Через два года, вспоминая об этом дне, Лиза никак не могла для себя решить, то ли это старая колдунья нарушила что-то в ее жизни, то ли просто визит к ней послужил точкой отсчета, моментом, когда во всем наступил разлад.

Лиза так и не смогла привыкнуть к испепеляющим взглядам тетушки Аделы и ее неразлучной тени Тереситы. Она натыкалась на них повсюду: в столовой, в патио, где пыталась уединиться во время сиесты, в гостиной. Только в спальне они ее не доставали, но не могла же Лиза вечно сидеть в спальне.

«Какое мне дело до этих старых сумасшедших теток, — успокаивала себя Лиза, — в конце концов, это я здесь хозяйка, по крайней мере так говорит мне Хосе».

Хосе действительно так считал, но тетушка Адела его мнение явно не разделяла. Она как будто поставила перед собой цель — преследовать Лизу, постоянно доказывая ей, что она полное ничтожество и как жена, и как хозяйка дома. С упорством, достойным лучшего применения, Адела пыталась приобщить Лизу к кухонной премудрости. Каждое утро она настойчиво зазывала Лизу в кухню, огромное помещение, где современное оборудование соседствовало со старинным очагом, глядя на который Лиза вспоминала печи из русских сказок и ей делалось страшно. То знаками, то немногими известными ей английскими словами Адела пыталась объяснить ей, как готовить национальные блюда. Лиза ничего не понимала из ее речей, все эти рулеты из маисовых листьев тамалес, пирожки эмпанадес, лепешки тортильяс путались у нее в голове. Иногда здесь готовились совершенно немыслимые блюда типа жареного броненосца или супа из черепахи. Но Лиза это есть отказывалась, чем вызывала новую вспышку недовольства Аделы.

На кухне хозяйничали две кухарки — тощая Чака и толстая Канделярия. Они все время цапались между собой, и во время готовки на кухне стоял отчаянный ор. При появлении Аделы и Тереситы кухарки почтительно замолкали. Адела с озабоченным видом открывала крышки кастрюль, погружала свой длинный нос в густой аромат готовящегося блюда и выносила вердикт.

— Хорошо.

Но это случалось редко. Обычно Адела недовольным тоном говорила: «Надо добавить имбиря» — или называла еще какую-нибудь приправу. Специи стояли на полке в многочисленных баночках, и Лиза никак не могла запомнить их названия.

Кухарки Чака и Канделярия смотрели на Лизу с плохо скрываемым презрением, всем своим видом давая понять, что на кухне этой неумелой чужестранке делать нечего. Собственно говоря, она туда никогда и не стремилась. В этом доме Лизу все чаще посещало желание, чтобы ее наконец оставили в покое. Но и это не всегда удавалось. Кроме того, здесь с большим подозрением относились к читающей женщине. Считалось, что нормальная женщина, если у нее все в порядке, не станет тратить время на книги.

— Я понимаю, если женщина рассматривает журналы, чтобы лучше выглядеть и нравиться мужу, — громко, так, чтобы Лиза слышала, говорила Адела Тересите. — Еще можно почитать кулинарную книгу и, конечно, молитвенник, но чтобы все время сидеть, уткнувшись в толстые книги, от этого же может что-то случиться с головой! Изабель, зачем ты читаешь книги своего мужа, это у нас не принято! Ты меня понимаешь?

Лиза понимала, но ее вид говорил об обратном. Она улыбалась и молча, не расставаясь с книгой, удалялась к себе в спальню. Русские книги, которые, к счастью для Лизы, Хосе в огромном количестве привез из Москвы, спасали Лизу в те долгие часы, когда Хосе работал у себя в кабинете или разъезжал по делам. Почему-то эти дела занимали в его жизни все больше и больше места, так что на Лизу времени у него не оставалось.

Лиза старалась держать себя в руках и не грустить по этому поводу.

«Он столько лет не был дома, у него скопилось очень много дел, ведь это так ответственно — владеть имением и акциями. Наверно, это действительно должно отнимать много времени. Ничего, вот он разберется с самыми срочными делами, и мы опять будем вместе», — утешала себя Лиза.

А пока она забиралась с ногами в глубокое кресло где-нибудь в спальне или гостиной, если там не было вездесущих тетушек, и с головой погружалась в чтение. Благодаря тому, что выбор был строго ограничен только тем, что они привезли с собой, Лиза быстро перешла от любовных романов, которые нашла в скудном количестве в библиотеке Хосе, к русской классике. Она зачитывалась повестями Лескова, и перед ее взором возникала русская старина так явственно, что когда Лиза поднимала глаза от книги и видела перед собой пальмы и цветущие апельсиновые деревья, то невольно вздрагивала от неожиданности. Она страдала вместе с женщинами из романов Достоевского и мечтала с девушками из рассказов Чехова.

«Как странно, — думала Лиза, — почему я этого не читала дома? Ведь в этих книгах живет душа моего народа. Значит, для того, чтобы узнать ее, мне надо было уехать так далеко. Стоп, — говорила она себе, — не это ли имела в виду старая ведьма, донья Долорес? Может быть, но о ней мне думать не хочется».

Благодаря серьезным книгам какая-то часть Лизиной сущности, предоставленная раньше себе самой, начала развиваться. Незаметно для себя Лиза стала глубже понимать жизнь, замечать неуловимые грани человеческой души. Это было похоже на пробуждение чувственного восприятия мира, когда она познала радость близости с мужчиной. Теперь же в ней просыпалось то, что можно назвать способностью к анализу жизненных явлений. Хотя до полного пробуждения было еще далеко, но иногда Лиза чувствовала себя человеком, который на рассвете еще спит, но уже чувствует, что сон вот-вот рассеется.

И хотя чтение захватило Лизу, не могла же она все время проводить за книгами. В какой-то момент она поймала себя на том, что ей все чаще бывает скучно. Несколько раз они с Хосе ездили в Баркисимето, столицу штата. Даже Лиза и та поняла, что в этом провинциальном городке с пыльными, вымирающими в часы сиесты улицами делать абсолютно нечего. Только вечерами по городу бродил вялый призрак оживления. Люди не спеша заполняли кафе, все друг друга знали и каждый день продолжали разговор, начатый давным-давно.

Хосе показал Лизе здание собора, муниципалитета, городской музей; больше здесь не было ничего интересного. Время от времени Хосе ездил в город, но Лизе составить ему компанию больше не предлагал. Она слегка обижалась, но пыталась утешать себя: «Зачем ему таскать меня за собой. Ведь я со скучающим видом плетусь за ним, как тень. Кому это может понравиться?»

Положение жены довольно богатого человека тоже развлекало Лизу недолго. По каталогу модной одежды она выписала себе несколько платьев знаменитых фирм, предварительно долго обсуждая с Хосе каждый наряд. Теперь эти красивые вечерние платья пылились на вешалках у нее в гардеробной. Здесь было слишком жарко, чтобы надевать их хотя бы к ужину, как советовал ей Хосе. Лизе казалось просто глупым наряжаться, чтобы съесть очередную порцию курицы с маисом или фасолью в окружении все тех же лиц.

Несколько раз они с Хосе ездили в соседние имения в гости к его приятелям, куда на ужин приглашались молодые семейные пары. Потом они устраивали подобные ужины у себя. Все это выглядело очень красиво, и если бы Лиза сама не была участницей этих встреч, она бы искренне завидовала людям, сидящим на лужайке около бассейна при свете цветных фонариков, развешанных на деревьях. Женщины в нарядных вечерних платьях издали выглядели, как прекрасные феи с бокалами волшебных коктейлей в руках.

А вблизи все оказывалось невыносимо скучно. Обычно мужчины держались от женщин подальше, тесным кружком, много курили, вели «мужские» разговоры об автомобилях, о курсе акций, о падении боливара по отношению к доллару, ну и, конечно, о женщинах. Дамы собирались отдельно и обсуждали наряды, детей, если они были, и любовные истории своих подруг.

Лиза выслушивала все это с неизменно приветливой улыбкой, но иногда у нее просто скулы сводило от скуки.

«Ну и времяпровождение! — с негодованием думала она. — Неужели их головы забиты только тряпками, рецептами коктейлей и сплетнями. Никогда бы не подумала, что можно с таким пылом обсуждать нерасторопность прислуги или количество пуговиц на блузке. А как они перемывают косточки своим же подругам, когда те не слышат! Это ни в какие ворота не лезет! Такое впечатление, что они готовы обсуждать постельные дела кого угодно и в каких угодно выражениях. И для этого я учила испанский язык?! Стоило стараться! Может быть, отсутствие материальных проблем делает их такими? У них все есть: дом, муж, дети, прислуга, несколько автомобилей. Им просто некуда девать энергию. Но стоит ли тратить ее на пустую болтовню и интриги? Да, по-моему, любая даниловская бабка, которая ничего в жизни, кроме своего огорода, не видела, в сто раз больше знает о жизни по сравнению с этими разряженными дурами, которые корчат из себя светских дам!»

Лиза научилась прятать свои мысли за маской приветливости. Она была новенькой в этом устоявшемся кружке женщин их провинции, поэтому у многих вызывала естественный интерес. Каких только вопросов о далекой России ей не приходилось выслушивать! Некоторые из них были столь нелепы, что Лиза терялась, не зная, что ответить. Одна дама, например, спросила ее:

— Скажи-ка, милочка, а правда ли, что у вас снова будет царь?

Лиза только пожимала плечами. Ей не хотелось читать лекцию о политическом устройстве своей страны.

— А что у вас теперь в моде? В России ведь так холодно, наверное, вы круглый год ходите в мехах? — щебетала другая. — Ах, я вам даже завидую, мне совершенно некуда носить мою новую шиншилловую шубку, у нас все время стоит такая жара. Я даже сказала своему Фернандо, что нам надо на рождество поехать в Европу, а то мой мех, если его не носить, может испортиться.

Лиза сочувственно улыбалась, злорадно думая про себя:

«Надевай свою шубу и сиди в холодильнике, чтобы мех не испортился!»