Глава 15

События следующего дня чуть было не перечеркнули их планы. Утром Лена не стала будить отца, а отправилась на пробежку в компании Рогдая. Перед этим она еще раз проверила свое и отцовское снаряжение, подложила кое-что из продуктов.

На подходе к озеру она почувствовала странно знакомый, но давно забытый запах. На загривке у Рогдая дыбом встала шерсть. Ощерив мощные клыки, он глухо заворчал и, присев на задние лапы, загородил хозяйке дорогу.

— Вперед, псина, вперед! — Лена увеличила скорость, но Рогдай опередил ее, скрылся за пригорком и тут же звонко, с остервенением залаял.

Лене стало жутко. Горы словно сдвинулись, навалились на нее своей громадой. Лай Рогдая между тем перешел в тоскливый вой, и перед выбежавшей на поляну Леной предстала страшная картина. Вместо избы Абсолюта дымилось пепелище, тут и там все еще просвечивали красные угли, плясало низкое синеватое пламя. Неподалеку валялись две мертвые дворняжки, верные спутницы старика в его одинокой жизни. Куры успели выбраться из курятника и, недовольно квохча, бродили среди камней, тщетно пытаясь найти что-нибудь съедобное. Гнедко бился на привязи. По косящим, налитым кровью глазам было видно, что мерин смертельно напуган. Его навес почти не пострадал, но летевшие при пожаре головешки оставили на шкуре лошади несколько заметных отметин.

Лена в тревоге огляделась. Неужели старик спьяну спалил сам себя? Она была в смятении, не зная, как дальше поступить. Сделала несколько нерешительных шагов в сторону бывшей избы и вдруг увидела на траве страшный, кроваво-черный ворох обгорелых тряпок, возле которого поскуливал Рогдай.

Подойдя поближе, она в ужасе отшатнулась…

Абсолют был еще жив. Открытые глаза с обгоревшими бровями и ресницами с мольбой уставились на Лену. Старик тянул к ней черные от сажи, окровавленные руки, пытался что-то сказать. Лена, стараясь подавить подступивший к горлу комок, опустилась перед стариком на колени. Она поняла сразу, что спасти его невозможно, взглянув на страшно изуродованное огнем тело. Усилием воли она старалась не закричать, не потерять сознание, а попытаться узнать, что же случилось на берегу озера ночью.

— Дочка, — губы старика, опаленные безжалостным огнем, еле шевелились, — меня пытали… — Он задохнулся, и Лене показалось, что он умирает, но старик вновь собрал силы, попытался облизнуть губы языком. — Золото… ищут… берегитесь…

— Кто ищет, кто? — Лена склонилась ближе. — Кто вас пытал, кто поджег дом?..

— Берегитесь! — еще раз повторил Абсолют. — Жестокие люди…

Девушка с трудом разбирала его слова и от бессилия заплакала. Беспомощный старик, изувеченный неизвестными извергами, умирал у нее на глазах, и она ничем не могла ему помочь.

Темные тучи спустились ниже скальных вершин, первые капли дождя упали на землю. Старик продолжал шептать:

— В яслях… у Гнедка… коробочка. — Голова его откинулась, глаза закатились, открыв налитые кровью белки. Захрипев, он страшно, не по-человечески вскрикнул и тут же затих. Теперь уже навсегда.

Дождь хлестал вовсю. Вымокший Рогдай жался к ногам, жалобно повизгивая. Всхлипнув, Лена опустила веки старика. Она поднялась и посмотрела по сторонам — чем же прикрыть труп? Вдруг у головы покойника она заметила небольшой ярко-голубой предмет. Девушка нагнулась. Втоптанный в грязь, на нее глядел блестящим глазом маленький пластмассовый зайчонок. Лена потянулась к нему рукой, но вдруг вспомнила: на месте преступления ни к чему нельзя притрагиваться, ничего нельзя подбирать до появления милиции, и оставила игрушку на прежнем месте.

Она укрыла мертвого Абсолюта лошадиной попоной. Затем подошла к яслям, запустила руку в овес, достала небольшую жестяную коробочку из-под краснодарского чая. На крышке стоял год изготовления: «1951». Пышногрудая красавица вкушала из вычурной чашки благословенный напиток.

Крышка была запаяна по всему периметру, и Лена положила ее в карман, не распечатывая.

Небо словно прохудилось, и дождь лил не переставая. Девушка подошла к лошади, настороженно косившейся на нее и нервно перебирающей ногами, ласково похлопала по мокрой морде:

— Успокойся, дружок, как-то нам отсюда нужно выбираться. — Она вдруг кожей ощутила на себе чужой враждебный взгляд и передернулась от страха, но нашла в себе силы не подать виду и внимательно осмотрела Гнедка. Спина в основном не пострадала, так что седло не должно причинить боли. Она осторожно оседлала мерина, вскочила в седло, натянула повод: «Вперед, дорогой!..»

Конь шел нервно. Ожоги, пережитый страх давали о себе знать. Он постоянно оступался на скользких камнях, а при переправе через ручей вообще завалился на бок, так что домой Лена прибыла мокрая до нитки. От холода и нервного потрясения у нее не попадал зуб на зуб. Не обращая внимания на ошарашенного, с мыльной пеной на лице Максима Максимовича, она бросилась к телефону. Позвонив прямо домой начальнику поселкового отделения милиции, она крикнула отцу, молча взиравшему, как под его дочерью на полу образуется огромная лужа:

— Абсолюта убили, ты не понял? Я сейчас быстро переоденусь, а ты бегом через дорогу. Пусть твой приятель машину заводит, едем на озеро!

Потерявший дар речи Максим Максимович, кое-как стерев мыло с лица, опрометью бросился к Ковалеву. Через пару минут фырчащий мотором джип ткнулся в их ворота. Алексей распахнул дверцу, и Лена упала на сиденье рядом с ним.

— Что случилось?

Она увидела решительно сжатые губы, отвердевший подбородок. Вкратце рассказав о событиях утра, Лена вытащила из кармана куртки жестяную коробку — Ее, очевидно, и искали преступники. А про золото, отец, он точно знал, пытался мне сказать, но я так и не поняла, что именно…

Алексей одной рукой взял коробку, осмотрел ее со всех сторон, кивнул Лене:

— Достаньте из бардачка нож, посмотрим, что внутри.

— Может быть, не стоит, лучше сначала милиции показать? — осторожно спросил Максим Максимович за их спиной.

— Ничего не случится, если мы посмотрим. Потом они вряд ли с нами секретами поделятся. — Притормозив, Алексей ножом поддел крышку, она легко поддалась.

Головы мужчин и девушки склонились над небольшим листком бумаги. Коряво, плохо отточенным карандашом на него был нанесен рисунок. От времени грифель кое-где осыпался, оставив еле различимые, размытые серые контуры.

— Похоже на карту. — Алексей повертел листок так и этак. — Где север, где юг — ничего не указано.

Просто схема, к тому же неграмотная.

— Точно. — Отец придвинулся ближе. — Что ж тогда он столь бережно ее хранил, смерть принял, а не отдал?..

Алексей водил пальцем над схемой, стараясь не прикоснуться к самому рисунку:

— Как я понимаю, это озеро Мраморное, километрах примерно в восьмидесяти отсюда, несколько в стороне от прииска. Видите, написано: «о. Мра…», и дальше след, видно, буква «м». Точно, она, родимая. — Он обрадованно поглядел на Лену. — А тут смотрите, что-то вроде горы с треугольником на вершине. Да это же триангуляционный пункт! Как я не сообразил раньше! А вот что за кружочки и крестик?

Непонятно.

— Так, может быть, они обозначают место, где спрятано золото?

— Даже если и так, без словесных пояснений по этой схеме вряд ли что-либо можно найти. На ней не указаны ни расстояние, ни направление. Вероятно, Абсолюту в свое время удалось каким-то образом узнать о местонахождении пропавшего каравана. Но золото в силу неизвестных нам причин так и осталось в тайге. Теперь хотя бы известен примерный район поисков. — Он еще раз внимательно глянул на схему. — Интересно одно, несчастье с караваном случилось, если судить по расстоянию от прииска, буквально в первые или, по крайней мере, во вторые сутки перехода. Тем более странно, что их не смогли найти. — Алексей бережно положил схему на место, завел автомобиль. — Все эти места давным-давно исхожены и истоптаны охотниками, туристами и еще один Бог знает кем. Тем более без малого сорок лет прошло, и теперь вообще что-то трудно найти, если не сказать, невозможно. — Оглядев разочарованные лица спутников, улыбнулся:

— Отдадим эту коробочку местным сыщикам, пусть голову ломают.

На пепелище уже было полно народу. Стояли два милицейских «уазика», «рафик» «Скорой помощи», несколько работников милиции обследовали место пожара. Женщина в очках, закончив фотографировать, укладывала аппаратуру в чехол; Герман, насупившись, слушал невысокого человека в спортивном костюме. Алексей подошел к ним, что-то сказал, кивнул в сторону Лены. Человек в спортивном костюме быстро направился к ней. Герман же, не взглянув в ее сторону, подошел к трупу, откинул попону, долго вглядывался в лицо Абсолюта. В подошедшем Лена узнала начальника поселкового отделения милиции — капитана Остапенко. Видно, ее звонок застал его за какой-то работой по дому — на брюках виднелись следы опилок, кусочек стружки застрял в буйных кудрях молодого капитана.

— Так вы, Елена Максимовна, говорите, что нашли старика еще живым? Попрошу все изложить в объяснении, желательно до мельчайших подробностей и с уточнением ваших действий в хронологическом порядке. Товарищ майор, — обратился он к Герману, — вы будете беседовать со свидетельницей?

— Попозже. — Он отошел от трупа, — вытер руки носовым платком. — Анна Николаевна, — окликнул он женщину в белом халате. — Предварительно что вы можете сказать о причинах смерти?

Женщина взглянула на труп, сморщилась.

— Жуткая смерть, старик этого не заслужил. — Она достала блокнот, заглянула в него. — Смерть наступила более часа тому назад. Вероятно, от болевого шока, вызванного многочисленными ожогами.

Поражено более семидесяти процентов поверхности кожи… Также на теле просматриваются несколько колотых ран и многочисленные переломы пальцев рук и ног. Очевидно, старика пытали, хотели что-то выведать. Раны на первый взгляд не смертельные, просто глубокие порезы кожи. Ну а более точно я вам скажу только после вскрытия.

— Спасибо, Анна Николаевна, — поблагодарил ее Герман. — Наверно, старик кого-то узнал, раз они поспешили от него избавиться, причем негодяи знали, что он потребляет перед сном, вот и решили все под несчастный случай подвести. Не рассчитали только, что дед каким-то образом выберется из дома и успеет кое-что сообщить.

Дождь утих. Сквозь темные, мчащиеся по небу тучи изредка мелькал мутный диск солнца. Но в лесу уже голосили птицы, надрывно верещала кедровка, возвещая об отступлении непогоды. Молоденький лейтенант забрал у Лены объяснение, подал Остапенко. Он внимательно прочитал его, протянул Герману:

— Вы, конечно, со своим Рогдаем хорошо тут все перемесили, а дождик окончательно картину подпортил. — Он тяжело вздохнул. — Если и были следы, все смыло.

Герман поднял глаза от бумаг:

— Капитан, где у нас протокол осмотра места происшествия?

— У оперативников еще.

— Дай-ка его сюда.

— Что тебя конкретно интересует?

— Елена Максимовна сообщает нам, что заметила около погибшего синего пластмассового зайчонка, скорее всего от брелока. Его нашли?

— Покажите, товарищ Гангут, точное место, где вы видели игрушку. — Остапенко весь подобрался, настороженно вглядываясь в девушку.

— Вот здесь… около головы Степана Тимофеевича, я его сперва не заметила, а потом уже, когда закрывала попоной, вижу, что-то блестит, но брать не стала, оставила все как есть.

Герман и Остапенко переглянулись.

— Грамотный нынче свидетель пошел, только, к вашему сведению, ничего похожего мы здесь не обнаружили, — угрюмо взглянул на нее капитан.

— Как же так? — Лена растерянно оглянулась на отца. — Я его отчетливо помню, такая прозрачная штучка, с блестящими бусинками вместо глаз…

— Мы вам верим. — Герман отошел к освободившейся оперативной группе.

Остапенко потер переносицу.

— Вполне возможно, кто-то здесь успел побывать уже после вас, Елена Максимовна. Брелок был очень важной уликой, если его поспешили забрать. Вы никого не заметили по дороге сюда или обратно?

— Нет, никого. Правда, Рогдай сильно беспокоился, но я посчитала, что это запах крови, пожарище так на него подействовали.

— Может быть, может быть, — глубокомысленно заметил капитан. — Кстати, где та коробочка, которую вы нашли?

Алексей достал из кармана жестянку, протянул милиционеру. Тот криво усмехнулся:

— Я так полагаю, то, что внутри, для вас секрета уже не составляет?

Алексей улыбнулся в ответ, пожал плечами:

— Русская душа никакой тайны не потерпит, а этот секрет пусть ваши знатоки разгадывают.

— Не простой это секрет, если старика из-за него до смерти довели.

Лена отошла в сторону, нашла более-менее сухой камень, присела на него.

Герман и Остапенко принялись рассматривать схему. Алексей и Максим Максимович подошли к ним, приняли участие в обсуждении. Потом отец о чем-то тихо спросил капитана. Тот вытащил из кармана небольшой календарик и, заглянув в него, кивнул. Мужчины отошли, довольно улыбаясь. Подойдя к Лене, отец похлопал ее по плечу:

— Поехали. Разрешил капитан нам сходить на прииск, говорит, до возбуждения уголовного дела твое присутствие необязательно, а по возвращении видно будет.

Назад они ехали молча. Лена пересела на заднее сиденье и пару раз в зеркальце над водителем поймала настороженный взгляд Алексея. Страшные события этого утра заслонили происшедшее накануне. Но теперь, когда пепелище и обгорелый труп старика остались позади, воспоминания о грязном оскорблении вновь вызвали острую боль в сердце. Спазмы сдавили горло. Конечно, она виновата, что дважды позволила Герману поцеловать себя на празднике, но, в конце концов, она не связана с Ковалевым никакими обещаниями. И не лезла же с обвинениями, когда он обнимался с Наташкой. Она взрослая женщина и отвечает за свои поступки только перед собой. Ничьей собственностью она не собирается быть!

Лена подняла глаза, и на мгновение их взгляды встретились. Она почувствовала, как джип резко вильнул в сторону, и Алексей, чертыхнувшись сквозь зубы, опустил глаза и выровнял машину.

Девушка уже жалела, что собралась идти вместе с ними в тайгу, и если бы не отец… Господи, надо же было этому чудовищу поселиться рядом! Жил бы себе поживал в старом директорском доме. Вряд ли бы тогда они так быстро и близко познакомились.

Выехать они смогли только после обеда. Алексей сам придирчиво осмотрел каждую вещичку, которую они решили взять с собой. Не обошел вниманием карабин, только хмыкнул: пристрелян, и неплохо, как он и думал. Лена промолчала. Она старалась с ним почти не разговаривать, а при необходимости ограничивалась односложными «да» или «нет». Алексей, в душе настроившись дать ей очередную пропесочку, в конце концов сдался. Снаряжение Елена подготовила толково, даже грамотно, признал он со скрипом в душе. Оружие было хорошо смазано и уложено в непромокаемый чехол. Патроны хранились в подсумках, которые удобно крепились на поясе. Не забыла она и про аптечку, и про горное снаряжение: двадцатиметровый капроновый репшнур, пара страховочных поясов, карабины и скальные крючья. Экипировка производила серьезное впечатление и заслуживала уважения. Но Алексей предпочел обойтись без комментариев. Все личные вещи тоже были аккуратно уложены, упакованы с женской тщательностью в непромокаемые мешочки. Только раз она покраснела, когда он неловко дернул за упаковку и изящные женские вещицы рассыпались по ковру. Ковалев отвернулся, стараясь не смотреть, как Лена с досадой запихивает их в мешочек. И такая красота будет скрыта под грубой походной одеждой?!

«Осади, старик, — мысленно одернул он себя. — Теперь все ее прелести предназначены для товарища майора, если она и ему не найдет скорую замену».

Алексей посмотрел на тонкую шею, изящество которой подчеркивал широкий ворот грубого свитера.

Лена затянула волосы в традиционный «конский хвост», и только небольшой темно-каштановый завиток игриво лежал на шее. Алексею мучительно захотелось прижаться к нему губами, почувствовать ее запах, теплоту нежной кожи. Испугавшись своей слабости, он резко отодвинулся. Придется налаживать жесточайший контроль над взбесившимися гормонами. А ведь им предстоит спать в одной палатке, день заднем общаться друг с другом. Не пожалеет ли он потом, что отважился на столь опрометчивый поступок, согласившись взять ее с собой? Впрочем, Елена настроена решительно и вряд ли захочет простить его. Конечно, он поступил как последняя сволочь, но очень уж попытки вырваться из объятий милиционера были похожи на желание еще больше его возбудить. Но и он хорош. Был момент, когда и сам чуть опять не потерял голову. Он вспомнил ее яростно горящие глаза, высоко вздымающиеся холмики грудей и судорожно вздохнул. Заметив удивленный взгляд девушки, Алексей сделал вид, что рассматривает карту.

Подошел Максим Максимович, одетый в противоэнцефалитный костюм, выделенный ему со склада лесхоза, и кожаные ботинки на толстой рифленой подошве, которые он привез с собой.

— Ну, господа хорошие, пора выезжать, присядем, по обычаю, на дорожку.

Они присели на минутку. Мужчины принялись загружать вещи в машину. Лена подошла попрощаться к Эльвире Андреевне. Женщина порывисто обняла ее.

— Немного жутковато одной на два дома оставаться, но ничего! Леша мне Флинта оставляет, а я по очереди то у себя, то у вас буду ночевать. — Она поцеловала Лену в щеку и тихо прошептала на ухо:

— Берегите себя и за Алешей по возможности присматривайте.

— Вы думаете, он позволит? — Лена скептически взглянула на ее сына, который уже закончил погрузку.

Обняв Эльвиру Андреевну, она поспешила к машине и села на заднее сиденье, потеснив Рогдая. Сын с матерью обнялись, ему для этого пришлось основательно согнуться, а Эльвире Андреевне привстать на цыпочки. Ковалев подтолкнул к ней Флинта. Женщина несколько раз мелко перекрестила сына, и они отъехали.

Через несколько минут, стремительно промчавшись по улицам поселка, джип свернул на тракт, протянувшийся от краевого центра до самой госграницы. На путь чуть более пятидесяти километров у них ушло почти полтора часа. Дорога постоянно шла вверх, взбиралась на перевалы, резко спускалась вниз, крутила бесконечные серпантины, петляла и пересекала многочисленные ручьи и притоки Казыгаша множеством мостов. Справа мелькнул за поворотом недавно выстроенный лавиносброс, и вот машина уже миновала мощный навес из железобетона на внушительных сваях. Слева осталось глубокое ущелье, на фоне которого развернулась грандиозная панорама хребта Агырлах. Туда, в глубь гор, они проложат свой маршрут завтра.

На биостанции их уже ждали. Женщины тут же засуетились вокруг Максима Максимовича. Алексей с Терентьевым и несколькими мужчинами — сотрудниками биостанции — поднялись в контору. Лена заперла Рогдая в небольшом домишке, своеобразной гостинице для гостей и ученых, часто посещающих эти места. Зная задиристый характер своего пса, она не сомневалась, что он постарается утвердить свой авторитет над местным собачьим поголовьем.

Захватив пакет с сухим печеньем, она отправилась к небольшому домику, стоящему в некотором удалении от основных построек. За зданием помещался вольер из металлической сетки, внутри которого было несколько клеток с хищниками. В загонах прохаживались три косули, крошечная кабарга и маралуха с теленком. Молодой лось старался лбом повалить столб ограждения.

Девушка открыла калитку, ступила на деревянный тротуар. Откуда ни возьмись появился огромный ворон. Слегка подволакивая одно крыло, он подкрался сзади и принялся выклевывать блестящие заклепки на ее ботинках. Кинув пернатому разбойнику несколько печенюшек, Лена поспешила навстречу худенькой, сгорбленной старушке в поношенном трикотажном костюме. Она прижимала к себе погнутый алюминиевый таз с прилипшими к нему зернами вареной пшеницы. Слегка прищурившись, старушка вглядывалась в посетительницу. Узнав, радостно заторопилась навстречу:

— Леночка, дорогая, какими судьбами?

Прошлым летом Лена со своим классом помогала заготавливать сено и березовые веники для «Приюта Айболита» и с тех пор подружилась со своей тезкой, Еленой Васильевной Коротницкой. Более пятидесяти лет отдала она биостанции, пройдя путь от лаборанта до директора. Выйдя на пенсию, она не прекращала работать до сих пор, отдавая все силы своеобразной ветлечебнице для диких животных. Со всех окрестностей к ней несли и везли отбившихся от матерей детенышей, раненых и больных зверей.

Практически всех она выхаживала, вынянчивала, вылечивала. Выздоровевших, в основном взрослых особей, выпускали обратно в тайгу, а тех, кто остался инвалидом, старались пристроить в зоопарки.

Некоторые питомцы, такие, как ворон Яшка или лось Кеша, который зараз мог увезти целый воз дров или сена, прижились у Коротницкой навсегда. Славу о ее «Приюте» разнесли многочисленные туристы. Центральное телевидение сделало небольшой фильм и уже несколько раз показало его в «Мире животных». Сам Василий Песков неоднократно бывал на биостанции и посвятил Елене Васильевне обширную статью в «Комсомолке».

Вот такой знаменитый человек, доктор биологических наук, автор многочисленных признанных работ по биологии тайги, а в быту маленькая, сморщенная старушка в старой, застиранной кофте, стояла сейчас перед Леной. Семьдесят с лишним лет давали о себе знать, но она наотрез отказывалась переехать к детям в город, справедливо полагая, что долго там не проживет.

Проведя Лену вдоль вольера, она показала ей недавно поступивших пациентов — маралуху с детенышем. Оказывается, стельную ланку ранили браконьеры, рану подлечили, здесь, в загоне, она отелилась, и теперь ее через несколько дней выпустят в общее стадо. В одной из клеток деловито сновала пара молодых серых разбойников, в соседней ворочался огромный медведь Топотун. В раннем детстве он попал лапой в капкан. Поврежденная лапа начала сохнуть, не помогли даже чудодейственные мази Елены Васильевны. Так медвежонка и не удалось пристроить ни в цирк, ни в зоопарк. Но мишка приспособился передвигаться по клетке и на трех лапах, достаточно ловко взбирался на высокий обрубок дерева и, вытянув лапу, выклянчивал у туристов подачки. Лена высыпала в кормушку печенье, и медведь, подтянув ее поближе, довольно захрустел лакомством, поглядывая на людей маленькими черными глазками.

В доме у Коротницкой жили три разноцветные кошки, толстый ленивый кот Фидель и маленькая, непонятной породы собачонка. Елена Васильевна подобрала сбитого машиной песика на поселковой улице, выходила его, и, хотя ее питомец окривел на один глаз, он исправно отрабатывал свой хлеб, облаивая всех переступавших хозяйский порог. При этом он виновато помахивал хвостиком, словно извинялся за столь ретивое исполнение служебных обязанностей.

Старушка включила самовар, и они сели чаевничать. Лена по-особенному любила эти нечастые встречи с Еленой Васильевной. О ее приключениях можно было бы написать не один крутой авантюрный роман.

Да и рассказчицей она была славной: с точностью до мельчайших подробностей помнила все случаи, происшедшие с ней с первых дней работы на биостанции.

Причем подавала все с юмором, с доброй улыбкой.

Лена постоянно удивлялась, насколько глубоко она знает повадки зверей и птиц, все до одной травинки, каждый цветок и букашку. Кажется, про все, что живет, растет, цветет, размножается, ползает и кусается в тайге, она могла рассказывать часами. Несколько раз девушка пробовала провести нечто вроде эксперимента: словно невзначай заводила разговор о том или ином животном, растении, насекомом, и старушка тут же одаривала ее такой интересной информацией, которую не найдешь ни в одном справочнике, а порой и в научном труде.

Всю свою скромную пенсию она тратила на лекарства, витаминные добавки для своих подопечных, обходясь минимумом одежды и еды.

— Тайга меня прокормит, — любила говорить Елена Васильевна.

И правда, каких только вкусных вещей не попробовала у нее Лена. Незаметно собрался неплохой материал, и она все чаще подумывала о книге, в которой бы хотела рассказать о маленькой, сухонькой женщине с сильным характером с далекой таежной биостанции. Тут она поймала себя на мысли, что перестала вслушиваться в мягко журчащий говорок Елены Васильевны.

— ..Бывает, что и соболь болеет, — рассказывала она. — У него тогда на шкуре короста, а это ее обесценивает. Я получаю из Москвы вопросник. Спрашивают, почему болеет соболь? На мой взгляд, причина простая: когда соболь ест только орех и рябину, он болеет. Если же много мясной пищи, он всегда здоров.

— Елена Васильевна, в прошлый раз вы хотели о медведях мне рассказать.

Коротницкая задумчиво глянула на собеседницу:

— Сейчас в тайге опасно. Медведи из берлоги вышли, а из корма — только черемша да дудка, вот и бродит он злющий от голода. Это он в клетке смирный, и то когда сыт. А ты попробуй с ним на воле встретиться, и не дай бог, если с мамашей и детенышем, тогда пощады не жди. Медведица мать любящая, за ребенка, не задумываясь, на смерть пойдет. Лет двадцать тому назад у нас в экспедиции случай был: огромного медведя самка насмерть забила за то, что он ее медвежонка сожрал.

— Выходит, они собственного детеныша способны съесть? — удивилась Лена.

— На нем же не написано, чей он, а для самцов они первейшее лакомство. Поэтому и рожает медведица раз в два года. Пестует малыша до тех пор, пока он будет в состоянии за себя постоять или хотя бы убежать. — Елена Васильевна отпила чай. — Конечно, раньше медведя больше было.

Старались на него не с ружьем, а с рогатиной ходить, а теперь про это забыли — карабин ведь надежнее. И стал медведушко исчезать в наших краях.

А ведь смотри, каков красавец, какова силища! — Женщины с восторгом смотрели на огромного зверя, развалившегося по всей клетке.

Елена Васильевна выглянула в окно:

— Темнеет, не побоишься по лесу идти, а то я тебе кого в провожатые по телефону кликну?

— Спасибо, Елена Васильевна, дорогая. — Лена ласково коснулась сморщенной, в коричневых пигментных пятнах руки старушки. — Я на тропе каждую кочку знаю. Расскажите лучше еще что-нибудь.

— Тогда слушай о знаменитой «медвежьей катастрофе», что у нас в шестьдесят втором году случилась.

В шестьдесят первом практически совсем не уродились кедровые орехи, вымерли кедровки, бурундуки.

Медведь-то сам шишку не добывает, а любит по осени чужими запасами поживиться. В шестьдесят втором опять неурожай. Орех был только местами, упал рано и как-то сразу. Зато рябины было, за всю жизнь больше такого не видела! Вот медведи на нее и набросились, предпочли пихтовой хвое. А она жиру не дает.

Звери не смогли лечь в берлоги и стали спускаться с гор. Страшнее зверя, чем голодный шатун, в тайге нет!

В ту зиму они давили друг друга, нападали на людей.

В Привольном двоих медведи съели, нескольких покалечили. Здесь тоже пришлось отбивать настоящую атаку. Шестеро оголодавших зверюг взломали ограду в маральем питомнике. Пришлось всех пристрелить.

Спать, бывало, ложились — и карабин рядом заряженный. — Елена Васильевна потянулась к шкафу, достала альбом с фотографиями. — Когда медведи стали губить людей, собрали мы группу охотников и на моторке поднялись по Казыгашу искать бродячих хищников и уничтожать их. Вот смотри, на этой фотографии нас семь человек.

— А вы единственная женщина, и не страшно было? — потрясение спросила Лена.

— Естественно, страшно, особенно ночью, когда слышишь жуткий рев и как он ворочается в валежнике. Мы в тот раз больше десятка шатунов уничтожили. — Она захлопнула альбом, положила его на место. — Интересный случай с нами там произошел. Тут километрах в ста стойбище раньше было, Шайдак называлось. Жили рыбаки в основном. Подходим на моторке к берегу, смотрим, весь берег в медвежьих следах. Людей — ни души! Хорошо, если успели убежать, а если хуже? — Елена Васильевна перевела дух. — Как вспомню, до сих пор страх берет. Парень один молодой вылез на берег, идет по следу. Только приблизился к одной из избушек, на него через развешанную рыбачью сеть медведь. От неожиданности парень прыгнул в реку, поскользнулся на камнях и выстрелил в воздух. А шатун запутался в сети, ревет белугой, изо рта пена от дикой ярости. Пришлось пристрелить его. Смеемся, шутим над парнем, подходим к жилой избе. Я убираю кол, подпирающий дверь, открываю ее, и, представляешь, на полу, среди рассыпанной посуды, другой. Пасть ощерил. Как я успела дверь захлопнуть и кол приставить, не знаю.

Мужики потом говорили, что не у одного в штанах сырость появилась. — Елена Васильевна засмеялась. — Сейчас вроде смешно, а тогда не до смеха было! Оказывается, шайка медведей захватила Шайдак. К счастью, рыбаки успели уйти заблаговременно. Один из хищников разворотил потолок избы и пролез в нее. Сожрал ведро сахара, вырвал из окна раму, выбросил на улицу радиоприемник и улегся отдыхать. Второй завладел шалашом из коры. В нем было две бочки мяса. Разломал их, наелся, отбил атаки друзей по несчастью и поселился в стойбище охранять добычу. Обиженные пытались взломать ледник с рыбой, но напрасно. Досталось им лишь два ведра с рыбьими кишками да головами. Так потом одно нашли километрах в трех от стана, на тропе, все изгрызенное, измятое, разорванное пополам.

Возможно, воришка надел его на морду, пытался вылизать дно и долго не мог избавиться от него…

Лена засиделась у Елены Васильевны, и обе спохватились, когда на небе вспыхнули первые звезды.

С трудом убедив беспокойную старушку не провожать ее до первых домиков биостанции, девушка отправилась по тропинке через ночной лес. Темные ели четко вырисовывались на фоне более светлого неба. Над ними постепенно всходила луна, освещая все мертвенно-бледным светом.

На подходе к домам Лена вдруг заметила знакомую парочку. Ей совсем не улыбалось встречаться с ними, и, отступив в тень огромного кедра, она затаила дыхание. Алексей и Наташа медленно проследовали мимо и уселись на поваленный ствол в нескольких шагах от ее тайного убежища. Невольно она оказалась свидетелем чужого свидания. Лену пробрала неприятная дрожь. Не хватало, чтобы ее обвинили в преднамеренном подглядывании. Можно представить, как разъярится Алексей.

Мужчина и женщина молча сидели на некотором расстоянии друг от друга. Ковалев закурил сигарету, повернулся к Наташе.

— Зачем ты хотела меня видеть? — спросил он.

Наталья пододвинулась ближе, взяла его за руку:

— Я очень соскучилась, а вы как приехали, так ни разу на меня и не посмотрели.

— Надеюсь, ты поняла, я был очень занят. Скоро начнется обрезка пантов, да и других вопросов набралось. Меня же несколько дней не будет.

— Но вы же заметили, что Елена Максимовна пропала, и искали ее повсюду, пока Коротницкая не позвонила.

Лена поняла, что девушка обижена до глубины души.

— Зачем вы ее с собой взяли, обойтись нельзя было?

— Наташа, предоставь мне самому решать, с кем идти в тайгу. — Он приподнялся с бревна, и Лена мысленно ему зааплодировала.

Девушка вскочила следом, ухватила его за рукав:

— Поцелуйте меня, как тогда, на празднике…

Алексей повернулся к ней, и Лена замерла.

— Наташа, — Ковалев мягко взял ее за плечи, — пойми, я тебя поцеловал не как женщину, а как равноправного партнера. Ты же так стойко держалась!

Мне очень жаль, что тебе показалось другое.

Наталья заплакала.

— Успокойся, девочка. Я тебе однажды уже говорил: найди себе молоденького мальчика, зачем тебе седеющий, вредный дядька вроде меня?

Наталья громко всхлипнула.

— Знаю, я все видела, вы с этой учителки глаз не спускали и с собой не зря потащили. Только напрасно стараетесь, она за Верки Мухиной брата замуж собирается.

«Ах ты жалкая врунишка!» Лена от возмущения еле устояла на месте, но злые слова соперницы наполнили ее тайной радостью. Выходит, ничего у него с Наташкой нет, и эта дура просто бесстыдно вешается на него.

Тем временем Алексей увел продолжающую всхлипывать девушку к биостанции. Они поднялись на крыльцо самого большого здания. Открылась дверь, высветила яркий прямоугольник, и два темных силуэта, мелькнув на его фоне, зашли в дом. Из окон слышались музыка, оживленные голоса. Терентьевы давали банкет в честь приезжих. Лена быстро миновала дома, открыла двери домика, где им предстояло переночевать, для них отвели две комнаты. В одной постелили отцу и Алексею, в другой — ей.

Рогдай отозвался на ее шаги дробным стуком хвоста под кроватью, но не вылез, справедливо рассудив, что хозяйка вполне обойдется без его нежностей.

Она только-только успела раздеться и нырнуть под одеяло, как в соседней комнате раздались тяжелые шаги. В ту же минуту постучали в косяк, и в комнату вошел Алексей.

— Смотрю, вы слишком быстро засыпаете, Елена Максимовна! — Он сел на соседнюю застеленную кровать. — Кто вам позволил подглядывать за мной и Наташей?

Сердце у Лены екнуло и ушло в пятки. Все-таки он ее углядел и разыграл целый спектакль.

«Вот же чертов лицемер!» Она лежала притаившись, сдерживая дыхание. Краем глаза заметила, что Алексей взбил руками подушку и растянулся на постели во весь рост.

— Интересно, сколько еще у вас дурных привычек обнаружится? Согласитесь, исподтишка наблюдать за милующимися парочками ой как неприлично! — Он приподнял голову, взглянул на соседнюю кровать. — И нечего притворяться! Дышите ровнее, а то задохнетесь! — Ковалев завозился, устраиваясь поудобнее. А если бы вдруг мы решили заняться любовью, как бы вы себя тогда повели?

Лена не выдержала, резко села на постели, совсем забыв, что на ней лишь легкая трикотажная маечка с узкими бретельками. Алексей с удовольствием отметил, что под майкой ничего нет, а грудь яростно вздымается, будто пытается вырваться из весьма условного тонкого плена.

— Вы что себе позволяете? Шастаете по лесу, не слишком выбирая места для выяснения отношений.

Мне глубоко наплевать, чем вы там собирались заниматься! Единственное мое желание — отхлестать вас по наглой самоуверенной физиономии! Убирайтесь отсюда немедленно, иначе я за себя не отвечаю! Лена заметила его напряженный взгляд и поспешила набросить на себя одеяло.

Неуловимым движением Алексей перемахнул к ней на кровать, ухватил за тонкие запястья, притянул к себе:

— Всякий порок наказуем, моя дорогая!

Он прижался к ее губам и, опрокинув на подушку, навалился горячей тяжестью. Лена принялась извиваться под ним, всеми силами пытаясь освободиться, но мужчина все сильнее вдавливал ее в постель. Его губы раздирали рот, а жадная рука откинула одеяло и скользнула между ног. Девушка была в отчаянии, слишком уж все смахивало на изнасилование, но, тем не менее, тело реагировало на его прикосновения совсем не так, как ей хотелось.

Ноги непроизвольно раздвинулись, и он стремительно вошел в нее. Лена застонала от ужаса: с минуты на минуту должен появиться отец, а тут такое творится. Алексей, приняв ее стон за одобрение своих действий, убыстрил темп. Кровать сотрясалась и ходила ходуном. Мучительные судороги пробежали по телу, и она почувствовала, что и он заканчивает процесс. Вместо привычной радости, она испытала горечь унижения и обиды. Грубый неандерталец растоптал ростки зарождавшегося в ней чувства, а ведь она была почти готова простить его после невольно подслушанного разговора.

Слезы потекли у нее по лицу. Алексей почувствовал неладное, оставил в покое ее рот. Слизнув с ее щеки слезинку, почти ласково спросил:

— Тебе не понравилось на этот раз? Может, повторим через некоторое время?

У Лены не осталось сил ни на сопротивление, ни на оскорбления. Бессильно откинув голову и руки, она лежала под ненавистным мужчиной и молча плакала, изредка жалобно, совсем по-детски, всхлипывая.

Алексей, не проронив ни слова, поднялся, заметил, что она тотчас же отвернулась к стене. Застегнув джинсы, прошел к себе в комнату, лег на постель прямо в одежде. Он долго лежал, глядя в потолок, прислушиваясь к тихим всхлипываниям за стеной.

Что же он опять натворил? Почему все идет наперекосяк? Отчего все лучшие намерения перерастают в отчаянную борьбу характеров, стремление во что бы то ни стало утвердить свое эгоистичное «я»?

Рядом с ней он не просто теряет контроль, а превращается в неуправляемое животное, над которым довлеют прежде всего самые низменные инстинкты, а не разум и чувства. Он никогда не подозревал, что настолько подвержен эмоциям и способен вести себя как тупая безмозглая скотина.

За всю свою жизнь он не оскорбил ни одной женщины, даже если они и заслуживали этого. Застав прежнюю жену с любовником, он только яростно сплюнул и ушел, не выслушав ни оправданий, ни объяснений. Отрубил все концы решительно и бесповоротно. И только ему одному было известно, сколько бессонных ночей провел, переживая вновь и вновь страшную и унизительную картину: когда-то любимая женщина в объятиях огромного, покрытого густыми черными волосами мужчины.

После этого он переспал не с одной женщиной.

Были среди них и более красивые, и более чувственные, и более опытные, чем та, что плакала сейчас за стеной. Но ни одна не возбуждала в нем такого почти патологического желания обладать, видеть постоянно рядом, слышать ее голос, ее смех, ощущать ее дыхание.

С изменой жены он перестал доверять женщинам и порывал с ними сразу же без колебания, как только замечал хотя бы малейший намек на желание узаконить их отношения. Что же такое необыкновенное углядел его друг в зеленоглазой девушке? Сергей был весьма осторожен в подобных вопросах и вряд ли бы рискнул променять свободу на смазливенькое личико. И любил ее Айваз, по словам Максима Максимовича, безумно. Видно, скрыто в ней нечто особенное, даже мать сумела разглядеть это, а он, как ни старается, до сих пор бродит в потемках. Неужели вожделение настолько замутило ему мозги, поработило сознание, что он просмотрел главное, самое важное, что изменило бы их отношения, заставило лучше понять друг друга?

Он прислушался. Всхлипы за стеной стихли, и ему нестерпимо захотелось прижать девушку к груди, приласкать, защитить от всех грядущих невзгод. Молчаливая луна долго играла с ним в гляделки, пока ей это не надоело и она не скрылась за тучами.

Вскоре пришел Максим Максимович. Прислушавшись к спокойному дыханию своих спутников, он улегся в постель и, немного поворочавшись, тоже уснул.