ты растолстел на этих спагетти.
— Это точно. — От втянул живот. — Придется поворочать железо. Между прочим, я бы не стал возражать, если бы вы с Линой занялись сексом.
— Мог бы сказать это до отъезда. Мы целых две недели потеряли.
— Наверстаете. — Лев достал из кармана жвачку и засунул мне в рот дольку. Он давно так не делал — с тех пор как мы учились в институте. В ту пору Лев здорово от меня зависел. Почти по всем предметам. — Мариша думала, это будет вроде медового месяца, а у меня как назло с сексом туговато стало. То ли еда там слишком сытная, то ли выпивал много. Наверное заметил — недовольна она, хоть и оделась с ног до головы. Пускай заведет любовника.
Я глянул на Льва с нескрываемым любопытством.
— Чего пялишься? Знаю: она еще молодая и горячая. А я для нее уже сгорел. Зачем бабу мучить?
— Потрясающее человеколюбие.
— Всего лишь житейская мудрость. Если она каждый раз будет меня с кислой физиономией встречать, а по ночам будить и сопли проливать, это уже не семейная жизнь, а кромешный ад. Согласен, жена — собственность мужа. Но своей собственностью можно по разному распорядиться. Конечно, сейчас столько всяких болезней ходит, но она у меня умница — как-никак медучилище закончила. Нажми-ка на газ.
Я подчинился, хотя стрелка спидометра уже лежала за отметкой «120».
— Но семью я сохраню во что бы то ни стало. Уж больно Вовик хорош. — Лев потянулся было за сигаретой, но передумал. — Я его обязательно до дела доведу. В однобоких семьях дети уродами вырастают. Физическими и моральными.
— Ты без отца рос, — напомнил я.
— И чего хорошего? Если бы не Афган, так бы и остался шпаной из арбатской подворотни.
Я прикусил язык. На эту тему со Львом спорить бесполезно. Что касается меня, война до сих пор снится мне в кошмарных снах.
— Вот и приехали. — Лев на ходу открыл дверцу и резво взбежал по лестнице.
Я не спеша отогнал машину в гараж, достал из кейса зонтик. Мне вдруг захотелось прогуляться. Мне всегда нравился запах мокрой сосновой хвои.
Я углубился в чащу. К тому времени я уже прекрасно ориентировался в местности и знал лазы в проволочной сетке-ограде. Их было два. Они были отлично замаскированы и вели в самый настоящий дремучий лес. Однажды мы с Полиной чуть в нем не заблудились.
Я ни о чем не думал. Вернее, запрещал себе думать. В последнее время у меня это получалось.
Я читал вслух Байрона, любимого поэта моей юности. Вперемешку на английском и русском. Потом перешел на Китса. Поэзия меня умиротворяет и расслабляет. Как секс с красивой понятливой девчонкой. Но такие редко встречаются. К тому же секс быстро надоедает. Поэзия не надоедает никогда.
Я вздохнул и повернул назад. Дождик припустил. Небо пронзила корявая ветка ярко-сиреневой молнии. Гром ворчал долго и лениво. Стало по-вечернему темно, хотя было всего около шести.
Лев схватил меня за грудки и чуть не сшиб с ног. Зонт выпал из моей руки и превратился в таз для сбора дождевой воды.
— Где она? Отвечай! Что вы тут затеяли?!
Передо мной были его глаза. Я уже видел Льва в подобном состоянии. Один раз. Человек, разъяривший его, превратился в пожизненного инвалида.
Он тряс меня безостановочно, накаляясь все больше и больше. Я понял, стоит мне упасть на землю, и он забьет меня до смерти ногами.
— Дай сказать, — удалось прохрипеть мне.
— Говори!
Он с силой оттолкнул меня, и я шарахнулся затылком о ствол сосны.
Я быстро собрался с мыслями.
— Она где-то здесь. Она же не знала, что ты приедешь. Она думала, что увидит тебя только послезавтра. Она переживала, — выпалил я скороговоркой.
Его черты слегка разгладились.
— Но где она?
Лев сделал шаг в мою сторону и стиснул кулаки.
— Может, пошла прогуляться и ее застиг дождь. Сидит в беседке или гроте.
— Я вышвырну вон всех этих глупых толстых баб. Пошли искать ее. — Он грубо дернул меня за руку. Я даже не попытался нагнуться за своим зонтом.
Полины не было ни в беседке, ни в гроте. Как выяснилось, она поднялась к себе в половине второго и больше ее никто не видел.
— Сволочи! Дармоеды! Дерьмо собачье! — Лев расхаживал из угла в угол ярко освещенной залы. — Может, ее украли? Может, она заблудилась в лесу и ее изнасиловали солдаты? Может…
Он молотил кулаками по мебели, стенам, перилам балкона. Мне казалось, у него случится удар. Потом он велел принести видеокассеты с сегодняшним материалом. Я видел, как мы с Полиной играем в теннис, потом сидим в шезлонгах — она в бикини, я в шортах. С утра было солнечно и жарко.
— Кто это? — спросил он у меня, тыча в экран телевизора пальцем.
— Понятия не имею. Ты же только что видел, как я уехал.
Я пялился на толстую спину какой-то женщины в пестром платье. Она пересекла лужайку, направляясь в сторону леса. В левом углу экрана фиксировалось время — было 1.21.32.
Женщина скрылась за деревьями. Через полторы минуты из дома выбежала веселая улыбающаяся Полина и, послав воздушный поцелуй камере, убежала вслед за толстой теткой.
— Ее украли! Ее выманили из дома и украли! — бушевал Лев. — Ее…
Экран вдруг покрылся белыми точками и погас.
— Что происходит? Что, черт возьми, происходит?!
— Думаю, отключили свет. Пройдет сорок секунд прежде чем сработает система переключения.
Лев витиевато выругался. Со времен Афгана я не слышал от него ни единого матерного слова.
На экране снова была лужайка и пронизанные солнечным светом сосны. Я отметил, что система переключения сработала через тридцать шесть секунд.
— За это время вряд ли успело что-нибудь произойти. — Лев так и впился в экран. — Черт, мы зря теряем время. Как ты думаешь, что предпринять?
У него дергалась левая щека.
— Позвони своим генералам, — нашелся я. — У них в распоряжении целое войско.
— Да, но…
— Скажи, пропала дочка.
— Ты прав. — Он схватил со стола трубку и вскочил с кресла. — Лучше я к ним съезжу. А ты останешься здесь, — велел он, не оборачиваясь. — Если будет что-то новое — звони.
Я поднялся в комнату Полины. На кровати лежал сарафан, в котором я видел ее в последний раз, у тумбочки стояли босоножки без пяток. Постель была разобрана и смята. Я подумал, что Полина сбросила старую шкуру и превратилась в какое-то иное существо. Я усмехнулся. Заглянул под кровать, потом в платяной шкаф.
— Ты где? — услышал я в трубке голос Льва.
— Обследую ее комнату.
— Правильно. Я как раз хотел сказать тебе об этом. Она могла оставить записку.
Я подошел к туалетному столику, выдвинул ящики. В глубине одного из них валялся черный парик. Я засунул его за пазуху.
— Ты что замолчал?
— Ничего нет.
— Ладно.
Он разъединил связь.
Я только сейчас почувствовал, что промок до нитки. Открыл холодильник и налил себе коньяка. Нужно переодеться. Но сначала не мешает принять душ.
Лев позвонил, когда я уже растянулся на прохладных простынях своей широкой кровати.
— Ты где?
— Обследую зал, потом собираюсь…
— Ложись спать. Я еду в Москву.
— Но…
— Она сбежала. Фокус со светом ее проделка.
— Да, но…
— Спокойной ночи.
Я услышал писк и гудки.
Несмотря на все мои приказы отключиться, мозг продолжал работать, прокручивая десятки вариантов. Наконец я нашел правильный. Прокрутил его несколько раз и удовлетворенно хмыкнул.
— Спишь? — рявкнул в трубке голос Льва.
— Да.
— Утром обследуй территорию.
— Слушаюсь.
— Ты мне завтра потребуешься.
— Понял.
— До утра.
Я засунул трубку под подушку. Я знал: в ней тоже есть «жучок».
…Она подсунула под меня руку и крепко прижалась к моей спине. У нее были ледяные ноги. Спросила, приложив губы к самому уху:
— Когда ты начал понимать?
Я натянул одеяло нам на головы и ответил, поворачиваясь к ней лицом:
— Когда увидел на кровати твой сарафан.
— Почему ты не сразу засунул эту дрянь под подушку?
— Я должен знать, где он.
Она впилась в мои губы, и я почти отключился, хотя в ту пору она еще не умела целоваться. Но первый поцелуй любовников запоминается сильней, чем все последующие ласки.
— Я не хочу, чтоб ты был его лакеем. Не хочу, — твердила она, осыпая меня поцелуями. — Ты красивый, умный, веселый. Я больше никогда не смогу с ним спать. Никогда. Мой храбрый Голубой Метис.
— Он может вернуться. Не исключено, что он нас проверяет.
— А, плевать я на него хотела. Ты его боишься? Скажи, ты очень боишься Макса?
— Теперь уже нет, — прошептал я, прижимая Полину к себе.
Телефон урчал уже давно. Я улавливал его настойчивые призывы сквозь толщу подушки, но был не в силах пошевелить рукой. Наконец я извлек трубку на свет божий.
— Уже шесть пятнадцать, — услышал я отнюдь не сонный голос Льва. — Я так и знал, что ты без меня разбаловался. Встань и займись делом.
— Ты где?
— В километре от усадьбы. — Он хрипло усмехнулся. — Испугались? Успокойтесь — я в собственной квартире. Послушай, Метис, она дрянь, правда?
— Не знаю. Нет, ты не прав.
— Посмотрим.
Он отключился.
Я опять засунул трубку под подушку и посмотрел на спящую Полину. Ее лицо было наполовину закрыто волосами. Я видел слегка приоткрытый по-детски пухлый рот и высунутую из-под одеяла ногу. Я наклонился, провел кончиком языка по ее губам. Она тихо простонала.
— Спи, — сказал я едва слышным шепотом. — Я тебя запру. Слышишь?
— Ты куда?
— Собрать твои вещи.
— Не забудь про медвежонка. Он под подушкой. Мой Микки…
— Ладно. Не вздумай открывать шторы.
— Знаю. Возвращайся скорей.
Ее заграничный паспорт лежал в сейфе под моими пистолетами.
Вряд ли они мне теперь пригодятся, но я нарочито медленно засунул их в карманы. Пускай себе камера пишет.
Я сложил вещи в сумку и вынес ее в залу. Потом вышел во двор и несколько раз обошел вокруг дома, делая вид, что приглядываюсь к земле. Отправился в гараж и сказал охраннику, что шеф вызывает меня в Москву.
Он вручил мне ключи от темно-синей «девятки».
Я поставил машину под балконом моей комнаты и быстро взбежал по лестнице. Полина сидела на кровати. В комнате было темно. Камера в таком режиме не работала.
Я взял ее за руку и подвел к окну.
— Все поняла, — сказала она одними губами. — Считать до тридцати.
Я бегом выскочил из комнаты. Щиток был в углу, за пальмой. Щелчок оказался очень сильным — дом словно вздрогнул. Я подхватил сумку и через десять секунд уже сидел на переднем сиденье «девятки». Полина была на нижней террасе под прикрытием розовых шпалер. Я открыл заднюю дверцу и подал машину задом. Она влезла в машину по-змеиному вертко. Я рванул сцепление.
В этот момент ожил телефон.
— Метис, ты слышишь меня?
— Да.
— Немедленно бери машину и дуй в Москву. Ты мне очень нужен.
— Слушаюсь.
— Постой. Скажи этой дуре Рыжовой, что Полина нашлась. Пускай сидят тихо.
— Где она?
Он как-то странно хмыкнул и, бросив «жду», отключился.
Я обмотал трубку тряпкой и засунул поглубже в бардачок.
— Надень. — Я протянул Полине черный парик.
Через секунду она уже была рядом со мной, положила мне на плечо ладонь, потом голову.
Она была в бикини. В том самом, в каком мы с ней загорали вчера утром.
— Помнишь, ты сказал, что… не захочешь со мной? Помнишь?
Я улыбнулся.
— Берешь свои слова назад?
— Ни за что.
— Но ведь ты сказал ночью, что любишь меня.
— Я должен был сказать это еще три недели назад, тогда бы не возникло недоразумения.
Она игриво шлепнула меня по руке.
— Когда ты станешь взрослым?
— Зачем?
— Чтобы воспитывать меня. Кто-то же должен довести меня до ума.
— Куда?
— Все равно. Лишь бы с тобой. Что-то придумал?
— Да, — сказал я и нахмурился. Мне не нравилось состояние вопиющей беззаботности, с каким я расставался с прежней жизнью.
Я отвез Полину на дачу к своей давнишней подружке, с которой мы не виделись лет пять. Мы приехали в Березки на электричке.
— С удовольствием помогу, — сказала Ирка, когда я кратко объяснил ей ситуацию. — Этот индюк должен когда-то получить по носу. Они уверены, им все можно.
Из чего я сделал вывод, что Ирке известно о Льве больше, чем я думал. И немудрено — она принадлежала к так называемой четвертой власти.
— Надеюсь, ты не сделаешь это темой своей очередной статьи? — поинтересовался я, когда она провожала меня до калитки.
— Нет. По крайней мере пока вам угрожает опасность. — Она дотронулась до моего локтя. — Слушай, у тебя с этой девочкой серьезно?
— Будем надеяться, что и у нее со мной тоже.
Я дружески подмигнул Ирке.
— Наконец наш мотылек опалил свои крылышки. А лампочка на самом деле очень яркая. Насколько я понимаю, Лева Халтурин решил, что деньги в наше время решают все. Он изменился с институтских времен.
— Мы все меняемся.
— Это точно. Счастливо.
Я обернулся, заворачивая за угол. Полина стояла на крыльце и смотрела мне вслед, растерянно улыбаясь. Ирка обняла ее за плечи и увела в дом.
Я думал о том, что теперь все зависит от того, захочет ли эта привередливая старая леди Судьба покровительствовать нам или же следует сделать ставку на Его Величество Случай, то есть собственную смекалку и ловкость.
— Почему ты так долго не отвечал? — звучали в трубке раскаты громоподобного баса Льва.
— Сели батарейки, а я только сейчас догадался.
— Что ты делал?
— Торчал в пробке на Новослободской. Потом принял душ и задремал. Я не спал всю ночь.
— Интересно, что ты делал?
По тону Льва я понял, что он выпил, причем изрядно. Пьяный Лев был для меня настоящим кроссвордом.
— Построил твоих секьюрити в шеренгу и по очереди трахнул.
— Ха-ха-ха. — Его смех был еще мрачнее голоса. — Я бы этих чертовых шлюх заточил в монастырь. Имеются соображения?
— Может, лучше при встрече?
— Я не хочу тебя сегодня видеть.
— А я-то надеялся выплакаться на твоем плече.
— О чем вы говорили с ней последнее время?
— О погоде, прочитанных книгах. Музыке. О предстоящем путешествии в дальние страны.
— Она так хотела поехать в этот круиз. Она ведь еще нигде не была. Меня одолевают сомнения и… — В трубке звякнуло и булькнуло. Судя по сему, Лев решил нагрузиться по ватерлинию. — Почему ты молчишь?
— Слушаю и соображаю.
— У нее могли быть приятели среди этих солдатиков. Эти толстожопые тетки годятся только огород от ворон охранять. Она могла закрутить любовь с каким-нибудь молодым засранцем.
— Это всего лишь предположение.
— У тебя есть что-то получше?
— Нет, но…
— Слушай меня внимательно. — Я слышал, как он снова налил себе в стакан. — Немедленно вали туда, собери все ее вещи — все до единой, понял? — и дуй назад. Скажи им, что она в Москве. Или лучше ничего не говори. — Лев грязно выругался. — Понял?
— Куда прикажешь деть вещи?
— Можешь выкинуть по дороге. Хотя нет, лучше засунь себе на антресоли.
— Будет сделано, шеф.
— Телефон оставь дома. Я отрубаюсь. Да, постой.
— Я тебя слушаю.
— Если она вернется, мне простить?
— Да, — сказал я. — Но только сперва поручи мне высечь ее розгами.
Лев уже храпел.
— Правильно сделал, что обратился ко мне.
Толя Колесников знал Льва еще со школьной или даже детсадовской поры: они жили когда-то на одной лестничной площадке.
— Он прикроет твою фирму, если узнает правду.
— Клыки обломает. Мой дядька тоже не последняя дверь в коридоре их власти. Давай ваши загранпаспорта и фотографии.
— Не исключено, что он распорядился следить за мной.
Толя на секунду задумался.
— Пустяки. Два холостяка решили после работы выпить и закусить. Можешь заночевать у меня.
— Спасибо.
— Странно: почему мне всегда хотелось сделать ему какую-нибудь подлянку? — рассуждал Толя, когда мы закусывали всухомятку в его тесной кухне. — А ведь так ни разу и не удавалось. И дело тут не в зависти — поверь, у меня дела идут не так уж и плохо. Наверное, суть в том, что он нам всем пытался навязать свои правила игры. Я удивился, когда узнал, что ты пошел к нему в охранники.
— Сам знаешь, я в бизнесе волоку не больше, чем педик в бабах. Преподавательскую работу презираю. А тут нас еще Афган спаял.
Я впервые подумал о том, что не просто предал Льва, а, как говорится, вставил ему нож в спину. На какое-то мгновение меня охватило раскаяние, но тут же я вспомнил Полину и минувшую ночь.
— Любовь не поддается никакой логике, — сказал Толя, за которым водился этот грешок — пофилософствовать под рюмку. — Послушай, а ты на самом деле любишь эту девчонку или, как и я, изображаешь из себя восставшего раба?
— Будем считать, фифти-фифти. Но дело в том, что я расправил плечи именно благодаря ей.
Толя смотрел на меня с явным интересом и слегка недоверчиво.
— Метис, будь осторожен. Хотя это пустые слова. Хотел бы я видеть выражение его лица, когда он узнает, что его подружка сбежала с охранником из его команды. Тысячу баксов не пожалел бы отвалить за такое зрелище.
— Слушай, может, двинем в этот круиз вдвоем?
У Льва был абсолютно трезвый и даже бодрый голос. Я же буквально валился с ног.
— Не возражаю.
— Я серьезно. Девочек найти не проблема.
— Мне уже нравится эта идея.
— А мне нет. — Лев налил в стакан боржоми. С похмелья он всегда пьет боржоми и жует лимон с сахаром. — В отличие от тебя я никогда не был бабником. Операция прошла успешно?
— Как всегда.
— Обратил внимание, какие у нее дорогие вещи? Спрашивается, какого рожна ей не хватало? Нет, я не могу поверить в эту историю с солдатиком. Но пока вероятность этого не исключена, я палец о палец не ударю. Знаешь, почему?
— Пальцы свои, не казенные.
— Вот именно. Будешь спать?
— Если ты дашь.
Он усмехнулся.
— Телефон под подушку не прячь. Вдруг у меня появятся…
Я почувствовал, что засыпаю. Но я всегда умел собраться в нужный момент.
— Я положу его в унитаз и дерну ручку. Думаю, это единственный способ избавиться от тебя.
Он самодовольно рассмеялся.
— Когда-нибудь будешь по мне скучать. Она, между прочим, тоже. И очень скоро. Послушай, Метис, а ей известен номер твоего телефона?
— Понятия не имею. Скорее всего нет.
— Свой я ей тоже не давал. — Он вздохнул. — Как же она свяжется со мной? Ну что ты молчишь?
— Думаю.
— О Лине?
— Да, — честно признался я. — Хорошая девчонка. И как это ты умудрился ее потерять? Я бы ни за что не позволил себе этого.
Он хмыкнул и буркнул что-то неразборчивое.
Связь отключилась.
Можно было ни о чем не думать целых две недели. Толя оказался прав: для того, чтоб чувствовать себя совершенно свободными по-настоящему, нужно очутиться на острове, затерянном в океанских просторах. И подальше от цивилизации. Увы, она напоминала о своем стабильном процветании на каждому шагу.
Мы жили в апартаментах на первом этаже. Стеклянные двери открывались на лужайку и заросли каких-то кустов, усыпанных ярко-красными пахнущими воском цветами. Тропическая природа с самого начала показалась мне декорацией. Верно говорят, что первое впечатление самое правильное.
Думаю, русских на этом острове не видели. Нас принимали за европейцев, смотавшихся на край света в свадебное путешествие, то есть на медовый месяц. Эти две недели вполне могли бы стать медовыми, если бы из меня не капал деготь.
— Что хотел от тебя этот чувак с косичками?
Я потягивал коктейль, растянувшись на топчане под зонтиком.
— Спросил, играю ли я в теннис.
— И что ты ему ответила?
— Сказала, что могу его обыграть.
— Надеюсь, ты не собираешься…
Полина с размаху плюхнулась мне на колени. Коктейль растекся по моему животу холодными липкими ручейками.
— Собираюсь ему это доказать. Ты должен мной гордиться.
Она изогнулась и принялась вылизывать мой живот, нарочито громко чмокая.
— Прекрати. На нас смотрят.
— Нам завидуют, — сказала она, не прерывая своего занятия. — Слушай, я бы прямо здесь занялась с тобой любовью.
Подошла барменша с подносом, и я взял два бокала с шампанским.
— Здесь такой воздух… Мне кажется, все только и думают о любви, — изрекла Полина.
Я обвел взглядом лежавших на топчанах. В основном люди весьма зрелого возраста.
— Черномазый с косичками тоже о ней думает? — вырвалось у меня.
— Какой ты… злой. — Полина игриво надула губы. — Если боишься здесь, пошли домой.
Мы шли в обнимку под жарким слепящим солнцем. Нам вслед оборачивались.
— Это возбуждает, правда? — Очутившись в комнате, Полина тут же сбросила с себя юбочку. — Тебя тоже?
— Что?
— Похотливые взгляды. Они словно ласкают кожу.
— Я смотрю только на тебя.
— Неправда. — Она уже лежала на кровати совершенно голая. — Я… я просто изнемогаю от желания. Эти черные… Думаю, они страстные любовники.
— Попробуй, — сказал я, ложась рядом, но не касаясь ее. — У них такие сексуальные косички.
Она вдруг села на меня верхом, погрузила свои пальцы в мои волосы.
— Глупый… У меня с ними ничего не получится, понимаешь? Мне нравится отдаваться тебе. Каждой клеточкой. Я испытываю такое наслаждение. Разве существует что-то сильнее наслаждения?
— Любопытство, — сказал я, притягивая ее к себе. — Оно даже сильнее нас.
Потом мы заказали в номер обед с шампанским и пообедали в постели. С каждым днем мы все больше и больше увлекались этой красивой игрой в беззаботных бездельников.
— Мне пора. — Полина вскочила и быстро влезла в свою розовую юбочку.
— У тебя свидание?
— Пошли со мной. Тебе не придется краснеть — я обязательно его обыграю.
— Глупости. Теннис — его профессия. Он учит ему богатых американок, а заодно оказывает им услуги интимного характера. За плату.
— Ты думаешь? Интересно, а просто так он этим занимается?
Я пожал плечами и налил в свой бокал остатки шампанского.
— Жарко. Лучше пойдем искупаемся.
— Через полчаса. Макс говорит, сразу после обеда вредно.
— Хорошо, что ты не забываешь классиков. Встретимся на пляже.
— Вредюга.
Полина послала мне с порога воздушный поцелуй.
Мне показалось, будто она отсутствовала несколько часов. По крайней мере за это время я успел изрядно набраться. Над моей головой лениво шелестели своими длинными, словно неживыми листьями кокосовые пальмы. Пляж был почти пуст — в этот предвечерний час настоящие богатые бездельники приводили себя в соответствующий вид, готовясь к длинному ужину-пиру и ночным приключениям.
Отсюда мне не был виден теннисный корт, и я несколько раз порывался туда отправиться. Но каждый раз, поднявшись с топчана, шел в противоположную сторону — к бару-хижине на берегу океана.
Наконец я увидел ее. Она шла кромкой воды со стороны террасы-ресторана. Теннисный корт находился не там.
— Проиграла, — сообщила она, усаживаясь прямо на песок возле моего топчана. — Тим — настоящий профессор тенниса.
— Только тенниса? Я думал, он разносторонне образованная личность. Я разочарован.
— Принеси мне пива. — Она растянулась на песке. Я обратил внимание, что она вся потная. И какая-то чужая.
Я поплелся к бару.
— Джо, дай мне пива и еще чего-нибудь такого, от чего отрубаются мозги.
Бармен глянул на меня из-под своих тяжелых век и улыбнулся профессиональной улыбкой.
— Ром со льдом подойдет, сэр? Много рома и совсем мало льда.
— Годится. — Я уселся на табурет. — У тебя есть жена?
— Да, сэр.
— Где она?
— Там.
Он кивнул в сторону пологих гор вдалеке, густо заросших тропической зеленью.
— Ревнуешь ее к другим мужчинам?
— Нет, сэр. Она никогда не позволяет себе ничего дурного.
— Ты в этом уверен?
— Да, сэр. У нас в селении все друг друга знают. Она не глупая женщина.
— А если она придет сюда? Здесь ты за ней не уследишь.
— Она сюда не придет, сэр. Она хорошая женщина.
— Хочешь сказать, здесь все женщины плохие?
Бармен пожал плечами.
— Это не моя забота. У них есть мужья.
Он поставил передо мной пиво и большой стакан с кофейным ромом, в котором плавала мелкая крошка льда.
— Спасибо, Джо. Ты хорошо вправил мне мозги.
Полина лежала в воде возле самого берега. Она с жадностью припала к стакану.
— Искупаемся и пойдем ужинать. Я ужасно проголодалась.
— Он пригласил тебя на ужин?
Ром оказался чересчур крепким, и я понял, что мой язык мне не подчиняется.
— Слушай, а ты набрался. — Она рассмеялась и, зашвырнув пустой стакан, вскочила и обхватила меня руками за пояс. — Ты мне нравишься таким. Очень. Мой пьяный в стельку Голубой Метис.
— Больше, чем твой профессор секса? О, я польщен и обещаю оправдать твое доверие. Хотя, похоже, мне придется изрядно попотеть. А те, у кого косички, тоже потеют в постели?
— Не знаю. Но обещаю выяснить в самое ближайшее время, — в тон мне ответила Полина.
Она качнулась, и мы оба завалились в воду. Помню, я безуспешно шарил по дну в поисках моего стакана. Меня очень раздосадовало, что я его так и не нашел. Потом я обнаружил, что Полина успела стянуть с меня плавки. Она взяла меня за обе руки и потащила поглубже в воду.
— Мы еще не попробовали так. Говорят, это здорово. Не бойся — нас не увидят.
— Жена бармена живет в селении на холмах. Оттуда все как на ладони. Знаешь, там живут только хорошие женщины. Плохих оттуда выгоняют, и они поселяются в нашем отеле.
Полина весело хохотала, прижимаясь ко мне всем телом. Вдруг она обхватила меня ногами за пояс и я весь очутился в ее власти. У нас с самого первого дня так повелось: она, а не я, обладала мной. Обладала и в то же время мне отдавалась.
— Тебе нравится заниматься любовью с плохой женщиной? — шептала она, оперевшись затылком о канат с поплавками, отгораживающий зону купания. — Мне очень, очень… С тобой. Пускай завидуют.
Потом мы поплыли в сторону стоявшего метрах в ста пятидесяти от берега старого катера. На нем не оказалось ни души. Мы растянулись на горячем железе на носу, ловя каждый луч медленно спускавшегося в океан солнца.
— Как бы остановить время, а? — шептала Полина, крепко сжимая мою руку. — Или хотя бы растянуть. Скажи, Голубой Метис, тебе тоже хотелось бы растянуть время?
— Завтра будет еще лучше.
