Книга: Размышления о Кристе Т.
Назад: 8
Дальше: 10

9

Wat de Generool seggt hett — что рек «енерал».
А вдруг она просто-напросто его выдумала? Ведь если бы его не было, его следовало бы выдумать, потому что он был ей нужен. Вот только у нее не хватало духу выдумывать, но об этом в свое время. Итак, он был, он действительно появился, но осторожности ради был тотчас снова упрятан за ироническую реплику: «Что рек „енерал“.
Не угодно ли вам будет подойти поближе, фрейлейн?
То, что подошло ближе, не было просто любопытством, просто верой в чудеса, просто готовностью упасть ниц перед сверхспособностями другого, и собеседник, австриец, отставной генерал-полковник, которому помогала молодая, робкая женщина в баварском платьице, — этот человек сразу все угадал.
Он предложил ей сесть лицом к свету, так они все делают. Сам он сел спиной к окну и видится только неясным силуэтом, так начинается всякое шарлатанство, всякая исповедь и всякий допрос.
Как вас зовут? Студентка, если не ошибаюсь? Вот видите. Впрочем, это не относится к делу. В такое время года и не на занятиях? Или теперь каникулы начинаются раньше, как почти все?.. Он смеется. Ну да, каждому человеку нужен порой внеочередной отдых.
Она не успела еще до конца разглядеть комнату, прочесть настенные изречения, которые все говорят о скудости человеческих сил, не изучила цинковые кружки на полке, а он уже знает все, что хотел знать.
Он просит ее показать ему руку, ей это кажется безвкусицей, может, ей вообще лучше уйти? Генерал сразу угадал ее мысль, душевное движение проникло до кончиков пальцев. Вот видите, говорит он. Никаких других ухищрений ему не надо. Он так в себе уверен, что может пренебречь привычным реквизитом своего искусства: кофейной гущей, картами… Вообще-то он гадает и на кофейной гуще, и на картах, она это знает, и он, ловя ее взгляд, чуть заметно пожимает плечами: видите ли, фрейлейн, люди хотят, чтобы их обманывали. Но вы… Тот, у кого столь отчетливо выражены линии руки… А ты ступай, холодно говорит он своей жене.
Ваш отец, если не ошибаюсь, занят в интеллигентной профессии. И он хороший отец. Умный, искусный во всем, включая ручные поделки. Жив ли он? Да, жив, хотя, как вы сами понимаете, человеческой жизни положен предел… Кроме вас, еще двое детей. Только одна сестра? И очень любимая, это ясно видно. А касательно второго, — прошу усвоить, что в мире, с которым я имею дело, существуют не только выжившие, не только рожденные дети.
Так я и думала: выкидыш. Родители хотели скрыть это от нас, но я всегда что-то подозревала.
Генерал доволен.
Кстати, фрейлейн, а известно ли вам, что для вас имеет большое значение смена фаз луны? Что именно ей вы обязаны своей тягой к юго-восточной линии? Впрочем, в вашем юном возрасте эта линия еще не могла так отчетливо проявиться. Позже, когда вы устроитесь на жительство в каком-нибудь большом городе, в Дрездене к примеру, вы, думается, вспомните обо мне…
Теперь о звездах… Да, Венера и Сатурн стоят очень близко. Венера, любовь или нежность, она всегда здесь присутствует. Впрочем, не тревожьтесь; я вижу, как вокруг вас собирается целый хоровод звезд. Очень многое, очень разнообразное таится и открывается в нем, богатые задатки, многосторонние интересы…
Он приоткрывает некоторое сродство душ: кому неизвестно, что порой и богатство может стать в тягость?
Тут я просто обязана добавить, потому что иначе мне не знать покоя: этого генерала она, разумеется, выдумала на другой день после сеанса, когда сидела одна, в своей комнате, устремив взгляд на семнадцать тополей, положив перед собой дневник. Она сочинила его с самыми лучшими намерениями, чтобы быть точной, чтоб быть объективной, чтобы записать речь генерала в его выражениях, ни разу не прервав его, даже когда стесняется. Можно ли поступить справедливее? Она справедлива, как каждый из нас: выжимает все до предела, все, что сделано из ее материала, а остальное, запутанное, ошибочное, глупое до идиотизма, непременно помянет.
Я возьму на себя смелость подправить ее и сама придумаю своего генерала. Я справедлива, как каждый из нас, чего же больше?
Вам предстоит экзамен, говорит генерал. Сдадите вы его без особого блеска, что для вас не будет неожиданностью. Я бы даже сказал «посредственно», не знай я, что ваша интеллектуальная и мыслительная сфера, в настоящее время несколько ограниченная, впоследствии должна расшириться. Вам известно, надеюсь, что женщина достигнет своего потолка перед тридцатилетием. У вас же это может произойти и несколько позже.
Будьте осторожны, продолжает генерал, ближайшее полугодие будет для вас не совсем простым. Нервы у вас в плохом состоянии. В вас дремлют зачатки многих болезней. А то, что происходит с вами сейчас, я назвал бы временной нежизнеспособностью.
Тут генерал бросает на нее быстрый взгляд, чтобы удостовериться, можно ли дать себе полную волю — или как это у них называется, — и видит, что можно.
Душевные затруднения, продолжает он, будут усиливаться всякий раз, когда вам надо будет принимать какое-нибудь решение.
Криста Т., ах да, Кришан, сидит и чувствует свои собственные мысли: он прав. Свет окна, против которого он ее посадил, открывает ему и эту ее мысль, он удобнее откидывается в кресле, он уже не так крепко держит ее руку, он даже позволяет себе заполнить возникшую пустоту маленьким трюком, из тех, что у него всегда наготове.
В недалеком будущем, говорит генерал, вам предстоит участвовать в похоронах, скорее всего — похоронах тетушки, возраста от шестидесяти до семидесяти лет.
После этих слов генерал видит: дама опять от него ускользает. Ничего не выйдет, мой генерал, придется вам поднатужиться.
Вы слишком много размышляете, говорит генерал, и в голосе у него появляется некоторая настойчивость. Если позволите дать вам совет: избавьтесь от этой изматывающей нервы привычки. Поверьте, через три-четыре года — я ведь не ошибаюсь, вам действительно двадцать четыре года? Вот видите: то есть лет в двадцать шесть-двадцать семь для вас все переменится. Ваша констелляция убеждает меня: вы превзойдете своих ровесников. Это признают все, если вы только проникнетесь доверием к себе: станете целеустремленной, но будете остерегаться перенапряжений, избегать крайностей, хотя бы минимальное умение жить, дорогая фрейлейн, отнюдь не повредит вам…
Лишь теперь — я вижу это — она складывает оружие, и я вместе с ней. Будь он, несмотря ни на что, ловцом человеков, найди он — в те дни только он — хоть слово, которое ее смягчило бы, принесло облегчение…
Теперь о любви — я не ошибся, вы хотите узнать что-нибудь также и об этом?
Она не кивает, но и не мотает головой, она краснеет заметно, потому что ее посадили против света, пытается отнять у него свою руку, и генерал, который якобы ничего не заметил, не противится.
Вам нравится любить, говорит генерал, или не генерал… кто же тогда говорит эти слова? — Вы любите нежно, вы любите глубоко, но ваша любовь скорей напоминает дружбу. Поэтому у вас хорошие друзья, вы способны к сочувствию, к товарищеским отношениям. Пока не накатит на вас то самое недовольство, вы понимаете о чем я. Тогда вы делаетесь своенравной, можете оттолкнуть даже самых близких, даже любящих вас, вы знаете, почему так бывает. Таковы тяжелые времена великого холода, который следует за великой влюбленностью…
Кто это говорит? Знает ли она теперь, зачем пришла к нему? И как он до этого додумался?
Нет, он не может оставаться на высоте, наш генерал, когда его уносит в область конкретного, когда он возвышается до пророчеств, что — и он, бесспорно, осведомлен об этом — составляет, собственно, его ремесло. Ему видится какой-то мужчина, который тщится склонить ее к браку. Но в этот брак, продолжает генерал, вам лучше бы не вступать, ибо он наверняка не принесет с собой ничего, кроме горя, ревности, помешает вашему профессиональному росту…
Настало время снова взять ее за руку. Итак, что же мы можем предсказать в сфере профессиональной?
Он задает этот вопрос вслух, наш генерал, и задумчиво читает линии ее руки. Деятельность в большом учреждении? Не исключено. Мне видится учреждение издательского типа… В начале — трудности, сами понимаете, без них не обходится. Но потом убедительнейшее самоутверждение. И не только оно. Если я не ошибаюсь, фрейлейн, вы станете известной, я даже не боюсь более сильного выражения: знаменитой. Сколько я могу судить, все указывает на творческую деятельность. Собственные произведения? Музыкальные, к примеру? Нет, пожалуй, не музыка, скорее литературная деятельность. Но это уже выходит за пределы моей компетенции. Только зачем подавлять в себе желание хоть иногда побыть дамой? Финансовых затруднений я не предвижу.
Какой она вдруг видит себя? Вечернее платье, цветы, поклонники? Что будет со мной? Стоит ли ему говорить дальше? Говорите же, генерал, раз уж вы в ударе.
Будущий супруг, говорит ей генерал, скорей всего медик. Уж не профессор ли? Самое удачное время сочетаться браком наступит через шесть-семь лет. В основе этого брака будет лежать любовь, что само собой разумеется. Двое детей, я вижу двоих, послушные. Без особых проблем.
Дальше, генерал, пожалуйста, дальше.
Знакомство, вероятно, произойдет благодаря подруге. В опере? В издательстве? Вы понимаете, более точные предсказания едва ли возможны. Разве что подобные: квартира за городом, целая вилла, может быть даже в парке. Жизнь идет красивой, ровной линией, открыты все возможности использовать богатые задатки вашего характера, редкостное сочетание романтически-поэтического и педагогически-практического дарования…
Дальше, дальше, генерал, не упускайте ничего, мы изнываем по художественным украшениям. Будет ли у нас машина? Какой марки? Или мы предпочтем кровать под балдахином?
Возможно, ей не следовало подавать и виду, что он снова ее теряет. Ибо теперь он берет ее руку в последний раз. Осталось только одно — относительно конца жизни.
После уже сказанного она захлопнула тетрадь, снова ее достала и все-таки записала даже это, причем кажется, будто страницы ее тетради сделаны специально для этой фразы: Ваш брак, говорит генерал, прекратится только со смертью жены или мужа. Но дети, по всей вероятности, успеют к тому времени окончить школу .
Она перечитывает еще раз все, включая и последнюю фразу. Потом приписывает в самом конце два слова, в скобках и со знаком вопроса: так рано?
Теперь она окончательно закрывает тетрадь.
Ick glцw doar nich an — я в это не верю. А все-таки странно.
Конец сцены.
Эти страницы она никогда больше не перечитывала, а с ходом времени те письмена, что она сохранила в душе, все меньше походили на те, что в тетради. Предсказанный выигрыш в лотерею не состоялся, равно как и поездка на курорт в будущем году, да и похороны престарелой тетушки что-то заставили себя ждать. Этим она пренебрегает. Но ей предсказана ранняя смерть, и это остается в ней. Единственное, чего он не осмелился сказать прямо, она запомнила навсегда: я рано умру.
Ей придется поверить в это.
Отныне и впредь — ни слова про генерала.
Назад: 8
Дальше: 10